Глава III. Религия эламитов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Если бы мы знали в подробностях мир богов Элама и связанные с ним верования, перед нами раскрылся бы духовный мир эламитов, ибо в их жизни, а это видно даже из имеющихся скудных источников, религия играла господствующую роль.

Правда, эта религия имела некоторые черты, сближающие ее с верованиями соседней Месопотамии. Нов то же время она представляла собой нечто неизгладимо-своеобразное, самобытное. К этому самобытноэламскому относились исключительные привилегии и почитание, оказываемое вечно женскому началу, уходящее своими корнями к древнем этическому обряду — почитанию змеи.

Змея, как уже упоминалось, прямо-таки лейтмотив эламской культуры.

Рисунки на керамике IV и III тысячелетий буквально изобилуют змеями (например, рис. 19). Как символы защиты от зла мы видим их на затычках для кувшинов и крышках для различных сосудов. Изображения змей дыбились возле ворот, выполняя роль привратников, обвивались вокруг властелинов на рельефах (Фото 24), извивались на алтарных блюдах или служили рукоятками различных посвятительных предметов, например, у скипетров, мотыг и т.п. Намотанные наподобие катушки, они служили божеству троном (рис. 22). С древнейших времен в Эламе также отражался мотив змеи на древе жизни. Эламский символ плодородия, изображавший двух спаривающихся змей, проник до самого Египта. Змеи с человеческими головами (рис. 19) свидетельствуют о такой степени обожествления этого пресмыкающегося, в какой оно не встречалось в Двуречье.

Рис. 19

Как и язык, религия эламитов в течение тысячелетий также не претерпевала существенных изменений. Еще в первом дошедшем до нас эламском документе, в договоре, датированном 2260 г., мы встречаем почти все те же божества, которые составляли эламский пантеон и при падении империи в 640 г.[14] Уже при первом их появлении на исторической арене в XXIII в. они выступали в строго установленной последовательности, свидетельствующей о том, что этот мир богов уже тогда своими корнями уходил в древнейшие времена.

Во главе всех божеств находилась, а это весьма характерно для Элама, богиня, ибо упомянутый договор начинается обращением: «Слушайте, богиня Пиненкир и вы, добрые боги неба». Даже в более поздние времена Пиненкир слыла у эламитов «владычицей неба», могущей проклясть. Ее имя часто встречается в именах собственных. Так, дочь самого прославленного эламского царя (Шилхак-Иншушинака) называлась Уту-е-хиххи-Пиненкир, что, вероятно, должно было означать «Ее лоно я посвятил Пиненкир». Месопотамцы видели в Пиненкир своего рода Иштар (по-библейски — Астарта). Она, видимо, была «великой богиней-матерью» эламитов. Тот факт, что пантеон богов древнего Элама возглавляла богиня, свидетельствует о наличии матриархальных отношений в Эламе[15].

Между тем такая же богиня-мать почиталась на далеком юго-востоке, в «приморской стране» Персидского залива. Ее звали Киририша, основное место почитания ее культа — Лиян (Бушир). Правда, Киририша, в сущности, не имя собственное, а титул со значением «великая богиня» (kiri — богиня, risa -великая). Из Лияна культ Киририши постепенно проник на северо-запад. Это видно из того, что цари и правители среднего и нового периодов посвятили ей в различных местах Сузианы многочисленные храмы. В самой столице — Сузах — у Киририши были величественные титулы — «Мать богов» и «Владычица главного храма». Но тем не менее культ Киририши в Сузах не слился с культом Пиненкир.

Кроме того, около 710 г. правитель Ханни из Аяпирл (-Изех) наряду с Кириришей упоминает Парти, которую он прославляет как «добрую богиню-мать».

Сбивающие с толку образы двойных и тройных богинь-матерей можно объяснить историческим развитием Элама. Оно отражает федеративное устройство страны, В древнейшие времена, по всей вероятности, каждый член федерации Элама имел свою собственную богиню-мать. Сузиана — свою (очевидно, происходящую из северных гор), Пиненкир, южная «морская страна» у Персидского залива — свою, Кириришу, а восточная горная страна Аншан — свою, Парти.

Как это ни удивительно, но эламита ни в какой степени не смущала множественность богинь-матерей. Правда, во II тысячелетии Киририша была признана всем Эламом, однако рядом с ней мирно сосуществовали издавна почитаемые здесь местные богини-матери. Каждой богине — местной и пришлой — заботливо сооружали посвященное ей святилище, каждой приносили в отдельности жертвоприношения. Следует отметить, что все же больше двух богинь-матерей в одном и том же месте, кажется, не почитали. Исключение, возможно, представляли Сузы, где в поздний период царства кроме Пиненкир и Киририши засвидетельствована также Парти[16].

Еще в III тысячелетии эти «великие богини-матери» стояли во главе эламского пантеона[17]. Однако в течение II тысячелетия наступила перемена. Так как в это время среди населения Элама традиционный матриархат постепенно вынужден был уступить патриархату, на чем мы подробнее остановимся в V главе, то естественно, что отношение к культу того или иного божества изменилось. Богиня-мать — назовем ее Пиненкир или Киририша — вынуждена была уступить первенство мужскому верховному божеству; однако из ведущей труппы эламского пантеона божеств она не была вытеснена. В сердцах же простых людей она во все времена сохранял свое прежнее, преимущественное место. Об этом свидетельствуют бесчисленные извлеченные из земли глиняные статуэтки так называемой обнаженной богини, поддерживающей обеими руками груди (рис. 20) и изображающей, видимо, Пиненкир или Кириришу.

Рис. 20

Мужское божество, которому «великая богиня» должна была уступить свое господствующее место, именовалось Хумпаном. В III тысячелетии он еще занимал второе место, но с середины II тысячелетия он возглавил пантеон богов. В отличие от почитаемых лишь в определенных областях Элама богинь-матерей Хумпан был почитаем во все времена по всему Эламу. Как «повелитель неба» он считался в Сузах супругом «повелительницы неба» — сначала Пиненкир, а позднее также и Киририши, которая получила титул «великой супруги». От супружества Хумпана и Киририши родился бог Хутран. Среди 37 богов, перечисленных в памятнике 2260 г., Хутран, правда, занимает лишь 15-е место, но еще в VII в. до н.э. ассирийцы знали его под именем Удуран.

