Начальный люд стрелецкий

В военных походах, на службах и в мирной жизни рядовые стрельцы находились под постоянным надзором своих командиров. Младшее звено командного состава стрелецких приказов составляли десятники и пятидесятники, ведавшие соответственно десятками и полусотнями стрельцов. На них лежала обязанность постоянно смотреть за тем, чтобы подчиненные вели себя смирно, службу несли исправно, а находясь в городе, не покидали без «отпуску» своих слобод. Для этого два раза в день, утром и вечером, младшие командиры должны были проводить «смотры» личного состава. Если обнаруживалось, что стрелец самовольно уходил из своей слободы, а десятник это утаивал, то за такое нерадение его сажали в тюрьму на один день. Когда приказ заступал в караул, пятидесятники и десятники назначались старшими постов, в зависимости от численности караульных.

За свое «старшинство» младшие стрелецкие командиры получали повышенное жалованье. По данным Г.К.Котошихина, в середине XVII века их денежные оклады составляли от 10 до 15 рублей в год, хлебное жалованье — от 18 до 20 четвертей. Кроме того, соли пятидесятники получали ежегодно по 5 пудов, десятники — по 3 пуда¹. В остальном материальное обеспечение младших командиров мало чем отличалось от обеспечения рядового состава. Как и все стрельцы, десятники имели на вооружении сабли, бердыши и самопалы. В отличие от них командиры полусотен были вооружены только холодным оружием. В общем стрелецком строю их выделяли протазаны или алебарды.

Обычно десятников и пятидесятников стрелецкие головы выбирали из числа «добрых», безупречно служивших стрельцов, но случалось, что назначать приходилось «неволею, а не своею охотою». Чаще всего тяготились повышением по службе «прожиточные» стрельцы, для которых дополнительные обязанности становились помехой в их доходных промыслах. Не менее обременительной была и должность пристава, выполнявшего функции судебного исполнителя и рассыльного по различным административным делам, находившимся в ведении командира приказа. Согласно наказам стрелецким головам середины XVII столетия в каждом приказе должно было иметь по одному приставу, «а переменяти их по годом, а давати приставство за явственные послуги стрелцом добрым, которые б были не воры и не бражники, и имать по них крепкие поруки с записми; а имати приставу хоженого со стрелца по четыре денги, а пожелезного на день да на ночь по три денги, и с сторонних приставу имати хоженого, по государеву указу, по десяти денег»².

В середине XVII века появляется более высокая должность «пятисотного пристава» или просто «пятисотенного». По официальной справке 1689 г., «в стрелецких полках во всяком полку по 1000 человек, а в полку порознь чинов пятисотой 1 человек, пристав 1 человек, пятидесятников 20 человек, десятников 100 человек»². О порядке назначения, служебных обязанностях и жалованье пятисотенных сведений сохранилось очень мало. Неоднократно лица, занимавшие эти должности, ставили свои подписи под документами, сопровождавшими выдачу в их подразделения кормовых денег, «столов и погребов», иных материальных ценностей. По-видимому, эта должность имела сугубо административно-хозяйственное назначение, а лица, занимавшие ее, ведали только вопросами, относившимися к компетенции тыловых служб. Документы 1689 г. свидетельствуют о том, что выбирались пятисотенные из числа низших чинов. Стрелец Дмитриева полка Жукова Егор Романов был назначен в пятисотенные другого полка личным распоряжением начальника Стрелецкого приказа. Тогда же обязанности пятисотенного в полку Ивана Спиридонова выполнял пятидесятник Никита Ручкин,

По своему положению пятисотенные приближались к командирам среднего звена, к которым, прежде всего, относились стрелецкие сотники. В подчинении каждого из них находилась отдельная сотня стрельцов. Им же принадлежали суд и расправа над их подчиненными, если те допускали по службе незначительные проступки. Только сотники имели право отпускать за пределы слобод своих стрельцов, о чем последние обязаны были доложить непосредственным начальникам — десятникам или пятидесятникам. Во время общих построений и в походах сотники должны были неотлучно находиться при своих подразделениях. В случае посылки на какую-либо службу отдельной сотни ее командир становился полноправным начальником отряда. На сотниках московских стрельцов лежала также ответственная обязанность — встречать у границы и сопровождать до Москвы иноземных посланников и гонцов.

