ПЕРТИНАКС

ПЕРТИНАКС

Publius Helvius Pertinax

1 августа 126 г. — 28 марта 193 г.

Правил с 1 января до 28 марта 193 г. под именем Imperator Caezar Helvius Pertinax Augustus.

Был причислен к сонму богов

Итак, продолжалась праздничная новогодняя ночь. Весь Рим праздновал, шумел, веселился, люди высыпали на улицы, смеялись и пели. Залитый огнями президентский дворец тоже ходил ходуном, шум, крики, толпы людей. Все это благоприятствовало заговорщикам, и два раба спокойно вынесли из личных покоев императора его труп, завернутый в ковер, хотя у всех выходов и ворот дежурили придворные гвардейцы преторианцы. Да и они уже успели хлебнуть вина, некоторые даже заснули стоя, опираясь о копье, а если кто-то из стражей и увидел, что рабы выносят ковер, не удивился — значит, испачкали на пиру, надо принести свежий. В темном закоулке подальше от дворца труп того, кто буквально только что был повелителем мира, швырнули на жалкую повозку и вывезли за ворота, как мертвое тело какого-нибудь нищего.

Главари заговора, префект Лет и прислужник Эклект, не теряя ни минуты, отправились той же ночью в дом Гельвия Пертинакса, столичного градоначальника. О смерти цезаря никто не знал, кроме кучки заговорщиков, все были уверены, что Коммод, которого они только что видели на праздничном пиру, по своему обыкновению объелся сверх меры и упился вдрызг и теперь спит мертвым сном. Будить его никому и в голову не пришло.

Столичный префект Гельвий Пертинакс был уже далеко не молодым человеком, к этому времени ему стукнуло уже 66 лет. Родился он в небольшом городке Лигурии, у подножия Апеннин, в очень скромной семье. Его отец, бывший раб, потом вольноотпущенник, занимался торговлей и сделал все, чтобы сын получил хорошее образование и стал учителем. Однако зарплата учителя была такой низкой, что семье не хватало на жизнь, и молодой человек решил стать военным. Еще в правление Антонина Пия он вступил в армию и очень скоро, возможно, с помощью кого-нибудь из влиятельных знакомых, стал центурионом, а затем командиром когорты одного из легионов в Сирии. Должность эта была очень скромной, о чем свидетельствует такое обстоятельство: поскольку молодой военный приехал в сирийскую Антиохию с почтовой повозкой, без разрешения и воинского предписания, наместник Сирии велел ему обратный путь проделать пешком.

Во времена цезаря Луция Вера Гельвий Пертинакс отличился в битвах с парфянами на Евфрате. Его перевели на службу в Британию уже в звании трибуна, высшего офицерского чина, а затем перебросили на Дунай, поручив командование эскадроном конницы. Военная карьера Пертинакса была весьма успешной, вот он уже возглавил военный флот римлян на Северном море. А затем при поддержке Клавдия Помпеяна, зятя императора Марка Аврелия, ему поручили командование всей конницей в войнах на Дунае. И тут молодой военачальник получил возможность полностью проявить свои способности, за что его произвели в члены сената, высшего органа империи, доверили командование легионом в Паннонии и сделали консулом на 175 год. Затем он побывал наместником Мезии — провинции по нижнему Дунаю, потом ему доверили Дакию — провинцию за Дунаем и, наконец, вершина вершин — получил в наместничество Сирию.

В столицу Пертинакс вернулся уже при Коммоде и тогда смог впервые занять принадлежащее ему место в сенате. Тут он чем-то не угодил Переннису, всесильному префекту преторианцев, и решил скрыться с политической арены, на целых три года оставаясь безвыездно в своем родовом имении в Лигурии. Правда, без дела не сидел, активно занялся сельским хозяйством и приращением родовых земель, потом, поручив эти операции доверенным лицам из своих рабов, сам с увлечением занялся строительством. И дождался своего часа. После падения Перенниса в 185 году его опять призвали на службу родине, на сей раз назначив наместником Британии. Там к тому времени создалась сложная ситуация, римские легионы бунтовали, вот и понадобился опытный и умный военачальник. Наведя порядок в Британии, Пертинакс поспешил к новому месту назначения — в Африку, где опять потребовались его услуги.

