СЕПТИМИЙ СЕВЕР

СЕПТИМИЙ СЕВЕР

Lucius Septimius Severus

11 апреля 146 г. — 4 февраля 211 г.

Правил с апреля 193 г. до смерти под именем Imperator Caezar Lucius Severus Pertinax Augustus.

Причислен к сонму богов

ОДИН МЕСЯЦ В СТОЛИЦЕ

Септимий Север, новый хозяин империи, не торопился вступать в столицу. На несколько дней он задержался у ворот Рима, хотя сенат уже наделил его всеми императорскими титулами, хотя бывший император Дидий Юлиан был убит, хотя преторианцы приняли сторону Севера. Вот именно они и были причиной промедления нового цезаря — тот просто не знал, как с ними поступить. Наконец он потребовал, чтобы они в парадных мундирах, но без оружия явились к нему для принесения торжественной присяги верности служения.

Все произошло так, как пожелал император. Преторианцы предстали перед ним стройными рядами под командованием своих офицеров в парадных мундирах, со щитами и значками, но без оружия. В руках они держали лавровые ветви. Им было велено сплотить ряды, якобы для того, чтобы лучше слышать речь цезаря, на самом же деле их тут же окружили плотные когорты придунайских легионеров. Цезарь еще не появился, а легионеры принялись теснить безоружных преторианцев, смыкая вокруг них кольцо и чуть ли не упираясь копьями в растерявшихся придворных гвардейцев. Когда преторианцы поняли, что они стали пленниками, появился император и обратился к ним с речью:

Вы убили Пертинакса, почтенного старца и достойного правителя, хотя вашей святой обязанностью было охранять его и оберегать от всех опасностей. Устроили постыдный торг, за деньги продавая величие власти римского цезаря. И в конце концов изменили даже своему избраннику. Тем самым вы тысячекратно заслужили смерть. Я оставлю вам жизнь, чтобы самому не стать в один ряд с вами, убийцами. Но такие, как вы, нарушившие присягу и обагрившие свои руки кровью цезаря, то есть убийцы и клятвопреступники, недостойны служить никакому государю. В своем великом милосердии я оставляю вам жизнь — и только ее. Вы больше не солдаты. Сложите вот здесь, у ног моего коня, свои мундиры и значки — и прочь из Рима. А если когда-нибудь кто-то из вас появится ближе ста миль от города, тот будет предан смерти. И в этом я клянусь.

У преторианцев отобрали все украшения, пояса, щиты, короткие парадные кортики. С площади опозоренные вояки уходили лишь в одних коротких туниках, не помня себя от ярости, но не решаясь даже словом возразить, счастливые уже оттого, что остались в живых. Тем временем в городе их казармы и склады с амуницией уже заняли люди Севера.

И только потом — а было это в первые дни июля — новый властитель въехал в Рим. До самых городских ворот ехал на коне, во всеоружии. Но тут остановился и военное убранство сменил на обычную одежду, то есть надел тогу и уже шел пешком. Тем самым Север наглядно показал, что он пришел не как завоеватель, а как законно избранный правитель. Однако сопровождавшие его пешие когорты и конные эскадроны ехали в полном боевом вооружении. Кассий Дион вспоминает:

Это было самое великолепное зрелище из всех, которые мне доводилось видеть! Город в праздничном убранстве, везде венки из цветов, ковры из цветов и люди в праздничных одеждах. Пылают огни, воздух пронизан благовониями. Радостные светлые одежды горожан и их приветственные возгласы создавали необыкновенную торжественность. Великолепно смотрелись солдаты в своих блистающих доспехах. И мы, сенаторы, тоже шли правильным строем, с трудом удерживая порядок, так как со всех сторон напирал народ, желая непременно увидеть цезаря и услышать его слова. Многие просили соседей приподнять их, и так они помогали друг другу.

