Маскарады

Маскарады

У наших предков в почете были и маскарады (рис. 1), как обычное развлечение во время больших собраний, пиров и балов. Часто маскарады ограничивались сатирой на нравы, давали повод посмеяться над смешными или странными чертами земляков. В ряде городов маскарады даже приобрели черты некоего общественного института. В средние века деятельность ремесленников, как и высказывание собственного мнения, могли происходить только в рамках союзов. Поэтому существовали корпорации шутов (fous), которые в известное время пользовались привилегией высмеивать как малых, так и великих. В Париже это были бадены (Badim — шутники), тюрлюпены (Turlupins — злые шутники), «беззаботные ребята» (Enfants sans souci); в Пуатье — веселая шайка аббата Могуверна; в Дижоне — «дети сумасшедшей матушки» (M?re folle); в Руане — олухи, или конары (Conards), которые в масках ездили но городу верхом, а впереди аббат в митре и с крестом, стоя ил повозке, сыпал загадками, насмешками и сатирами. С наступлением скоромных дней (масленицы) конары однажды утром появлялись в большой палате Руанского парламента, принося прошение, чаще всего — в стихах. Магистраты, отложив дела, отвечали на шутовское прошение, разрешая маскарад — право конарам бродить по улицам в масках, говорить, что вздумается, и за деньги предоставлять жителям право надевать маски. Под маской конары позволяли себе выставлять в смешном виде всех и вся, пародируя действия и манеры духовенства, дворянства, не щадили и горожан. Среди конаров были следователи (enqu?teurs), в задачу которых входило сообщать о скандальных историях, случившихся в городе, о злоупотреблениях, нелепостях. Следователи докладывали аббату конаров, кардиналам и патриархам, которые составляли конклав.

^{Рис. 1}

Те решали, какие дела уместно представить вниманию слушателей. После этого собирались на открытом воздухе, куда приносили необходимые материалы. «В течение трех дней этот «трибунал» заседал на улицах; барабаны, флейты, трубы заранее давали знать о приближении кортежа. Конары шли через толпу, разделенные на группы, каждой из них полагалось высмеивать, осуждать только что-нибудь одно: нелепость, порок, злоупотребление. Торговцы гнилым товаром, судьи, в честности которых можно было усомниться, священники, грешащие симонией, расточительные дети, скупые отцы, спесивые дворяне, зазнавшиеся парвеню, жадные врачи — все они подвергались осмеянию на этих совсем не обычных сборищах. Необдуманные браки, безумные затеи, интриги всякого рода составляли обширную тему, всегда популярную и неисчерпаемую. Не лучшая участь была уготована и указам о налогах, да и оборотистым людям, сочинявшим их; затрагивалась и тема о нищете народа. Происходило это не единожды, — причем с большой смелостью, чем отражено в наказах провинциальных штатов... [32. Р. 105] Братство конаров, возникшее, вероятно, в начале XV в., просуществовало до XVII в. Праздник завершался пиршеством в залах Старой Башни, превращенной во дворец аббата конаров; после пира — танцы, маскарад; в заключение — присуждался приз горожанину, который, по мнению «трибунала», сотворил самое значительное, заметное безрассудство года!

^{Рис. 2}

Таким образом многие жители крупных городов Французского королевства, хоть раз в год, имели возможность высказать свое мнение о злоупотреблениях и нелепостях, происходивших вокруг, о бедствиях народных масс, нищете, о тирании сеньоров. Все эти конары, бадены, тюрлюпены следили за тем, чтобы, находясь в маске, не задеть личности короля: и монарх был первым, кто смеялся, соглашаясь с приговорами шутовских судов, отстаивая их компетенцию вопреки протестам духовенства, дворян и городских магистратов.

Во время пиров у богатых вельмож интермедии часто были только игровыми сценами и пантомимами в исполнении актеров в масках. Известен, однако, маскарад, чуть не оказавшийся роковым для Карла VI. Захватывающее описание этого бала сделал Жан Фруассар в своих «Хрониках» [34. L. 4, Ch. XXXII] под названием «Авентюра о танце, исполнители которого представляли дикарей и где король подвергся опасности». Маскарад был по случаю брака молодого рыцаря из Вермандуа с девушкой из свиты королевы. Неосторожность герцога Орлеанского привела к тому, что загорелись маскарадные костюмы шести участников веселья, узкие одежды которых были из холщовых и льняных тканей, обклеенных шерстью. Из шести молодых людей, среди которых был и король, четверо погибли от огня. Трагический исход празднества при молодом и блестящем дворе, если он был таковым, произвел глубокое впечатление на Париж и все королевство. Но, как писал Фруассар, «и это прошло и забылось мало-помалу, мертвых похоронили, помолились за них и раздали в память о них милостыню!» Рис. 2, изображающий этот трагический случай, сделан по рукописи Фруассара [9*], хранящейся в Национальной библиотеке.