Глава 10. Мистерии в Кведлинбурге

2 июля 1936 года Генрих Гиммлер произнес в соборе Кведлинбурга речь, которая была передана по радио на всю страну. С одной стороны, это могло считаться знаковым событием, так как выступления Генриха Гиммлера не очень часто транслировались на всю Германии. Поскольку данная речь является важным документом, приведем ее текст с небольшими сокращениями.

Слишком часто за время жизни народа говорится о том, что нужно уважать и не забывать предков и великих людей, помнить их заветы. Эта очевидная мудрость повторяется настолько часто, что на нее перестают обращать внимание. Сегодня, 2 июля 1936 года, мы стоим на месте захоронения немецкого короля Генриха I, который умер ровно тысячу лет назад. Для начала мы можем утверждать, что он был одним из самых величайших и в то же время одним из самых забытых создателей немецкой империи. Когда в 919 году 43-летний Генрих, герцог саксонцев, был избран старейшинами немецким королем, он принял наследие, которое едва ли можно было назвать Немецкой империей. Тогда на протяжении трех последних столетий, в особенности в последние десятилетия до указанных событий, немощные наследники Карла Франкского отдали весь германский Восток славянам. Древние германские поселения, в которых столетия назад поднимались лучшие германские роды, находились во владении славян. Немецкая империя была повержена, а имперская власть не признавалась племенами. Север отошел датчанам. На западе от империи откололась Эльзас-Лотарингия и примкнула к империи франков. Баварской и швабское герцогства на протяжении жизни одного поколения их жителей не признавали немецких королей, в особенности Людвига Ребенка и Конрада I Франкского.

Гиммлер произносит речь

Повсюду кровоточили раны насильственного насаждения христианства. Империя была внутренне ослаблена вечными притязаниями на власть духовных князей и вмешательством церкви в светские дела [6]. Распространенная Карлом Франкским над германскими племенами имперская власть была близка к своему полному крушению. Система давала административный сбой. Центральная власть, которая должна была управлять германскими крестьянами, саксами, баварцами, швабами, тюрингцами, а также франками и прочими племенами, была возведена на чужеродном фундаменте. Таково было положение, когда Генрих I принял тяжкую ношу в качестве короля. Генрих был истинным сыном его саксонских крестьянских земель. Упорно и целеустремленно он прокладывал себе путь, когда был герцогом, но еще сильнее, когда стал королем.

Во время королевских выборов, которые проходили в мае 919 года в Фрицларе, он отказался быть помазанным церковью на царство, но сделал это не в оскорбительной форме. Это стало еще одним свидетельством для всех германцев, не желал духовно признавать существовавших страданий, не хотел признавать, что церковная власть могла принимать участие в политических делах Германии, которая находилась под его правительством.

В том же самом 919 году швабский герцог Бурхард подчинился Генриху как немецкому королю, что позволило вернуть Швабию в лоно империи.

В 921 году Генрих с армией выступает в Баварию. Однако он завоевал ее не силой оружия, а силой убеждения, которую он смог продемонстрировать в открытых переговорах с герцогом Генрихом Баварским. Тот согласился добровольно признать его как немецкого короля. Бавария и Швабия, которые рисковали окончательно отделиться от империи, оказались возвращенными королем Генрихом и пребывают в составе империи по сей день. Таким образом, мы убеждены в том, что они сохранились для вечной будущности Немецкой империи.

В 921 году Генриха, рассудительного, осторожного и жесткого политика, признает западнофранкская, еще управляемая каролингами империя. В 923 и 925 годах в империю возвращаются, казалось бы, окончательно потерянные Эльзас и Лотарингия.