Со времен Ивана Грозного в сотники стрелецкие приверстывались провинциальные дети боярские, получавшие за службу не только денежные, но и поместные оклады. В отличие от младших командиров, выбиравшихся стрелецкими властями, сотники назначались именными государевыми указами. Одно из таких назначений состоялось в октябре 1666 г., когда «указал Великий Государь Костромитину Федору Панову, да Ростовцу Богдану Пер-скому быти в сотниках полковника и головы Артамонова приказу Матвеева»⁴. В царствование Алексея Михайловича поступившие в стрелецкую службу дети боярские получали денежное жалованье 40–50 рублей да земли 50 четей. Поместный оклад, установленный Соборным Уложением 1649 г., был несколько ниже, чем в конце XVI века, однако денежные выплаты, существовавшие в середине XVII столетия, увеличились вдвое по сравнению с прежними ⁵. Не раз жаловали государи сотников московских стрельцов дополнительными «придачами» к их окладам. В 1672 г., вскоре после подавления разинского бунта, каждый из них получил в заокских городах по 100 четвертей земли. Сотникам, принявшим участие в Чигиринском походе 1676 г., было дано по 70 четвертей да к деньгам по 7 рублей.

Кроме поместий и денег сотники получали из казны и дворовые места в столице. По указу 1640 г. велено было всем дворянам и детям боярским, поступившим на постоянную столичную службу, давать дворы в Земляном городе и за его пределами в любых слободах. Имена получивших московские дворы заносились в особые книги Разрядного приказа⁶. В их число входили и лица, получившие назначения на старшие командирские должности в стрелецкие приказы. Переписи Москвы, проведенные в разные годы, называют среди жителей различных тяглых и дворцовых слобод имена стрелецких сотников, причем их дворы всегда находились по соседству со слободами приказов, в которых они состояли на службе. Многие проживали на слободских землях своих приказов. Размеры городских дворов стрелецких сотников не на много превышали владения рядовых стрельцов, Двор сотника Стремянного приказа Ивана Маркова, жившего на Покровской улице в Котельниках, занимал площадь 10x4 сажени с третью. Размеры двора сотника Тимофея Лаврентьева Борисова приказа Корсакова, стоявшего близ Крымского двора, составляли 14x9 саженей¹.

Как и низшие чины, сотники имели казенное обеспечение продуктами питания. Ежегодно они получали до 40 четвертей овса и ржи, соли — от 8 до 12 пудов на человека⁸. По немногочисленным зарисовкам стрелецких начальных людей, относящимся к 70-м годам, отличительными знаками сотников были богато украшенные прота-заны с кистями, посохи и бархатные шапки, на которых помещалось изображение короны, вышитое жемчугом. Как и старшие командиры, они носили верхние кафтаны, подбитые дорогим мехом, кушаки и перчатки с крагами, украшенные бахромой и золотым шитьем.

По мере роста штатной численности стрелецких приказов в 60 — 70-е годы стал ощущаться явный недокомплект командиров сотен. В некоторых подразделениях их насчитывалось менее половины от необходимого числа. Порой стрелецким властям приходилось назначать на вакантные места рядовых стрельцов из других приказов, которым в отличие от дворян-сотников присваивалось звание «сотенных». Впоследствии, когда стрелецкие сотники были переименованы в капитаны, звание «сотенных» было сохранено для этой особой категории стрелецких командиров.

