Хорн

Еще несколько секунд Авнер смотрел на мертвого Карла. Затем накрыл его тело одеялом. Действовал автоматически. Осмотрел весь их небольшой номер, не рассчитывая, впрочем, что-нибудь или кого-нибудь обнаружить. Шторы были задернуты. Он вынул из ящика комода ключ от комнаты Карла. Снял с двери табличку «Прошу не беспокоить» и повесил ее на двери номера со стороны коридора.

Еще только девять. На несколько часов эта табличка задержит появление горничных.

Покинув отель через багажное отделение, не проходя мимо портье в холле, он из ближайшей будки позвонил по двум телефонам.

— Весьма сожалею, — сказал Авнер, как только Ганс подошел к телефону. — Но фильм на сегодня отменен. Мы поговорим позднее. — И немедленно повесил трубку.

Это была заранее согласованная формула, которая обозначала чрезвычайное положение. После такого сообщения Ганс немедленно покинет Англию и вернется во Франкфурт.

Затем он позвонил в Париж Луи. К счастью, он застал его дома.

— У меня есть мелочь только на трехминутный разговор, — сказал Авнер. — Не могли бы вы позвонить мне? Один из моих партнёров умер.

Он дал Луи номер телефона-автомата и стал ждать. Через пятнадцать минут позвонил сам «папа?».

Выслушав Авнера, «папа?» сказал:

— Вернитесь в свой номер и ждите. Упакуйте все вещи — и его, и свои. Ждите. Придет мой человек, постучит три раза в дверь. Не предпринимайте ничего. Понятно?

— Я понял, — сказал Авнер. — Спасибо.

Вернувшись в отель, он проскользнул опять через багажное отделение и вошел в номер. Табличку с просьбой не беспокоить он оставил висеть на двери. Затем, оглядевшись, чтобы убедиться, что в его отсутствие никто не заходил в номер, он медленно, методично, отогнав от себя все мысли, принялся упаковывать вещи Карла. Он перенес его сумки в свою комнату и поставил рядом со своими чемоданами. Вернулся в комнату Карла, запер дверь изнутри и сел рядом с кроватью. Несколько минут он смотрел на своего мертвого друга. Внезапно, повинуясь какому-то импульсу, Авнер вновь отбросил одеяло и заставил себя еще раз осмотреть обнаженное тело. Карл был красив. Хотя ему перевалило за сорок, но он был в хорошей форме, подобранный, нигде ни грамма жира. Иногда он казался чуть-чуть сутулым, но сейчас это не было заметно.

Что же все-таки произошло? Был ли Карл убит после полового акта? Авнер не смог себя заставить осмотреть повнимательнее его половой орган, да и не уверен был, что это что-нибудь даст. Он осмотрел его руки, ногти. Оружия у Карла не было, но нет сомнения в том, что он оказал бы бешеное сопротивление, если бы догадался, что ему угрожает опасность. Реакция у него была мгновенная, а приемы рукопашной борьбы он знал прекрасно. Все это, разумеется, не имело ни малейшего значения, если он был захвачен врасплох или убит во сне. Никаких следов на руках Авнер не обнаружил — ни ран, ни царапин. На пальцах не было ни волос, ни обрывков ткани.

Почему его убили? И кто? Блондинка? В том, что она была в комнате Карла, у Авнера не было ни малейшего сомнения: даже сейчас в воздухе еще чувствовался аромат мускуса. Карл, правда, мог быть убит кем-нибудь уже после того, как она ушла.

Зачем она пришла к нему? С намерением убить или только подготовить убийство? Или вообще только для того, чтобы переспать? Карл был человеком осторожным и наблюдательным. Может быть, он обнаружил что-нибудь такое, что ее компрометировало? Могло же так случиться, что он заглянул в ее сумку, когда она ушла в ванную. А она это заметила. Если Карл нашел в ее сумке что-нибудь необычное, например, пистолет или лишний паспорт, он, естественно, попытался это скрыть. А она, достаточно в таких делах опытная, сделала вид, что ни о чем не догадывается. И после этого — выстрелила. В момент, когда он уже лежал в постели и свет был выключен. Какой-нибудь доли секунды на это вполне бы хватило.