Но сложно представить, чтобы это повторное возрождение Германии проходило легко, без каких-либо внешних препятствий. На протяжении нескольких поколений слабая немецкая нация была добычей для чужаков. Из года в год она страдала от непостижимых и казавшихся непобедимыми венгров, совершавших набеги . Люди и земли, а можно сказать и вся Европа, были беззащитными перед этими политически и стратегически превосходно руководимыми ордами всадников. Летописи и хроники тех времен рассказывают нам о разрушении Венеции и разграблении Верхней Италии, о нападении на Камбре, об испепелении Бремена, а также о разорении баварских, франкских, тюрингских и даже саксонских земель. Рассудительный солдат Генрих понимал, что имевшихся войск немецких племен и герцогств было недостаточно, чтобы одержать верх над противником. Для этого не подходила и обыкновенная тактика. Но на выручку ему пришла удача. В 924 году во время очередного набега венгров на саксонские земли в Верле близ Гослара ему удается пленить венгерского полководца. Чтобы вызволить своего полководца, венгры предлагали неслыханные по тем временам сокровища и суммы золота. Но, несмотря на недовольные голоса тогда еще имевшихся в изобилии глупых и близоруких современников, гордый король обменял венгерского полководца на девятилетнее перемирие сначала для Саксонии и для всей империи при условии выплаты дани венграм.

Он имел мужество, чтобы начать проводить в жизнь непопулярную политику. Ему хватило власти и уважения, чтобы смочь осуществить ее. Именно тогда началась его великая деятельность по созданию армии, созданию замков и городов, которые имели военное значение. Только так можно было решиться на противостояние с казавшимся непобедимым неприятелем.

В те времена имелось два вида воинских союзов. С одной стороны, племенные германско-крестьянские военные формирования при герцогах, которые призывались к оружию только во времена больших бедствий. С другой стороны, первые немецкие военные части, которые были укомплектованы профессиональными воинами, — это были дружины, которые были введены еще каролингами. Генрих I сливает эти два вида воинских союзов для организации немецкой армии. Из дружин при королевском и герцогских дворах он выделяет каждого девятого, который должен был направиться в замки. Он упорядочивает конницу, из тактических соображений делает ее управляемым воинским формированием.

В самые кратчайшие сроки у тогдашней немецкой восточной границы, которая проходила вдоль Эльбы, возникает огромное количество больших и маленьких замков, которые окружены рвом. Эти строения нередко возведены из камня. В них имелись цеха по производству оружия, продовольственные склады, в которых по приказу короля копится треть собранного урожая. Из части этих замков еще во времена Генриха I возникли крупные немецкие города, такие как Мерзебург, Херфекльд, Брауншвейг, Гандекрсхайм, Галле, Нордхаузен и т. д.

После этой подготовки Генрих I принялся за дело, которое должно было стать важнейшей предпосылкой для решающей битвы с венграми. В течении в 928-го и 929 годов он предпринимает несколько крупных военных походов на славян . С одной стороны, он хочет обучить военному делу только что сформированную армию, закалить ее в битвах. С другой стороны, он хочет лишить Венгрию союзников и разрушить навсегда базы, с которых могли вестись войны против Германии. За эти два года войны он подвергает свою молодую армию самым жестким испытаниям. Он побеждает хевеллеров, ротарей, вильцев, долнчан, ободритов. Зимой он захватывает считавшийся неприступным замок Бранибор, сегодняшний Бранденбург. После трехнедельной зимней осады он захватывает крепость Гану. В том же самом году создает замок Мейсен, который приобретает стратегическое значение на долгие времена.

В 932 году, когда неуклонно следующий к своей цели король посчитал созданными все предпосылки для успеха, он призывает духовных князей в Эрфурт. Там он обращается к народному собранию. Он произносит зажигательную речь, в которой призывает более не платить дань венграм и начать народную войну во имя окончательного избавления от венгерской опасности.

В 933 году происходит очередной набег венгров, который обернулся их поражением. Стратегический талант короля позволил разгромить их орды у местечка Риаде. В 934 году Генрих предпринимает военный поход против Дании, чтобы окончательно обезопасить северную границу от набегов датчан и славян. Он вновь присоединяет к империи некогда потерянные земли. Именно тогда ему удается завоевать для Германии торговый город Хайтхабу. Находясь в древнем Шлезвиге, он имел огромное значение для всей Европы.

В 935–936 годы мы видим Генриха I как одного из самых известных и уважаемых князей Европы, который проводит время преимущественно на своей саксонской Родине, преданный своим крестьянским корням. Поскольку он чувствует, что его жизнь идет к концу, то он представляет в Эрфурте герцогами и старейшинам своего сына Отто как наследника торна.