Пора рассказать о человеке, которого так радостно встречали римляне, о его жизненном пути, приведшем на трон. Родился Септимий Север в 146 году, значит, ему уже было около пятидесяти, когда он стал цезарем. Рослый, статный, с густыми вьющимися волосами и энергичными чертами лица, с модной бородой, он выделялся в любом окружении. Выходец из африканского города Лептис Магна, он был довольно высокого происхождения — из сословия эквитов, второго по значимости в римской иерархии после сенаторов. На побережье Ливии до сих пор хорошо сохранились развалины крупного города Лептис Магна, дающие представление о впечатляющих роскошных постройках древности и богатстве его жителей. В роду Северов двое занимали в свое время должности консулов, но особыми заслугами этот род не прославился. Как все мальчики из аристократического рода, Септимий получил соответствующее воспитание и образование — риторика, греческий, латынь. Официальным началом его гражданской деятельности можно считать речь, которую он произнес в 18 лет в своем родном городе по какому-то торжественному случаю, эта речь произвела большое впечатление на слушателей. Историки отмечали, что у него всегда чувствовался небольшой акцент в произношении, свидетельствующий о его неитальянском происхождении, возможно, некоторая гортанность? Не исключено и влияние семитских языков, широко распространенных в том регионе.

Для продолжения образования, вероятнее всего в области юриспруденции, Септимий Север переехал в Рим, где его опекуном стал родственник, сенатор и двукратный консул. Видимо, по его просьбе император Марк Аврелий разрешил молодому человеку носить тогу с широким поясом, что свидетельствовало о принадлежности к сенаторскому сословию и давало право претендовать на самые высокие должности в государстве. Обязательную воинскую службу Север, скорее всего, начал трибуном, то есть штабным офицером, затем шагнул еще на ступеньку вверх, став квестором — высшая должность в казначействе. В этой должности он хорошо зарекомендовал себя в южной Испании, но тут пришлось вернуться на родину, в Африку, чтобы по смерти отца заняться проблемами наследства. Затем его направили на службу в Сардинию, а потом опять он вернулся в Африку уже в качестве легата при наместнике.

Два года, 174-й и 175-й, он занимал должность народного трибуна в самом Риме, женился на Марциане. Жена рано умерла, родив ему двух дочерей, но Север сохранил о ней благодарную память на всю жизнь. Он занимал высокую должность в северной Испании, откуда его перебросили в Сирию руководить Четвертым скифским легионом. Тут его непосредственным начальником был Гельвий Пертинакс, ставший затем цезарем. И в Сирии же он познакомился с красивой и умной девушкой. Ее звали Юлия Домна, она была дочерью жреца бога Ваала в Эмесе.

С началом правления Коммода карьера Севера прервалась, похоже, у него не складывались отношения с новой властью. Он отошел от дел, уединился в Афинах, занялся учением и стал путешествовать. Однако вскоре о нем вспомнили и назначили наместником в Лугдунской Галлии, со столицей в Лугдуне (современный Лион). Вероятно, именно там он первый раз встретился с Песценнием Нигером, оба участвовали в подавлении восстания Матерна. И тогда же он женился на Юлии Домне. Друзья помогли ему получить ее руку. Их первый сын, Септимий Бассиан, впоследствии император Каракалла, родился в Лугдуне. Вторым сыном был Публий Септимий Гета.

Заслуги в Галлии обеспечили Северу получение первой консульской должности, а со 190 года он стал наместником Верхней Паннонии на Дунае. Там размещались три римских легиона, главной их базой был лагерь в Карнунтуме, к востоку от современной Вены. За два года пребывания на этой должности Север приобрел уважение и большую популярность как среди населения провинции, так и в военной среде, поэтому, когда в апреле 193 года пришло известие об убийстве цезаря Пертинакса и позорном торжище, устроенном преторианцами за обладание властью в Римской империи, паннонские легионы объявили цезарем своего военачальника. Ему же они поручили отомстить за смерть Пертинакса, который в свое время тоже был наместником Паннонии и оставил по себе там добрую память.

Быстрый марш от Дуная до Рима занял месяц. По дороге армия, как правило, не встречала сопротивления, практически никто не поддержал Юлиана, так нагло купившего себе императорский титул. Правителем империи впервые стал не европеец, а выходец из Африки. Сенат встретил его покаянной речью у ворот Рима. Затем воины уже вместе с сенаторами пробились к Капитолию сквозь запруженные толпами улицы столицы. Принеся жертвы богам в храме Юпитера, Север направился к императорскому дворцу на Палатине, в те самые покои, которые всего несколько дней назад занимал Юлиан, а тремя месяцами раньше — Пертинакс.

