Ялта

Такова была ситуация в Центрально-Восточной Европе, когда 4-11 февраля 1945 г. в Ялте (Крым) состоялась еще одна конференция «Большой тройки», которая оказалась настоящей мирной конференцией после Второй мировой войны, исход которой к этому времени был уже практически предрешен, по крайней мере в Европе. За несколько недель до Ялтинской конференции последнее отчаянное контрнаступление немцев на Западе создало обманчивое впечатление, что их способность к сопротивлению еще значительна. Неверная военная информация о ситуации на Дальнем Востоке привела к убежденности в том, что для поражения Японии в войне, которая может продлиться еще долгое время, крайне необходимо сотрудничество с Россией. Это было главной причиной того, почему Черчилль и Рузвельт сочли необходимым сделать еще ряд уступок Сталину. Сталин тоже делал уступки, но был непреклонен в отношении основных вопросов в Центрально-Восточной Европе и тайных решений, касавшихся Китая.

Одной из уступок Сталина было обещание всестороннего сотрудничества в создании Организации Объединенных Наций. Он также согласился с ограничением числа голосов Советских Республик на ее Ассамблее тремя голосами вместо шестнадцати. В добавление к СССР как единому целому на конференции в Сан-Франциско было обещано и реально дано право голоса Белоруссии (БССР) и Украине (УССР). Выбор этих двух республик был тесно связан с привилегией самостоятельности в решении вопросов внешней политики и обороны, гарантированной им в соответствии с поправкой к Советской конституции от 2 февраля 1944 г., которая сделала возможной такую уступку отдельным республикам Союза под общим руководством центральной власти. В обоих случаях Украина и Белоруссия были так выделены, потому что особенно пострадали от нацистской оккупации и внесли особый вклад в исход войны. Эти аргументы были полностью оправданны. После Российской (РСФСР) они были самыми многонаселенными и (за исключением Казахстана – КазССР) большими советскими республиками. С культурной точки зрения они были выше развиты, чем любая из других советских республик, за исключением трех Прибалтийских, аннексия которых после изгнания из них немцев была негласно признана в мирном урегулировании. Но привилегии, данные на самом деле не белорусскому и украинскому народам, а навязанным им коммунистическим лидерам, могли, в свою очередь, служить аргументом в пользу того, что включение в состав Советского Союза совместимо с высокой степенью самоуправления, чтобы оправдать дальнейшие аннексии в Центрально-Восточной Европе.

Фактически во всех странах этого региона распространился страх того, что следующим шагом будет их принудительное включение в Советский Союз, до бесконечности увеличивающее число советских республик. То, что притязания России (СССР) ни в конце войны, ни в последующие годы не пошли дальше того, что она уже получила, было встречено с некоторым облегчением и упростило принятие решений Ялты даже в их российской интерпретации.

Легче всего было принять и даже приветствовать, несмотря на первоначальные сомнения со стороны президента Рузвельта, было ту часть ялтинских решений, которая была озаглавлена как Декларация об освобожденной Европе. Но, цитируя Атлантическую хартию, «Большая тройка» объявила, что в любой стране, «где, по их мнению, того требуют условия», они будут «совместно помогать» ее народу устанавливать внутри ее мир, формировать «переходные правительственные власти, широко представляющие все демократические силы» и проводить свободные выборы. Такое вмешательство во внутренние проблемы любого государства, даже союзника, поставленного на тот же уровень, что и «бывшие сателлиты оси», было оставлено на усмотрение трех подписавших Ялтинский договор сторон, включая, разумеется, тоталитарный Советский Союз, который таким образом получил право определять, каковы «демократические силы» в освобожденных странах. И хотя планируемые вмешательства должны были быть «совместной ответственностью» трех держав, легко было предвидеть, что на практике все будет зависеть от того, какая из них освободила своими войсками данную страну.

В противоположность Западной Европе, освобожденной англосаксонскими державами, почти вся Центрально-Восточная Европа была занята Красной армией и поэтому была во власти Советского Союза без каких-либо гарантий для западных союзников, что с ними действительно будут советоваться и им будет позволено оказывать их долю обещанной «помощи». Эта опасность стала очевидной уже в Ялте в двух конкретных случаях, которые казались особенно неотложными, когда внутренние проблемы союзных государств, вообще не представленных на конференции, были решены «Большой тройкой» именно так, как хотел Советский Союз, который контролировал оба этих государства.

Случай Польши подробно обсуждался, но вопрос о ее восточной границе, поднятый первым, был далеко не внутренней проблемой. Это был спор между Польшей и Советским Союзом, который в отсутствие Польши был решен в пользу Советского Союза – принимающей стороны конференции. Президент Рузвельт хотел спасти по крайней мере город Львов и нефтяные месторождения в этом районе для Польши. Его апелляция к щедрости Сталина была тщетна. Линия Керзона в интерпретации русских была установлена как восточная граница Польши сразу же, в то время как «значительная» компенсация, которую должна была получить еще раз разделенная страна от Германии, осталась неопределенной и должна была «ожидать решения мирной конференции».