2 июля Генрих I умер в возрасте 60 лет во дворце Мемлебен в Унштруталле. Его тело было погребено в Кведлинбурге, в этой крипте.

Собор Кведлинбурга

Так в некоторых фактах и датах выглядит жизнь этого короля. Многие из тех, кто правил Германией более долгое время, не могут похвастаться, что на их долю пришлась хотя бы тысячная часть успеха, которого смог добиться Генрих I. Нас, людей ХХ столетия, которые жили во времена самой величайшей катастрофы и во времена великого возрождения при Адольфе Гитлере, сейчас интересует, какие силы позволили Генриху I создать его творение. Ответ приходит сам собой, если мы познакомимся с Генрихом I как германской личностью. Как сообщают его современники, он был вождем, который возвышался над окружающими его благодаря своей силе, величию и мудрости. Он вел за собой благодаря могуществу его сильного и благородного сердца, это заставляло возникать любви к нему в других сердцах. Древний, но никогда не устаревающий германский принцип верности герцогу мы находим полной противоположностью каролингским методам правления, опирающимся на христианство. Он был жесток по отношению к врагам, но милостив и благосклонен к друзьям и союзникам.

Он был одним из величайших вождей в немецкой истории. Прекрасно осознавая собственную власть и силу своего острого меча, он полагал, что большую и прочную победу можно было одержать в глубине самого немца, открыто по-мужски призывая его отбросить все мелочное, откинуть все предубеждения и обратиться к Великому. Данное слово и рукопожатие были для него священными действиями. Он считал нерушимыми заключенные союзы, и на протяжении долгих лет его жизни благодарное окружение хранило ему благоговейную верность. Он проявлял уважение ко многим делам. Он понимал, что отнюдь не все люди являлись святыми, но он не прибегал к вероломным убийствам политизированных иерархов, а потому с самоочевидной неприступностью пресекал любые попытки вмешательства церкви в дела империи. При этом он сам предпочитал не вмешиваться в церковные дела и не препятствовал благочестивому образу жизни королевы Матильды, правнучки Видукинда. Королева была постоянно окружена заботой и его любовью. Ни в один из моментов своей жизни он не забывал, что сила немецкого народа основывается на чистоте крови и укоренившемся на свободной земле крестьянском обычае «одал». При этом он знал о законах жизни и полагал, что герцог пограничной марки не мог как личность отразить набег неприятеля, если его в соответствии с мелочными принципами каролингского правления лишили всех прав и величия. Он видел проблему в целом, строил империю и никогда не забывал, что сила тысячелетних традиций крылась в больших германских родах. Он правил так, что племена и ландшафты стали ему помощниками в создании империи. Он создал мощную имперскую власть, но сознательно сохранил жизнь провинций. В высшей мере мы должны быть ему благодарны за то, что он не повторил ошибку, которую на протяжении веков из раза в раз повторяли германские и европейские политические деятели. Они не видели цель своего народа, так как были оторваны от проблем жизненного пространства, или, как мы говорим сегодня, от геополитического простора. При этом Генрих I никогда не поддавался искушению перейти за рамки предназначенного судьбой жизненного пространства, которое на востоке ограничено Балтийским морем, а на юге — Альпами. При всем этом он отказался, как мы можем судить из-за своих воззрений, принять звучный титул «римского императора немецкой нации».

Он был благородным крестьянином своего народа. Представители народа всегда имели возможность встретиться с королем и постоянно участвовали в мероприятиях, организованных на самом высоком государственном уровне.

Он был первым среди равных, и это приносили ему больше доверия и больше почтения, нежели императорам, королям и князьям, которые требовали соблюдения чуждого народу византийского церемониала. Он назывался герцогом и королем, но на самом деле был вождем тысячелетней давности.