Не всегда выбор властей оказывался удачным. Любопытный случай, связанный с подобным назначением, произошел летом 1670 г. Аксентий Писарев, голова одного из московских стрелецких приказов, посланных на Низ, сообщал в Москву о том, что «Афанасьева приказу Левшина стрелец Ивашко Андреев, который дан ему в сотенные, учинил воровски даточным росписи и поручные по них записи крал, а ево Аксентья бранил, и говорил ему, что немного живу быти, и хотел его на дороге истерять»⁹. По этой жалобе Андреев был арестован, но вины своей не признал. О дальнейшей его судьбе, как и о судьбах большинства других командиров стрелецких сотен, ничего неизвестно. Некоторым удавалось дослужиться до чина стрелецкого головы. Известны также случаи назначения сотников на гражданские должности. Так в 1630 г. Иван Костюрин был пожалован из сотников стрелецких в дьяки приказа Холопьего суда. Но для большинства служба в стрельцах оставалась пожизненной.

До середины XVII столетия сотники оставались ближайшими помощниками командиров стрелецких приказов. В 50-е годы с целью совершенствования управления стрелецкими подразделениями была введена должность полуголовы — первого заместителя старшего командира. За свою службу полуголовы получали денежное жалованье 80 — 100 рублей и соответствующие придачи к поместным окладом, Если пятисотенные, о которых говорилось выше, ведали материальным обеспечением своих подразделений, то полуголовы становились полноправными начальниками над стрельцами в отсутствие стрелецкого головы. В ходе военных действий полуголовы могли руководить отдельными отрядами стрельцов. Впоследствии лица, занимавшие эти должности, составили постоянный кадровый резерв, из которого производились назначения стрельцам в головы.

Обязанности стрелецкого головы определялись наказами и памятями, выдававшимися Стрелецким приказом вновь назначаемым чинам. В первую очередь, новый голова должен был принять у своего предшественника все полковые дела: «судные вершеные и неверше-ные всякие дела», приказную казну, военные запасы, прочее имущество и дать в том расписку. Вступив в должность, стрелецкий голова проводил смотр личного состава, сверяя его с именными списками сотников и стрельцов, у которых он должен был также «ружья пере-смотрети налицо». Помощь командирам в ведении текущего делопроизводства оказывали сотенные дьячки, составлявшие приказную канцелярию.

Согласно стрелецким наказам каждый голова должен был держать «в своем приказе стрелцов всегда полное число», для чего ему вменялось в обязанность «на мертвых и на выбылых стрелцов место прибирать» новиков, соответствующих определенным требованиям. Старший командир лично отвечал за военную подготовку своих подчиненных. На нем же лежала обязанность «ото всяких обид стрелцов беречь», а также смотреть за тем, чтобы сами стрельцы соблюдали установленные порядки, «людей по дорогам не били и не грабили и кормов своих и подвод ни у кого силно не имали, и на государевой службе потомуж на станах стояли смирно, а ни в чем бы обид и на-силства никому не чинили». Для разрешения возможных конфликтных ситуаций между стрельцами и сторонними людьми, среди самих стрельцов голова наделялся широкими судебными полномочиями. В его обязанности входило «судить и управу меж ними чинить в правду до чего доведется, опричь татбы и разбоя». «Спорные большие дела» передавались в вышестоящие инстанции. Чиня сыск и расправу, голова имел право бить виновных стрельцов батогами или кнутом, смотря по вине, сажать в тюрьму на несколько дней, делать вычеты из их денежного жалованья.

В дни выдачи государева жалованья стрелецкий голова должен был неотлучно находиться у раздачи и следить за тем, «чтоб стрелцы государева жалованья не вылагали и на новиков сполна не имали, а имали б в правду, кто с которого числа в стрелцы стал»¹⁰. Деньги и хлеб выдавались в стрелецкие приказы по сотням сполна, что создавало возможность для различных злоупотреблений, Несмотря на то, что стрелецким головам наказывалось «хотети прибыли во всем государю», составители наказов понимали, что соблазн был слишком велик. Стрелецким командирам запрещалось брать со стрельцов какие-либо «посулы и поминки», «корыстоваться вы-четными денгами», привлекать стрельцов на работы без найма. За подобные вины и служебное «небережение» голове и сотникам грозило «быти в великой опале и казни».

