Образование Лексинской женской обители

Со временем образовалось и женское общежительство. «И видеша отцы настоятели, яко людие умножаются, положиша совет, како устроити житие и положи им Бог в разум, чтоб построити особь девический монастырь подале»[62]. Выбрали место на живописном берегу реки Лексы — в 20 километрах от Выгорецкого общежительства и в 12 километрах от Сергиева скита (где некогда спасались старцы Корнилий и Виталий). В 1706 году основали здесь женскую обитель, получившую название «Пречестной обители девственных лиц Честнаго и Животворящаго Креста Господня». В том же году была освящена соборная часовня монастыря — во имя Крестовоздвижения. Первой настоятельницей Лексинской обители стала родная сестра Андрея Дионисьевича Соломония, пришедшая на Выг вслед за братом ещё в 1694 году.

Большое внимание в Лексинской обители уделяли образованию. Здесь была построена «грамотная изба» для обучения грамоте взрослых и детей. Из «Лексинской Академии», как называли школу при обители, вышло немало искусных грамотниц и начетчиц. Со временем была организована специальная мастерская по переписке книг. В «Описании Олонецкой губернии», изданном в 1816 году, о Лексинском монастыре, где в то время находилось 720 насельниц, говорится: «Упражнение их состоит в зимнее время в пряже, тканье и вышиванье золотом и серебром, которые вещи они продают и получаемые деньги кладут в общую казну». Насельницы обители вышивали лестовки, бумажники, кички, предметы домашнего обихода.

Вообще в состав так называемого старообрядческого суземка (то есть всей заселённой староверами территории Выговской пустыни) входили два монастыря: мужской Богоявленский (на Выге) и женский Крестовоздвиженский (на Лексе), их подворья: женское — на Выге, называвшееся Коровьим двором, и мужское — на Лексе, а также находившиеся в округе 20 скитов, в которых разрешалось проживание семьями.

Вынужденно оказавшись без священства, выговцы столкнулись с рядом серьёзных проблем, которые всё же сумели успешно разрешить, не прибегая к разного рода новшествам и не отступая от церковных канонов. В своём богослужебном уставе, приспособленном к условиям отсутствия священства, Выговская киновия стала следовать уставу Соловецкого монастыря. «И прииде к ним Соловецкий отец священноинок Пафнутий, муж вельми духовен, много лет живый в Соловецкой обители и весь чин церковный и монастырский добре ведый, они же его с великою любовию прияша к себе. И начаша общее житие и церковную службу уставляти по чину и уставу»[63].

Беспоповская практика, ещё задолго до раскола бытовавшая на Русском Севере, получила своё теоретическое обоснование именно во время трагического «соловецкого сидения». Первый шаг в этом направлении сделал соловецкий инок Герасим Фирсов (умер в 1667 году), сформулировав за десять лет до начала восстания основные теоретические положения, которые легли впоследствии в основание беспоповства.

С началом Соловецкого восстания беспоповская практика стала как нельзя более актуальна. «Недоверие к священству на Соловках усиливалось за счёт несовпадения позиций большинства повстанцев и местных иеромонахов… В годы восстания большинство священников… проявили лояльность по отношению к властям… Тот факт, что большинство соловецких священников не проявляли решительности, настраивал повстанцев негативно по отношению к священству вообще… К весне 1669 г. на Соловках появляется беспоповская практика, наиболее ранняя из зафиксированных в старообрядчестве. Причём инициатором и защитником этой практики стал священник Никанор. К концу восстания (с 1673—74 гг.) беспоповская практика становится в монастыре нормой… Выходцы из обители неоднократно сообщали, что радикально настроенные миряне и иноки в церковь не ходят, “и на исповедь к отцам духовным не приходят, а исповедываются промеж собою у простолюдинов, и помирают без покаяния и без причастия”, “и в ямы их кладут без отпевания священническаго”. Трое священников — Никанор, Леонтий и Селивестр — отказались служить. При этом Никанор заявил: “Мы де и без священников проживем, и в церкви де часы станем говорить, а священницы де нам не нужны”. Высказывание Никанора очень похоже на утверждение протопопа Аввакума в Послании “всей тысящи рабов Христовых”: лучше “исповедатися искусному простолюдину, нежели невеже попу, паче же еретику. Аще нужда привлечет, и причаститися без попа можно”… Чтение богослужебных текстов перешло от священников к верующим. Исповедь, погребальный обряд были видоизменены по причине убеждённости повстанцев в том, что священники, не поддерживающие радикальных новшеств, — еретики»[64]. Все эти факты являются лишним доказательством преемственности традиций Соловецкого монастыря в Выговской киновии.