А теперь в конце своей речи я должен сделать печальное для нашего народа и даже постыдное признание. Останки великого немецкого вождя более не находятся в месте их погребения. Где они находятся, мы не знаем. Мы может только предполагать. Хотелось бы надеяться, что преданное окружение достойно перезахоронили почитаемое ими тело. Но об этом ничего не известно. Не исключено, что движимые темной, непримиримой ненавистью политизированные вельможи развеяли его пепел, раскидали его останки на все четыре стороны. Сегодня мы стоим перед пустой могилой по поручению Адольфа Гитлера как представители немецкого народа, национал-социалистического движения и государства. И возлагаем на нее в глубоком почтении венки. Мы также возлагаем венок на могилу умершей более девяти с половиной веков назад королевы Матильды, верной спутницы великого короля. Мы мыслим великого короля только вместе с его королевой Матильдой, образцом истинной немецкой женственности».

На первый взгляд в этой речи не было ничего особо примечательного. Она была посвящена Генриху I и в основных своих чертах соответствовала представлениям, которые активно культивировались в исторической литературе еще со времен кайзеровской империи. Показательно, что Генрих Гиммлер, недолюбливавший Карла Великого за казнь предводителей саксов (на месте гибели был создан «культовый» объект — Заксенхайн), предпочитал именовать его как «Карла Франкского». Однако в отличие от «прусских исследований» Генриха I Гиммлер предпочитал сделать в своем выступлении акцент отнюдь не на том, что сделал этот исторический персонаж для «немецкой империи». Рейхсфюрер СС говорил о Генрихе I просто как о «самом великом создателе Немецкой империи». По мнению Гиммлера, именно Генрих I даже многие годы спустя имел больше оснований (в отличие от Карла) носить прозвище «Великий». Речь Гиммлер отличалась тем, что в ней подчеркивалось значение восточной экспансии, которую проводил в жизнь Генрих I. Вне всякого сомнения, Гиммлер высказывал идеи относительно грядущего завоевания «немецкого Востока». Не была лишена речь и неких религиозных отступлений. В самой ее начале Гиммлер говорил о Генрихе I не только как о величайшем, но и как об одном из самых забытых создателей «Немецкой империи». Здесь отчетливо проявлялось баварское происхождение Гиммлера. Дело в том, что в баварских школах, опекаемых католической церковью, фактически ничего не говорилось о Генрихе I. На севере же страны Генрих I, напротив, всячески превозносился. Этот момент, равно как и то, что Гиммлер постоянно подчеркивал, что древним ядром Германии являлась Вестфалия, являлся визуальным отказом рейхсфюрера от баварского национализма в пользу «северного (вестфальского) империализма».

Возложение венков на место захоронения Генриха I

При этом эсэсовцы нередко путались в исторических фактах. Так, например, в первом проекте речи, который для Гиммлера подготовил Гюнтер д’Альквен, главный редактор ведомственного журнала СС «Черный корпус», говорилось: «Тысячу лет назад умер один из самых великих немцев. Казалось бы, он был забыт и оставлен. Но все же он живет среди нас, мы можем почти чувствовать его физическое присутствие, когда поднимаемся в его замок Данквардероде или в его творение — собор Кведлинбург». Как видим, даже эсэсовские идеологи не были в состоянии провести четкую грань между Генрихом Львом (именно ему принадлежал замок Данквардероде) и Генрихом I Птицеловом, который, собственно, и начал постройку собора в Кведлинбурге. Оба Генриха объединились для них в одну общую историческую фигуру, а между двумя величественными архитектурными объектами фактически был поставлен знак равенства. Эта аморфная историческая фигура получила имя «Генриха - создателя первой Немецкой империи»[7]. Собственно, данная путаница была присуща многим людям, которые общались лично с Гиммлером. Так, например, личный врач главы СС Феликс Керстен писал в своих мемуарах: «Все это было вполне в духе легенд о Святом Граале и истории о Парсифале. Но если Гиммлер витал в подобном мире воображения, то он должен был и себя считать реинкарнацией какой-либо великой фигуры из немецкой истории.

Я задал ему такой вопрос, но он отрезал:

— При подобных разговорах ни один человек не испытывает желания говорить о себе лично. Я часто размышлял над этим, но еще не пришел ни к какому заключению.