А что если бы не Карл, а сам Авнер пригласил ее к себе? Лежал бы он сейчас в кровати, как Карл, с дыркой в груди. Вполне возможный вариант.

Но почему, почему именно Карл попался на это? Осторожный Карл, Карл-радар. Именно так прозвал его Стив. Случалось, поднимет неожиданно глаза от книги: «Ребята, кто-то приближается… Сейчас будет звонок». И действительно, через минуту — звонок. Карл, который взял себе за правило никого не приглашать ни в свою квартиру, ни в свой номер в отеле, пока они на задании.

Однажды во Франкфурте Роберт повстречал на улице своего старого друга и пригласил к себе. Карл, узнав об этом, пришел в такую ярость, что в течение целой недели с Робертом не разговаривал. Авнер в этом споре был на стороне Роберта и утверждал, что не пригласить к себе старого близкого друга было бы более подозрительным.

Но Карл был на этот счет неумолим. И, видимо, был прав. А теперь тот же Карл стал жертвой старой, как мир истории… Может быть, он был с этой блондинкой знаком раньше? Знакомых у Карла было множество — больше, чем у любого из них, так как он работал в Мосаде очень давно. Может быть, он эту блондинку знал и доверял ей?

Много ли он, Авнер, вообще знал о Карле? Он смотрел на его лицо, такое, казалось, знакомое, а сейчас уже замкнутое, чужое лицо только что умершего человека. Пожалуй, о Карле он знал все же больше, чем об остальных. Они жили вместе, их связывала ответственность за организацию и руководство операциями.

Авнер стал вспоминать: Карл родился в Гамбурге в конце тридцатых годов. Ему было шесть или семь лет, когда родители отправили его в Израиль. Воспитывался он у дяди и тети в Нахарии. Посещал сельскохозяйственную школу. Потом — армия. После службы остался там в качестве инструктора. Затем был приглашен на работу в Мосад. Любил музыку, играл на скрипке. Очень много читал. Развелся с женой немкой. Нацистов ненавидел и после войны уехал в Израиль. От всего пережитого он заболел и лежал в госпитале. Выйдя из госпиталя, вновь женился, на этот раз на чешской еврейке, у которой был ребенок от первого брака. Авнер знал, что свою приемную дочь Карл обожал. В свободное время он писал ей письма-сказки и рисовал к ним картинки. Авнер видел эти рисунки — длинные извилистые линии. Карл отправлял очередную сказку в Рим не реже раза в месяц.

Вот все, пожалуй, что Авнеру было известно о Карле. Не слишком-то много. И еще то, что Карл лежал в кровати в номере лондонского отеля мертвый.

Авнер не на шутку на него рассердился. Вдруг. На какую-ни-будь секунду. Ему захотелось заорать на него, встряхнуть как следует, даже ударить. Чертов Карл! Бедняга. Прямодушный, осторожный и мужественный Карл. Карл-радар. Доверчивый Карл. Карл, который мечтал о том, чтобы научиться летать.

После убийства Звайтера уже в своем доме в Латине, они радостно похлопывали друг друга по спинам и были очень довольны собой. Еще бы — убийство Звайтера было первой акцией по отмщению, акцией, которая им удалась. Лишь Карл не разделял всеобщей радости.

— Я не стал бы ликовать на вашем месте, — сказал он. — Мы только что убили человека. Это не повод для торжества.

Никто из них до этого сам не дошел. Да и никто из них и внимания не обратил бы на эти слова, если бы их произнес не Карл. Он один имел право так с ними разговаривать. И не только об этом. И вот теперь Карл — мертв. Но миссия продолжается. И тот, кто убил Карла, за это поплатится.

Люди «папа?», их было трое, прибыли через полчаса. Они трижды постучали в дверь, и Авнер впустил их. С Авнером они говорили по-английски, между собой — по-итальянски. Они принесли с собой большую багажную тележку и темный пластиковый мешок.