Не случайно тут приведен послужной список будущего императора, надо же наконец остановить ваше внимание на этом факте. Теперь вы имеете возможность убедиться, что в те времена человек из самых низов мог сделать карьеру и достичь высшей власти, не так уж сложно было преодолеть сословные барьеры, так что в этом отношении Древний Рим существенно отличался от Средневековья. На примере Пертинакса мы видим, что даже сын бывшего раба, купца или мелкого служащего в огромной империи мог достичь самых высоких государственных должностей, руководить провинциями и возглавлять легионы, если обладал соответствующими способностями, волей, силой характера и энергией. Наверняка не обошлось и без счастливого стечения обстоятельств, а также везения, удачи, которые пригодятся человеку всегда и везде, не только в древнем мире. Пример Пертинакса — и не он один — свидетельствует также о том, что в те времена военная служба была хорошей жизненной школой и верной дорогой к вершинам власти. Армия с ее требовательностью, дисциплиной, умением принимать верные решения и проявлять мужество в их исполнении закаляла и воспитывала человека. Смотрите, ведь где только не побывал Пертинакс и с какими только не столкнулся проблемами — от Британии до Сирии, от Дакии до Африки. Его с подчиненными перебрасывали буквально за несколько дней из одного края огромной империи в другой. Трудно представить себе лучшую школу изучения государства, тайн административного управления, способов хозяйствования. Пертинакс получил важные уроки: ориентироваться в сложной и зачастую совершенно новой обстановке, учитывать все составляющие сложившейся ситуации, принимать оптимальное решение, при этом проявляя и дипломатические способности.

И вот на склоне лет, совершенно неожиданно, Пертинакс удостаивается наивысшего титула. То, что старик совсем не ожидал такого поворота событий, наглядно демонстрирует ужас, который он испытал, услышав об этом. Когда в позднюю пору новогодней ночи в ворота его дома забарабанили заговорщики, сторож, увидев в щель вооруженных преторианцев во главе с их префектом, опрометью бросился к хозяину и с трудом произнес лишь одно слово: «Пришли!» Все подумали об одном — в Риме Коммода появление солдат в это время могло означать лишь худшее для хозяина дома. Тем не менее старый солдат, сохраняя спокойствие, велел впустить гостей, а сам даже не встал с кровати. Когда нежданные гости вошли в спальню, он жестом пригласил их сесть и произнес: «Я уже давно каждую ночь жду этого. И даже удивлялся, что Коммод так медлит, ведь из друзей его отца один я остался в живых. Исполняйте, что вам велено, а я буду рад избавиться от постоянного страха и обманчивых надежд».

Лет долго и горячо доказывал старому солдату, что пришли они вовсе не для того, чтобы убить его по приказанию Коммода, а совсем наоборот — они предлагают ему императорскую корону. Из всех благородных патрициев Рима он, Пертинакс, самый достойный этой чести, самый опытный военный и управитель, а также всеми уважаемый за свои неисчислимые заслуги перед страной и Римом. Пертинакс долго не мог поверить такому. Сначала он предположил, что это префект так развлекается, потом решил, что Коммод отправил префекта специально для того, чтобы проверить лояльность самого Пертинакса. Напрасно префект уверял, что Коммод мертв и уже ничего плохого никогда и никому не сделает. Но и тут Пертинакс не сразу поверил. Он решил сначала послать доверенного слугу, чтобы тот собственными глазами увидел мертвое тело императора. Только после этого Пертинакс решил, наконец, принять предложение преторианцев, но сделал это с большой неохотой. Описанная сцена весьма красноречиво свидетельствует о царившей в Риме в то время обстановке ужаса и всеобщего недоверия.