Сегодня я долго обсуждал этот момент с Брандтом; тот сообщил мне, что ему точно известно: рейхсфюрер рассматривает себя как реинкарнацию Генриха Льва. Гиммлер знает о его жизни чуть ли не больше, чем кто-либо другой, и считает предпринятую Генрихом колонизацию Востока одним из величайших достижений в германской истории. Гиммлер знал, что получил у своих последователей прозвища Король Генрих и Черный Герцог, и был этим крайне недоволен. Он произнес очень впечатляющую речь о Генрихе Льве на церемонии в память короля в Брауншвейге. Брандт считал вполне в порядке вещей, когда люди берут себе в образец подобную прославленную фигуру и если доходят до того, что отождествляют себя с образцом, тем лучше».

На самом деле если Гиммлер и считал себя реинкарнацией, то не Генриха Льва, а Генриха I Птицелова. Судя по всему, подобная путаница была вызвана постоянным упоминанием замка Данквардероде как места, связанного с почитаемым Гиммлером «королем Генрихом». На самом деле эта историческая неточность привела к последующей путанице — короля Генриха I Птицелова стали путать с герцогом Генрихом III Львом.

Вили Фришауэр в своей книге «Генрих Гиммлер — злой гений Третьего рейха» описывал, какое большое значение должна была иметь эта речь для самого Гиммлера. «В течение долгого времени Гиммлер готовил речь, посвященную тысячелетию кончины короля Генриха… Его эсэсовские археологи, опираясь на указания рейхсфюрера СС, содействовали созданию новой церемониальной святыни. При этом никто не мог поставить под сомнение, что новый Генрих (Гиммлер) должен был повести Германию по пути, завещанному старым Генрихом (королем). В частных беседах Гиммлер нередко характеризовал свою речь как самое великое и самое важное, что сделал в своей жизни».

Скорее всего, Гиммлер говорил не о своей речи, а о церемонии, которую она сопровождала. О важности этих событий говорит хотя бы тот факт, что текст речи дважды публиковался в 1936 году. Примечательно, как и где была опубликована эта речь, сопровождавшаяся несколькими фотографиями. В первый раз это произошло на страницах ведомственного журнала «Аненэрбэ», второй раз речь была выпущена отдельной брошюрой в издательстве «Нордланд», которое было весьма близко к «Наследию предков». Показательной была и эмоциональная сторона, с которой Гиммлер произносил эту речь. Очевидцы свидетельствовали, что на глазах рейхсфюрера наворачивались слезы, когда он говорил, что тысячу лет назад, 2 июля 936 года, в возрасте шестидесяти лет скончался великий король, останки которого были когда-то похоронены в склепе, где проходила церемония. Фришауэр описывал происходившее следующим образом: «Тщательно подбирая слова, один Генрих описывал другого Генриха как умного, осторожного и последовательного политического деятеля. При этом он, казалось, подразумевал себя. Гиммлер говорил, что венгры, которые во времена короля Генриха походили на русских, угрожали незащищенной Германии. У них не было танков, но были орды всадников, которые были способны ужаснуть любого. Гиммлер продолжал: рассудительный солдат Генрих сплотил силы германских племен, которые по отдельности не были способны справиться с этим врагом. И что же сделал герой Гиммлера? Он заключил перемирие с превосходящим по численности противником, чтобы подготовиться к решающему сражению. Если бы государственные мужи Европы слушали Гиммлера, то они, возможно, они были бы менее удивлены советско-германским пактом о ненападении 1939 года, который был перемирием, заключенным по образцу Генриха I».

Если внимательно посмотрим на историю, то обнаружим, что замок Вевельсбург и собор в Кведлинбурге были неявным образом связаны между собой. Дело было не столько в том, что они считались эсэсовскими «святынями». Речь о более глубоких корнях. Оба они были связаны с фигурой Генриха I Птицелова. Можно предположить, что выбор Гиммлера при поиске в Вестфалии подходящего замка пал на Вевельсбург именно потому, что ему рассказали местную легенду о том, что здесь некогда был создан один из замков короля Генриха, которые были призваны отразить нападения венгров. Действительно, нечто подобное в одной из летописей сообщал оставшийся безымянным саксонский летописец XII века. Однако это не мешает современным немецким историкам считать данную версию несостоятельной. Впрочем, скорее всего, это дань господствующей на Западе политкорректности. После того как Гиммлер проявил повышенный интерес к фигуре Генриха I, в немецкой медиевистике эта тема считается если не «проклятой», то весьма сомнительной. Ученые пытаются обходить этот сюжет стороной, а вестфальские краеведы (сознательно или невольно) лишают Вевельсбург нескольких столетий его ранней истории.

