Введение

Современный интеллектуал довольно хорошо знаком с историей Шумера и Вавилонии, знает о хеттах и ассирийцах, о мидянах и персах. Элам же остается окутанным неизвестностью, и это несмотря на то, что среди народов древнего Ближнего Востока эламиты имели более чем двухтысячелетнюю историю и очень своеобразную культуру. Правда, история Элама — нынешнего юго- запада Ирана — раскрывается перед исследователем с большим трудом. «Эламиты с величайшей скупостью выдают свои тайны», — сетовал французский ученый М. Стев после того, как он расшифровал тысячу табличек с надписями [17 стр. 22]. Не последнюю роль в скудости наших знаний по Эламу играет эламский язык; он относится к самым сложным, до сих пор не поддающимся дешифровке языкам, известным науке.

То, что западному просвещенному обществу стало знакомо по крайней мере название «Элам», оно обязано Библии. Не менее двенадцати раз Элам упоминается в Ветхом завете и один раз также в Новом завете. Так, в Деянии апостолов (2, 9) написано, что среди иудеев — свидетелей происшествия в 30 г. в день праздника Троицы в Иерусалиме — присутствовали и некоторые из Элама. Хотя в первой Книге Моисея (10, 22) Элам и значится как «сын Сима», однако здесь имеется в виду чисто географическое понятие Элама, поскольку эламиты, населявшие равнины, граничившие с Двуречьем, долгое время находились под господством семитов и частично смешались с ними.

В другом месте той же книги (Моисей I, 14, 1) упоминается и царь Кедор-Лаомер из Элама. Это имя по-эламски звучит Кутир-Лагамар и означает: «[Богиня] Лагамар-покровительница». Однако имя этого царя до сих пор не засвидетельствовано надписями.

Достойно внимания следующее место в Книге Даниила (8, 2): на третьем году правления вавилонского наследного царевича Валтасара[1], т.е. около 543 г. до н.э., у пророка Даниила было «видение» «в укрепленном замке в Сузах, в стране Элам» и архангел Гавриил объяснил ему «между двумя притоками реки Улай» смысл видения[2]. За две с половиной тысячи лет, прошедших со времени того события, древняя почтенная столица Сузы на р. Улай превратилась в скромную деревню Шуш на Шауре. Однако мавзолей, являющийся, по преданию, гробницей Даниила — святыня для мусульман и недоступный для христиан, — до сих пор выделяется своей своеобразной сотоподобной остроконечной башней (Фото 1).

Восточная граница Шуша вплотную подходит к массивным глиняным холмам, растянувшимся в длину на многие сотни метров и достигающих местами в высоту свыше 40 м. Эта насыпь — все, что осталось от прежнего мирового города. На месте бывшего сузского храма-цитадели с 1897 г. возвышается внушительное здание, построенное в стиле старинного замка-крепости, — здесь расположились ученые французской археологической экспедиции (Фото 2). Постройка подобной крепости диктовалась в свое время крайней необходимостью: место было неспокойным, население относилось к «франкам» (европейцам) не очень дружелюбно. Первым это испытал на себе англичанин В. К. Лофтус, который пытался в 1850 г. обмерить руины. Его вынудили отказаться от своего намерения. С 1884 по 1886 г. французы Марсель Дьелафуа и его талантливая жена Жанна все же приступили к раскопкам в Сузах. Их примеру последовал в 1889 г. их земляк Дж. Морган. С тех пор как в 1897 г. французское правительство добилось от шаха некоторых льгот на ведение раскопок, французские археологи почти беспрерывно занимались ими в Сузах: до 1913 г. — Дж. Морган, затем — Р. Меккенем, а в 1946 г. Роман Гиршман. Именно им наука обязана большинством известных в наше время памятников и надписей по истории Элама.

Двухмесячные раскопки, предпринятые в 1903 г. Готье и Г. Лампром в районе Тепе-Муссиан, приблизительно в 150 км северо-западнее Суз, не обнаружили никаких письменных памятников.