Пертинакса в лектике доставили в казармы преторианцев, а заговорщики разослали по всему Риму гонцов с известием, что этой ночью цезарь скончался от апоплексического удара, и вот-вот будет провозглашен новый император. Продолжалась ночь, но никто не спал, празднуя Новый год, теперь же чернь возликовала и вовсе — еще бы, такое невиданное развлечение, такое роскошное зрелище и наверняка великолепным будет и дармовое угощение. И вот уже огромные толпы народа сбегаются к мощному четырехугольному зданию казарм. В своем коротком выступлении префект сообщил четко и ясно — цезарь объелся на пиру и скончался от переедания и внезапного приступа удушья. Затем он представил собравшимся Пертинакса как наиболее достойного кандидата на должность императора. Тот уже совсем оправился и тоже был краток. В ответной речи с достоинством заявил, что готов заняться делами государства при всеобщей поддержке народа, преторианцам же за их особые заслуги перед империей дарует по двенадцать тысяч сестерциев на голову.

Такая подачка не могла удовлетворить преторианцев, которые за годы беззакония стали главной силой империи и привыкли к вседозволенности. И теперь их вовсе не устраивала личность императора: человека уже немолодого, привыкшего к твердой дисциплине, которую он сам же устанавливал в приграничных армиях, к тому же хозяйственного и бережливого, а главное, честного. Но они сами загнали себя в угол, нельзя было медлить с назначением цезаря, ведь по всему Риму толпы уже провозглашали славу новому цезарю. Смирившись, императорские гвардейцы вынуждены были подчиниться неизбежному и выполнили все обязанности, предусмотренные данным случаем, а также единогласно принесли присягу в верности новому императору.

Еще не кончилась эта долгая новогодняя ночь, когда новый император с вершины императорского дворца в Риме в окружении преторианцев приветствовал несметные массы народа у подножия холма, восторженно отвечавшие ему, и немедленно отправился на заседание сената в храме Конкордия на римском Форуме. Сохранились фрагменты записи этого исторического совещания сената, в котором принимал участие также сенатор и историк Кассий Дион. Сенаторы тоже с готовностью восприняли нового цезаря, старались перещеголять друг друга в подобострастных речах, пытаясь пробиться поближе к новому правителю, чтобы коснуться его тоги. В ответ Пертинакс заявил, что, хотя военные и провозгласили его цезарем, сам он не горит желанием принять сию ответственную должность, учитывая свой возраст, состояние здоровья и создавшееся в стране катастрофическое положение. Разумеется, сенаторы дружно запротестовали, уверяя: нет кандидатуры достойной более, чем он. Тогда Пертинакс взял за руку Мания Глабриона, очень влиятельного консула, ведущего свой род чуть ли не от легендарного Энея, и попытался силой поставить его на свое место. Глабрион заявил: если он и займет это место, то лишь для того, чтобы тут же уступить его достойнейшему, то есть самому Пертинаксу. После долгих препирательств и уговоров Пертинакс все же принял звание цезаря со всеми полагающимися к нему дополнительными торжественными титулами, а вместе с ними и весьма редкое — Princeps Senatus, глава сената.

Описанную сцену отказа от трона ни в коем случае нельзя считать каким-то принятым ритуалом, разыгранной напоказ комедией. Она была исполнена глубочайшего смысла, — надеюсь, читатель обратил на это внимание. Пертинакс отказывался от звания, только что полученного от преторианцев, императорских гвардейцев, и принял его лишь из рук сенаторов, высшего органа империи. То есть как и положено законом, а также древними традициями. Тем самым новый правитель подчеркнул, что именно этот орган является решающей инстанцией, а не разошедшиеся преторианцы. Цезарь поступил мудро и правильно, и сенаторы поняли его. Но не только они, гвардейцы тоже. Так что уже через три дня они вдруг объявили новым цезарем некоего сенатора, который так испугался предложенной ему чести, что чуть ли не голым выскочил из дома и помчался в императорский дворец на Палатине, а потом незаметно уехал из столицы и исчез с арены политической жизни Рима. Это было первое предостережение.