Гиммлер в юные годы

Если обратиться к истории, то мы обнаружим, что Гиммлер и Рихард Вальтер Дарре еще в начале 1933 года, то есть сразу же после прихода Гитлера к власти, стали уделять повышенное внимание Вестфалии. У этого интереса были две стороны. На одной мы могли бы обнаружить заявления о «стране Германа и Видукинда», что являлось неким проектом исторических воззрений, положенных в основу эсэсовской идеологии. На другой стороне мы могли бы обнаружить суждения Карла Марии Вилигута о том, что Вестфалия являлась прародиной ирминизма, той самой мифической религии, чья реконструкция во многом предопределила мистическую сторону обрядности в СС.

Если говорить об исторической стороне данного вопроса (мистическая сторона требует особого рассмотрения в рамках рукописи, посвященной Вилигуту-Вайстору), то надо сказать, что долгое время Гиммлер и Дарре были очень дружны. Их сближали многие факты биографии. Оба имели сельскохозяйственное образование. Оба в свое время были членами союза «Артаманен», радикальной националистической организации, ориентированной на утопический аграрный образ жизни. Во многом интерес к Вестфалии был продиктован лозунгом о «крови и почве», который Дарре неразрывно связывал с этой германской областью. В своей работе «Новое дворянство из крови и почвы» он писал: «Тут и там в Вестфалии можно обнаружить роды мелких и средних свободных землевладельцев». Именно такие крестьяне были, по мнению будущего предводителя крестьян Третьего рейха, типичными германцами, большинство из которых исчезло после Х века. То есть Вестфалия для него выступала в качестве некоего заповедника давно исчезнувшего «германского типа». В связи с рассуждениями о Генрихе I и его супруге королеве Матильде Дарре не раз подчеркивал, что базисом будущего «расового возрождения Германии» должны были стать «только самые благородные роды с благородным образом мышления». То есть Вестфалия, кроме всего прочего, должна была стать не просто историческим заповедником, но и общегерманским инкубатором, который должен был обеспечить весь рейх «благородными родами». Не исключено, что именно после разговоров с Дарре, которые можно было датировать началом 30-х годов, Генрих Гиммлер стал проявлять повышенный интерес к фигуре Генриха I. Теперь можно однозначно ответить на вопрос: почему баварец Генрих Гиммлер искал замок для эсэсовских нужд именно в Вестфалии?

Как мы уже видели, между Вевельсбургом и «Аненэрбэ» существовали не просто условные, а вполне устойчивые связи. Они во многом усиливались за счет того, что «Аненэрбэ» оказалось привлечено к подготовке к празднованию 1000-летия со дня смерти Генриха I в Кведлинбурге. К тому моменту, когда шла подготовка к этому событию, отношения между Генрихом Гиммлером и первым президентом «Аненэрбэ» Германом Виртом были очень напряженными. Именно это стало причиной того, что в «Наследии предков» появился новый человек — профессор Вальтер Вюст. Без всяких сомнений, его можно было назвать одним из самых одаренных индогерманистов того времени. Вюст родился в семье учителя евангелической школы Пфальца. В 1923 году он защитил диссертацию, а через три года стал приват-доцентом в Мюнхенском университете. Шесть лет спустя, в 1932 году, он уже работал штатным профессором этого университета. Гиммлер познакомился с Вюстом как с ученым, но политическая судьба последнего была не менее впечатляющей, нежели научные таланты. Он примкнул к нацистам еще в 20-х годах. В начале 30-х годов он являлся не только референтом местной организации Национал-социалистического союза учителей, но и лектором окружной партийной организации и тайным агентом СД в Мюнхенском университете. Став в 1935 году деканом философского факультета, Вюст заявил о себе как о наиболее реальном претенденте на место ректора Мюнхенского университета. Его научное влияние было помножено на партийный авторитет. Уже в 1933 году он держал под контролем все баварские учебные заведения. Вюста и Гиммлера познакомил генеральный секретарь «Аненэрбэ» Вольфрам Зиверс — он был знаком с ученым еще со времен своей работы в издательстве Брукмана. Эта историческая встреча произошла в январе 1936 года. Вюст произвел самое благоприятное впечатление на рейхсфюрера. Шеф СС решил привлечь молодого профессора-нациста к участию в «Празднике Генриха», проводимом силами СС в замке Кведлинбург.

