АНТИХРИСТ ВО ВСЕЙ КРАСЕ

АНТИХРИСТ ВО ВСЕЙ КРАСЕ

В чем же дело?! Что произошло на Руси в конце XVII — начале XVIII столетия?! Или, выражаясь более привычно: кто виноват?!

Самое простое здесь — обвинить лично Петра I. Мол, приди к власти не нахальный мальчишка, а положительный пожилой Василий Голицын, ставленник Милославских и любовник царевны Софьи, не было бы ни ужасов Петровской эпохи, ни раскола нации чуть ли не на два народа, ни всевозможных психологических напряжений, тянущихся без малого два века.

Более рафинированная точка зрения предполагает, что виноваты во всем предатели–дворяне, которые стали европеизироваться и тем самым разорвали связь с остальным народом. Эти дворяне стали высокомерно относиться к «народу», и в этом–то корень всех русских бед на целые века.

Есть и точка зрения, предусматривающая еще более многочисленную категорию «виновников». Это — ну конечно же! — европейцы, в первую очередь немцы. Они заставили Русь принять нормы их цивилизации — то ли спаивая Петра, то ли подкупая всех высших сановников, засылая «агентов влияния». В них–то, злых иностранцах, корень зла, они–то и есть виновники всех российских бед и раздоров.

Евреев, чаще всего, в роли виновников не называют — слишком очевидно, что никакой роли ни в российской, ни в европейской политике они в эту пору не играли. Но я готов дать всем желающим примерно сорок или пятьдесят увлекательнейших версий, согласно которым в число виновников попадают чеченцы, армяне, махариши–боддисатвы, уцелевшие в глухих лесах скоморохи и представители океанской сверхцивилизации, отдаленными и деградировавшими потомками которых являются дельфины.

Резвиться в поисках виновников и заговорщиков можно долго, а еще дольше можно резвиться по поводу людских тупости и невежества. Беда в том, что многие стороны событий остаются скрытыми от нас и сегодня. И не потому, что мы чего–то не знаем, а в первую очередь потому, что мы просто не умеем их видеть и правильно понимать. В истории (да и не только в истории) мы очень часто видим событие, но совершенно не в силах понять, почему оно произошло, какова сущность явления и чего от него может ожидать каждый участник событий.

Такие события, как церковный раскол, революция Петра, переворот Александра II, революция и Гражданская война 1917—1920 годов, определили судьбы буквально миллионов людей, ставших их современниками. Многие из них отдали бы несколько лет жизни для того, чтобы понимать — что же происходит вокруг?! К чему все идет, чем может закончиться и что можно сделать для своего спасения и для спасения своих близких. Не имея знаний, которые появятся у людей десятилетия, а то и столетия спустя, они создавали те объяснения происходящему, на которые у них хватало ума, знаний и проницательности.

Конечно, многие из объяснений петровского переворота вовсе не были ни глупы, ни наивны, но только в самые последние десятилетия появилась научная теория, объясняющая, почему в основание петербургского периода нашей истории вошли такие странные посылки.

И показывающая в совершенно новом свете очень многое из произошедшего в момент петровского переворота,

Я познакомлю читателя с теорией, разработанной российскими учеными Ю.М. Лотманом и Б.А. Успенским (Успенский Б.А., Лотман М.Ю. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. I. M., 1996. С. 338—380); без знания этой теории наше понимание Петровской эпохи может оказаться неполным. Но помните: я излагаю не истину в последней инстанции, а «всего лишь» научную гипотезу, которая может быть еще и неверной.

…Христианская церковь видела мир как столкновения добрых и злых сил. Не было в мире ничего, что для неё не было бы или праведным, или грешным. Любое решение императоров, любое явление в природе было или хорошим, святым, или плохим, грешным. Животные, минералы, звезды, народы и отдельные люди жестко разделялись на «положительных» и «отрицательных», святых и грешных.

В XIII веке католики признали существование рая, ада и чистилища — особого места, где души проходят искупление мелких, не «смертных» грехов и попадают потом все же в рай. В западном христианстве появилось представление о нейтральном — о личностях, явлениях и поступках, которые не грешны и не праведны. И пока не затрагивалась сфера грешного и святого, западное общество могло изменяться, не ставя под сомнение свои важнейшие ценности. Научившись у арабов делать бумагу и создавая горнорудную промышленность, западные христиане и не грешили, и не приближались к святости.

Восточное христианство продолжало жить в мире, где не было ничего нейтрального — такого, что не было бы ни грешным, ни праведным. Благодаря этому византийские ученые состоялись как невероятнейшие моралисты, тратившие массу времени на объяснения того, как блаженны, скажем, птицы, склевывающие в садах насекомых, сколь велик Господь, сотворивший этих птиц, как они полезны для человека и вообще как хорошо, что они есть. Для них важны были не только, а часто и не столько факты, сколько их религиозно–морализаторское истолкование.

