Путь к Командорам

1 марта 1730 года Беринг прибыл в Петербург. Встретили его там очень холодно. И Адмиралтейств-коллегия, и Сенат констатировали, что поставленной Петром Первым задачи он не решил, и выразили ему свое неудовольствие. Никаких наград за экспедицию Беринг не получил, хотя и был по очереди произведен в капитан-командоры.

В декабре 1730 года по указанию Сената Беринг написал предложения об улучшении управления Охотским краем. Во втором из этих предложений он высказал мысль, что к востоку от Камчатки могут быть открыты новые земли — Америка или близлежащие острова, то есть те, от поиска которых он отказался на третий день пути из-за ветра и тумана.

В Сенате вначале заинтересовались только первым предложением, но затем обратили внимание и на второе. Поскольку Беринг уже бывал в Охотске, решено было поручить ему управление краем и попутные поиски новых земель. Впоследствии Сенат и Адмиралтейств-коллегия убедились, что управлять краем и совершать плавание одновременно — задача Невыполнимая, и управителем края был назначен Скорняков-Писарев.

Обычно инициативу в организации Великой северной экспедиции целиком приписывают Берингу. Это неточно. Во-первых, он писал свои предложения по прямому указанию Сената. Во-вторых, идея исследования северного и восточного побережий России с целью описания и проведывания пути в Индию и Китай высказывалась спальником Салтыковым в его предложениях Петру Первому; Беринг в этом не оригинален. Но все-таки, составляя свои предложения, он воскресил эту идею, а потом в меру своих сил осуществил ее. Этого достаточно, чтобы имя Беринга навсегда осталось вписанным в летопись отечественной и мировой науки. Но рядом с ним, а частью и впереди него должны быть вписаны другие имена — забытые или полузабытые. Перед отправкой в новую экспедицию Витус Беринг просил, чтобы ему присвоили чин шаутбенахта, то есть контр-адмирала, но ему отказали. Чириков за это время был повышен в чине дважды, причем «не по старшинству; а по знанию и достоинству».

Теперь на некоторое время оставим Беринга.

Через год после того, как участники Первой Камчатской, экспедиции покинули столицу, в 1726 году, в Петербург прибыл некто Афанасий Шестаков, казачий голова из Якутска, и представил правительству карту, на которой против северо-восточной оконечности материка Азия была нанесена суша под названием Большая Земля, то есть Америка. В те дни, когда Беринг только подъезжал к Охотску, Афанасий Шестаков, совершенно уверенный в существовании Большой Земли и в том, что она недалеко от Азии, взялся покорить и северо-восток Азии, и Америку. В Петербурге Шестакову поверили, и под его начальством была снаряжена огромная экспедиция, насчитывавшая более четырехсот человек. Осенью 1729 года Шестаков, прибыл в Охотск и застал там оставшегося не у дел после отъезда Беринга архангельского морехода Кондратия Мошкова. Поскольку Кондратий Мошков плавал с Берингом и видел северо-восточную оконечность Азии своими глазами, Шестаков взял его в экспедицию. Весной следующего года, уже находясь где-то в районе Пенжинской губы, Шестаков приказал отправить корабль к берегам Большой Земли. А через три дня энергичный казак погиб в сражении с чукчами. После Шестакова командование принял капитан Дмитрий Павлуцкий. Осенью он послал в плавание два судна. Одно из них разбилось у берегов Камчатки. Судьба второго сложилась иначе. Вел его подштурман Иван Федоров, вместе с ним в качестве помощника плыл геодезист Михаил Гвоздев, а матросом — наш старый знакомец неутомимый мореход Кондратий Мошков, человек, биографией которого следовало бы поинтересоваться нашим историкам. Летом 1732 года, когда Беринг готовился отправиться из Петербурга во вторую экспедицию, Иван Федоров достиг восточных берегов Чукотки, а через некоторое время открыл Северо-западную часть Америки — полуостров Аляску. Таким образом, первыми мореплавателями, достигшими северо-западных берегов Америки и собственными глазами увидевшими как западные, так и восточные берега пролива, названного в честь Витуса Беринга, были Федоров, Гвоздев, Мошков и их товарищи. Одно время острова, расположенные в Беринговом проливе, называли островами Гвоздева (Федоров умер, а Гвоздев сообщил о плавании). Но теперь даже, этот легкий след стерт с географических карт равнодушными руками: если вы посмотрите на карту Берингова пролива, то убедитесь, что острова Гвоздева ныне называются островами Диомида. Люди, сделавшие то, на что не осмелился Беринг, забыты…

Указ об организации Второй Камчатской экспедиции был издан 17 апреля 1732 года, но из Петербурга участники экспедиции выехали лишь в феврале 1733 года. Вся экспедиция с возвращением в Петербург была рассчитана на шесть лет (первая продолжалась пять лет). В октябре 1734 года Беринг приехал в Якутск. Чириков в это время руководил передвижением огромного обоза, Шпанберг отправился в Охотск строить суда.