Соперниками Хумпана в борьбе за высшее место в пантеоне были прежде всего боги больших городов. Как только Сузы из провинциального города в III тысячелетии стали столицей эламского царства во II тысячелетии, изменилось, естественно, и отношение к культу бога Суз. Его имя — Иншушинак — произошло, вероятно, от шумерского Nin-susin-ak «владыка Суз» — еще со времен, когда Сузиана находилась под шумерским владычеством. В 2260 г. Иншушинак занимал лишь 6-е место (среди 37 богов), однако спустя тысячи лет он уже входил совместно с Хумпаном и Кириришей в прочную, стоящую во главе эламского пантеона триаду. Чаще всего в надписях встречается такая последовательность — Хумпан-Киририша-Иншушинак. Случается, что Иншушинак стоит на втором месте — после Хумпана, но перед Кириришей. Однако на первое место Иншушинак никогда не передвинулся.

По мере возвышения Иншушинаку присваивались все более помпезные титулы. С самого начала он был для простых людей «отцом слабых». Эти слова говорят о чувстве большой симпатии. Один эламский правитель Старовавилонского периода, т.е. первой половины II тысячелетия, называет бога Иншушинака «своим повелителем», другой — «повелителем богов». Последний титул Иншушинака подтверждает, что он стал уже верховным божеством и памятник XIII в. именует последовательно обоих — Хумпана и Иншушинака «повелителями богов». Все позднейшие правители присваивали себе титул «любимый слуга Иншушинака», Наивысший титул этот бог получил в XII в. при Шилхак-Иншушинаке: «великий господин, владыка верхнего города, благодетель верхнего храма, всеобщий защитник, который дал нам свое имя». Еще в VIII в. Иншушинак почитается как «покровитель богов на небе и на земле».

В одном памятнике, в котором обращаются к божественной тройке — Хумпану, Иншушинаку и Киририше, богиня недвусмысленно титулуется «великой супругой». Отсюда можно сделать вывод, что Киририша как богиня-мать была супругой не только Хумпана, но и Иншушинака. Очевидно, три божества воспринимались даже как два брата и сестра, ибо подобные отношения, когда два брата один вслед за другим являются супругами своей сестры, вероятно, существовали среди правящих династий Элама во все времена[18]. Отношения между верховной божественной тройкой, по-видимому, явились лишь отражением того, что на земле давно стало традицией среди узкого круга господствующей династии.

Сегодня кажется, что из всех богов культ Иншушинака пользовался наибольшей популярностью среди эламитов, ибо обычно весьма сухие, высокопарные тексты посвятительных надписей неожиданно наполняются жизнью и теплотой, как только речь заходит об Иншушинаке. Так, например, царь Унташ-Напириша, автор тысяч однообразных посвятительных текстов настенных фризов своей ступенчатой башни в Чога-Замбиле, неожиданно обращается самым трогательным образом с просьбой: «Пусть бог Иншушинак приблизится, одарит, скажет [свои слова]». Даже разрушитель Элама ассирийский царь Ашшурбанапал называет Иншушинака «таинственным богом, пребывающем в скрытом месте, где никто не может стать свидетелем того, что творит его божественная сущность».

Если исследовать истоки этого благоговения перед Иншушинаком, совершенно непостижимого по отношению к богу одного лишь города Суз, то бросается в глаза тесная связь его культа с культом богини Ишникараб. Вместе с ней Иншушинак стал для всего Элама богом клятвы: перед судом приносили по всем правилам клятву именем Иншушинака и Ишникараб. К началу II тысячелетия богиня по-аккадски называлась Ишмекараб, что означает: «Она услышала молитву». По-видимому, культ этой богини появился в Эламе лишь под влиянием Аккада. Однако в Эламе она приобрела право гражданства, причем прочное, в противоположность чужеземным божествам Нергалу, Энки, Нинегаль, Анунитум, Ададу, Набу, Нуску и Шале, которые были приняты в пантеон лишь временно.

Об особой роли богини Ишникараб нам впервые стало известно, когда в Сузах были обнаружены надгробные таблички (редкая находка) I тысячелетия до н.э. По ним выходит, что Ишникараб совместно с богиней Лагамал (или Лагамар) принимала в преисподней усопших. О них говорится в одной табличке: «Они выбрали этот путь, они идут своей дорогой». Ишникарабал, Лагамал выходят им навстречу... Иншушинак объявляет свой приговор.

Вот оказывается, в чем причина таинственной власти Иншушинака: он владьжа царства мертвых. Теперь становится понятной и связь его культа с культом Ишникараб при приношении клятв живыми людьми: богиня -ближайшая его помощница и в том, другом, мире, в котором судят. Косвенно об этом можно узнать также из уже упомянутой надписи царя Унташ-Нипириши. В ней царь просил бога Иншушинака, чтобы он явился с дарами и утешением. Однако надпись на пожертвованной им храму терракотовой рукоятке, покрытой голубой глазурью, посвящена не Иншушинаку, а богине Ишникараб.

Судя по всему, культу Иншушинака удалось еще в Старовавилонский период постепенно вытеснить культ шумерского бога потустороннего мира Нергала, и Иншушинак стал владыкой потустороннего мира Элама. В этой связи знаменательно также и то, что в эламских правовых документах свидетели всегда находились под покровительством двух божеств, а именно: бога Солнца и Иншушинака.

Оба они, таким образом, слыли властителями над светом и тьмой и тем самым над миром живых и царством мертвых.

Эламского бога Солнца звали Наххунте, что на местном языке означает «солнце». Первоначально это слово, по всей вероятности, произносилось, как nan-hunde, т.е. «творец дневного света». Наххунте был, в сущности, богом трава и судебного приговора. В договоре от 2260 г. бог Солнца занимает пятое место в божественной иерархии, т.е. все еще впереди Иншушинака. В этом документе неоднократно говорится: «Богу Наххунте любой царь платит преданностью и верностью. Иншушинаку — покорностью». Это также подчеркивает двойную роль богов, олицетворяющих закон: пока человек — в том числе и царь — живет на земле, он обязан быть преданным богу Солнца, однако как только он переходит в царство теней, он становится подданным судьи мертвых Иншушинака.

