Свадьба

Свадьба

У германцев существовал обычай, по которому приданое в дом приносил супруг, а не супруга [97. С. 361 ]. Такая практика делала жену своеобразной покупкой семьи мужа, — она целиком попадала в зависимость от него. У франков этот обычай известен еще во времена историка Григория Турского. Он пишет [92. С. 170]: «И вот возвратились Ансовальд и Домигивил, послы короля Хильперика, отправленные в Испанию³⁸ для осмотра приданого». Варвары в VI в. по отношению к браку не придерживались ни древнеримского, ни христианского законов: они имели несколько жен, которые, по-видимому, не различались своим статусом. Тот же автор говорит [Ibid. С. 83]: «У короля Хлотаря от разных жен было семь сыновей... Когда король был уже женат на Ингунде и любил ее одну, она обратилась к нему с просьбой, говоря: ”Мой господин сделал из своей служанки то, что хотел, и принял меня на свое ложе... Теперь для свершения полного благодеяния пусть мой господин-король выслушает просьбу своей служанки. Я прошу о том, чтобы вы удостоили выбрать для моей сестры, вашей рабыни, уважаемого и состоятельного мужа; этим я не буду унижена, но скорее возвышена и сумею еще более преданно служить вам“.

Услышав эта слова, король, человек весьма распутный, воспылал страстью к Арегунде, отправился на виллу, где она жила. Взяв Арегунду в жены, он вернулся к Ингунде и сказал: ”Я постарался выполнить благое дело, о котором ты, моя радость, просила. В поисках богатого и умного мужа для твоей сестры я не нашел никого лучше, чем я сам. Так знай, что я взял ее в жены, и я не думаю, чтобы это тебе не понравилось“. А та в ответ: ”Пусть мой господин делает то, что ему кажется хорошим, лишь бы твоя служанка была в милости у короля“».

Примечательна также еще одна история, изложенная Григорием Турским [92. С. 108—109]. Некий Андархий, раб, предприимчивый человек, получивший по милости своего молодого хозяина знания в литературе и науках, оказался у короля Сигеберта и решил разбогатеть, удачно женившись. Он заводит дружбу с жителем Клермона по имени Урс, прячет свой панцирь в ларь, в каких обычно хранят бумаги, и говорит в отсутствие Урса жене последнего: «Я тебе оставляю много своих золотых монет; свыше шестнадцати тысяч золотых, спрятанных в этом ларе. Все это может быть твоим, если ты отдашь за меня свою дочь». Жена Урса соглашается. Андархий получает от нее письменное разрешение жениться на дочери Урса и предъявляет его местному судье, говоря: «Ведь я дал задаток при помолвке с нею».

Приведенный пример показывает, что у франков браку предшествовал контракт с обозначением суммы, которую жених обязывался платить родителям невесты. Это была подлинная сделка. Духовенство продолжительное время боролось с таким варварским обычаем, который существовал еще в начале IX в. Вполне очевидно, что до тех пор» пока к супруге не стали относиться как к спутнице жизни, а не как к рабыне, церемонии, совершавшиеся при заключении брака, были весьма примитивны. Франкский сеньор, который, несмотря на канонические законы, имел столько жен, сколько мог прокормить, не был заинтересован в том, чтобы акт, напоминающий куплю-продажу, сопровождался торжественным таинством. Не следует также удивляться постоянным усилиям высшего духовенства придать церемонии брака большую пышность, а следовательно, — и значимость. У северных народов, захвативших территорию римской Галлии, женщина издревле была влиятельна и вызывала уважение к себе» неведомое римлянам. Опираясь на это, духовенство сумело воспользоваться влиянием женщины, чтобы воздействовать на варваров-завоевателей; браки государей вскоре превратились в политические акты, и церемонии при их свершении отличались помпезностью.