— Вы можете уйти, — сказал ему главный. — Дайте мне ключи от обеих комнат. Ни о чем не беспокойтесь. — Он дал Авнеру какой-то адрес в Лондоне. — Ждите нас там. Мы оформим ваш выезд отсюда и вечером доставим ваши чемоданы.

Самый старший из итальянцев, одетый в темный костюм, разговаривал в мрачноватом тоне, как это и подобало представителю похоронного бюро. Может быть, похоронное дело и было его настоящей профессией? Авнер припомнил, как говорил ему «папа?»: «Зачем вам самому копать могилу? Я пришлю вам могильщика. За небольшую плату. Не так ли?»

Никто не будет знать, где похоронят Карла. Но другого выхода нет. Нельзя было допустить, чтобы в это дело вмешались британские власти. Это означало бы конец миссии. И, более того, скомпрометировало бы Израиль.

— Здесь может быть пистон где-нибудь и кровь на постельном белье.

— Не беспокойтесь, — сказал человек «папа?». — Мы позаботимся обо всем.

Авнер не сомневался в том, что так и будет. Подкупом или с помощью тайных ухищрений они своего добьются. Деньги и здесь, в Лондоне, играли свою роль. Нет сомнения в том, что в отеле можно найти служащих, которые согласятся помалкивать. Назавтра угловой номер будет чисто убран и готов к приему новых постояльцев. Карла, однако, никто уже не воскресит.

Через три дня Авнер встретился с друзьями во Франкфурте. Он был убежден, что они будут обвинять его в гибели Карла. Он и сам чувствовал себя виноватым. Заметил же он в тот день, что Карл был не в себе. И насчет блондинки сомнения у него были. Если бы не это — он бы и сам пригласил ее. Разве не должен он был предупредить Карла, не беспокоясь о том, понравится это ему или нет. В конкурсе на популярность у публики ему участвовать было не нужно. Если ты лидер, научись спокойно переносить неудовольствие окружающих. Это требует известного мужества. Не того, которое позволяет выстоять под огнем, — другого. Этого мужества ему явно не хватало. Так что в смерти Карла виноват он.

Однако никто больше так не думал, хотя чувство ужаса и горя, которое они испытывали, было неподдельным. У каждого оно выражалось по-своему. Ганс, впав в патетику, бормотал:

— Поднявший меч, от меча и погибнет.

Стив набросился на него:

— Я слышать не могу эту ханжескую белиберду, — заорал он. — Какой такой меч поднимали дети из Кирьят-Шмона? Террористы убивали в большинстве случаев тех, кто никогда не держал оружия. И ты это прекрасно знаешь. — Несколько успокоившись, он продолжал: — Бедняге Карлу следовало более легкомысленно себя вести. Тогда он не стал бы жертвой первой же шлюхи, которая попалась ему на глаза.

— Ты уверен, что именно она его застрелила? Или она только подготовила убийство? — спросил Роберт Авнера.

— Да, я думаю, что это она, — ответил Авнер. — Но уверенности у меня нет. Я должен сначала узнать, кто она и чем занимается.

— Что мы теперь должны делать? — спросил Ганс. — Приостановить операцию?

Вопрос был существенным. После некоторого размышления Авнер сказал:

— Нет, в той мере, в какой это от меня зависит. Мы сообщим, разумеется, о смерти Карла. Если они захотят нас отозвать, мы об этом узнаем. Но вопроса задавать сами не будем. До тех пор, пока не поступят специальные инструкции, будем продолжать. Пока что я попытаюсь выяснить, кто эта девица. Согласны?

Всем без слов было понятно, что о блондинке сообщать в Тель-Авив они не будут. В определенном смысле это было их частным делом и в задачи миссии не входило. На следующий день все четверо вылетели в Женеву. Авнер оставил в сейфе записку Эфраиму. Кроме того, он впервые снял со своего личного счета десять тысяч долларов. То же сделали и остальные. Снимать деньги со счета Карла они, естественно, не могли. Рассчитывали на то, что Эфраим позаботится о том, чтобы эти деньги были переданы вдове Карла. Независимо от этого, они решили передать ей сорок тысяч долларов из собственных денег, а также вещи Карла. Ганс и Стив в этот же вечер вылетели в Рим. Авнер думал, что, может быть, ему как руководителю следует это взять на себя, но, поразмыслив, решил, что Ганс с этой задачей справится лучше, и вылетел в Париж.