Наряду с богом Солнца Наххунте в Эламе во все времена почитался также бог Луны. Вообще эламиты обожествляли все без исключения небесные светила, равным образом и силы природы и даже море. К сожалению, имя бога Луны почти сплошь обозначается аккадским словесным знаком (SIN) — «луна», так что его эламское название еще точно не установлено. По-видимому, его звали Напир, так как этот бог получил титул «сияющий». Для эламитов бог Луны слыл, в частности, «отцом сирот».

Среди многочисленных богов Элама мы упомянем лишь самых главных. К ним относится прежде всего Симут (или Шимут) с необычным титулом «бог эламитов». Он считался «провозвестником богов» и, по всей видимости, был почитаем по всей стране. Супругой его была Манзат (также Манзит), о которой уже вкратце говорилось во Введении в связи с храмом, возведенном в ее честь в Хупшене (Дех-е ноу). В договоре от 2260 г., в котором Симут занимает седьмое место (сразу после Иншушинака), Манзат, правда, отведено лишь 18-е место после Сияшум, однако до Нарунди.

Обе только что упомянутые богини фигурируют как сестры «великой богини-матери». В то время как Сияшум, видимо, была «хранительницей дворца» богов, Нарунди с давних времен снискала себе славу как богиня победы. Царь Кутик-Иншушинак, с именем которого мы уже встречались (в гл. II) при расшифровке эламского линейного письма, построил в Сузах храм для Нарунди. Ее статуя из известняка высотой 81 см находится в настоящее время в Лувре (Фото 4). Царь обращается к ней на аккадском языке: «Услышь мою мольбу! Обеспечь мне мои права!» Босая, в грубошерстной одежде богиня сидит на троне, украшенном львами. Голова же статуи была найдена лишь в 1968 г. Агнией Спиккет в запасниках Лувра; все прежние фото показывали статую без головы. Она держит в руках два загадочных предмета, по всей вероятности, символы ее божественной власти, возможно, таблички с надписями. Те же самые предметы можно увидеть в руках богини Нарунди на обнаруженной лишь в 1966 г. в Персеполе серебряной вазе.

Эламская надпись царя Кутик-Иншушинака, выполненная местным линейным письмом, расположена на левой боковой стенке трона и продолжается затем наискось внизу трона. В случае если моя расшифровка правильная, то надпись следует читать: «Победа была одержана благодаря Нарунди!» В Старовавилонский период, 500 лет спустя, в Сузах нередко встречаются женские имена, как, например, Нарунди-умми (по-аккадски «Нарунди приходится мне матерью»), Нарунди была, таким образом, не только богиней победы. В Месопотамии, правда, у нее была менее добрая слава: в более позднем ассирийском списке богов Нарунди выступает как сестра «семи злых духов».

Совершенно неожиданно появляется богиня Нарунди на упомянутой выше вазе, найденной лишь в 1966 г. Очевидно, речь идет о сосуде для возлияния, пожертвованном богине жрицей по имени Кури-Нахити, изображенной па обратной стороне вазы. Выведенная на верхней части вазы опоясывающая надпись, сделанная древнеэламским линейным письмом, гласит в моей попытке ее перевести: «Помоги, госпожа, помоги! Я, Кури-Нахити (?), призвана принести в жертву богине питье. Принеся воздаяние и благословление, появись, божественная госпожа! Служителей храма не оставляй своей милостью! Помоги! Освяти сосуд жертвовательницы (жрицы) как избранной день за днем!».

Другие эламские божества, и среди них бог рек Шази, к которому во время судебного разбирательства обращались как к ордальному судье, еще встретятся нам в ходе нашего изложения.

Вопрос о том, как эламит представлял себе сущность божества, как он относился к божественному началу, может быть лишь предметом наших догадок. Известно только, что эламиты воспринимали все земные блага как дар богов. Об этом мы узнаем неожиданно из обычно очень сухих правовых документов из Суз Старовавилонского периода. В этом документе перечислены все мыслимые имущественные ценности, как, например, поля, луга, строения, сады, зерно, серебро и т.д., а заканчивается документ интересным дополнением: «Одним словом, все что бог дал человеку в собственность».

Все божества обладали, по убеждению эламитов, таинственной, сверхъестественной силой. Она транскрибируется как kiten (китен). Как kidinnu (кидинну) это эламское слово проникло также в аккадский язык. Из аккадской орфографии мы заключаем, что эламиты, вероятно) произносили это слово как киденн, с «мягким т» и ударением на последнем слоге. Это китен означало магические чары, ауру божества, ее защищающую, но и карающую власть. Китен могло, как утверждал В.Ф. Лемане, превратиться даже в железный или каменный знак-табу. На магической защитной силе китен эламские цари основывали свою власть. Они рассматривали себя по отношению к своим подданным как земных представителей божественного китен. Кто осмеливался прикоснуться к нему, должен был поплатиться своей жизнью, «терял покой» и должен был умереть (ср. гл. V). Хотя все боги обладали подобным китен, однако китен Хумпана символизировал особое право на власть по меньшей мере в тот период, когда он стал верховным божеством эламского пантеона.

Об отправлении культовых обрядов эламитов мы узнаем из очень немногих разрозненных памятников. Среди многочисленных печаток древности, отличающихся изобилием самых различных сюжетов, лишь на одной изображено, и то весьма несерьезно, действие, которое можно истолковать как культовый обряд (рис. 21). Во время процессии на носилках через город проносят изображение божества, перед статуей сидит музыкант. Рядом с носилками шествуют мужчины, на одном из которых надет забавный головной убор. В руках, шествующих знамена и знаки-табу, а также странной формы веревки, которые, возможно, должны были символизировать змей.

Рис. 21

Религиозные шествия с изображением богов были распространены и в Двуречье. К специфическим эламским можно было отнести те «шествия», которые возглавлялись жрецами и сановниками или даже кем-то из царствующей династии с целью посещения священных мест (Фото 6). Здесь размещались культовые изображения и алтари, здесь совершали жертвоприношения и молились богам. Для таких культовых походов эламиты предпочитали выбирать места на возвышении, будь то храм в городе, сооруженный на высоте, или святилище на горном хребте, среди тиши первозданной природы.