В Якутске капитан-командор обосновался прочно. Нельзя преуменьшать стоявшие перед ним трудности, например, по снаряжению северных отрядов. Но видимо, Берингу и не очень хотелось ехать дальше. Адмиралтейств-коллегии пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы убедить Витуса Беринга выехать из Якутска. Историограф Соколов свидетельствует, что Адмиралтейств-коллегия, всячески выгораживая Беринга перед Сенатом, ибо он вел себя так, что экспедицию вот-вот могли прикрыть, «посылала ему подтверждение за подтверждением поспешать походом, выговор за выговором за медленность и нераспорядительность, стращала ответственностью, угрожала взысканием, приводила в пример разжалованных за нерадение лейтенантов Муравьева и Павлова, даже лишила его (в 1737 году) прибавочного жалования «за неприсылку в Коллегию надлежащих ответов и за нескорое отправление в надлежащий путь». Сенат приказал «крепчайше исследовать» о неисполнении порученного Берингу и Шпанбергу».

Лишь эти крайние меры побудили наконец капитан-командора летом 1737 года перебраться в Охотск, где уже хлопотали Чириков и Шпанберг.

А в 1738 году, по истечении шестилетнего срока, Кабинет императрицы поставил вопрос о прекращении экспедиции. Нельзя не согласиться с логичностью этого шага: а) срок, назначенный для выполнения, истек, б) расходы составили 300 000 рублей — сумму колоссальную по тому времени, в) а экспедиция даже не приступила к выполнению основного задания. К счастью, экспедицию все-таки решено было продолжать, потому что Адмиралтейств-коллегию возглавляли воспитанники Петра, подлинные ревнители морского дела.

Несмотря на долгое пребывание в Якутске, Беринг покинул его, так и не завершив организацию экспедиции, и это отрицательно сказалось на положении в Охотске: люди голодали, суда строились на редкость медленно. Работы осложнились сквернейшими отношениями между сибирскими властями и участниками экспедиции, во-первых, и между самими участниками экспедиции, во-вторых. Все это проистекало главным образом потому, что Беринг не пользовался авторитетом. Вообще же большего количества кляуз, доносов, сплетен, жалоб, грязи, чем во Второй Камчатской экспедиции, трудно себе представить. Соколов с горечью констатирует, что «сцены происходили постыдные». Но тот же Соколов пишет: «Весьма замечательно, что в кляузных делах этой экспедиции, которой все члены перессорились между собой и чернили друг друга в доносах, имя Чирикова остается почти неприкосновенным; мы не нашли на него ни одной жалобы…»

Но Алексей Чириков, определенно один из самых честных и принципиальных участников экспедиции, был поставлен в такие условия, что почти не мог проявить инициативу. В 1738 году Чириков подал прошение об увольнении из экспедиции. «Понеже я, премилостивый государь, — писал он графу Головину, — обращаюсь в ней (в экспедиции. — И.3.) истинно без пользы, понеже предложения мои к господину капитану-командору о экспедичном исправлении от него за благо не приемлются, токмо он, господин командир, за оные на меня злобствует».

Три года просидел Беринг в Охотске. В мае 1740 года Адмиралтейств-коллегия направила ему полное глубокой иронии и вместе с тем раздражения послание: «Из полученных Коллегиею рапортов усмотрено только одно, что леса заготовляются, суда строются и паруса шьются. А к которому времени будут готовы и в надлежащий путь отправится, о том не показано. Из чего Коллегия иначе рассуждать не может, что оное чинится через не малое время от неприлежного старания к скорому по инструкции исполнению; и потому что лесам давно надлежало быть приготовленным, и судам построенным, и парусам сшитым, а не так, как в оном (то есть Беринга. — И.3.) рапорте объявлено: для шитья тех парусов и дела такелажа строются избы…» Беринг порой прибегал к хитростям, шитым белыми нитками: по малейшему поводу он вступал в переписку с Петербургом, а от запроса до ответа проходило погоду.

В Петербурге эту хитрость, разумеется, раскусили. В том же послании Берингу предлагается «в путь свой отправляться без всякого замедления, не утруждая, яко излишними, без всякого действия, переписками и не ожидая впредь подтвердительных указов, понеже о том многими чрез всю его тамо бытность указами наикрепчайше подтверждено…».