Находясь со своими приказами на дальних службах, стрелецкие головы и полковники подчинялись городовым либо полковым воеводам. Без их ведома командиры стрелецких приказов не имели права сноситься с Москвой по каким-либо служебным делам. Воеводы должны были следить за военной подготовкой стрельцов и в случае «нерадения» командиров могли «писать на стрелецких голов» столичным властям или наказывать их своею властью. Вопросам боеготовности пехотных частей царь Алексей Михайлович уделял самое пристальное внимание. В личном послании к одному из воевод он напоминал о том, что «полковником и головам стрелецким надобно крепко знать тое меру, как велеть запалить, а что палят в двадцати саженях, и то самая худая, боязливая стрельба, по конечной мере пристойно в десять сажень, а прямая мера в пяти и трех саженях, да стрелять надобно ниско, а не по аеру [по воздуху]» ".

Во время несения службы в столице старшие стрелецкие командиры подчинялись только начальнику Стрелецкого приказа, через которого их регулярно привлекали для выполнения различных придворных служб. Головы и полуголовы, свободные от караулов и иных «посылок», являлись непременными участниками царской свиты в дни торжественных выходов государей. Нередко старшие стрелецкие чины назначались приставами к иностранным послам и были обязательными участниками церемоний их приемов в царском дворце. Накануне таких аудиенций все лестницы и рундуки парадного входа, через который должны были проследовать послы, украшались турецкими коврами, разноцветными атласами и бархатами. У нижнего деревянного рундука по обе стороны стояли десятки сокольников с нарядными протазанами. За ними на Постельном крыльце располагались стрелецкие полуголовы и сотники. Выше, на среднем крыльце деревянной лестницы, стояли стрелецкие головы, которые первыми без объявления «витались» с послами, приветствуя их пожеланиями долгой жизни и здравия. На верхнем дворе, что от Спаса послов ожидали полковники и головы стрелецкие «головных» приказов, также «витавшиеся» с иноземцами. Далее на их пути к приемному залу стояли государевы комнатные люди и прочие высокие чины, в соответствии с придворной иерархией».

Довольно часто стрелецким головам поручались ответственные задания по доставке важных дипломатических документов, личных царских посланий к различным высшим государственным чинам, находившимся за пределами столицы, Какое-либо нерадение при выполнении придворных обязанностей обычно каралось посылкой в тюрьму на несколько дней. Во время вынужденных отлучек стрелецких голов управление приказами временно переходило полуголовам или командирам других приказов. Так 8 июля 1657 г., когда царь Алексей Михайлович пожелал, чтобы у его руки на всенощном бдении в церкви Казанской Богородицы присутствовал стрелецкий полковник А.С.Матвеев, с его приказом в караул заступил голова Г.В.Остафьев. Осенью 1674 г., на период отпуска в деревню командира Стремянного приказа Ю.П.Лутохина, ведать стремянными было поручено полковнику Н.И.Колобову.

Привлечение старших командиров московских стрельцов для выполнения различных государевых дел, не относящихся к военной службе, стало повседневной практикой в годы царствования Алексея Михайловича. Неслучайно именно в это время у стрелецких голов появляются дополнительные помощники в лице полуголое и пятисотенных, призванных облегчить исполнение их командирами своих многочисленных обязанностей. Одновременно было произведено и увеличение денежного жалованья стрелецких начальных людей. Если при царе Михаиле Федоровиче их оклады не превышали прежних выплат, существовавших в начале столетия, то к 60-ым годам денежные оклады стрелецких голов могли достигать 200 рублей. Правда, такие суммы получали немногие, так как по установленному порядку командирам, «за которыми есть поместья и вотчины многие, и у них из денежного жалованья бывает вычет, сметя против крестьянских дворов». Это же правило распространялось на полуто-лов и сотников¹³.

На протяжении всего XVII столетия придачи к поместным окладам дворян, назначаемых к стрельцам в головы, оставались в размере 100 четвертей земли, что было подтверждено Соборным Уложением 1649 г. За годы стрелецкой службы большинство голов значительно увеличивали свои земельные владения за счет новых пожалований, выдававшихся за какие-либо заслуги перед государями. Иногда такие придачи достигали нескольких сотен четвертей. Благодаря этим пожалованиям многие стрелецкие головы становились крупными землевладельцами. Вотчинные и поместные владения каждого из них в совокупности намного превышали тысячу четвертей земли.