Такое культовое место, поражающее своим суровым великолепием, сохранилось около деревушки Сетолан между Баштом и Нурабадом, в центре Аншана. Этот памятник из Курангана (на местном диалекте — Курангун) высечен на горной вершине над р. Фахлиан (Фото 5). Детали плоских, подвергшихся сильному выветриванию наскальных изображений показаны на рис. 22.

Рис. 22

Они выполнены их первооткрывателем Э. Херцфельдом.

Здесь можно увидеть шествие людей — первоначально, очевидно, их было около сорока, но сохранилось меньше. Часть памятника в течение веков выкрошилась и скатилась под откос. Эта часть памятника, по мнению Л. Ванден Берге, сооружена лишь в VIII в. до н.э. Процессия спускается вниз по лестничному маршу на узкую площадку. Расположенный над ней главный рельеф можно датировать приблизительно 2000 г. Жрецы, которые в то время совершали перед этим рельефом обряд жертвоприношения, не должны были страдать головокружениями, если они не хотели свалиться с крутых скал.

На продольной стене площадки изображена, судя по короне с рогами, божественная супружеская чета. Мужскому божеству с длинной бородой, очевидно Хум- пану, троном служит сиденье, похожее на катушку из змей. Левой рукой бог держит голову змеи. За ним, но, вероятно, задуманная рядом с ним, изображена сидящая богиня, возможно Киририша или Парти. Похожее изображение встречается, кстати, еще в глубине Аншана, на скале в Накш-е Ростаме вблизи Персеполя в Южном Иране. Здесь сасанидский царь Бахрам II (276-293) вместе со своими придворными решил увековечить себя на эламском рельефе. На этом памятнике сохранился (крайний справа) эламский сановник, а между ним и сасанидом видны следы двух тронных сидений, представляющих свернутых змей. Во всяком случае, эламский рельеф из Накш-е Ростама, судя по одежде сановника, был, вероятно, создан на тысячу лет раньше рельефа со змеями из Курангана.

На рельефе из Курангана бог держит в правой руке сосуд с «живой» водой. Этот мотив, как и мотив божественной короны с рогами, был, вероятно, заимствован у шумеров. «Живая» вода течет слева и справа, принимают ее двое мужчин в длинных одеяниях. Они, по-видимому, представляют собой царя и его брата. Рядом с ними справа и слева изображены по одной женской фигуре в длинных до земли одеждах; слева видна еще одна мужская фигура. Вероятно, все пять лиц были задуманы как единая группа перед двумя божествами, а точнее, перед алтарем, сооруженным перед сидящими божествами.

Пришедшие сюда люди, расположившиеся на лестничных ступеньках, изображены в значительно меньших размерах, чем находящиеся на площадке. Исключение составляют лишь два человека средних размеров, возглавляющие спускающихся со ступенек. Только возглавляющий группу носит бороду; волосы у всех остальных заплетены в длинные косы. Косы, похоже, пользовались у эламитов во все времена большой популярностью: правитель Ханни (Фото 12), например, носил свои две косы в VIII в. до н.э. по той же моде, как и неизвестный эламский царь (Фото 22) за тысячелетие до него.

Вероятно, отправление культа у эламитов подразделялось на два различных вида: «словесный» и «молчаливый». Первый состоял в том, чтобы перед лицом бога воздеть руки; при этом, вероятно, произносилась молитва. Этот вид культового отправления мы можем наблюдать на изображении в Курангане. Если же одновременно приносили жертву(Фото 19—20), то поднимали лишь правую руку. «Молчаливое» отправление культа можно наблюдать у участников процессии, стоящих на лестничных ступенях в Курангане: они держат руки скрещенными на поясе. Ту же молчаливую позу мы находим на наскальном рельефе, изображающем Ханни с супругой и сыном в Шекаф-е Салмане вблизи Изеха(Фото 13), и особенно торжественно она выражена в бронзовой статуэтке, изображающей царицу Напирасу из Суз (Фото 24).

Регулярные культовые отправления эламитов в отличие от религиозных шествий (происходили, вероятно, в многочисленных храмах и святилищах, засвидетельствованных письменными памятниками. К сожалению, ни одно подобное святилище не сохранилось до наших дней. Самым большим сооружением такого рода является ступенчатая башня, сооруженная царем Унташ-Напиришей в XIII в. одновременно с основанным им городом Дур-Унташ (современный Чога-Замбиль), грандиозные руины которой, как уже было упомянуто нами во Введении, удалось в настоящее время раскопать (Фото 7—9). Так как эта башня — один из самых величественных памятников эламского строительного искусства, мы остановимся на зиккурате в Чога-Замбиле более подробно в гл. VIII. Здесь же мы проследим лишь общие черты эламской религии, как они отразились в сооружении храмов вообще.

К счастью, в ходе раскопок в Чога-Замбиле были обнаружены и стандартные сооружения. Между внутренним и внешним валом нашли следы трех храмов: слева, на переднем плане, непосредственно за северными воротами внутреннего вала был расположен храм, посвященный богу Хумпану; справа, в центре, расположено сооружение из двух храмов, посвященных богам Хишмитик и Рухуратиру (из пантеона горного Аншана). На заднем плане, пересекая пустынные места, спокойно несла свои воды Диз.

Особенный интерес вызвали очертания храмов, обнаруженных французской археологической экспедицией в Чога-Замбиле, в восточной части Сиянкука, названного священным округом (рис. 23).

Из общей схемы выпадает лишь виднеющаяся на этом рисунке самая верхняя постройка. Она была посвящена группе богов Напратеп. В эту группу входили, как свидетельствуют двойные пьедесталы для статуй, размещенные в четырех нишах на задней стене строения, четыре пары богов. Так как пар означает по-эламски «божество», то rate могло бы означать незнакомое нам до сих пор числительное «восемь», а окончание -р могло бы быть истолковано как окончание для одушевленных предметов, и тогда Напратеп можно было бы просто перевести как «восемь богов» или «богов восемь».