Празднество, как уже говорилось выше, посвящалось 1000-летию со дня смерти короля, и Генрих Гиммлер планировал провести его с большой помпой. Сначала мероприятие хотели провести в соборе замка Кведлинбург, где находилось предполагаемое захоронение короля. Но позже возникли сомнения. «Останки величайшего немецкого вождя покоятся не в гробнице, и где они находятся, мы не знаем», — сообщали рейхсфюреру устроители праздника. Эту фразу он не преминул повторить в своей торжественной речи.

После этого у «Аненэрбэ» появилась новая задача — найти останки любимого Гиммлером короля. После 1936 года деятельность «Наследия предков» была во многом связана с осуществлением эсэсовских раскопок. Здесь все оказалось организованным на высшем уровне. Еще в 1934 году Гиммлер как председатель правления «Учреждения Экстернштайн» начал помогать мюнстерскому профессору Юлиусу Андрее, который в 1935 году начал раскопки в местечке Бенсберг близ Кёльна. Впоследствии он в течение долгого времени раскапывал Альткрисбург в Восточной Пруссии, где, по словам Гиммлера, извлек на свет пять готических и раннегерманских культурных слоев. В конце 1936 года историк из Тюрингского университета Густав Рик начал раскопки южно-германских курганов близ местечка Зигмаринген; в мае 1937 года он рапортовал Гиммлеру, что стадия совершения находок завершена. В августе того же года рейхсфюрер СС обратил свое внимание на раскопки профессора Шмидта в окрестностях города Ингольштадт. Кроме того, нелегально вели раскопки и австрийские эсэсовцы. Их работы курировал Рольф Хёне. В начале 1937 года Р. Хёне перешел из РуСХА в Личный штаб Гиммлера. Здесь он получил задание организовать изучение окрестностей замка Кведлинбург с целью найти пропавшие останки Генриха I. Его предприятие увенчалось успехом, так как он отыскал скелет, который предположительно принадлежал легендарному королю. Для рейхсфюрера не было важно, был ли это Генрих I или кто-то другой, — 2 июля 1937 года он был намерен провести погребение останков. Совесть у Хёне явно была не чиста. По меньшей мере, об этом говорило несколько фактов. У РуСХА имелся штат собственных антропологов, но Хёне не передал им для изучения череп предполагаемого короля. Вместо этого он пригласил маститого медиевиста Карла Эрдманна, который в 1941 году опубликовал обширный отчет о своих исследованиях. В этом отчете ученый говорил о подлинности останков, а стало быть, и «святости» захоронения. Хёне между тем продолжал свои раскопки.