В это же время Алексей Чириков предложил Берингу, чтобы тот отпустил его одного на небольшой бригантине «Михаил» в плавание к берегам Америки. Чириков обещал вернуться к осени в Охотск, но Беринг остался верен себе: он сослался на инструкцию, в которой подобное плавание не было предусмотрено, и отказал Чирикову. Так сорвалось смелое плавание, наверняка вписавшее бы славную страницу в историю географических открытий.

В сентябре 1740 года из Охотска наконец вышли в море два пакетбота — «Св. Петр» (им командовал Беринг) и «Св. Павел» (им командовал Чириков). Однако путь они держали не к берегам Америки, а на Камчатку — экспедиция перебиралась на новую базу, в Авачинскую губу, одну из лучших гаваней мира. Там еще летом штурман Иван Елагин, описывавший берега Камчатки, построил пять жилых домов, казармы и амбары, основав, таким образом, новое поселение, в наше время превратившееся в крупнейший город и порт Камчатки — Петропавловск. 27 сентября в Авачинскую губу Прибыл на «Св. Павле» Чириков, а 6 октября добрался Беринг, хотя его судно было лучше по мореходным качествам.

Л. С. Берг почему-то полагает, что именно день приезда Беринга следует считать днем основания города Петропавловска, названного в честь кораблей экспедиции. Однако почему Л. С. Берг так считает, понять трудно: ведь Беринг прибыл в губу, описанную, а вероятно, и открытую штурманом Елагиным, и в основанное Елагиным поселение. Очевидно, что Петропавловск заложили в те дни, когда строили там дома, а не тогда, когда с опозданием после Чирикова прибыл туда Беринг.

Весной 1741 года Беринг собрал консилиум для того, чтобы решить, куда направить корабли — прямо на восток, к берегам Америки, или же на юго-восток, к фантастической Земле Гама, которую астроном Хозеф Делиль нанес на карту, выданную Берингу в Петербурге. На этой карте вообще не было земли к востоку от Камчатки. Вопреки своему собственному убеждению Беринг подчинился мнению астронома Дела Кройера, брата составителя карты. Решено было искать Землю Гамы.

Это было первым шагом капитан-командора на пути к гибели.

4 июня 1741 года «Св. Петр» и «Св. Павел» вышли в море. Впереди, как и полагается начальнику экспедиции, плыл Витус Беринг, за ним — Алексеи Чириков, Уже на следующий день «Св. Петр» уклонился от намеченного курса к югу, заворачивая в бескрайние просторы Тихою океана. Чириков вынужден был догнать капитан-командора и указать ему на ошибку. Беринг обиделся и не пожелал объясняться. Но 6 июня не очень-то уверенный в себе капитан-командор приказал — «Св. Павлу» под командованием Чирикова выйти вперед. Таким образом, «Св. Павел» фактически превратился во флагманское судно, а Чириков — в главное действующее лицо.

Через шесть дней Беринг предложил прекратить поиски Земли Гама и взять курс на Америку. Чириков согласился с ним. 20 июня суда потеряли друг друга из виду. Чириков направил свой пакетбот к берегам неведомого материка, твердо и уверенно прокладывая курс.

Совершенно иначе повел себя Беринг. Оставшись один, он испугался, что действия его все-таки не соответствуют букве инструкции, и снова повернул на юг; потом он опять повел пакетбот на восток, но часто и необоснованно менял курсы; в конце концов он изменил юго-восточный курс на северо-западный.

Так было сделано еще несколько шагов на пути к гибели.

Историограф Соколов пишет: «Таким образом, направляя курсами нерешительно, кружа путем и еще замедляя плавание несвоевременными предосторожностями, после полуторамесячного, впрочем благополучного, плавания, около полудня 16 июля… наконец увидели на севере высокую сопку и высокие хребты гор, покрытые снегом. Это была гора, названная потом именем Св. Ильи, одна из высочайших на Американском континенте».

20 числа пакетбот Беринга подошел к острову, который ныне называется Каяк. Счисление велось не очень точно: определенная Берингом долгота оказалась почти на 8 градусов западнее истинной, и среди историков и картографов более столетия продолжался спор, куда именно пристал Беринг.

Далее началось непостижимое.