Единой планировкой отличаются три других храма на рис. 23. Они посвящены Пиненкир (древней богине-матери Суз), вавилонской божественной чете — Ададу и Нинегаль (богу природных стихий и его супруге) и эламской божественной чете Симуту и Манзат. Все три храма, а также территория, прилегающая к ним, окружены прямоугольной стеной. Проникнуть внутрь можно было лишь через единственные ворота справа, выходящие на юго-запад. Отсюда мимо жертвенного стола вела выложенная большими квадратными кирпичами тропа наискось к входным воротам в центре фасада храма. Вероятно, эламиты направлялись к своим святыням не прямым путем, а наискось. В Чога-Замбиле, например, ни одна из семи дорог от ворот не вела прямо к порталу ступенчатой башни. Это, очевидно, считалось неподобающим.

Рис. 23

Каждое из трех святилищ состоит из двух помещений. В переднем — по форме вытянутый прямоугольник — на пьедесталах стояла статуя бога или статуи богов, которым был посвящен храм. Так, в храме Пиненкир был размещен один пьедестал, в двух других — по два пьедестала. Слева сбоку находился узкий проход в другое небольшое удлиненное помещение, предназначение которого до сих пор еще не выяснено. К каждому из трех храмовых строений в переднем дворе вдоль левой опоясывающей стены примыкали еще четыре постройки. Они, вероятно, предназначались для жрецов, храмовых слуг и храмовой утвари. Входы в эламские храмы охраняли изваяния львов, быков или грифонов. Эламиты при этом не стремились к монументальным размерам своих статуй: для охраны святилищ было, вероятно, достаточно одного лишь китен, т.е. магического воздействия этих изваяний. В Чога-Замбиле, например, среди развалин храма Адада и Нинеталь были найдены терракотовые статуэтки быков, покрытые голубой глазурью, которые по своим размерам могли сойти в лучшем случае за бычков-телят. Но, невзирая на это, Ашшурбанапал в своем сообщении о завоевании Суз утверждал: «Я сорвал диких быков — украшение храмовых ворот».

Рис. 24

Рис. 25

Рис. 26

Рис. 27

Об архитектуре эламских храмов свидетельствуют лишь печати раннего времени, а также наскальные изображения из позднеассирийского времени из Ниневии. На рис. 24 (по печати III тысячелетия до н.э.) храм в древнем Эламе изображен как прямоугольное, довольно высокое строение, возведенное на террасе кирпичной кладки, фасад которого был, вероятно, украшен нишами, а позади сбоку, по-видимому, поднимались лестничные марши. В самом храме можно увидеть два дверных проема, один, левый, служил, вероятно, входом. Он частично был завешан тростниковой циновкой для защиты от солнечных лучей, в то время как правый проем служил лишь украшением. Крыша храма была плоской и состояла из нескольких горизонтальных слоев деревянных балок. Ряд маленьких прямоугольных оконных рам, расположенных между дверными проемами и крышей, служили для освещения и проветривания внутреннего помещения.

Самым броским элементом храма были шесть огромных рогообразных выступов — по три с двух сторон каменного строения. Здесь мы сталкиваемся е незнакомым нам до сих пор специфически эламским способом возведения храмов.

Еще в 646 г. Ашшурбанапал гордо провозглашает, что при завоевании Суз он приказал срубить «бронзовые выступы» на зиккурате. Рельеф из его царского дворца в Ниневии (находится у сегодняшнего Мосула) изображает верхний храм этого зиккурата в Сузах с двумя парами огромных выступов на фасаде (см. рис. 32).

О внутреннем убранстве эламских храмов из раскопок нам известно немногое, так как еще в древние времена все ценное было разграблено. Однако документы о жертвоприношениях или случайные находки с посвятительными надписями все же дают представление обо всем, что находило место в храмах.

Сюда следует прежде всего отнести статуи, отлитые из металла или изваянные из камня или глазурованной глины, изображающие не только божества или духов-покровителей, но и земных правителей и их многочисленных родственников. Одержавшие победы в войнах цари Элама с особым удовольствием ставили перед своим богом Иншушинаком захваченные в качестве трофеев стелы. Ашшурбанапал, в свою очередь, утверждал, что якобы увез 32 скульптурных изображения эламских царей, отлитых из золота, серебра, бронзы или изваянных из алебастра.

Храмам необходимы были также алтари и столы для жертвоприношений. Некоторые из них имели приспособления для стока жертвенной крови или жертвенных напитков. На алтарях и на помостах стояли, а на стенах висели самые разнообразные (предметы и посвятительные дары, например, изваяния овец, коз, черепах и многих других животных из дерева, бронзы или камня, серебряные изделия, знаки табу богов, всякого рода оружие, как, например, топоры, стрелы, мечи. Загадкой остается назначение покрытых глазурью глиняных рукояток, которые царь Унташ-Напириша, приказав написать на них свое имя, велел сотнями закопать, р умышленно оставленных пустыми помещениях зиккурата в Чога-Замбиле.

Храмы наряду с пожертвованиями, сделанными царями и имущими, получали еще бесчисленное множество пожертвований от простого эламского населения. Среди них были амулеты, всевозможные украшения, а также простые глиняные черепки с посвятительными надписями. Подобный глиняный черепок показан на рис. 25. Несмотря на то что его диаметр не более 6 см, на нем размещена двухстрочная эламская надпись, исполненная древним линейным письмом, которое, как уже было сказано, перестало существовать около 2220 г. Половина содержания этой надписи еще не расшифрована, но конец наружной строки, возможно, означает: «царь страны да будет охраняем, да будет охраняем!» По всей вероятности, один из верноподданных сделал попытку обратить к своему правителю милость богов.

Важной особенностью, характерной для эламского храма, было наличие при нем священной рощи. О таких рощах свидетельствуют письменные документы. В Сузах, например, роща имелась при храме бога Солнца Наххунте, в Дур-Унташе — при храме богини Киририши. Вполне вероятно, что священная роща составляла неотъемлемую часть любого эламского храма. Так, покоритель Суз Ашшурбанапал сообщал: «Эламские храмы я велел уничтожить. Их боги и богини были мною низвергнуты; в их заповедные рощи, полностью недоступные для чужестранца, к опушке которых еще никогда никому не удавалось даже приблизиться, проникли мои воины, подсмотрели их тайны и уничтожили рощи огнем».