Он встретился с Луи и рассчитался с ним за услуги в Лондоне. Затем рассказал все, что мог о блондинке. Менее чем через неделю Луи сообщил, что может показать ему фотографии четырех женщин. Это были обыкновенные черно-белые снимки, из которых один был явно снят с ведома человека, которого фотографировали, а остальные три — скрытой камерой. Одну из фотографий Авнер тут же отложил в сторону. Было совершенно очевидно, что на ней была не та женщина, которую он искал. Затем он стал рассматривать остальные снимки. Женщины на них по всем характеристикам соответствовали описанию, которое дал Авнер. Не имело никакого значения то, что фотографии не были цветными. Цвет волос женщины с легкостью меняли. Почти то же можно было сказать и о цвете глаз. Контактные линзы были всем доступны. Авнер сожалел лишь о том, что снимки не сохраняли запаха. Уж запах мускуса он бы распознал мгновенно. Он потратил несколько минут на изучение фотографий и остановился на одной из них. На фотографии была изображена женщина, выходящая из аптеки. Снимок был сделан в Париже.

— Эта, — показал Авнер. — Кто она?

— Я доволен, что вы остановились на ней, — сказал Луи, не отвечая на прямой вопрос Авнера.

— Почему?

— Одна из этих женщин уже шесть месяцев находится в швейцарской тюрьме, — сказал Луи. — А третья умерла. Ту, что вы выбрали, зовут Жаннет. Она из Голландии.

— Что она собой представляет? Чем занимается?

— Хм… Она убивает людей, — ответил Луи. — Если ей за это хорошо платят.

Ничего удивительного в этой информации не было. Среди террористов-убийц были десятки женщин, хотя основную массу составляли все же мужчины. Многие женщины принимали участие в террористических акциях или в преступлениях бытового характера на вспомогательных ролях. Некоторые, как уже говорилось, приобрели широкую известность — Лейла Халед, Рима Аисса Тэннос, Тереза Халеш, немки Ульрика Майнхоф и Габриэль Крочер Тидеманн, или американки Бернадин Дорн и Кэти Будин. Они не только находили конспиративные квартиры, работали осведомителями и занимались транспортом, но и закладывали взрывчатку, владели оружием, захватывали самолеты или даже выступали как организаторы и руководители террористических акций международного масштаба. Некоторые из них действовали по убеждению. Другие — стремясь таким способом доказать, что они не хуже мужчин. Они не отдавали себе отчета в том, что в данном случае «не хуже» означало быть жестоким и безответственным.

Авнеру, разумеется, все это было известно и до случая с Карлом. В Мосаде знали, что женщины могут превосходить мужчин по своим организаторским и дипломатическим способностям, по фанатичной преданности идее, жестокости и узости взглядов, уступая мужчинам лишь в умении пользоваться техникой и в стойкости под огнем. Женщины чаще промахивались, стреляя, чаще гибли от взрыва своих же собственных гранат и чаще сдавались, попадая в безвыходные ситуации. Последнее свидетельствовало, скорее, о более нормально развитом, чем у мужчин, чувстве самосохранения. В определенных ситуациях, однако, именно это делало их значительно более опасными[80].

— Кому она служит? — спросил Авнер.

Луи только пожал плечами.

— Я полагаю тем, кому ее услуги по карману, — сказал он. — По моим сведениям, она много работала в Южной Америке.

— Где она находится сейчас? Можете ли вы разыскать ее?

— В промежутках между своими операциями она живет в маленьком прибрежном городке в Голландии, — ответил Луи. — Название города Хорн. Он находится приблизительно в тридцати километрах от Амстердама.

Авнер кивнул. Он знал Хорн.