Обычно придачи к поместным окладам сопровождались и прибавкой определенных сумм к окладам денежным. Стрелецкие головы, принявшие участие в Чигиринском походе 1676 г, получили к поместным окладам по 100 четвертей да к деньгам по 10 рублей (полутоло-вы как и сотники по 70 четвертей и 7 рублей)^|4. В 1678 г. всем дворянам, в том числе и стрелецким чинам, за тяжелые раны давалось придачи по 100 четвертей и 5 рублей да на «лечбу» 5 рублей. За раны легкие — 50 четвертей, к деньгам 3 рубля да на «лечбу» 3 рубля '⁵.

Некоторое представление о том, как формировалось государево жалованье стрелецких командиров, дают сведения из послужного списка Федора Полуэхтовича Нарышкина. Свою службу он начинал жильцом и имел в 1647 г. поместный оклад 820 четвертей земли, денег — 40 рублей. За рану, полученную под Конотопом на приступе в 1659 г., ему было дано придачи 100 четвертей да к деньгам 5 рублей. В том же году Ф.П.Нарышкин был назначен в полуголовы в Артамонов приказ Матвеева, за что дополнительно получил к жалованью 150 четвертей и 10 рублей. В 1667 г, Нарышкин назначается командиром одного из приказов московских стрельцов, числясь одновременно стряпчим рейтарского строя. В стрелецких головах дядя будущей царицы Натальи Кирилловны прослужил недолго и уже к началу 70-х годов состоял на службе при царском дворце в чине стольника. Через полтора года после свадьбы племянницы, в мае 1672 г., он был пожалован в думные дворяне¹⁶ с последующим назначением двинским воеводой. Каждое новое назначение сопровождалось соответствующими придачами к прежним окладам.

Как и все дворяне, состоявшие на столичной службе, стрелецкие головы получали из казны дворовые места в Москве и прочие виды материального обеспечения в соответствии с их положением в придворной иерархии, По указу 1678 г, под дворовое строенье им отводилось 200 четвертей земли («длиннику да поперег 10 саженей») наряду с жильцами, сокольниками, сытниками и некоторыми другими придворными чинами. Стряпчие и дворяне московские получали по 300 четвертей, стольники — по 350¹⁷. Регулярно из дворцовых ведомств стрелецким головам производились выдачи причитавшихся им продовольственных запасов. Одна из таких раздач состоялась 12 августа 1668 г. В этот день было «велено дать ево государево жалованье голове Московских стрелцов Афанасию Левшину из Измайлова 20 чети муки ржаной, 5 чети круп овсяных. 10 чети сухарей; с Оптекарского двора: 10 ведер вина, 6 пуд меду, 30 полот ветчины; из Семеновского: 10 баранов к Успеньеву дню; из Большие Казны соли против голов безденежно»^|8. В это время стрелецкие головы и полковники ежегодно получали с Соляного двора по 30 пудов соли наравне со стольниками, стряпчими и дворянами московскими ^|!).

Дополнительные выдачи производились по индивидуальным ходатайствам по случаю пожарного разорения, свадеб, поминок.

Часто находясь при государевом дворе, головы московских стрельцов обязаны были иметь соответствующий внешний вид. От служилого платья сотников одеяние стрелецких голов отличалось более богатым убранством. Вооружены они были только саблями. В торжественные дни старшие командиры являлись на церемонии «в бархатных и в объяринных ферезеях и в турских цветных кафтанах». Выступая в поход, головы и полутоловы ехали перед своими приказами на конях. Впереди начальных людей шла их «служба», состоявшая из нескольких лошадей, которых вели денщики. Назначались они из числа рядовых стрельцов. Обычно при старших командирах состояло 4 —б денщиков. Из числа стрельцов головных приказов выбирались денщики к начальнику Стрелецкого приказа.