Сугерий в «Жизни Людовика Толстого» рассказывает, что в Галлию в 1106 г. приехал Боэмунд, князь Антиохии (1065 — 1111), чтобы взять в жены Констанцию, сестру Людовика, будущего короля франции; принцесса была прекрасна и пользовалась влиянием при дворе короля Филиппа 1 (1060 — 1108), ее отца. Сугерий пишет [88]: «Ловкий князь Антиохии так сумел покорить всех подношениями и обещаниями, что был признан весьма достойным торжественно соединиться с принцессой в городе Шартре, в присутствии короля, сеньора Людовика, многих архиепископов, епископов и вельмож. На этой церемонии присутствовал и сеньор Брунон, епископ Сеньи, легат римского апостольского престола, которому папа Пасхалий II поручил сопровождать сеньора Боэмунда, дабы ободрять и поощрять верующих отправиться к Гробу Господню». После религиозных церемоний в течение нескольких дней были празднества, пиры, игры, которые иногда переходили в кровавые драки (в те времена большое скопление народа редко обходилось без столкновений).

В «Романе о Гарене Лотарингском» [84] описан пир по случаю свадьбы императора Пипина и Бланшефлёр, закончившийся настоящим сражением: сотрапезники бросали в голову друг Другу кубки, вооружались вертелами и пестами, сыпали оскорблениями, не пощадили даже новую королеву.

Если дети рождались до брака, то, чтобы они могли считаться законными, их располагали под балдахином: «Посему герцог женился на Граннор, и дети оных, что родились прежде, под балдахин помещены были» [20. Р. 64].

Поэмы XI и XII вв. нередко посвящались свадьбам. После взятия Оранжа герцог Гильом велит крестить Орабль, взятую в плен сарацинку, и женится на ней [93. С. 223—224]:

А нарекли ее Гибор, чтоб

По-христиански называться впредь.

Освящена была мечеть затем,

Где почитался прежде Магомет,

И на Гибор с Гильомом там Гимер,

Епископ Нимский, возложил венец.

Когда ж он мессу до конца допел,

Толпой в Глорьету повалили все,

И брачный пир был задан во дворце.

Прислуживали молодым Гильбер,

Бертран и брат его Гелен-юнец.

Семь дней хозяин развлекать гостей

Арфистам и жонглерам повелел,

И раздарил он столько, что не счесть,

Шелков и меха, мулов и коней.

Жеан Красивый (умер около 1370 г.) рассказывает о бракосочетании по доверенности между королем Англии Эдуардом III (1327 — 1377) и Филиппой, дочерью графа Эно, состоявшемся в Валансьене, и описывает торжества в Лондоне по случаю прибытия молодой королевы [53]: «Когда вернулись они в Валансьен, свершился брак, той и другой сторонами согласованный и подтвержденный; все было подготовлено для невесты, что требовалось по этикету, и была она выдана замуж по правомочной доверенности, данной королем. Затем новобрачная была доставлена в Англию и препровождена в Лондон своим дядей, мессиром Жаном де Бральмоном. В Лондоне все приняли ее с большим вниманием и торжественностью: король и госпожа моя королева-мать, другие дамы, бароны и все рыцарство Англии. Много комплиментов услышала она в Лондоне от сеньоров, графов, герцогов, маркизов, баронов, знатных дам, богатых девиц, много поединков и турниров было проведено в честь ее, танцы и карусели, каждый день устраивались такие пиры, что и не описать, ясно должно быть: ведь все дворянство участвовало в них. Длился же праздник с перерывами в течение трех недель, а тем временем мессир Жан собрался уезжать; и когда он, откланявшись, направился восвояси, много получил дорогих даров с обеих сторон».