— Живет она в собственном доме или снимает квартиру? — спросил он.

— Хотите — верьте, хотите — нет, — засмеялся Луи, — но она живет на барже, вместе с подругой. Не знаю, лесбиянка ли она, но это так. Сейчас, однако, ее там нет.

— Луи, сможете ли вы сообщить, когда она вернется? На деловой основе, конечно.

— Я попытаюсь, — ответил Луи. — Расходы — расходами. Но все остальное — между нами.

— Разумеется. Я жду вашего звонка, как только что-нибудь выяснится.

Вернувшись во Франкфурт, он застал всех остальных уже на месте. И Ганс, и Стив тяжело переживали встречу с вдового Карла. В ответ на расспросы Авнера, Ганс только плечами пожал:

— Что она сказала? Как реагировала? Как, ты предполагаешь, она должна была реагировать?

— Важнее другое, — сказал Стив. — Когда нам удастся найти и прикончить эту шлюху?

— Спокойно, Стив. Мы поговорим об этом несколько позднее, — сказал Авнер и изложил им все, что узнал от Луи. — Теперь давайте рассудим… Допустим, что я не ошибся, опознав ее по фотографии.

— А ты допускаешь, что мог ошибиться? — спросил Ганс.

— Нет, — не колеблясь ответил Авнер. — Но из вас никто в этом уверен быть не может. Мы знаем, что эта женщина была в комнате Карла. Предположим, что информация Луи верна. Значит, она на службе у ООП. Они нас обнаружили около отеля «Гросвенор Хауз» в Лондоне и вызвали ее, чтобы она ликвидировала одного из нас. Она это сделала. Теперь мы знаем, что она живет в Хорне. Как мы поступим?

— Убьем ее, — быстро отреагировал Стив. — Какие могут быть в этом сомнения?!

— Я понимаю, что имеет в виду Авнер, — сказал Роберт. — Во-первых, мог ли он ошибиться, и, во-вторых, может ли ошибаться Луи. Обстоятельства для нас необычные. Мы не имеем возможности получить дополнительную информацию к тому, что уже знаем. Что если эта женщина — проститутка, которая застрелила Карла просто потому, что он отказался ей заплатить?

— Чепуха! — воскликнул Стив. — Не забывай, о ком мы говорим. Неужели ты допускаешь, что Карл станет ссориться с проституткой и рисковать нашим положением? Да он заплатил бы ей и в три раза больше. Сколько угодно — лишь бы она ушла. Это никакой критики не выдерживает.

Стив был прав.

— Скажи другое, — продолжал Стив. — Что если она, будучи проституткой, застрелила Карла, чтобы добыть его бумажник?

— Теоретически это возможно, — ответил Авнер. — Но у него ничего не пропало. Его бумажник остался в боковом кармане куртки. А в бумажнике было более ста фунтов.

— Ну вот видишь, — сказал Стив. — И вообще, какая разница? Неужели, если она убила его ради бумажника, мы должны ей это простить?

— Разница все же есть, — сказал Роберт. — Мы на задании. И в наши обязанности не входит охота за проститутками. Все дело в том, что она не проститутка. Если бы она охотилась за деньгами, она бы Карла ограбила. Так что Авнер прав. Но что если ей просто был нужен мужчина? Допустим, она переспала с ним, попрощалась и ушла. А Карла застрелил кто-то другой. Что если это было так?

— По-твоему кто-то застрелил Карла — голого, лежащего в постели. Карл никогда не спал голым. Вы можете мне поверить — я с ним жил. И не слишком ли много удивительных совпадений? Карл убит кем-то неизвестным после того, как у него побывала женщина, для которой, по данным Луи, убийство — было профессией. Женщина, которая пыталась перед этим подцепить меня. И это после того, как за мной в Лондоне явно кто-то следил. Нет, я не могу согласиться с такой версией. Если она даже и не сама его застрелила, то в любом случае, это она привела убийцу.

