Глава XIII ОСВОБОДИТЕЛЬНЫЕ ВОССТАНИЯ
Глава XIII
ОСВОБОДИТЕЛЬНЫЕ ВОССТАНИЯ
Поначалу заговор, приведший к восстанию 1830 г., казался не более опасным для установленного в Королевстве Польском строя, чем прежние конспиративные организации. Через два года после арестов 1826 г. инструктору Школы подхорунжих подпоручику Петру Высоцкому{111} удалось сплотить группу своих воспитанников. Затем он установил контакты с либералами и уцелевшими членами Патриотического общества. Горя желанием действовать, подхорунжие готовы были совершить покушение на Николая I во время его пребывания в Варшаве в 1829 г. Высоцкий сдерживал пыл военных, а гражданские оппозиционеры отказывали в поддержке. Заговорщики планировали и вооруженное восстание, но конкретная программа действий не была разработана.
Политическое напряжение резко усилилось с появлением сообщений о событиях Июльской революции во Франции и Сентябрьского восстания в Бельгии, целью которого была независимость от Голландии. Влияние внешних событий было двояким: с одной стороны, они демонстрировали эффективность революционных методов борьбы и возрождали надежду на европейскую революцию, дававшую возможность Польше обрести союзников в национально-освободительной войне. С другой стороны, имелись опасения, что силы польской армии (вместе с русской) будут задействованы в подавлении западноевропейской революции, что создавало бы для заговорщиков и даже для умеренных кругов либеральной оппозиции невыносимую с моральной и политической точек зрения ситуацию. Такая перспектива грозила также переброской российских войск через территорию Польши, что могло привести к фактической оккупации страны и к более прочному, чем ранее, закреплению польских земель за Россией.
Еще одной причиной, которая заставляла ускорить подготовку вооруженного выступления, стали аресты среди заговорщиков. Пока были свежи воспоминания о судьбах В. Лукасинского и С. Кшижановского. Терять больше было нечего. Члены тайного общества приняли решение начать восстание 29 ноября 1830 г. Их было немного, план действий не был детально продуман, а дальнейшие перспективы и вовсе оставались туманными. Однако если даже расценивать восстание как легкомысленный и политически ошибочный шаг, то довольно сложно объяснить дальнейший ход событий. Неподготовленное выступление должно было бы закончиться провалом в первый же вечер, самое позднее — в течение нескольких дней. Тем более, что Константин не был убит, русские войска не были разоружены, а многие части польской армии не удалось привлечь на сторону повстанцев.
Руководство восстанием оказалось в руках консерваторов во главе с А. Чарторыским и К. Любецким. Настроенные против вооруженной борьбы, они все же не могли и не хотели быть на стороне русских. Константина, вынужденного отступить в варшавские предместья, они просили поддержать их просьбу к царю о прощении и амнистии. Но Варшава в это время уже почувствовала себя свободной. Народ требовал выдворения Константина из Королевства Польского, оставшиеся в распоряжении великого князя польские воинские части готовы были присоединиться к восставшим, а 4 декабря было создано Временное правительство. На следующий день полномочия диктатора принял на себя популярный в войсках и среди жителей польской столицы генерал Юзеф Хлопицкий. В успех восстания он не верил, ожидая от Николая помилования для поляков. На переговоры с царем отправился К. Любецкий. В конце декабря 1830 г. царь отказался от каких бы то ни было уступок, требуя от повстанцев сдаться на его милость. Хлопицкий был готов принять это условие, однако у него не хватало ни сил, ни желания, чтобы самому задушить польское восстание.
В создавшейся ситуации 17 января 1831 г. Хлопицкий сложил с себя полномочия диктатора, а восемь дней спустя сейм низложил Николая I с польского трона и сформировал Национальное правительство во главе с А. Чарторыским. Так во главе польской революции оказался консерватор. Впрочем, революционный характер восстанию придавало, скорее, противодействие России — оплота европейской реакции, нежели выдвижение радикальных задач и применение жестких средств. Чарторыский связывал возможность победы с военными успехами. Это могло бы склонить западные державы вмешаться в польские дела, чтобы ослабить влияние России в Европе. Надежды на интервенцию были лишены оснований, но победа в борьбе могла повысить шансы мирных переговоров.