На следующий день цезарь выступил с программной речью в сенате, развернув перед законодателями красочную картину предстоящего царствования, как поступают практически все начинающие государи.

Я пришел, чтобы отомстить за убийство Пертинакса. При мне важнейшие государственные должности будут занимать только достойнейшие. Без решения судьи ни один сенатор не будет приговорен к смертной казни или конфискации имущества. Доносителей я не потерплю. В моих чаяниях — чтобы все граждане жили в достатке и спокойствии. Мой идеал — Марк Аврелий, а к своему имени я прибавлю еще имя Пертинакса, ибо буду стремиться продолжать именно его способ правления.

По предложению Севера разработали и приняли следующее постановление: поскольку цезарь поклялся ни одного сенатора не покарать смертью, то, если он эту клятву нарушит, да будет признан врагом народа и он, и тот, кто ему в этом поможет. По иронии судьбы получилось так, что вскоре одной из первых жертв новой власти стал сенатор, один из предложивших текст данного постановления.

Более прохладно было принято сенаторами постановление цезаря о порядке набора новых воинов в императорскую преторианскую гвардию. До сих пор в выборных когортах служили молодые люди лишь из Италии и наиболее романизованных провинций империи. Новый император решительно покончил с этим правилом. Отныне преторианская гвардия станет набираться из солдат приграничных легионов. Переход лучших солдат в столицу был для отличившихся своего рода повышением по службе и наградой.

В ближайшие дни преторианцами стали самые верные сторонники Септимия Севера, и, естественно, большинство из них принадлежало к придунайским легионам, объявившим его цезарем. Для итальянской молодежи призывного возраста, и без того не очень стремившейся к военной службе, эта самая выгодная и самая до сих пор легкая дорога к карьере — в Риме, в столице, — оказалась практически недоступной, опытные боевые вояки из пограничных легионов на голову превосходили их и боевой выправкой, и боевым опытом. А ехать служить на границу изнеженным молодчикам из зажиточных семей совсем не хотелось. Да и какой от них был бы там толк? Годами служить в опасных регионах, рискуя головой и перенося трудности сурового климата, и только для того, чтобы, если повезет, вернуться в столицу и стать преторианцем?

Может быть, и это решение императора косвенно стало причиной процесса дегенерации в столице, в центре империи, там, где билось ее сердце. С другой стороны, в Риме вдруг оказалось множество пришлого народа, обладавшего большими полномочиями и часто очень малой культурой. Отряды, вошедшие в Рим вместе с новым императором, доставляли горожанам множество неприятностей, ведь бравые вояки зачастую были истинными варварами, впервые оказавшимися в богатейшем городе мира.

По традиции, новая власть начала с организации великолепных зрелищ и раздачи подарков горожанам и солдатам. Самым впечатляющим и великолепным зрелищем стало вторичное, символичное погребение императора Пертинакса. Как мы уже заметили, Север делал все, чтобы доказать, что он правитель, законно избранный, и мстит за убийство своего предшественника. Он присоединил к своим именам имя Пертинакса и повелел называть его при всех торжественных случаях, в клятвах и молитвах. Золотую статую Пертинакса первой везли на роскошной колеснице в любой торжественной процессии. В театрах для Пертинакса ставился особый золотой трон. Вершиной же всех этих величайших знаков внимания по отношению к погибшему императору стали упомянутые повторные похороны. Подробное описание оставил Кассий Дион, и стоит ознакомиться с ним, самым подробным и образным из всех дошедших до нас из древности описаний данной церемонии.