— Правильно, — сказал Роберт. — Правда, мы вновь возвращаемся к исходной точке — верна ли информация Луи? Я почти в этом не сомневаюсь. Карла убила она — одна или с сообщником — это решающего значения не имеет. Если Луи прав и, разумеется, если у Авнера нет сомнений в том, что на фотографии — она, то…

Ганс взглянул на Авнера.

— Ты уверен? Я спрашиваю о фотографии.

— Да.

— Уверен ли ты в том, что информация Луи точна?

— Я склоняюсь к тому, чтобы ей верить, — ответил Авнер. — А вы?

Они переглянулись. До сих пор все сведения, которые они получали от Луи, всегда были верны. Даже о Гларусе. Они не видели Саламэ и Абу Дауда там, но троих вооруженных арабов в церкви они видели.

Советоваться с Эфраимом не имело смысла. Мосад ни при каких обстоятельствах не разрешил бы им убивать кого-нибудь в Голландии. Кто бы это ни был.

Поставив Эфраима в известность о своих планах, они попадут в трудное положение. Им придется нарушить прямой приказ.

Стив встал с места.

— Ребята, — сказал он, — чего мы ждем?

Они ждали одного — сообщения Луи о том, что блондинка возвращается в Голландию.

Она вернулась на свою баржу не так скоро, как им бы того хотелось. Все это время они не бездействовали. В течение лета до них несколько раз доходили слухи и о ней, и о Саламэ или Абу Дауде. Но наконец в середине августа Луи сообщил им, что Жан-нет через семь-восемь дней будет в Хорне.

В этот же вечер Роберт выехал вновь в Бельгию. На этот раз он не собирался проектировать бомбу. Соображений для этого было несколько. Одним из них было их личное отношение к этому делу. Просто подложить бомбу в баржу, было недостаточно для отмщения. Они хотели бы собственными глазами видеть, как она умрет.

Дело было в том, что каждый из них испытывал к этой женщине личную ненависть, имеющую мало общего с куда более абстрактной ненавистью по отношению к их прежним жертвам, включая и Али Хасана Саламэ. Авнер не пытался все это четко сформулировать, но ощущал различие очень четко. По отношению к террористам они не испытывали личной ненависти. Их убивали в наказание за их собственные преступления. Это было в чистом виде возмездие и, в особенности, возмездие за убийство одиннадцати спортсменов в Мюнхене. Тем не менее действия террористов, которые были перечислены в их списке, они могли хоть как-то понять. Возможно, даже в известном смысле отдавать им должное — их уму, храбрости, настойчивости. Нечто подобное испытывают охотники, восхищаясь ловкостью и хитростью зверя.

Но к блондинке ничего подобного они не испытывали.

Она убила их друга и брата, их товарища по оружию. Она не была абстрактным врагом, воюющим с их страной. Но и это было еще не все.

Авнер сомневался в том, что они бы с такой силой ненавидели обыкновенного палестинского террориста, если бы тот застрелил Карла на улице. Поведение блондинки было предательским. Женщина, использующая свою привлекательность, чтобы заманить в ловушку мужчину в момент его слабости, его одиночества и лишить его жизни, — отвратительна. Так что Карл погиб не от руки достойного противника.

Поступок Жаннет совершенно изменил их привычные представления о женщинах. Они уже не боялись ее обидеть. Совсем наоборот. Убить ее им было морально куда легче, чем мужчину. Они были в таком настроении, что, казалось, с восторгом растерзали бы ее.

План Роберта на этот раз состоял в том, чтобы превратить в огнестрельное оружие одноразового действия часть трубки, составляющей велосипедную раму.

Было лето, притом жаркое. Голландский прибрежный городок был полон велосипедистов, молодых людей, мужчин и женщин. Им не придется заботиться о провозе оружия через границу. Друг Роберта в Бельгии взялся изготовить это оружие (на застёжке «молния») за малую долю той цены, которую пришлось бы заплатить представителям «папа?» в Голландии за четыре «беретты». Они смогут подъехать к барже на велосипедах в майках и шортах, не вызывая ни у кого ни малейших подозрений. После акции они поставят свои трубки на место в велосипеды и подъедут к «вэну», запаркованному примерно в шестистах-семистах метрах от баржи. При них не будет никакого оружия. Кому придёт в голову осматривать их велосипедные рамы? План был безупречен.