«Всякий легко себе вообразит, — рассказывает натуралист Стеллер, — как велика была радость всех нас, когда мы наконец увидели берег! Со всех сторон обратились с поздравлениями к Капитану, до которого более всех относилась честь открытия. Однако ж Капитан не только что весьма равнодушно выслушивал эти поздравления, но, рассматривая берег, даже стал пожимать плечами… Находясь потом в каюте со мною и Плениснером, он так выразился: «Мы теперь воображаем, что все открыли, и строим воздушные замки, а никто не думает о том, где мы нашли этот берег? Почему знать, не будем ли мы задержаны пассатными, ветрами? А берег нам незнакомый, чужой, провианта на прозимовку не хватит!»

Беринг даже не сделал попытки высадиться на материк, подойти к нему, хотя высокие горы определенно указывали, что перед ним большая земля. Он послал людей на остров за водой и запретил ехать вместе с ними натуралисту Стеллеру; тот вырвался лишь после страшнейшего скандала. Стеллер провел на острове около десяти часов и за это время вопреки желанию Беринга собрал уникальный научный материал, переоценить который просто невозможно. Но едва Стеллер вернулся к месту высадки, как Беринг тотчас потребовал, чтобы натуралист немедленно вернулся на судно, угрожав в случае неподчинения оставить его на острове.

Л. С. Берг пишет: «С горьким чувством отмечает Стеллер, что на подготовку экспедиции ушло 10 лет, а на самые исследования ему было предоставлено всего десять часов: «якобы только для взятия и отвозу из Америки в Азию американской воды приходили». Упреки Стеллера здесь совершенно справедливы».

Но даже воды Беринг не пожелал взять в нужном количестве. 21 числа, имея обыкновение вставать поздно, он рано утром выбрался на палубу и приказал поднимать якоря, хотя матросы не успели наполнить водой все бочки. Офицеры уговаривали Беринга подождать, но капитан-командор проявил железную непреклонность и сделал еще один шаг на пути к гибели, потому что затем вновь пришлось подходить за водой к берегу. Пакетбот «Св. Петр» отправился в обратное плавание, невероятно тяжелое, закончившееся трагически.

Но может быть, капитан-командор Витус Беринг действовал строго в соответствии с инструкцией? Может быть, ему запрещалось исследовать открытые земли, завязывать отношения с туземцами? Ведь нам памятно, с какой пунктуальностью выполнял Витус Беринг инструкцию!

Что ж, обратимся к инструкции. Вот она: «Когда самые американские берега найдутся там, то на оных побывать и разведать подлинно, какие там народы и как то место называется и подлинно ли те берега американские, и, учиня то и разведав, с верным обстоятельством поставить все на карту, и потом итти для того же разведывания подле тех берегов, сколько время и возможность допустит…»

Как видите, в некоторых случаях Витус Беринг не очень-то считался с инструкцией! Он даже запамятовал, что в своем предложении обещал «установить торги с тамошними обретающими землями», то есть с Америкой.

Чем закончилось плавание Витуса Беринга, мы уже знаем. Петляя, поворачивая то на юг, то на север, пакетбот «Св. Петр» влачился по волнам до тех пор, пока не набрел на остров, в земле которого и доныне покоится прах капитан-командора.

Совершенно иначе сложилась судьба «Св. Павла», руководимого Алексеем Чириковым. С борта «Св. Павла» землю увидели на сутки с половиной раньше, чем с борта «Св. Петра», а подошел к ней Чириков на пять суток раньше Беринга. Посланная на берег шлюпка вернулась, не найдя подходящего места для стоянки. Чириков повел пакетбот вдоль берега. 17 числа, заметив залив (на самом деле пролив), Чириков вновь послал к берегу шлюпку с десятью вооруженными людьми во главе со штурманом Абрамом Михайловичем Дементьевым. Чириков выдал Дементьеву письменную инструкцию, в которой штурману предлагалось найти якорную стоянку для пакетбота, вступить в переговоры с местным населением, узнать у них, как называется страна, под чьей властью находится, сколько в ней жителей, и, чтобы установить хорошие отношения с туземцами, одарить их подарками. Кроме того, Дементьеву поручалось внимательно осмотреть побережье, узнать, какие растут деревья и травы, нет ли драгоценных камней и руд, особенно серебряных (Чириков даже дал Дементьеву образец серебряной руды).

Как видим, задание не такое уж маленькое, особенно если учесть, что на следующий день Чириков намеревался подвести пакетбот к берегу, чтобы самому приступить к исследованиям и пополнить запасы воды. Сравнение опять не в пользу Беринга…

Лангбот с Дементьевым и матросами отвалил от борта и, ныряя среди волн, пошел к берегу. С борта «Св. Павла» десятки глаз следили за счастливцами, которым было суждено первым ступить на неведомую землю. Чем дальше отходил лангбот, тем меньше он казался, и все-таки моряки видели, как лодка приблизилась к берегу… Минули сутки. По уговору Дементьев должен был вернуться, но напрасно Чириков осматривал в подзорную трубу побережье: все было пусто, тихо, никто не плыл обратно к пакетботу и никто не подавал условного знака с берега. Впрочем, виной тому могла быть густая пасмурь, заволакивающая горизонт, скрывающая побережье. Прошел второй день, третий… Несмотря на ветер, Чириков держал пакетбот под малыми парусами у самого берега.