Поскольку священников дониконовского поставления к концу XVII века уже не осталось, то из семи церковных таинств, существовавших в дораскольной Церкви, выговцы могли совершать только три «нужнопотребных» для спасения таинства: крещение, покаяние и причащение (древними запасными Дарами, освященными священниками старого поставления, или же Богородичным хлебом; впоследствии получило развитие учение о духовном причастии). Из церковных служб совершались вечерня, павечерница, полунощница, утреня, часы и обедница. После часов и обедницы дополнительно молились лестовку за причастие. Литургию, за отсутствием священства, служить не могли, а в других службах опускали священнические возгласы и молитвы. По этой причине служба вынужденно сокращалась, что было не приемлемо для монастырского по своему характеру уклада Выговского общежительства. Однако выход был найден, причём найден вполне в русле православной традиции — за счёт произнесения торжественных слов и поучений. Благодаря этому на Выге была не только собрана богатейшая библиотека, но и создана собственная литературная школа, продолжавшая лучшие традиции древнерусской и византийской словесности. Также особо важное значение приобрело совершение молебна, который был практически включён в круг суточных служб и совершался в ряде случаев с особой торжественностью.

Со временем на Выге выработался строгий чин совершения специально бессвященнословных общественных служб, которые совершались в Выговской соборной часовне. Были написаны особые богослужебные уставы, строго определявшие весь круг дневных и праздничных служб: Андреем Дионисьевичем был составлен «Образ моления по Давыдовым псалмам, с поклонами во весь год по кельям, в небытии церковного клира», Симеоном Дионисьевичем — «Устав богослужения, изображающий настоящее положение Христовой церкви непосвященных мужей», а Петром Прокопьевичем — «Устав поморской службы церковной и келейной». Образцами для этих уставов служили древние дониконовские церковные уставы, в особенности «Устав келейной службы», приспособленный специально для лиц, не имеющих иерархических степеней. Как уже говорилось в предыдущей главе, такой порядок совершения служб и треб простым мирянином практиковался задолго до раскола, особенно в отдалённых северных областях.

Другой немаловажной составляющей выговского богослужения было церковное пение. Именно на Выге удалось сохранить древнерусский знаменный распев в его первозданной чистоте и полноте. Первоначально знающих певцов было мало — Даниил Викулин, Пётр Прокопьевич да Леонтий Федосеевич. Позже, когда на Выг из Москвы пришёл выдающийся знаток знаменного распева Иван Иванович Москвитин, была организована певческая школа. Андрей Дионисьевич собрал «лучших грамотников» и вместе с ними сам стал учиться знаменному пению. Выучившись довольно быстро, он вскоре начал обучать пению насельниц основанного им в 20 верстах от Выговской киновии женского Лексинского общежительства. Благодаря освоению этого древнего искусства в Выговской киновии была достигнута исключительная красота богослужения, а высокий уровень музыкальной культуры позволил выговцам в дальнейшем самим перелагать на знаменный распев богослужебные тексты, духовные стихи и оды собственного сочинения.

Тем самым братья Денисовы постарались сделать всё возможное, чтобы ревнители древлего благочестия не ощущали недостатка благолепия церковных служб при отсутствии священства. «Каждый день в Выговской часовне с благословения настоятеля служились: вечерня, утреня, часы и малая павечерница и молебен; в праздники же всенощное бдение, большая павечерница и молебен. Клирошане должны были являться в часовню раньше всех и петь и читать по указанию “канонарха”. Голосистые певцы пели протяжно церковные песни по старознаменному столповому напеву. Искусные чтецы читали во время молений громко, раздельно, иногда даже нараспев. Обыкновенно моления были непродолжительны, но в большие двунадесятые праздники они продолжались 7 и 8 часов. Всё общебратство обязано было ежедневно и неотложно присутствовать при этой так называемой соборной службе. С ударом колокола, по два в ряд шли в часовню и становились на своих местах “юнные, иже от мира приходили”, бельцы с надзирателями за каждым пятком, “старцы и схимники” в старинном, монашеском платье, с лестовками и с костылями (посохами. — К.К.) в руках. Во время богослужения все должны были стоять чинно, не смеясь, не разговаривая, не оглядываясь по сторонам; известным образом держать руки, ноги, глаза, в определённое время класть поклоны. После богослужения также чинно, в предношении иконы, шли они в столовую и там в полном безмолвии вкушали пищу, слышен был только голос чтеца, читавшего какую-либо назидательную книгу»[65]. (Обыкновенно за трапезой читались Четьи Минеи — жития святых, специально составленные на Выге.)

Наряду с таким бережным сохранением древнерусских традиций мы встречаемся в Выговской пустыни и с составлением новых церковных чинов. Как?! Староверы вводили новые чины?! В сознании привыкшего мыслить стереотипами человека подобная мысль никак не укладывается. Однако это действительно так и лишний раз доказывает, что старообрядчество — не какая-то «окаменелость», а живая, развивающаяся культура. Но развивающаяся при этом в духе культуры древней, в духе святоотеческого Предания. Развитие некоторых новых чинов явилось в результате жизненной необходимости, «нужды ради», а не как плод чьей-то прихоти. Так, были составлены чины «крещения и исповеди простолюдинами», приспособлен к бессвященнословной службе особый чин возвышения «панагии» (Богородичного хлеба), совершавшийся в великие праздники, составлены старообрядческие «Синодики» и панихиды. Сюда же относятся и службы новым мученикам, пострадавшим за веру от властей и иерархов. Службы эти, правда, соборно не служились, но были составлены в соответствии со всеми строгими церковными канонами. Также были написаны многие новые молитвы — за настоятеля, за благотворящих и др.