Более сложным и поэтому подверженным противоречивым толкованиям было решение в отношении правительства Польши. Ее президент и законное правительство – союзник во время войны, все еще признаваемый всеми державами, за исключением России (СССР), даже не упоминались. «Временное правительство, в настоящее время функционирующее в Польше», то есть бывший Люблинский комитет, поддерживаемый Советским Союзом, должен был быть «реорганизован на широкой демократической основе». На самом деле это не было формирование совершенного нового правительства, как того хотели англосаксонские державы, а просто расширение контролируемой коммунистами группы без какого-либо указания на то, сколько «демократических лидеров из самой Польши и из-за рубежа» должно быть в нее включено. Их выбор был предоставлен не польскому народу, а комиссии, состоявшей из господина Молотова и послов США и Великобритании в Советском Союзе, которые должны были «консультировать» в Москве некоторых выбранных ими польских лидеров, но опять негласно исключая законные власти республики[108]. «Реорганизованное» временное правительство дало обещание провести «свободные и неограниченные выборы», однако без указания фиксированной даты или гарантий контроля, и вскоре после формирования оно было признано Америкой и Великобританией, не ставшими ждать результатов выборов.

Не «восстановив», а уничтожив таким образом суверенные права союзной Польши, Ялтинская конференция без долгих обсуждений сделала практически то же самое с Югославией. Она начала с «рекомендаций маршалу Тито и доктору Шубашичу» без каких-либо ссылок на короля и правительство в эмиграции сформировать новое правительство, основанное на их договоре. И в этом случае была выдвинута идея расширить контролируемые коммунистами органы власти (в Югославии это Антифашистское вече национального освобождения), включив в него членов последнего парламента. Было добавлено, что законодательные акты этого веча должны быть ратифицированы Исполнительным вечем[109], но как и когда должны были проходить выборы этого веча, осталось нерешенным.

В Югославии Тито был уже так силен, что король Петр II передал свою власть регентству, предвидя упразднение монархии коммунистом-диктатором, власть которого – а Шубашич был лишь номинальным главой – была к этому времени признана повсеместно и даже представлена на конференции в Сан-Франциско. Но на этой конференции, начавшейся 23 апреля и вскоре после безоговорочной капитуляции Германии 7 мая создавшей Организацию Объединенных Наций, Польша – первое государство, оказавшее сопротивление Гитлеру и поэтому ставшее центром, вокруг которого постепенно образовалась ООН, – вообще не была на ней представлена. Ялтинское соглашение, отвергнутое правительством Польши в изгнании, просто не сработало с самого начала.

До смерти президента Рузвельта 12 апреля стало уже очевидно, к его разочарованию, что Советский Союз иным образом трактует ялтинский «компромисс», как сам президент назвал этот договор в своем докладе конгрессу. Он не дожил до объявления Молотова, прозвучавшего в самом начале конференции в Сан-Франциско, о том, что польские руководители подполья, приглашенные на переговоры о формировании нового правительства, были арестованы русскими и отвезены в Москву не для консультаций, а на судебное разбирательство. Несмотря на негодование, вызванное сначала этим заявлением, Гарри Хопкинс месяц спустя был послан к Сталину, и русский список польских демократических деятелей, который был вынесен на слушания комиссии Молотова, был утвержден Америкой и Великобританией; добавлен был лишь господин Миколайчик, который вопреки отношению правительства в изгнании принял приглашение комиссии. Во время суда над шестнадцатью руководителями польского подполья, которые получили тюремные сроки в награду за организованное ими сопротивление нацистам, шестнадцать членов Временного правительства, созданного и финансируемого Советами, согласились на участие пяти поляков-демократов в Правительстве национального единства. Один из них отказался, а Миколайчик стал вторым вице-премьером. 5 июля 1945 г. Америка и Великобритания согласились с этим решением и перестали признавать законное правительство Польши.

Четыре недели спустя на Потсдамской конференции «Большой тройки» было объявлено, что это правительство больше не существует. После заслушивания представителей власти, установленной в Варшаве, было решено, что восточная часть Германии до линии Одер-Нейсе не будет частью советской зоны оккупации, а будет находиться «под управлением Польского государства». Так как одновременно было санкционировано перемещение немецкого населения этих территорий на запад, это решение можно было истолковать только как разграничение территориальной компенсации Польши на севере и западе, обещанной в Ялте. Однако опять была сделана оговорка, что новая германо-польская граница будет окончательно установлена при мирном урегулировании. В то время как аннексия Россией части Восточной Пруссии вместе с Кёнигсбергом была сразу же одобрена другими великими державами[110].