На Форум Романум, главной площади Рима, у мраморной трибуны построили деревянный помост. Под крышей, опирающейся на колонны из золота и слоновой кости, установили катафалк в окружении роскошных пурпурных ковров, расшитых золотом. На катафалке возлежала восковая фигура Пертинакса в одеянии триумфатора. Фигура была удивительно похожа на умершего императора, и, чтобы еще больше усилить сходство с якобы заснувшим цезарем, стоявший рядом прекрасноликий паж медленно и величаво отгонял павлиньим опахалом якобы досаждавших спящему мух. Север, за ним сенаторы с женами приблизились к катафалку, к ним медленно присоединялись прочие должностные лица и простые горожане, все в траурных одеждах. Началась торжественная церемония прощания. Сначала прошествовали скорбящие, которые несли статуи знаменитых римлян минувших столетий; их сменил хор мальчиков, исполнивший погребальный гимн в честь Пертинакса. Затем несли бронзовые — символически изображавшие покоренные Римом народы — статуи, убранные в национальные одежды. Затем шествовали стройными рядами представители самых популярных профессий римлян — ликторы, писцы, торговцы и проч. Затем опять появились статуи, изображавшие римлян, прославившихся либо наиболее достойным образом жизни, либо достопамятными деяниями. Затем проследовали отряды пехоты и конницы, воины были в полном вооружении. Затем вели отличных породистых рысаков в роскошном конском убранстве. Потом пронесли дары покойному от цезаря, сенаторов, их жен, эквитов, отдельно дары от городов и селений и цехов ремесленников. В заключение пронесли позолоченный алтарь из Индии, украшенный слоновой костью и драгоценными камнями.

Когда торжественное шествие закончилось, на трибуну поднялся цезарь и зачитал похвальное слово Пертинаксу, о чем тоже вспоминает Кассий Дион:

А мы постоянно прерывали его чтение окриками, то восхваляя покойного, то оплакивая его, а когда закончилась речь, мы еще неоднократно повторяли все эти восклицания. Когда же пришли забрать погребальные носилки с саркофагом, мы все, как один человек, издали жалобный стон и раздались рыдания. Носилки снесли с помоста самые высокие должностные чины, назначенные на этот год, а внизу к ним присоединились назначенные и на следующий год, а также эквиты. Мы шли первыми, бия себя в грудь и испуская жалобные стоны, а цезарь медленно плелся последним. Так пришли мы на Марсово Поле, где уже был приготовлен трехэтажный костер, украшенный золотом, слоновой костью, дорогими статуями, а на его вершине стояла позолоченная колесница, которой управлял сам Пертинакс. На костер положили погребальные носилки и забросали его подарками. Затем Север и родственники Пертинакса поцелуем простились с восковым изображением Пертинакса. Потом цезарь поднялся на трибуну, а мы, сенаторы, сели на деревянные скамьи, чтобы видеть дальнейшее с безопасного расстояния, но с удобствами. Прочие чиновники стояли позади нас, а также солдаты — пешие и на конях. Но вот консулы зажгли костер, и в то же мгновение в небо взлетел орел. Вот так Пертинакс шагнул в бессмертие.

Весь июнь продолжались все эти торжества и шествия, игрища и собрания. Только один месяц. Септимий Север был человеком дела и отдавал себе отчет в том, каково положение государства и что предстоит сделать. Он понимал, что его собственное положение не так уж прочно, как можно было судить по великолепию торжественных церемоний. Он не забывал, что ему угрожали еще два претендента на престол, Клодий Альбин в Британии и Песценний Нигер в восточных провинциях. Первого из них, менее опасного, поскольку войска у него было меньше, Север еще по пути в Рим сумел обезвредить, он адоптировал его, то есть признал приемным сыном и соправителем и дал ему титул цезаря. Альбина это вполне устроило, тот пообещал лояльность, но предусмотрительный Север послал своего доверенного человека в западные провинции, чтобы тот проследил за бывшим претендентом.

Совсем по-другому обстояло дело с Нигером. В его распоряжении кроме сильной армии были и значительные ресурсы восточных провинций, да и сам он был человеком энергичным и сильным. Он пользовался популярностью у римлян, они именно его хотели видеть мстителем за гибель Пертинакса. Этого не удалось бы подкупить титулами и обещаниями. Хуже того, разошлись слухи, что его легионы уже двинулись в наступление.

Девятого июля 193 года Север был вынужден двинуться в поход, пробыв в столице не больше месяца. И это стало началом изнурительной гражданской войны, по своим масштабам самой крупной за прошедшие сто двадцать лет, со времен смерти Нерона.