Каких трудов стоил уход за священными рощами при храмах такому городу, как Сузы, становится очевидным, если учесть, какие силы приходится затрачивать еще сегодня, чтобы снабжать ежедневно водой французскую археологическую экспедицию, занятую раскопками развалин бывших Суз. В те стародавние времена целые толпы погонщиков ослов, нагрузив на каждое животное по два бурдюка пресной воды из р. Улай, бесконечное количество раз вскарабкивались к храмам, чтобы, освободившись, тут же спуститься обратно к реке, так как священные рощи вовсе не были миниатюрными садами. Об этом свидетельствует тот факт, что однажды только в святилище бога Симута в Сузах были срублены целых десять деревьев[19]. В воде нуждались не только священные рощи, но вода была необходима прежде всего для ритуальных омовений и приготовления священных напитков, уже не говоря о нуждах в воде самого храмового хозяйства.

О разновидностях культов у эламитов источники да ют нам лишь отрывочные сведения.

Культовые обряды, как правило, не обходились без музыки. Уже на упомянутой нами печати (рис. 21) во время религиозной процессии по улицам города перед изображением бога можно различить сидящего музыканта. Царь Кутик-Иншушинак около 2250 г. до н.э. выплачивал вознаграждение музыкантам, в обязанность которых входило утром и вечером петь, и играть у главного портала, пожертвованного им Иншушинаку храма. И даже 1500 лет спустя мы встречаем музыкантов на рельефе правителя Ханни в ущелье Кул-е Фарахе у Изеха (Фото 10). Три музыканта играют на арфе, лире и флейте по случаю жертвоприношения зебы, козла и трех баранов.

Жертвоприношения были ежедневным «мероприятием», очевидно, любого эламского храма. При посвящении в Сузах Иншушинаку нового храма, портал которого был умащен 20 мерами растительного масла, царь Кутик-Иншушинак велел учредить ежедневные жертвоприношения: «Одного барана в храме верхнего города и одного барана в храме, расположенном в долине». Из хозяйственных табличек, написанных много столетий спустя, мы узнаем, что упомянутый храм верхнего города все еще регулярно снабжался жертвенными овцами. Однако в те времена пришлым богам Нергалу, Энки и Нинегаль также полагалось приносить ежедневно в жертву «откормленную ячменем» овцу. По-видимому, подобный обряд жертвоприношения происходил ежедневно также перед троном царя и перед его изваянием в храме.

Характерно, что ежедневные жертвоприношения совершались не только от имени правителя, но и от имени его супруги. Жертвоприношения по поводу того или иного события упоминаются в Эламе лишь однажды и то мимоходом: перед выступлением в военный поход в Сузах, очевидно у городских ворот, приносили в жертву баранов перед огромным изваянием льва.

Среди поводов для совершения в Эламе ритуальных жертвоприношений животных особенно выделялись два.

Самым значительным был, по-видимому, праздник «владычицы верхнего города». По всей вероятности, в Сузах с древнейших времен имелся верхний город со священным округом, в котором размещались храмы различных божеств, однако над всеми ними возвышался храм Иншушинака. Под «владычицей верхнего города», вероятно, подразумевалась Пиненкир, позднее, возможно, также и Киририша. Праздник «великой богини-матери» происходил в начале осени при новолунии и одновременно знаменовал с древнейших времен начало нового года. В священной роще богини особым ритуальным способом под названием гушум забивались «взрослые, откормленные бараны». Так как этот праздник назывался «Днем кровопролития», то главное внимание уделялось, очевидно, тому, чтобы лилась кровь приносимых в жертву животных. Отчеты царского двора свидетельствуют о том, что этот праздник «очищения» происходил не только в священном округе, но и во дворцах царя и царицы. Предназначенные для заклания жертвенные животные уже в течение сентября выводились из царских загонов и передавались двум ответственным за это лицам.

Особый день был посвящен также богу Оимуту (или Шимуту). Ежегодно ему приносили в жертву, вероятно в середине мая, в честь его праздника быка. Животное очень тщательно отбиралось специально для «эламского бога» и часто доставлялось издалека. Однажды даже шумерский царь Гунгунум из Ларсы (царствовал с 1932 по 1906 г.) лично принес в дар Симуту жертвенного быка. Чтобы произвести на эламитов благоприятное впечатление — он осуществлял в то время над ними верховную власть, — Гунгунум приказал перегнать быка из района Забана у р. Нижний Заб в Сузы, что заняло много недель; здесь он до начала праздника содержался в царском хлеве.

При храмах во все времена было жречество, которое в столице, несомненно, было многочисленным и располагало, в свою очередь, множеством слуг. Во главе жречества стоял верховный жрец. Его титул стал нам известен из надписей (также из эламских) только на аккадском языке (пашишу рабу). Обычный жрец назывался по-эламски во все времена шатен. Верховный жрец, безусловно, пользовался большим влиянием при дворе. Он часто сопровождал царя во время его военных походов. Мы узнаем из более позднего периода о некоем верховном жреце по имени Шутруру, принявшем в завоеванных Шутрук-Наххунте II местностях жертвенных быков и повелевшем за это возвести ряд стел с изображением эламского царя[20].

Об огромном влиянии, которое когда-то имело жречество на хозяйственную жизнь эламского народа, свидетельствует и календарь. Еще в середине II тысячелетия до н.э. ноябрь в этом календаре называется «месяцем возделывания полей богов», а следующий за ним — «месяцем пахотной борозды и сева». Таким образом, эламиты обязаны были сперва обработать храмовые земли, прежде чем они могли приступить к севу на собственных полях. В соответствии с этим апрель был предназначен для снятия урожая ячменя на храмовых землях и лишь в мае наступала очередь для снятия урожая у рядовых эламитов.