Русь и в XIII, и в XVII веках в представлении русских оставалась святой землей, в которой все было абсолютно священно и праведно. Любая мелочь, включая обычай класть поясные поклоны, спать после обеда или сидеть именно на лавке, а не на стуле, был священным обычаем. Отступиться от него значило в какой–то степени отступиться и от христианства. Естественно, в эти священные установки нельзя было вносить никаких изменений. Начать иначе пахать землю или ковать металл значило не просто отойти от заветов предков, но и усомниться в благодатности Святой Руси.

Все остальные страны, и восточные, и западные, рассматривались как грешные, отпавшие от истинной веры. Конечно, русские цари организовывали новые производства, заводили «полки нового строя» и, нанимая немецких и шотландских инженеров и офицеров, ставили их над русскими рабочими и солдатами — просто потому, что они владели знаниями, которых у русских ещё не было. Но даже в конце XVII века прикосновение к «инородцу» опоганивало; входить к нему в дом и есть его пищу было нельзя с религиозной точки зрения. Немцы оставались теми, кто используется, но у кого почти не учатся. Русское общество бешено сопротивлялось всяким попыткам его хоть немного изменить.

В спорах о реформах Петра I, обо всей Петровской эпохе совершенно справедливо отмечается, что Россия должна была учиться у Европы и сама становиться Европой — если не хотела превратиться в полуколонию и погибнуть в историческом смысле. Но совершенно не учитывается один важнейший факт: для того чтобы учиться у Европы, надо было разрушить представление о странах «латинства» как о грешных странах, религиозно погибших землях. Одновременно надо было разрушить представление о России как совершенной стране, в которой все свято и ничего нельзя изменять.

Пётр поступил так же, как тысячелетием до него поступил князь Владимир: силой заставил принять новую систему ценностей! Владимир «перевернул» представления древних россов: свое родное язычество объявил признаком дикости, а веру в Перуна и Мокошь — неправильной верой в бесов. А чужую веру, веру врагов–византийцев, чьи храмы было так весело грабить, объявил истинной верой, которую хочешь не хочешь, а придется теперь принимать.

Так же все перевернул и Пётр I: Святую Русь объявил отсталой и дикой, несовершенной и грубой. Грешные западные страны, населенные чуть ли не бесами, объявил цивилизованными и просвещенными, источником знания и культуры. В такой перевернутой системе ценностей само собой получалось, что грешная, ничтожная Русь просто обязана перенимать мудрость у праведного ученого Запада. Теперь как раз немецкая одежда повседневна на обритых дворянах, на свадьбе же бородатых шутов их одевают в русскую народную одежду, а в гимназиях XVIII века русскую одежду будут заставлять надевать лентяев и двоечников. В НАКАЗАНИЕ — как столетием раньше надевали немецкую.

Пётр I и не думал отменять противопоставление Россия—Запад, давно существовавшее в сознании россиянина; он только поменял знаки на противоположные. То, что было со знаком «плюс», стало восприниматься со знаком «минус», и наоборот.

Более того…

Пётр женится на Екатерине Скавронской, крестным отцом которой при перекрещивании в православие был его сын Алексей (потому она и стала «Алексеевной»). И получилось, что женится–то он не только на публичной девке, но еще и на своей духовной внучке…

Пётр I присвоил себе титул «отец отечества», а в религиозной традиции «отцом» может быть только духовное лицо, «отцом отечества» — только глава всей Русской православной церкви.

Пётр I допускал называть себя «богом» и «Христом», к нему постоянно относили слова из Священного Писания и церковных песнопений, которые относимы вообще–то только к Христу. Так Феофан Прокопович приветствовал Петра, явившегося на пирушку, словами тропаря:

«Се Жених грядет во полунощи»,

а после Полтавской битвы 21 декабря 1709 года Петра встречали словами церковного пения, обращенного к Христу в Вербное воскресенье:

«Благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних, Бог Господь и явися нам…»

Восставших стрельцов пытали и казнили с такой истинно сатанинской жестокостью, что невольно возникали некоторые вопросы… А кто же это с таким упоением, чуть ли не с сатанинским хохотом, истребляет православных, откровенно наслаждаясь их мукой?!

Священников из восставших стрелецких полков вешали на специальной виселице в виде креста, и вешал их палач, одетый священником. Казнь оборачивалась издевкой над самой христианской верой, кощунством, сатанинским хихиканьем.

Пётр I основал Всешутейный и Всепьянейший собор, который мог восприниматься только как кощунственное и притом публичное глумление над церковью и церковной службой.

Доходило до удивительных совпадений, о случайности которых я предоставляю судить читателю…

Пришествие Антихриста ожидалось в 1666 году, а когда оно не исполнилось, стали считать 1666 не от рождения Христа, а от его воскресения, то есть в 1699 году. За несколько дней до наступления этого года, 25 августа 1698 года (следует помнить, что год начинался 1 сентября) Пётр вернулся из своего заграничного путешествия, и его возвращение сразу же ознаменовалось целой серией кощунственных преобразований: борьба с русской национальной одеждой, с бородами, перенос празднования Нового года на 1 января (как в неправедных западных странах).