Радикалы из Патриотического общества, возобновившего свою деятельность с началом восстания, хотели «народной войны», но, в первую очередь, рассчитывали на варшавскую толпу. Последнюю было легко взбудоражить и, направляя ее действия, влиять на судьбы польской политики, однако в войне с Россией уличная толпа не могла стать решающей силой. Принципиально важной задачей стало присоединение к национальному восстанию крестьянства, хотя это могло обернуться непредсказуемыми последствиями. С одной стороны, только решительное освобождение крестьян с отменой барщины могло дать надежду на их активное участие в восстании. С другой стороны, в этой части Европы подобное решение не могло не вызвать негодования со стороны Австрии и Пруссии. Кроме того, значительное большинство помещиков, поддерживавших восстание, почувствовали бы угрозу собственным интересам. В итоге ничего в этом направлении предпринято не было.
Польская армия была хорошо подготовлена, но вооружена гораздо хуже — и потому не имела ни малейших шансов в войне с многократно превосходившими ее по численности царскими войсками. После срочной мобилизации летом 1831 г. в ней насчитывалось более 80 тыс. солдат, в то время как еще в феврале того же года русский генерал-фельдмаршал Иван Дибич ввел в Королевство Польское 115-тысячную армию. Несмотря на это, 25 февраля в сражении под Гроховом (на подступах к польской столице) поляки нанесли русским столь ощутимые потери, что Дибич отказался от немедленного штурма Варшавы. На место раненного под Гроховом Хлопицкого был назначен генерал Ян Скшинецкий. Новый главнокомандующий не верил в победу восставших на поле битвы (вероятно, обоснованно), но был убежден в том, что продолжение борьбы может способствовать вынесению польского вопроса на международное обсуждение.
Однако шансов на это практически не было. Пруссия желала усмирения поляков Россией, так как рассчитывала, что в результате укрепится ее власть над собственными польскими землями. Австрия охотно соглашалась с ослаблением Российской империи, но не испытывала симпатии к полякам. Франция и Англия также радовались возникшим у России проблемам, ограничивавшим внешнеполитические амбиции царизма. Общественное мнение этих государств относилось к полякам сочувственно. Для Франции и Англии польские проблемы оставались некой далекой экзотикой, которая не стоила того, чтобы идти ради нее на большие жертвы. Трудно было ожидать поддержки даже от папы, ибо католическая и вместе с тем революционная Польша превращалась в союзницу французских и итальянских революционеров — безбожников и врагов церкви.
Польские войска избрали оборонительную тактику, избегая нападений на ослабленную русскую армию. Только ранней весной 1831 г. генералу Игнацию Прондзынскому — наиболее талантливому из польских штабных офицеров — удалось склонить Скшинецкого к наступательным действиям. Поляки добились некоторых успехов, в частности в сражении под Иганями, но потом отступили к Варшаве. Внимание русских было отвлечено распространением восстания на Литву, Белоруссию и Волынь, где его участниками были, главным образом, поляки — представители средней и мелкой шляхты. До «народной войны» здесь также не дошло, а небольшие регулярные части, прибывшие из Королевства Польского и поддержанные местными партизанами, через несколько месяцев были вынуждены отступить под натиском русских. Еще раньше не оправдал надежд очередной план Прондзынского,{112}предложившего разбить русский гвардейский корпус, прежде чем Дибич поддержит его всеми своими силами. Медлительность и бездарность Скшинецкого свели на нет все замыслы. Главные польские силы потерпели поражение 26 мая 1831 г. в битве под Остроленкой.
Фельдмаршал Иван Паскевич, сменивший на посту умершего в июне главнокомандующего Дибича, во главе мощной армии прошел через Северную Мазовию, подошел к границе с Пруссией у Торуня и переправился на левый берег Вислы. Скшинецкий, а позже и его преемник генерал Генрик Дембинский во время этих маневров оставались безучастными. Причина крылась в ощущении слабости и в неверии в собственные силы, приводивших к тому, что даже кратковременные удачи не были использованы в должной мере. Это понимали радикалы из Патриотического общества и во время русского наступления с запада на Варшаву организовали манифестацию, имевшую целью побудить Национальное правительство к энергичным действиям. Но в какой-то момент они потеряли контроль над толпой. Манифестация вылилась в беспорядки, в городе начались расправы над шпионами и генералами, заподозренными в измене. Настроение слабости и отчаяния, которое спровоцировало эти события, сопровождалось слепой яростью людской стихии, а зачастую и криминальными эксцессами.