На самой южной границе Элама вблизи сегодняшнего Бушира у Персидского залива, т.е. на расстоянии четырехсот километров от Суз, в 1876 г, приступила к раскопкам Эпиграфико-археологическая экспедиция, посланная прусским министерством культуры. В ней приняли участие Франц Штольце в качестве фотографа и будущий геттингенский иранист Ф. Андреас. На южной оконечности п-ва Бушир они обнаружили холм, хранивший сотни табличек с надписями из классического периода Элама, т.е. ????-??? вв. до н.э. Экспедиция, однако, была неожиданно отозвана, поэтому таблички пришлось оставить на месте. «Так как не хватило денег, чтобы оплатить хранение находок, — сообщил Георг Хюзинг, — их стали впоследствии продавать как сувениры, так что они оказались рассеянными по всему свету, в частности, они попали в музеи Парижа, Лейдена, Гааги, Лондона, лишь две таблички доктор Штольце привез в Берлин». В 1913 г. Морис Пезар обнаружил новое место находок — в сегодняшнем Сабсабаде. Кроме шести надписей, найденных Андреасом и Штольце после обработки свыше тысячи табличек, Пезар нашел еще две.

Эламитам, казалось, очень нравилось повторять на кирпиче-сырце бесконечное количество раз один и тот же слог, а затем, после обжига, использовать его для фриза, украшая таким образом стены своих храмов. Об этом свидетельствует и другое место находок — в Чога-Замбиле. Чога-Замбиль, означающий на языке луров «холм-корзина», расположен приблизительно в сорока километрах юго-юго-восточнее Суз, вблизи правого берега р. Диз. Царь Унташ-Напириша основал здесь около 1250 г. до н.э. священный город (Дур-Унташ или Аль-Унташ). В центре его возвышалась огромная ступенчатая башня (по-вавилонски — зиккурат). Геолог Браун из Новой Зеландии обнаружил в 1935 г. с борта самолета стену, охватившую с двух сторон колоссальный глиняный холм. Первые раскопки здесь начались еще до второй мировой войны, но полностью погребенное под холмом строение было расчищено лишь французской археологической экспедицией под руководством Р. Гиршмана, работавшей здесь с 1951 по 1962 г.

Из найденных здесь более 5 тыс. табличек с надписями почти 70 из 100 содержали одинаковый текст. Можно было посочувствовать Пьеру Стеву: повторение на тысячи кирпичах одной и той же посвятительной надписи вызывало у расшифровщика страшное чувство усталости. С тех пор как раскопки прекратились, Чога-Замбиль снова пришел в полное запустение. Можно было наблюдать, например, как средь бела дня по развалинам прошмыгивали шакалы. Единственный человек во всей округе — иранский жандарм. Ему вменяется в обязанность охрана башни, однако он не в состоянии воспрепятствовать тому, что из строения каким-то загадочным образом исчезает один надписанный кирпич за другим.

В 1962 г. Пинхас Делу газ и Елена Кантор из Института востоковедения Чикагского университета впервые приступили к раскопкам на эламской земле — в Чога-Мише («Овечий холм»), расположенном в 30 км восточнее Суз. Эти раскопки были предприняты с единственной целью — исследовать доисторический период Элама.

То же самое относится к раскопкам, предпринятым Франком Холе и Кентом Фленнери в 1961 г. у Али-Коша — западнее упомянутого Тепе-Муссиана. Они доказали, что эта местность была населена уже с VIII тысячелетия до н.э.

С 1965 г. иранский археолог Э.О. Негахбан из Тегеранского университета ведет регулярные раскопки в районе Хафт-Тепе, между Сузами и Ахвазом, результаты которых еще не опубликованы. Плохо сохранившаяся каменная стела, надпись на которой сделана на аккадском языке, упоминает эламского царя Темптиа-хара, правившего около 1400 г. до н.э., перед колесницей которого делались жертвоприношения мукой, пивом и овцами.