Начальные люди московских стрельцов играли заметную роль в столичной жизни, однако среди них мы не найдем ни одного представителя родовитого дворянства. Но местническим понятиям, господствовавшим в то время, служба в пешем строю стояла ниже службы в конных дворянских полках. Еще меньше «чести» приносила в XVTI веке служба в полках «иноземского чину» — солдатских, рейтарских, драгунских.

11омня об этих неписаных правилах, царское правительство было вынуждено изначально комплектовать командный состав стрелецких приказов выходцами из низшей прослойки дворянства — детей боярских. Порой дворяне, взятые в стрелецкую службу, противились такому назначению и требовали от властей не допустить умаления их родовой чести, В 1683 г. били челом в Разрядный приказ стрелецкие полковники Н.Д.Глебов и А.И.Данилов, которые утверждали, что в полковники были взяты неволею, и по сему просили, чтобы их «нынешняя полковничья служба им и детям их, и сродникам была не в упрек и не в укоризну, а с ровною братьею не в случай» ". Ходатайство дворян было удовлетворено, и вскоре они получили отставку,

Во избежание подобных конфликтов, еще с конца XVI столетия в повседневную практику входят назначения в стрелецкие головы из числа лиц, ранее служивших сотенными командирами. Постепенно складывался особый слой служилых дворян, для которых служба в стрельцах становилась наследственной, Этот процесс был прерван «Великим Московским разорением», потрясшим все устои русской государственности. По мере выхода из политического кризиса, правительство царя Михаила Федоровича предприняло меры по возрождению столичного дворянского корпуса, Его основу составили провинциальные дворяне и дети боярские, ежегодно призывавшиеся Разрядным приказом на службу по Московскому списку. Многие из них, получив различные придворные, военные и административные должности, оставались на постоянное жительство в Москве. Среди голов московских стрельцов XVII столетия мы встречаем многочисленных потомков провинциальных помещиков — новгородцев (Бестужевы, Лутохины), смолян (Бухвостовы, Полтевы, Философовы, Зубовы), разных городов Замосковного края. Большинство из них начинали свою службу при государевом дворе жильцами, а затем достигали более высоких чинов (дворян московских, стряпчих, стольников), из которых получали назначения стрельцам в головы.

Правительство постоянно заботилось о повышении престижа стрелецкой службы среди дворянства. «Дворцовые разряды» 20 — 30-х годов не раз упоминают среди званых гостей, приглашенных к государеву столу, имена многих стрелецких голов. С этого времени представители ранее безвестных дворянских фамилий, в соответствии со своим рангом, становятся постоянными участниками придворной жизни наряду с более родовитыми вельможами. Политику отца продолжил и царь Алексей Михайлович. В первые годы его правления в практику стрелецкой службы вводится пожалование стрелецких голов званиями полковников. В большинстве случаев командир, удостоенный этого звания, если он еще не имел при дворе соо тветствующего его положению чина, возводился в ранг стольника. Отмеченный высоким пожалованием стрелецкий начальник с этого момента именовался «стольником и полковником и головою Московских стрелцов». В отличие от чина солдатского полковника, стоявшего ниже стрелецкого головы, «полковничество» в стрелецкой службе первоначально имело значение награды за особые заслуги перед государем. Отличившиеся полуголовы, соответственно, становились полуполковниками.

Обладатели этих почетных званий имели не только более высокие поместные и денежные оклады, но и повышенное обеспечение иными видами довольствия. Иллюстрируют такую систему продовольственные раздачи, проведенные в августе 1668 г. по случаю очередного пожарного разоренья. Первым в списке погорельцев значился полковник и голова стрелецкий А.С.Матвеев, получивший с Аптекарского двора 40 четей муки ржаной, 20 четей круп овсяных, 20 четей сухарей, 50 полот ветчины, 4 чети муки пшеничной, 100 ведер вина, 20 пудов меду. Ровно вдвое меньше было выдано двум другим стрелецким головам и полуголове Стремянного приказа. Жены

трех стрелецких командиров, находившихся на дальних службах, получили еще вдвое меньше²¹.