Однако вернемся к событиям новогодней ночи. Заседание сената продолжалось до утра. И тут осмелевшие сенаторы дали выход своей ненависти к Коммоду, принимая одно за другим постановления, стараясь как можно больше унизить их гонителя. Первым делом Коммода объявили врагом отечества, посмертно лишили всех почетных званий. Аннулировали все изданные им законы и постановления. Приняли решение разрушить все памятники Коммоду. Многие решительно требовали выкопать уже зарытый труп Коммода, чтобы надругаться над ним, скандируя до хрипоты: «Труп убийцы тащить на крючке! Труп гладиатора тащить на крючке! Убийцу женщин и детей тащить на крючке! Его доносчиков — львам на растерзание!» Эти крики перемежались с верноподданническими восхвалениями Пертинакса: «Какое счастье, что ты наш цезарь! Юпитер да сохранит нам Пертинакса на долгие годы!»

Каплан Цингий Север сделал сообщение: «Коммода похоронили нелегально, я, как жрец, и от имени жреческой коллегии заявляю об этом». Он же внес предложение, чтобы на всех документах, частных и публичных, стереть имя Коммода, а введенные бывшим цезарем новые названия месяцев сменить на прежние.

Надо заметить, что так свободно сенаторы себя еще никогда не чувствовали. Да и не удивительно: старого деспота нет в живых, нового правителя пока никто не боялся, да и своей властью он обязан только им, так что можно себе позволить. Один из современников так прокомментировал постановления сената:

Они получили возможность прославиться своей отвагой, ведь им теперь ничто не грозило. Но этим людям мало было того, что они избавились от постоянного страха, им не терпелось еще и безнаказанно оскорблять мертвого.

Чтобы уже покончить с этой темой, замечу последнее: тот же самый сенат вскоре зачислит Коммода в сонм богов!

Закончив, наконец, историческое заседание, торжественная процессия направилась в храм Юпитера на Капитолии, чтобы принести благодарственные жертвы богам. То же происходило и в других столичных храмах. Так закончился первый день нового царствования.

Каким же императором оказался Гельвий Пертинакс, первый из римских цезарей, о котором без преувеличения можно сказать, что он вышел из народа? Всем, что он в жизни достиг, Пертинакс обязан лишь самому себе, не было у него знатных родственников, которые бы помогли сделать карьеру, средств семьи с трудом хватило на самое скромное образование. Современники с редким единодушием оценивают время его правления как на удивление удачное для Рима. Правителем Пертинакс оказался честным, заботливым и достаточно энергичным, чтобы исправить многое, чему Коммод нанес вред. К тому же этот император был человечным по натуре и внимательным к людям. Единственное, в чем его можно было бы упрекнуть, — несколько излишняя торопливость и стремление довести всякое дело до окончательного результата. Кассий Дион произнес знаменательные слова:

Хотя Пертинакс был человеком, несомненно, опытным и мудрым, казалось, он все-таки не понимал, что нельзя же исправлять и реформировать все сразу, да еще в такой спешке. В конце концов, для политического обновления требуется и время, и понимание его народом.

Новый цезарь первым делом реабилитировал незаконно пострадавших от произвола Коммода. Зачастую это была уже посмертная реабилитация, но близкие пострадавших очень ценили возможность захоронить погибших родственников в родовых усыпальницах. Конфискованные императором состояния пострадавших были возвращены наследникам. Доносчиков наказали, большинство из них были приговорены к изгнанию.

В стране царили экономические трудности, эпидемии, войны, плюс ко всему не было хорошего хозяина — всё это привело империю на грань развала. Хуже всего обстояло дело с финансами. Казна оказалась пуста, а долги государства огромны. Особенно тревожила императора задолженность перед армией. Чтобы раздобыть денег на ближайшие нужды, император распорядился пустить с молотка огромные богатства Коммода: земельные угодья, дворцы, памятники, мебель, спортивные колесницы, коней и даже его рабов. Среди выставленных на продажу экипажей некоторые оказались истинными произведениями искусства; другие отличались новейшими достижениями техники; некоторые устройства позволяли менять конструкцию экипажа в зависимости от погоды и дорожных условий; другие оказались снабжены особыми счетчиками для подсчета проделанного пути. Распродажей имущества Коммода цезарь добивался двух целей: получал столь необходимые государству деньги и одновременно показывал, на что же тратились деньги налогоплательщиков. Правда, говорилось и о третьей цели, преследуемой Пертинаксом: ему хотелось узнать, у кого же хватит денег купить хоть часть выставленной на продажу роскоши.