— Можно ли будет, пользуясь этой трубкой, попасть в цель? — спросил Авнер.

— С расстояния в один-два метра? Ручаюсь, — ответил Роберт.

— Это не имеет значения, — прибавил Стив. — Подпустите меня к ней, и я сверну ей шею собственными руками.

В среду, 21 августа день был теплый. На дощатой набережной толкались толпы студентов — и на велосипедах, и без них. Авнер и его товарищи наблюдали за баржей в течение двух дней. Жаннет появилась на третий. Она приехала на такси, остановив его на некотором расстоянии от баржи.

Авнер узнал ее сразу.

— Вот она, — сказал он Стиву. — Увидишь, она сейчас пойдет к барже.

Так оно и было. В светлом костюме с небольшим чемоданчиком в руках, Жаннет выглядела необыкновенно привлекательной.

Затруднение состояло в том, что на барже находилась ее подруга — девушка, ходившая в синих джинсах и с красным рюкзаком за плечами. Ей было лет двадцать, этой белокожей шатенке с коротко подстриженными волосами. В течение двух дней они много раз видели, как она приходила и уходила с баржи. Они надеялись, что в конце концов девушка отправится за чем-нибудь в город и будет отсутствовать довольно долго.

Было три часа пополудни. Они решили ждать.

Около девяти вечера девушка сошла с баржи. Солнце уже садилось, но было еще светло. Авнер решил действовать немедленно. Они не могли знать, как долго ее не будет, ушла ли она на каких-нибудь двадцать минут или на всю ночь? За два дня наблюдений они сделали вывод, что она вела довольно беспорядочный образ жизни.

Девушка села на велосипед. Это означало, что в их распоряжении есть по меньшей мере двадцать минут. Вполне достаточно.

Роберт поджидал их в «вэне» примерно в полукилометре от причала. Двое голландцев, служащих «Ле Груп», находились в другом «вэне», приблизительно в шестидесяти метрах от баржи. Они должны были убрать труп и все следы их пребывания на барже. Авнер не желал, чтобы ее труп был обнаружен. Если учесть, что Жаннет часто подолгу отсутствовала, ее исчезновение могло оставаться незамеченным в течение недель, а то и месяцев. За это время, если повезет, они закончат свою миссию. Будет лучше, если Мосад или, скажем, Эфраим, ничего обо всем этом не будут знать. Если Эфраим обнаружит, чем они занимались в Хорне, он может отреагировать на это самым неприятным образом, может посчитать даже, что команда вышла из-под контроля, и ликвидировать миссию.

Если все же с Эфраимом придется объясняться, то Авнер скажет: «Мы должны были поступить так. Она видела нас с Карлом в Лондоне. Может быть, и Ганса. Она могла нас выдать». Это и на самом деле было правдой, хотя и не всей.

С коротким, снабженным грубо сделанным курком обрубком металлической трубки в руке Авнер двинулся по мостику, ведущему на баржу. Было самое начало десятого. За ним, так же вооруженный, следовал Стив. Ганс оставался на мостике, стоял, облокотившись на перила. Они договорились, что он не будет входить в каюту, если Авнеру и Стиву не понадобится помощь.

Кошка, оказавшаяся на борту, стала отчаянно мяукать, как только увидела Авнера, приближающегося к каюте. Стив попытался приласкать животное, но это не помогло.

В полуоткрытую дверь они увидели блондинку в голубом домашнем платье. Она сидела за небольшим письменным столом спиной к двери. Авнер был убежден, что ее встревожит ужасное мяуканье кошки, но, по-видимому, она к этому привыкла. Авнер открыл дверь. Тот же знакомый запах. Если у него и оставались какие-нибудь сомнения насчет того, та ли это женщина, то теперь он был уверен в том, что это она. Именно она была тогда в комнате Карла.