Управление обширными храмовыми землями, а также другими имущественными ценностями, которые приносились в дар божествам, полностью находилось в руках жрецов. Табличка из Суз, например, упоминает, что чужеземная богиня Анунитум уполномочила жреца сдать в аренду большой земельный участок. Примечателен также следующий документ древнего периода: «Для сделок с серебром и золотом как в городе, так и по всей стране бог Солнца и господин Арад-Куби — так же как прежде его отец — компаньоны. Все торговые сделки, которые совершал его отец, он совершал для бога Солнца»[21]. Понятно, что не бог Наххунте был партнером Арад-Куби, а верховный жрец этого храма. Однако главная торговая сделка храмов состояла в том, чтобы ссудить капитал, в том числе и женщинам, и зерно. Обычно долги и проценты должны были погашаться в месяце под названием «великая богиня», т.е. в августе.

В источниках также говорится об эламских жрецах-оракулах. Вероятно, они узнавали волю богов как с помощью предзнаменований во время жертвоприношений (путем осмотра печени и внутренностей животных), так и с помощью «шаманства», приводя себя искусственно в состояние транса.

Культовые обряды эламские жрецы, по-видимому, совершали обнаженными. В пользу этого свидетельствуют, прежде всего, изображения на печатках и другие мелкие находки, начиная со слоя под названием Сузы Д, т.е. с конца III тысячелетия до н.э. Резьба по битуму того времени изображает двух нагих жрецов с жертвенной овцой, увенчанных парой змей. Они, по-видимому, в париках, т.е. со всего тела полностью был удален волосяной покров. На печатке управителя Эшпума (около 2300 г.), можно различить шесть мужских фигур в венцах в форме древа жизни (рис. 26). Они, очевидно, должны были изображать жрецов. Двое из них совершенно обнаженные, в то время как на остальных надеты, возможно, набедренные повязки, по форме напоминающие змей. Они попарно держат друг друга за руки и за венцы, будто желая таким образом выразить радость по поводу назначения Эшпума управителем страны.

Особенный интерес вызывает в этой связи находка, относящаяся к классическому периоду Элама, а именно бронзовое изваяние, пожертвованное царем Шилхак-Иншушинаком во второй половине XII в. Оно имеет аккадскую надпись со значением «восход солнца». По-видимому, такая сценка разыгрывалась регулярно ко времени восхода солнца. Это единственное в своем роде произведение изобразительного искусства (Фото 18), запечатлевшее весьма наглядно и живо все существенные черты эламского культа.

Бронзовый рельеф показывает нам священный округ Сиянкук верхнего города Суз. С двух сторон возвышаются ступенчатые башни. Перед более низким зиккуратом посажена священная роща, ветви деревьев которой почти полностью стерты в результате выветривания. Далее мы видим две колонны и между ними стол для жертвоприношений. Рядом с ним находятся огромный глиняный кувшин и две каменные чаши. Все это — атрибуты для непосредственного совершения культа. В центре на корточках сидят две обнаженные мужские фигуры. Один из них, вероятно помощник, собирается лить воду на подставленные ладони другого (рис. 27). Вторая фигура изображает, очевидно, верховного жреца. «Никогда еще религиозный ритуал не был изображен с большей точностью», — пишет по этому поводу с полным основанием Андре Парро [15 стр. 382]. Представим себе вдобавок, чтобы полностью проникнуться настроением при совершении ритуала, что безмолвный, полный достоинства обряд происходил на рассвете, еще до восхода солнца над горами Аншана на востоке Сузианы, когда еще нежный, прохладный ветерок шелестел зеленой листвой деревьев священной рощи.

При храмах были не только жрецы, но и жрицы, которые также занимались хозяйственными делами. В одном документе сообщается, что жрицы затребовали, а затем и получили значительное количество ячменя. В другом документе говорится о продаже дома жрицей совместно с каким-то человеком[22]. Табличка-договор сохранила до сегодняшнего дня оттиск ногтя, удостоверивший подлинность документа.

Особую группу жриц составляли женщины или девушки, посвятившие себя «великой богине». К сожалению, мы узнаем о них — лишь из сухих хозяйственных отчетов Старовавилонского периода. Они свидетельствуют, что обслуживающий женский персонал Пиненкир или Киририши владел также недвижимым имуществом и извлекал из него немалый доход.

Эти сведения дополняют удивительнейший документ: аккадская надпись на кирпичах правителя Суз Темптиахара, возможно сделанная между 1500 и 1350 гг. Темптиахар сообщает в этой надписи, что он воздвиг для бота Иншушинака храм из обожженного кирпича, внутри которого он велел установить собственную статую, а также статуи своих «любимых служанок» и, наконец, статуи двух добрых духов-покровителей, Ламассу и Карибату.

Стражи внутри храма, встретившиеся нам впервые, могут быть истолкованы как сфинксы, грифоны или подобные им мифические существа. В эламских надписях Ламассу упоминается лишь один-единственный раз, а именно Шилхак-Иншушинаком в XII в. Этот царь сообщает, что в храме Иншушинака в

Сузах была обнаружена разрушенная статуя Ламассу из необожженной глины, а он велел ее воссоздать из терракоты. Завоеватель Суз Ашшурбаналал особенно жестоко расправлялся со статуями, изображавшими Ламассу: «Я приказал, — говорится в его сообщении после одержанной в 646 г. победы, — изъять всех без исключения духов, Ламассу и хранителей храмов». Ламассу слыла как у ассирийцев, так и у вавилонян отвратительным демоническим существом, виновницей родильной горячки и гибели новорожденных. «Ты эламитка!» — гласит преисполненное страха и ненависти заклинание из Урука в Месопотамии. В Эламе, напротив, Ламассу считалась, очевидно, покровительствующим божественным существом, охраняющим храмы в тесном союзе с ниспосылающей благодать Карибату.

О таинственной храмовой службе с участием этих двух духов сообщает уже упомянутый нами текст на необожженном кирпиче. Царь Темптиахар явно рассчитывает, как говорится в этом документе, в связи с посвящением храма и упомянутых в нем произведений искусств на милость и благословение бога Иншушинака. Затем он продолжает: «Когда наступит ночь, четыре охранительницы войдут в храм. Чтобы они не присвоили себе золото [со статуй] и [не прятали] в своих набедренных повязках, те должны быть завязаны поясами туго».