Не случайно же именно в это время пошли нелепые, но закономерные слухи — что настоящего Петра за границей немцы подменили,

«заклали его в Стекольне (в Стокгольме. — А.Б.) в столб»,

а вернулся на Русь вовсе не Пётр, а немец–подменыш, не человек, нелюдь…

Получалось, что Пётр прекрасно вписывался в образ Антихриста и, по сути дела, ничего не имел против этого образа. И правда, неужели Пётр не знал, как воспринимаются эти его действия? Несомненно, он просто не мог этого не знать.

Многие поступки Петра и не могли восприниматься иначе! Своими поступками Пётр провозглашал, что он Антихрист, так же верно, как если бы он это о себе заявлял!

Понимал ли он, у кого, по представлениям его подданных, изо рта и носа исходит дым, когда с дымящейся трубкой шествовал по улицам Москвы?

Если бы Пётр шел по улицам Москвы и громко кричал: «Я Антихрист!» — и тогда эффект был бы не больше.

Да и сами офицеры, и солдаты — в мундирах иноземного образца, с бритыми физиономиями… Ведь бесов на иконах изображали обритыми и в немецких сюртуках и кафтанах! Так что когда солдаты (да еще под командой немца–офицера) тащили в Преображенский приказ одетого по–русски бородатого старообрядца, на семантическом уровне это могло восприниматься только так: бесы волокут христианина в преисподнюю. Ведь чудовищная жестокость следствия, пытки огнем были повседневной, обыденной практикой. Без особенного напряжения фантазии современники могли представить себе застенки Преображенского приказа своего рода земным филиалом ада, в который бесами ввергаются православные, и за что?! За христианскую веру…

У обритого офицера в немецком мундире, даже предельно лояльного к царю, династии Романовых и к Российской империи, не мог не возникать вопрос: кого же мы защищаем, кому подчиняемся и за кого, за что в бой идем… А сами мы, получается, кто?! Защитник и слуга отечества оказывался, мягко говоря, в довольно сложном и весьма неясном положении.

Многие «нажитки» петровского времени оказались потрясающе живучи: например, на века стало хорошим тоном ругать эту «дикую» Россию и находить в ней самые невероятные недостатки (даже и те, которых нет). Весь петербургский период, весь советский период нашей истории образованный человек естественным образом находился как бы вне России и лишь частично относился к её народу. То есть против такого положения восставали много раз, со времен князя Щербатова с его «О повреждении нравов в России», но все, кому не нравились формулы «дворянство и народ», «интеллигенция и народ», от князя Щербатова до писателей–деревенщиков, оставались критикующим меньшинством, а нормой было именно это — осознавать себя «интеллигенцией», существующей вне «народа».

Другие последствия этого «петровского перевертыша» аукались странно, причудливыми соединениями, казалось бы, несоединимого: то пудовыми веригами под кружевами светского вертопраха времен Екатерины, то судорожным покаянием Григория Потёмкина сразу же после дичайшего загула, то стремлением часто богохульствовавшего Суворова на старости лет уйти в монастырь.

Если принять гипотезу Успенского — Лотмана, то получается — Пётр, строго говоря, не виноват в происшедшем. Реформировать Россию можно было, только перевернув представления общества, поменяв розовый цвет на черный, и наоборот. Объявить черной и гадкой Святую Русь и изменить её почти до полной неузнаваемости, вскинуть её на дыбы мог только царь–Антихрист. У Петра достало то ли мужества, то ли наглости, то ли богоборческих стремлений… Одним словом, достало личностных качеств, чтобы стать этим Антихристом в глазах современников и довести дело до конца.

…Но вот как раз в этом месте я позволю себе напомнить: не надо считать сказанное, пусть со ссылками на крупных ученых, некой истиной в последней инстанции! В науке не бывает таких истин.

И более того — при всей логичности сказанного Ю.М. Лотманом и Б.А. Успенским есть множество свидетельств другого… Например, того, что в русской… в московитской, если быть точным, культуре в XVII веке размывались традиционные границы «грешного» и «праведного», возникал устойчивый пласт «нейтрального». Порукой тому — непрестанно идущие реформы трех поколений Романовых, от Михаила Федоровича до Федора Алексеевича и Софьи.

То есть нет никаких сомнений в верности теории Лотмана — Успенского, и весь вопрос только в том, что ни одна теория не охватывает ВСЕЙ действительности. Весь вопрос в том, описывает ли теория Лотмана и Успенского самое основное в развитии московитской культуры. Могли быть ТОЛЬКО ТАК, как пишут эти два автора, или были возможны другие варианты?

Могла ли постепенно расширяться область НЕЙТРАЛЬНОГО, не святого и не грешного, в московитской культуре?

Если ДА, то приходится признать: хоть наглый мальчишка Пётр Алексеевич — невесть какое украшение на троне, но победи в междоусобной борьбе царевна Софья, начни реформы мудрый пожилой Василий Голицын, в главном он поступал бы точно так же (как и вообще любой, кому хватило бы духу начать и воли — довести до конца).

Если же НЕТ — то получается, вполне возможна была ИНАЯ история Московии и все России — без чудовищного рывка, поднятия на дыбы огромной несчастной страны и без Антихриста на троне.

В любом случае, состоялся вот такой вариант, с переворотом и с возглавившим его царем–Антихристом.