Минула неделя. 23 июля на берегу, примерно там, где высадился Дементьев, заметили огонь. Чириков послал к берегу последнее гребное судно — маленькую лодку, в которую сели боцман Сидор Савельев, матрос, плотник и конопатчик. На этот раз с пакетбота видели, что лодка благополучно пристала к берегу… Но условного сигнала не подал и Савельев. На следующий день у берега появились две лодки. Сначала моряки подумали, что это возвращаются их товарищи, но вскоре убедились, что, в лодках сидят индейцы-тлинкиты. Тлинкиты что-то кричали морякам, но подъехать к пакетботу не захотели. После этого Чириков не без основания заключил, что все посланные на берег люди либо пленены, либо убиты.

Как ни тяжела была потеря пятнадцати человек, но самым трагичным было то, что пакетбот «Св. Павел» лишился всех своих гребных судов. Теперь мореплаватели при всем желании не могли высадиться на берег, хотя им очень нужно было пополнить запасы воды.

Некоторое время пакетбот еще плыл вдоль берега материка там, где вплотную к морю подходит южная оконечность величественного хребта Св. Ильи, — высокие горы, покрытые ледниками, уходили в поднебесье.

26 июля решено было возвращаться на Камчатку. Если бы не гибель шлюпок, Чириков еще немало времени провел бы у берегов Америки. Он так и писал: «И если б не учинилось объявленного несчастия, то б еще довольное время путь продолжать могли». Когда Чириков записывал это в судовом журнале, капитан-командор Витус Беринг шестые сутки плыл к дому.

Одни и те же бури трепали пакетботы Беринга и Чирикова, одни и те же встречные ветры заставляли их уменьшать парусность и лавировать, одну и ту же Алеутскую гряду обследовали они по пути, одни и те же болезни валили с ног экипажи пакетботов. И все-таки Чириков и его помощник штурман Иван Елагин точно прокладывали курс и вывели свой пакетбот к Авачинской губе за месяц до того, как сбившийся с пути Беринг наткнулся на Командорские острова.

Впрочем, вновь пора предоставить слово авторитетам, чтобы избежать обвинения в необъективности. Вот заключение Соколова, причем выделенные слова подчеркнуты им: «Итак, открыв Американский берег полуторами сутками ранее Беринга, в долготе одиннадцатью градусами далее; осмотрев его на протяжении трех градусов (почти трехсот пятидесяти километров. — И.3.) к северу и оставя пятью днями позже, Чириков возвратился на Камчатку — восемь градусов западнее Берингова пристанища — целым месяцем ранее; сделал те же на пути открытия Алеутских островов; во все это время не убирая парусов и ни разу не наливаясь водою; тоже претерпевая бури, лишения и смертность, более, впрочем, павшую у него на офицеров, чем на нижних чинов. Превосходство во всех отношениях разительное! По времени истинное торжество морского искусства!»

Так оно и было на самом деле — превосходство разительное во всех отношениях. И прежде всего превосходство нравственное, человеческое. Моральное переосмысление событий из истории исследования северной части Тихого океана не оставляет повода сомневаться в том, что слава Беринга настолько же искусственно раздута, насколько искусственно приглушена слава подлинного победителя Алексея Чирикова, по словам М. В. Ломоносова, «главного в этой экспедиции». А Чириков заслужил право на такую же посмертную славу, как и Беринг.

Но тень Беринга затмила не только Чирикова. Она невольно затмила память еще об одном человеке, первооткрывателе пролива Беринга и Берингова моря, — я имею в виду Федота Алексеева Попова. Опять-таки виноват в этом не капитан-командор, которого менее всего интересовала посмертная слава; и конечно же, виноват в этом не Семен Дежнев, искусственно поставленный современными исследователями на место всеми забытого организатора экспедиции. Виноваты в этом мы, ныне здравствующие, виноваты те из нас, кто за фактами не желает видеть людей; те, которым важно на каждое событие иметь монументальную символическую «фигуру» и которым безразличны человеческие судьбы, безразличны подлинные, живые люди с творческим огоньком в душе, те, кто на свой страх и риск делал первый, самый трудный и опасный шаг.