Подобная практика полностью соответствовала принципам местничества, прочно утвердившимся в среде стрелецких начальных людей. К середине столетия складывается особая служебная иерархия внутри самого стрелецкого войска. Возглавляли эту «лествицу чинов» полковники, за которыми следовали другие головы в соответствии с их личным послужным списком. Только наиболее заслуженные из них могли рассчитывать на назначение в головные приказы после появления в них вакантных мест. Перевод в подразделения, носившие большие номера, считалось «безчестьем». По тем же принципам происходили перестановки среди полуполковников и полуголов. Преимущество среди них имели чины, служившие в Стремянном приказе, которые назначались стрельцам в головы чаще других. Индивидуальная выслуга стрелецких начальных людей дополнялась «достоинством» их отцов, если те также служили в стрельцах. Это обстоятельство делало местнический счет еще более сложным и запутанным.

Будучи представителями многочисленного класса служилого дворянства, стрелецким командирам не раз приходилось отстаивать свою родовую честь перед лицами, не имевшими прямого отношения к стрелецкой службе. Особенно часто такое случалось накануне военных походов, когда приказы распределялись по войсковым полкам. Не всегда их воеводы «со товарищи», которым подчинялись подразделения стрельцов, «по отечеству» своему стояли выше голов стрелецких. Подобные споры, постоянно вносившие дезорганизацию в действия русского войска, разбирались в Разрядном приказе.

На протяжении многих десятилетий центральные власти стремились ограничить вредное воздействие местничества на деятельность государственных учреждений. Одновременно предпринимались шаги по укреплению боевых качеств царского войска. Эталоном создаваемых полков «нового строя» выступали выборные солдатские полки, расквартированные в предместьях Москвы. В конце?0-х годов правительство начало реорганизацию московских стрелецких приказов, которые должны были получить новое устройство, сходное с солдатскими полками. Однако задуманная реформа ограничилась незначительными нововведениями, мало отразившимися на организации стрелецкой службы. В большей степени она затронула положение командного состава стрелецких приказов (с 1682 г. полков) и вызвала неоднозначную реакцию среди начальных людей.

Один из указов царя Федора Алексеевича, изданный 25 марта 1680 г., гласил: «…за многие службы ваши и раны, велел вам бьипь из голов в полковниках, из полуголой в полуполковниках, из сотников в капитанах…велел у тех приказов бьипь и стрелцов ведать, по прежнему Своему Государеву указу, против иноземского чину, как служат и у гусарских и у рейтарских и у пеших полков тех же чинов». Указывалось также нигде и никому прежними чинами стрелецких начальных людей не именовать, а кто «упрямством в том чине бьипь не по-хотят и станут ставить себе то в бесчестье: и тем людям от Великого Государя за то бьипь в наказанье и в разоренье безо всякой пощады». Если же кто-либо новые чины будет ставить стрелецким командирам «в безчестье и в укоризну» с тех лиц повелевалось править деньги в пользу потерпевших в соответствии с их окладами²².

Некоторой компенсацией за нанесенный моральный ущерб стало автоматическое присвоение старшим стрелецким начальникам придворного чина стольника. Правда, к этому времени «стольничество» потеряло свое узкодворцовое значение и превратилось в особый разряд должностных лиц, из которого черпались кадры на различные второстепенные государственные посты. И все же это пожалование открывало перед стрелецкими начальными людьми более широкие перспективы в их дальнейшей служебной карьере. С 1682 по 1686 год количество рядовых стольников увеличилось с 1307 до 1938 человек²³, в число которых входило и несколько десятков стрелецких командиров. В официальных документах их должности, соответственно, именовались «стольник и полковник», «стольник и полутюлковник». Лица, оставившие стрелецкую службу, но не сумевшие по разным причинам продвинуться по служебной лестнице, оставались в прежних чинах пожизненно. Многие командиры стрелецких полков, отстраненные от командования за различные нарушения, лишались «пол-ковничества», но оставались в стольниках по-прежнему. Подобное случилось с большинством стрелецких полковников, проходивших по розыскным делам 1682 г. За государственные преступления виновных ожидало лишение всех чинов и званий, конфискация имущества, смертная казнь или ссылка.