После беспорядков 15 августа сейм назначил генерала Яна Круковецкого главой Национального правительства, наделив его неограниченными полномочиями и фактически передав ему руководство армией. Популярный среди радикалов, Круковецкий обещал консерваторам восстановить спокойствие в столице. Генералу это удалось, но во время генерального штурма города русскими (начался 6 сентября со стороны варшавского предместья Воли) он утратил веру в победу и сразу начал переговоры о капитуляции. Круковецкий даже получил обещание сохранить Конституцию Королевства Польского. Это обещание, впрочем, не могло вызвать особого доверия, поскольку исходило не от самого царя. Сейм отклонил капитуляцию и отправил Круковецкого в отставку, но Варшаву было решено сдать. Правительство, сейм и основная часть армии ушли на север. Переход правительства и политиков через границу с Пруссией 5 октября 1831 г. означал конец восстания. Первая попытка вернуть государственную независимость вооруженным путем оказалась неудачной.
Теперь не могло быть возврата и к компромиссу с Россией, ставшей для поляков главным захватчиком. Королевство Польское утратило государственную самостоятельность и конституцию, став провинцией России, хотя и наделенной некоторой автономией, постепенно все более ущемлявшейся. С 1833 г. в стране сохранялось военное положение. Царь назначил своим наместником фельдмаршала Паскевича. Последовавшие вслед за тем репрессии оказались чрезвычайно суровыми: заключение и каторга, набор польских солдат в русскую армию, конфискация имений (особенно жестко она проводилась на восточных территориях бывшей Речи Посполитой), переселение мелкой шляхты в глубь России, закрытие высших учебных заведений, ликвидация церковной унии в западных российских губерниях. По примеру России Австрия и Пруссия могли теперь позволить себе гораздо более решительное противодействие польским национальным притязаниям. Это серьезно сказалось на положении Великого княжества Познанского, где сузилась сфера применения польского языка, а само княжество стало рассматриваться как одна из многих прусских провинций. В 1831 г. от должности наместника был отстранен Антоний Радзивилл, а на пост обер-президента провинции назначен немец Эдуард Флоттвелль.
Перед поляками стоял выбор: национальная капитуляция или продолжение борьбы за независимость, даже если отсутствовали всякие предпосылки для достижения цели. Сохранять верность прежним радикальным устремлениям было легче польским эмигрантам в Западной Европе, где оказалось около 10 тыс. политических беженцев. Часть из них пребывала в чрезвычайной бедности, даже в нищете, но зато они могли выражать свои взгляды без риска оказаться в тюрьме. Атмосфера французской свободы благотворно повлияла на польскую культуру. Великие романтики: Адам Мицкевич, Юлиуш Словацкий, Зыгмунт Красинский и Фридерик Шопен (Циприан Камиль Норвид еще не был известен) — оказали огромное влияние на формирование польского национального самосознания. Их влияние сохранялось и в течение последующих десятилетий; именно художники «великой эмиграции» внесли решающий вклад в распространение идеалов сопротивления насилию, борьбы за независимость, отстаивания моральных принципов и ценностей пусть даже ценой жизни и личного благополучия. Им также принадлежит заслуга распространения идеи польского мессианизма — своеобразной национальной мистики, облагороженной страданиями народа, призванного возродить человечество.
У политиков забот было больше: от них требовалось определить возможные пути обретения Польшей независимости. Поскольку в скором времени этой цели достичь было невозможно, то планы строились на далекую перспективу, а это не давало возможности убедиться в верности предположений. В замкнутом эмигрантском кругу, с типичной для него атмосферой острой тоски по родине, горечи и воспоминаний о давних разногласиях, легче было ссориться, критиковать или даже воевать друг с другом, нежели достигать договоренности. Наиболее обеспеченным материально и популярным в кругах иностранных государственных деятелей был князь Адам Чарторыский. Его сторонники готовы были поддержать общественные реформы и даже постепенное наделение крестьян землей, сознавая необходимость привлечения крестьянских масс к движению за независимость. Судьбу Польши должно было решить начатое в удобный момент новое восстание, поддержанное западноевропейскими государствами. В первую очередь, необходимо было интенсивными дипломатическими усилиями склонить Францию и Англию к решению польского вопроса.