Сам Пертинакс, став императором, вел очень скромный образ жизни. С самого начала он отделил свое личное имущество от полученного казенного, собственное поделил между сыном и дочерью. По отношению к родственникам он, в общем, проявлял сдержанность. Жене, например, отказал в присвоении ей звания Августы. Его правильно поняли, ведь цезарь уже давно прекратил с супругой все отношения из-за ее увлечения каким-то музыкантом, но наказывать их не стал. Что же касается сына, Пертинакс отверг решение сената о признании его цезарем, коротко заявив: «Будет им, если заслужит». Молодой человек жил отдельно от отца, усиленно учился и не принимал участия в придворных церемониалах. Префектом Рима, то есть, по-современному, мэром, Пертинакс назначил своего тестя, Флавия Сульпициана, потому что ценил опытность и расторопность этого человека.

В связи с запустением пахотных земель и сокращением урожайности цезарь издал указ, согласно которому каждый желающий мог использовать необрабатываемые земли в Италии и в провинциях, причем освобождался на 10 лет от уплаты налогов. Кроме того, он отменил введенные Коммодом многочисленные подати и всевозможные дополнительные оплаты. Благодаря этим мерам государственная казна уже через три месяца смогла расплатиться со своими долгами, — так, во всяком случае, утверждают современники, хотя столь быстрое оздоровление экономики огромной империи вызывает сомнение.

К сожалению, правление Пертинакса было недолгим. Причиной стали, разумеется, преторианцы. Цезарю так и не удалось приобрести их симпатии, да и не доверяли они ему. Они считали, что император ждет лишь удобного момента, чтобы навязать им железную дисциплину. А он вел себя так, словно нарочно их провоцировал. Когда он однажды выдал ночной страже один и тот же пароль на ночь «Будем солдатами», придворная гвардия усмотрела в этом намек на скорые перемены. Вроде бы пустяк, но в напряженной обстановке учитывается каждая мелочь, каждое слово, каждый жест.

А потом произошло нечто более существенное. При негласном согласии Лета возник заговор преторианцев, задумавших дворцовый переворот и передачу власти Фалькону. Лет знал о заговоре и поддерживал его. Фалькон был всеми уважаемым и очень богатым сенатором, так что предполагалось, что он-то не поскупится щедро вознаградить своих сообщников. Заговор был раскрыт, дело передано в сенат, там осудили заговорщиков и уже собирались признать Фалькона врагом отечества, но тут поднялся Пертинакс и заявил: «Никогда не допущу, чтобы в мое правление сенатора приговорили к смерти, даже если он ее и заслуживает». Пришлось Фалькона оставить в покое, он добровольно удалился в свою деревню и доживал там век в покое и достатке.

Префект Лет все же воспользовался случаем и избавился от неугодных ему солдат, заявив, что делает это по распоряжению цезаря. Трудно понять его истинные намерения, но его действия — расследование, аресты, экзекуции — очень взбудоражили преторианцев. Двадцать восьмого марта в казармах придворной гвардии происходило что-то нехорошее. Цезарь отправил туда своего тестя и следом за ним префекта Флавия Сульпициана, чтобы те доложили ему об обстановке в казармах. Тут вдруг около двухсот вооруженных гвардейцев вырвались из казармы и устремились к Палатинскому холму. Цезарь еще мог попытаться спастись, велеть запереть ворота дворца, мог поднять конницу, наконец, еще было время сбежать. Он поступил иначе. Возможно, это был мужественный поступок, но Пертинакс слишком уж рисковал. Он встал и неторопливо пошел навстречу вооруженной толпе. Может быть, он надеялся, что бунтовщики опомнятся, увидев невозмутимого монарха. Возможно, так бы и произошло: в первую минуту беспорядочная толпа вроде бы растерялась и топталась на месте. Но нашелся негодяй, который бросился к безоружному старцу и вонзил в него кинжал. За ним кинулись другие. Вместе с императором погиб сопровождающий его слуга Эклект — единственный, кто пришел на помощь цезарю и оставался с ним до конца.

Отрезав голову императору, преторианцы насадили ее на копье и триумфально расхаживали с нею по улицам города. Но час отмщения был уже недалек.