Наиболее ярко общие судьбы стрелецкого начального люда отразились в истории старинного дворянского рода Лопухиных. Многочисленные потомки новгородского помещика Алферия Васильевича Лопухина, жившего в конце XV столетия, свою первую известность получили при царе Иване IV. Двое Лопухиных были включены в состав «избранной тысячи» городовых дворян и детей боярских, испо-мещенных близ Москвы. Позднее один из них, Никита Васильевич

Лопухин, был поверстан в сотники стрелецкие, а затем пожалован стрельцам в головы. В конце XVI века, уже оставив стрелецкую службу, Н.В.Лопухин в разное время служил воеводой во Владимире и Боровске. По стопам отца пошел и его сын — Дмитрий Никитич Лопухин. В царствование Федора Ивановича он был также пожалован из сотников в головы стрелецкие, но при царе Борисе Годунове его жизнь трагически обрывается. Неизвестно, что послужило причиной для опалы стрелецкого головы. Свои дни Д.Н.Лопухин окончил в ссылке.

Настоящий рост известности Лопухиных начинается при новой династии. Первым значительного успеха в карьере достиг Илларион Дмитриевич Лопухин — сын опального стрелецкого командира. Свою службу он начинал жильцом еще при царе Василии Шуйском и лишь к началу 30-х годов достиг чина дворянина московского. В 1633 г. Ларион получает назначение в головы одного из московских стрелецких приказов, которым он командовал более десяти лет. Видимо, молодой государь Алексей Михайлович обратил внимание на административные способности стрелецкого начальника и в 1647 г. перевел его на должность дьяка приказа Казанского Дворца — одного из главных органов территориального управления государством. Впоследствии, уже достигнув чина думного дворянина, И.Д.Лопухин руководил деятельностью Посольского (1653 — 66) и Печатного (1654 — 64) приказов.

Послужить стрелецкую службу довелось и брату Лариона Ивану Дмитриевичу Лопухину, состоявшему в головах у московских стрельцов в 40-е годы. Однако ему было не суждено оставить заметного следа в фамильной истории. В 1648 г., значительно позже своих племянников, получил назначение в стрелецкие головы их дядя — Авраам Никитич Лопухин, имевший шестерых сыновей. Четверо из них — Петр Большой по прозвищу «Лапка», Петр Меньшой, Илларион (Федор) и Василий Аврамовичи впоследствии также командовали московскими стрелецкими приказами. Огромную роль в судьбе А.Н.Лопухина и его сыновей сыграла их близость к влиятельной партии Нарышкиных, многие из которых были выходцами из стрелецкой среды. Покровительствовал Лопухиным и царский фаворит А.С.Матвеев, в свое время служивший стрелецким головою вместе с Авраамом Никитичем, которого в 1671 г, государь пожаловал думным дворянством.

Смерть царя Алексея Михайловича в 1676 г. и скорая опала боярина Матвеева не сулили младшему поколению Лопухиных особо радужных перспектив. К концу 70-х годов трое старших братьев Лопухиных завершили свою службу в стрельцах и пополнили многочисленные ряды стольников. Лишь одному из них — Петру Меньшому удалось выдвинуться в царствование Федора Алексеевича, получив ответственные должности в Иноземском и Рейтарском приказах. Стрелецкая смута 1682 г. чуть было не поставила крест на столичной службе старших братьев. Оба Петра были приговорены к ссылке в дальние города. Федор избежал этой участи, так как находился на воеводстве в далеком Верхотурье. В отличие от братьев, младший из Аврамовичей, Василий, еще не служивший в стрельцах, был принят бунтовавшим служилым людом и некоторое время возглавлял один из замоскворецких стрелецких полков. Разгром «хованщины» позволил старшим Лопухиным вернуться в Москву. В течение нескольких лет они оставались в тени придворной жизни до тех пор, пока вдовая царица Наталья Кирилловна не остановила свой выбор на девице Евдокии Федоровне Лопухиной, ставшей невестой юного царя Петра Алексеевича. С этого момента начинается новый взлет рода Лопухиных, оставившего столь заметный след в истории московского стрелецкого войска. ^{4 5}