В достаточно скором времени Чарторыскому довольно успешно смог противостоять демократический Польский национальный комитет под руководством Иоахима Лелевеля.{113} Но, расколотый разногласиями, он был вскоре распущен французскими властями. Некоторые круги эмиграции критиковали Чарторыского за его негативное отношение к революции, в запале споров доходило даже до обвинений его в предательстве. Ключевую роль в обретении Польшей независимости должно было сыграть революционное восстание, главной силой которого стали бы крестьяне. Но как привлечь к нему крестьян? Одни не давали ответа на этот вопрос, другие, в особенности наиболее сильное Общество, обещали им бесплатное (т. е. без выкупа) освобождение от барщины сразу же с началом восстания. Такую программу Польское демократическое общество предложило в так называемом «Манифесте из Пуатье», изданном в 1836 г. На помощь со стороны европейских держав расчета более не было, скорее, ожидали поддержки международной революции, подготовленной движением карбонариев. Немногочисленные сторонники крайних мер из так называемой «Громады»{114}упрекали шляхту в том, что она привела Польшу к гибели. Избавление виделось в уничтожении частной собственности и в реализации идеалов христианской справедливости.
В духе популярных в Европе идей в качестве цели выдвигалось обретение, скорее, национальной, чем государственной независимости. Впрочем, говоря о нации, имели в виду, прежде всего, простой народ.{115}Вслед за Гердером и Лелевелем романтики считали, что именно народные массы являются творцом культуры и созидательным стержнем нации. Теперь категорию «народ» стали вводить и в политику. «Польский народ» стал общепринятой программной формулой. Под этим народом, противопоставляемым шляхте или помещикам, понимали, прежде всего, крестьян, но к нему относили также и мелкую шляхту и городской плебс, а вместе взятые, они составляли подавляющую часть нации.
Но ни Чарторыский, ни его противники успеха не достигли. В Англии и во Франции делалось много заявлений в защиту поляков, притесняемых Россией, но польская карта разыгрывалась либо в пропагандистских целях, либо сугубо формально, без реальной заинтересованности судьбой Центральной и Восточной Европы. Западные державы стремились преградить России путь к экспансии, к расширению своих границ, а прежде всего, предотвратить ее продвижение на Ближний Восток. Союзники польских революционеров, готовивших в 1833 г. восстания в некоторых странах Европы, надежд не оправдали. Впрочем, не сопутствовал успех и польским революционерам, которые небольшими отрядами под предводительством Юзефа Заливского начали в 1833 г. партизанскую борьбу в польских землях под властью России. Подобное повторялось и позднее. В Европе, особенно в Италии и Германии, революционеры постоянно предпринимали попытки выступлений, но каждый раз терпели поражение.
Во всех польских землях, разделенных между тремя государствами, постепенно вновь оживилось национально-освободительное движение, возникали новые небольшие организации. Их участниками были, главным образом, молодые интеллигенты, в меньшей степени — дети помещиков. Они выступали с обращениями к народу, но, если речь идет о крестьянах, без видимых результатов. Первоначально эти организации наиболее успешно действовали в польских землях Австрии и России, однако уже на рубеже 30–40-х годов оказались почти полностью обескровлены арестами и суровыми приговорами. В Австрии осужденные были помилованы, а в России руководитель заговорщиков Шимон Конарский 1839 г. был расстрелян в Вильно.
Иной оборот приняли события в Великой Польше. Воспользовавшись временным возвратом к либерализму, который начался с воцарением нового монарха в 1840 г.,{116} шляхта, духовенство и зажиточное мещанство предприняли попытку создания польских культурных и экономических учреждений. По инициативе одного из выдающихся пропагандистов этих идей — Кароля Марцинковского был открыт познанский «Базар» — центр торговли, ремесел и средоточие общественных клубов, в которых обсуждались проблемы поляков в Пруссии. Такая деятельность, однако, встретила критику со стороны сторонников активной борьбы за независимость, которые расценивали ее как слишком скромную в сравнении с истинными польскими потребностями.
Вскоре национально-освободительное движение создало тайную организацию, которую вначале возглавили эмигрантские круги во Франции (через «Централизацию»{117}Польского демократического общества). Эта организация обрела сторонников как в Познанском княжестве, так и в Королевстве Польском. Постепенно находившиеся в Польше конспираторы становились все более самостоятельными, а их программа — все более радикальной. Ее идеологические принципы обосновал помещик-интеллектуал Генрик Каменский, а его кузен Эдвард Дембовский активно помогал ему в организационном плане. Причины прежних поражений они видели в шляхетском эгоизме и считали необходимым его преодолеть, не ограничиваясь одними обещаниями наделить крестьян землей, как это было определено программой Польского демократического общества. Каменский и Дембовский считали, что следует поднять крестьян на борьбу, позволить им самим захватывать землю в ходе неконтролируемого, хотя и поддерживаемого пропагандой восстания — «народной войны». Оказавшись перед лицом свершившегося факта, шляхта вынуждена будет согласиться на объединение задачи наделения крестьян землей и борьбы против поработителей Польши. Те же непатриотичные шляхтичи, которые встанут на защиту своей собственности, окажутся, таким образом, на стороне врага — и потому будут подлежать крестьянскому самосуду как предатели.