Жаннет повернула голову и, увидев Авнера, нисколько не испугалась. Во всяком случае, внешне это никак не проявилось. Он стоял в дверях, освещенный сзади закатным солнцем. Ей было трудно рассмотреть его, но Авнер увидел, как ее правая рука потянулась к ящику в столе.

— На вашем месте я бы этого не стал делать, — сказал Авнер по-английски, подходя к ней. Стив тоже вошел в каюту, сопровождаемый кошкой, которая прыгнула на стол, не переставая громко мяукать. Звуки она издавала столь жуткие, что нервы не выдерживали.

— Кто вы такие? — спросила Жаннет, переводя взгляд с одного на другого.

Авнер увидел, что ее рука продолжает незаметно продвигаться к ящику стола, а левой она распахнула у ворота свое голубое платье, обнажив при этом грудь. Сделала ли она это сознательно, или жест был непроизвольным, сказать было трудно. Но в данной ситуации — это движение было ошибкой. И Авнер, и Стив его заметили, и у обоих он вызвал приступ омерзения и ярости.

— Следи за ней. У нее оружие, — сказал Стив на иврите.

Авнер кивнул, не спуская глаз с ее правой руки.

— Я знаю, — ответил он. Затем, уже по-английски, обратился к Жаннет:

— Вы помните Лондон?

Он увидел, что она смотрит на трубку от велосипедной рамы в его руке. Она, разумеется, не понимала, что это такое и думала, что они собираются ударить ее этим предметом. Ее губы искривились в вызывающей, презрительной усмешке. Она решительным движением открыла ящик стола.

Авнер спустил курок. То же сделал Стив. Кошка высоко подпрыгнула. Жаннет все еще сидела на стуле, затем стала медленно падать вниз лицом. Она задыхалась. Тем не менее у нее все-таки хватило сил приподнять голову, и они увидели, как стекала кровь из угла ее рта. Оружие Авнера и Стива было рассчитано на одну пулю. Авнер сунул руку в карман за второй. Жаннет сползла на пол еще до того, как он успел ее вставить. Дверь позади них распахнулась и Ганс ворвался в каюту, шагая точно так же, как когда-то в Афинах, когда он забросил бомбы в комнату Мухасси.

— И от меня пусть свое получит, подлюга, — сказал он, отодвигая в сторону Авнера и Стива. Он нагнулся и выстрелил ей в затылок. Жаннет была мертва.

— Пошли, Ганс, — и Авнер сделал знак Стиву.

Они увели Ганса, который, казалось, был готов разорвать это тело на части, но последовал за Авнером и Стивом, продолжая шёпотом осыпать умершую проклятиями.

Было уже темно. Авнер подозвал служащих «папа?». Теперь они могли подогнать свой «вэн» к мостику и заняться трупом. Авнер взглянул на часы. Они провели на барже ровно три минуты и тридцать секунд. Девушка с красным рюкзаком должна была вернуться не раньше, чем через пятнадцать минут. Они вставили велосипедные трубки на место, сели на велосипеды и поехали к «вэну», в котором их ждал Роберт.

— Мы покончили с этой шлюхой, — сказал Ганс Роберту.

Авнер понимал чувства Ганса. Дело было не только в самом факте мести за убийство Карла. Авнер дважды уже убивал вот так, в упор, и мог с уверенностью сказать, что это убийство было для него куда менее трудным, чем те два. В тот крохотный промежуток времени, когда он и Звайтер или он и аль-Кубаиси оказывались лицом к лицу, оба они инстинктивно молили о том, чтобы им сохранили жизнь. Они повторяли: «Нет, нет…» на обоих языках — арабском и английском. Стреляя в них, Авнер все же не ощущал к ним острой ненависти. Они оставались для него людьми, доведенными обстоятельствами до крайности, до последнего и мучительного момента в своей жизни.

Эта женщина вела себя по-другому. Она ни о чем не просила. Она смотрела на него глазами, полными холодной ненависти. Ничего, кроме презрения и вызова, не было в ее лице.

Если бы она даже этого хотела, вряд ли ей бы в большем степени удалось облегчить Авнеру его задачу.