Других раскопок, кроме перечисленных, в Эламе не предпринималось. Новые раскопки, несомненно, обнаружили бы немало памятников большого исторического значения. Особенно удачной была находка, сделанная в 1962 г. поселившимся задолго до этого в стране швабским врачом Ф.Г.Л. Гремлицей. Во время одного из своих путешествий он пересек на пароме Диз и увидел очень обширный телль (по-арабски) или тепе (по-персидски), т.е. глиняный холм, который навел его на мысль, что перед ним древнее поселение (Фото 3). Выветривание так разрушило склон, что во многих его местах обнажились красные кирпичи. Доктор Гремлица немедленно оповестил об этом сузских археологов — Гиршмана и Стева. Счастье им сопутствовало: разгребая строительный мусор, они натолкнулись на таблички с надписями времен паря Шутрук-Наххунте (начало XII в. до н.э.). Местность эта называется ныне Дех-е ноу («Новая деревня») и находится приблизительно в 40 км юго-восточнее Суз, но не на правом берегу р. Диз, как Чога-Замбиль, а на противоположном, левом, точнее, на притоке под названием Лорех. Эта местность сейчас не обжита. Когда я посетил ее 4 марта 1963 г., между развалинами зданий, построенных в исламский период, грелась на солнце черно-желтая змея, а из глубины пещеры на меня уставились немигающие глаза филина. Пьер Стев, изучив надписи на табличках, пришел к выводу, что прежде Дех-е ноу был эламским городом Хупшеном, славившимся храмом богини Манзат. Вот где стоило бы начать обширные раскопки.

К находкам эламской культуры, добытым при раскопках, следует присовокупить сохранившиеся в этих местах наземные памятники. Сюда относится целый ряд наскальных рисунков в Бахтиарских горах, особенно в районе Изех (прежнее название — Маламир) и вблизи Фахлиана. Первый европеец, отважившийся посетить эти отдаленные места, был англичанин А. X. Лейард. Вовремя своих опаснейших научных экспедиций в 1840—1842 гг. он неоднократно подвергался ограблениям. Лейард открыл многочисленные наскальные памятники, фотокопии с которых были сделаны лишь в 1962 г. бельгийским археологом Л. Ванден Берге (Женева). Самый значительный древнеэламский наскальный рисунок был обнаружен в 1924 г. Эрнстом Херцфельдом (Берлин) в Курангане вблизи древнейшей военной дороги Сузы — Персеполь, по которой в 330 г. до н.э. Александр Македонский проник в самое сердце Южного Ирана. Другой рельеф, относящийся, по всей вероятности, к среднеэламской истории, был случайно обнаружен в 1936 г. во время пребывания в Калейе Толл, южнее Изеха, сэра Орела Штайна. Затем рельеф был забыт и только 5 марта 1963 г. снова мною обнаружен. С него была сделана фотокопия, после чего он был бережно повернут надписью к земле в ожидании возможности переправки его в музей.

***

Самая большая заслуга в расшифровке письменных памятников Элама принадлежит Пьеру Винсенту Шейлю. В течение десятилетий он, не зная покоя, публиковал данные французских раскопок в длинной серии «Мемуаров». После его смерти в 1940 г. эту миссию — исследование Суз — взял на себя доминиканец М. Стев. Изучение опубликованных французами текстов было с самого начала с большим энтузиазмом подхвачено как в Германии, так и в Австрии.

На тернистом пути эламистики особые заслуги принадлежат Ф. Вайсбаху (погиб в 1944 г.), Ф. Борку (ум. в 1962 г. в Падерборне), Георгу Хюзингу (ум. в 1930 г. в Вене) и Фридриху Вильгельму Кёнигу (Вена). Научные достижения Хюзинга и Борка нередко, к сожалению, снижаются из-за свойственной им предвзятости в суждении и упорном отстаивании своих ошибочных взглядов. Кроме уже упомянутых Стева и Кёнига исследованию Элама посвятили себя Джордж Камерон (Анн Арбор, Мичиган), Рене Лаба (ум. в 1974 г. в Париже), Эрика Райнер и Ричард Т. Халлок (Чикаго), Ю.Б. Юсифов (Баку), а также автор этой книги. Периодически эламистикой занимаются также Йоаннес Фридрих (Берлин), Герберт Пейпер (Анн Арбор), Мэгги Рюттен и Морис Ламберт (оба - Париж).

Итак, во всем мире насчитывается как раз дюжина эламитологов.

О расшифровке эламской письменности, а именно древнеэламского линейного письма и проникшей затем из Месопотамии клинописи, речь пойдет во II главе книги.