Построение перед Кведлинбургом

Осознавая неумолимо растущее влияние рейхсфюрера СС, «Аненеэрбэ» рвалось приложить свою руку к созданию мифа о Генрихе I. Первый генриховский праздник, проходивший в июле 1936 года, был оправдан с исторической точки зрения, так как был приурочен к 1000-летию кончины монарха. Но в следующие годы мероприятия на могиле короля начали приобретать своего рода ритуальный характер. Начиная с 1937 года праздники проходили по строго предписанному сценарию и должны были, прежде всего, поднимать настроение капризному рейхсфюреру, который все более и более убеждался в том, что являлся реинкарнацией Генриха Птицелова. После подобного мероприятия в июле 1939 года Гиммлер дал «Аненэрбэ» особое задание. Исследовательское общество должно было подыскать в средневековой истории аналогии современным политическим событиям. Ответ, подготовленный Вюстом в сентябре 1939 года, несколько успокоил шефа СС, так как гласил, что в истории средневековых королей есть множество эпох, которые сравнимы только с тогдашним периодом. Но найти аналог деятельности Генриха I оказалось не так уж просто. Несомненно, Гиммлер хотел, чтобы его сравнивали с любимым королем. Он наивно полагал, что тем самым приумножит свой политический авторитет. Но тут главу СС ждали разочарования: четких аналогий не нашлось, идея переименования одного из городов в Генрихштадт провалилась (она показалась руководству Третьего рейха исторически неоправданной). Вялым утешением для рейхсфюрера мог стать только «Марш короля Генриха», который посвящался ему лично.

Тем не менее, в «Аненэрбэ» планировали, что изучение кведлинбургской могилы короля должно повысить престиж общества внутри СС. После того как в замке был создан «Мемориальный комплекс короля Генриха I», непосредственной подготовкой праздничных мероприятий занимался лично организационный руководитель «Аненэрбэ» Вольфрам Зиверс. Он отвечал за организационное и идеологическое содержание праздника, но никак не касался его финансовой стороны.

Несмотря на все предпринятые меры, влияние «Аненэрбэ» так и не выросло («Наследие предков» не было единственной структурой, занимавшейся в рамках СС проблемами истории и культуры). Можно даже констатировать, что его престиж начал падать. Доклады и статьи, публикуемые в «Германии», неохотно принимались эсэсовскими структурами, так как не проходили официального согласования с мировоззренческими обучающими программами, которыми занималось XIII Главное управление СС. Отношение «Наследия предков» к Экстернштайну и «Мемориальному комплексу Генриха I» было чисто номинальным, ибо они находились непосредственно в ведении Главного административно-хозяйственного управления СС, являясь скорее параллельными структурами, нежели филиалами исследовательского общества. К 1939 году большинство высокопоставленных эсэсовских функционеров предпочитало разрабатывать родовые гербы силами своих подчиненных, а не обращаться за помощью к неизвестной им структуре.

Несколько исправить ситуацию должно было создание при «Наследии предков» попечительского совета. Идея создания подобной организации была выдвинута Вальтером Вюстом в мае 1937 года. Ее горячо поддержал Гиммлер. Попечительский совет «Наследия предков» начал свою деятельность в том же месяце, ставя своей основной задачей решение финансовых вопросов. В совет должны были войти наиболее значимые представители индустрии и подразделений НСДАП, которые могли бы оказать всестороннюю поддержку в реализации планов «Аненэрбэ». Непосредственный контроль за деятельностью совета осуществлял личный представитель Гиммлера Бруно Гальке. К этому времени стало ясно, что Имперский продовольственный комитет, которым руководил рассорившийся с Гиммлером Рихард Вальтер Дарре, существенно сократит финансовые отчисления «Наследию предков». В сложившихся условиях ни членские взносы, ни казна СС не могли обеспечить достаточного финансирования для проведения исследований. Ситуация начала меняться, когда 15 августа 1937 года попечительский совет выделили 8 тысяч рейхсмарок. Само по себе это было небольшой суммой, но предполагалось, что со временем финансовые поступления станут регулярными и более значительными. Эти средства предполагалось получить, в частности, от эсэсовца Антона Лойбла. Этот человек долгое время был личным шофером Гиммлера, а затем запатентовал новую модель тормозного устройства для автомобилей. Промышленное производство этого тормоза принесло ему немалый доход. Но, тем не менее, идея попечительства как основного источника доходов «Аненэрбэ» не оправдала надежд рейхсфюрера СС. Тогда у Гиммлера не было структур, которые могли бы вести эффективную экономическую деятельность. А те, что имелись, занимались в основном вопросами мировоззрения и идеологии. Те же, кто оказывал поддержку «Аненэрбэ», исследованиям комплекса Экстернштайн и сохранению собора замка Кведлинбург (это были основные статьи расходов попечительского совета), как правило, не были связаны с СС.