Как можно заключить по дополнениям (в квадратных скобках), это предложение довольно непонятно. Следует ли делать вывод, что вся одежда хранительниц храма состояла из набедренной повязки, но, что, несмотря на занимаемые ими храмовые должности, они не пренебрегали тем, чтобы присвоить себе при случае золотые одеяния статуй?

Конец надписи более понятен. Царь Темптиахар распоряжается: «Они (четыре охранительницы) должны лечь под Ламассу и Карибату. Правитель города, начальник охраны, верховный жрец, стражи храма и жрец храма должны после этого опечатать [ворота]. [Охранительницы] должны зажечь светильники и, когда наступит рассвет, представить царя Ламассу и Карибату, а затем тут же собраться и удалиться».

Здесь, вероятно, повествуется о «ночевке в храме», т.е. о культе, который совершался еженощно в присутствии многочисленных высокопоставленных лиц. О более глубоком смысле этого культа мы можем лишь строить догадки. Возможно, что четыре охранительницы храма в течение ночи должны были поступить в услужение обеих полубогинь. Как ответную услугу они имели право выпросить у них благословение для царя. Кажется, странным, что заключение девушек внутри храма и опечатывание храмовых ворот происходило в весьма торжественной обстановке, в то время как покинуть храм им, по-видимому, разрешалось на рассвете без каких-либо хлопот.

Документ этот, с одной стороны, неожиданно приподнимает завесу над каким-то таинственным ритуалом, а с другой — совершенно по-эламски, снова опускает ее. К счастью, царь Темптиахар сделал свою надпись по- аккадски, если бы он сделал ее по-эламски, мы не были бы в состоянии ее расшифровать.

Ответ на этот вопрос дают прежде всего их могильники: в каждом захоронении почти всегда можно найти по меньшей мере один глиняный кувшин. Эламита-простолюдина хоронили под полом его глиняного жилища без всякого покрова, однако в ногах даже самого бедного эламита всегда клали глиняный кувшин. Тем более такие сосуды получили зажиточные эламиты независимо от того, хоронили ли их в глиняных гробах, или в искусно построенных кирпичных склепах. Имелись также приспособления для стока воды в могилы. Эламиты, выходит, считали, что человек и после смерти испытывает потребность в пище и особенно в питье.

Ашшурбанапал похвалялся, что разорил могилы эламских царей, обнажил их перед беспощадными лучами солнца, а останки их увез в Ассирию и — что весьма знаменательно — лишил их души покоя, оставив без пожертвований и без воды. Правда, здесь можно допустить, что ассирийский царь перенес на Элам свои собственные представления о загробной жизни, однако его сообщение лишний раз подтверждается археологической находкой, свидетельствующей о том, что в Сузах еще до проникновения завоевателей существовали жертвоприношения мертвым в виде еды и питья. То же самое доказывают местные правовые документы Старовавилонского периода. Делая последние распоряжения, умирающий придавал особое значение тому, чтобы после его смерти регулярно совершался обряд жертвоприношения. Эламиты были убеждены, следовательно, что такие дары облегчат участь усопших, а их души будут находиться в покое.

Еще более четкое представление о загробной жизни эламитов дают семь табличек, найденных в могилах в Сузах. Правда, и здесь многое еще неясно. Кроме того, некоторые из этих аккадских документов повреждены. Но невзирая на это они необычайно поучительны, так как предназначены специально для мертвых и положены в их могилы. Поэтому, если в них и не выражаются мысли усопших, то по меньшей мере — мнение окружающего мира в вопросах смерти и загробной жизни.

Первая табличка была посвящена эламиту, для которого земная жизнь была лишь цепью бесконечных невзгод. «Итак, мне пора, я иду, мой бог и господин!» — говорится в табличке. Под «богом и господином», очевидно, подразумевается дух-покровитель усопшего, направлявший всю его земную жизнь. После похорон он пытается схватить руку своего духа-покровителя, чтобы предстать перед великими богами. «Я хочу выслушать свой приговор, целовать твои ноги», — умоляет он своего духа-покровителя заступиться за него в связи с предстоящим приговором. «Ты заставил себя ждать. Наконец-то, мой бог, ты позволил царству теней принять меня, ибо жизнь моя на земле была для меня бесконечным страданием, ибо ты мне очень скупо выделил на этой убогой земле воду и зелень в засушливой степи!»

Из другой таблички, как мы уже упоминали, известно, что Иншушинак был также судьей в царстве мертвых. Тот же мотив встречается в третьей табличке: «Они остановились, и сейчас лежат в [подземной роще] те, которые когда-то властвовали над землей, владели стадами и никого не имели рядом с собой. Всегда в склепе повелевает лишь бог Иншушинак!» Надпись на табличке кончается мольбой: «Да напоит он меня, вступившего в царство теней, водой!» Умерший, о котором здесь идет речь, принадлежал, очевидно, к тем, которые обладали когда-то на земле властью и богатством, отныне, однако, они мучительно жаждут в царстве теней глотка воды.

В Эламе, по всей видимости, считали, что для усопшего очень важно, чтобы у него была приличная могила. В связи с этим в другом документе говорится: «Кирпич для его могилы доставлен, камни для его пристанища заготовлены -сейчас он может радоваться, он, идущий навстречу своей участи».

Хотя многое в этих документах еще остается неясным, в них все же четко проступает страстное желание, чтобы божество гостеприимно приняло усопшего, наполнило его уста маслом, накормило его мясом и хлебом, напоило его вином или по крайней мере водой. В тексте таблиц недвусмысленно угадывается ощущение страха, сопутствующего переходу каждого в потусторонний мир, каждому, «кто внял зову, отыскал свою могилу, чтобы перешагнуть через нее».

Все эти высказывания, дополненные рядом других, с которыми мы встретимся позднее, доказывают, что в Эламе существовала вера в загробную жизнь. Умершего, как мы уже ранее могли убедиться, встречают призванные сопровождать его в загробный мир две богини — Ишникараб и Лагамал, -которые отводят его затем к Иншушинаку, выносящему в качестве судьи свой приговор. Правда, создается впечатление, будто эламит испытывал не очень большой оптимизм по поводу предстоящего приговора, однако это царство теней все же не внушало ему чувства безнадежности и отчаяния.