^{Рис. 1}

Свадьба Изабеллы Баварской состоялась в Амьене 18 июля 1385 г. и была великолепной. Молодая королева находилась во дворце герцогини Маргариты де Эно, которой было поручено сопровождать ее в собор «в повозке, крытой столь богато, что и не спрашивайте. На королеве была корона, стоившая целой казны какой-нибудь страны; корону ей прислал король в воскресенье... После торжественной мессы и сопутствующих свадьбе торжеств все вернулись в епископский дворец, где жил король; там был дан обед, подготовленный дамами, королем и сеньорами; прислуживали же только графы и бароны...» [34. L 2. Ch. CCXXXI). На рис. 1 [9*] изображен въезд «в добрый город Париж» Изабеллы Баварской. Молодая королева едет верхом на иноходце, а четыре эшевена несут над ее головой балдахин. Во время торжественных шествий монархов, принцев или принцесс существовал обычай нести балдахин над их головами. «Когда наши короли и королевы впервые вступают в Париж, то они (эшевены) должны установить голубой балдахин, усеянный золотыми лилиями, и нести его через весь город над головами их величеств» [87. Pieces justif. P. 246].

Если браки государей превратились в политические акты, то они стали часто приводить к соперничеству и войнам между государствами. Сеньор, претендовавший на некий союз и отвергнутый, становился врагом. По этому поводу уместен анекдот, рассказанный Фруассаром [34. L. 2. Ch. ССХХIII]. Когда герцог Обер де Эно решил женить сына Гийома на дочери герцога Бургундского Филиппа Храброго (1385 г.), герцог Джон Ланкастер, полагавший, что Гийом женится на его дочери, «весь в меланхолии от этой новости», послал гонца в Камбре, к герцогу Оберу, чтобы узнать правду. Старшина гильдии торговцев шерстью во всей Англии спросил разрешения и задал герцогу вопрос — действительно ли он намерен женить своего сына на дочери герцога Бургундского. Герцог Обер, слегка изменившись в лице, ответил: «Да, клянусь честью! Но почему вы спрашиваете?» «Монсеньор, — ответил тот, — я говорю об этом потому, что монсеньор герцог Ланкастерский всегда надеялся, что монсеньор ваш сын Гийом возьмет в жены его дочь, мадемуазель Филиппу». Тогда герцог Обер сказал: «Приятель, скажите моему кузену, что когда он надумает жениться или женить своих детей, я не буду давать ему никаких указаний; пусть же и он не указывает моим детям, ни когда мне их женить, ни где, ни как, ни на ком». Этого ответа было достаточно, чтобы началась длительная и жестокая война между обеими странами.

^{Рис. 2}

Важность, которую в то время придавали союзу двух людей, побуждала сопровождать брачные церемонии невиданной роскошью и собирать вокруг новобрачных как можно больше дворян, удивляя щедростью, пышными празднествами, блестящими поединками. Это был и своеобразный способ похвалиться своими сторонниками. По случаю только что упомянутой женитьбы плотники и каменщики несколько дней приводили в порядок дворцы города Камбре для приема именитых гостей; одним из них был король Франции. «Таким образом, — пишет Фруассар [34], — ни память людей, ни записи, сделанные за двести лет, не сохранили свидетельств о столь грандиозном празднике в Камбре, как тот, что собирались устроить. Ни для угощения и развлечения сеньоров, ни для обустройства их жилищ не жалели ни золота, ни серебра, словно все это сыпалось с неба; и каждый старался показать личное рвение перед другими».

Демонстрация роскоши по случаю свадьбы захватила даже бюргерство, так что в Париже в печальном 1416 г., когда народ, гибнущий от голода, готов был разнести все, что напоминало частный праздник, городские власти рассылали по улицам глашатаев, требовавших, «дабы никто не дерзнул собираться во множестве, ни для свадьбы, ни по другому поводу, без разрешения прево Парижа. В то же время, ежели кто устраивал свадьбу, за счет супруги приглашали комиссаров и сержантов, следивших, чтобы не было никакого шума» [55].

На рис. 2 изображен алтарь святого Евстафия церкви аббатства Сен-Дени в Париже.