Точка зрения Каменского и Дембовского вызвала серьезные возражения, имеющие двоякое объяснение. С одной стороны, представители более консервативных кругов со страхом слушали, как крестьян призывают вооружаться косами, вилами и топорами. Они предсказывали, что вместо национального восстания это будет бунт необразованной черни, которая станет врываться в шляхетские усадьбы, грабя, сжигая, насилуя и убивая. Такой исход предрекал, в частности, один из величайших польских поэтов-романтиков Зыгмунт Красинский. С другой стороны, сомнительными были сама реальная возможность такого полуанархического взрыва и в особенности дальнейшая эффективность организации народа для оказания сопротивления регулярной армии. Прославившийся уже в эмиграции как военный авторитет Людвик Мерославский рекомендовал создать сильное командование, ибо только оно, как он считал, сумеет создать войско из крестьян.
Радикалы планировали поднять восстание одновременно во всех польских областях в 1844 г. Рассчитывали они, главным образом, на Королевство Польское, на организацию, которая впервые обратилась к сельскому населению, — Крестьянский союз. Его создателем был сельский приходский священник из-под Люблина Петр Сцегенный, однако большинство в союзе составляли представители разных групп интеллигенции, а не сами крестьяне. По селам в районе Люблина, Радома и Кельц крестьянам было зачитано поддельное письмо папы Григория XVI, в котором тот якобы призывал к войне с панами и монархами. Осенью 1844 г. Сцегенный выступил открыто и, будучи предан, оказался в тюрьме вместе с сотнями людей, замешанных в заговоре.
Всеобщее восстание было решено временно отсрочить. Однако более умеренные заговорщики и в эмиграции, и в Польше все же признавали необходимость восстания, так как не хотели допустить стихийного взрыва, неминуемо обреченного на поражение. Восстание назначили на начало 1846 г., а руководство им должно было сосредоточиться в руках уже прибывшего в Пруссию Мерославского. План восстания, направленного сразу против трех государств-участников разделов, был поистине фантастическим. Небольшие группы восставших должны были овладеть городами и местечками, объявить об освобождении крестьян от барщины и приступить к набору войска, сформировав отряды косинеров, и таким образом объединить все силы в сплоченную военную организацию. В Познанском княжестве до восстания дело так и не дошло: прусские власти арестовали Мерославского и других руководителей. Совсем иной оборот приняли события в Галиции, особенно в Западной: здесь австрийской администрации, узнавшей о подготовке восстания, удалось убедить крестьян выступить против «панов». Восемнадцатого февраля 1846 г. было объявлено об отмене барщины и о начале восстания, но акция почти сразу же завершилась полным фиаско из-за резко враждебного отношения крестьян. На следующий день началась так называемая «галицийская резня», направленная против помещиков и интеллигенции: разграбление усадеб, убийство помещиков, зачастую и просто неизвестных приезжих, которых принимали за повстанческих агитаторов. Благополучно развивалось восстание только в Кракове: австрийским войскам пришлось отступить, и здесь была организована собственная польская армия. Двадцать шестого февраля австрийцы при поддержке польских крестьян нанесли под Гдовом поражение повстанцам. Многие инсургенты при этом были перебиты крестьянами. Через день Дембовский выступил из Кракова во главе мирной процессии, безоружный, в сопровождении духовенства с церковными хоругвями, надеясь таким образом привлечь крестьян на свою сторону. Дорогу процессии преградили австрийские воинские части, разогнавшие ее залпами орудий. Это стало окончательным поражением восставших.
Катастрофа 1846 г. произвела трагическое впечатление, ведь рухнула еще одна надежда на «народную войну» — и по плану радикалов, и по замыслу Мерославского. Надежда погибла «в дыму пожаров, в потоках братской крови», как писал галицийский поэт Корнель Уейский. Удар, нанесенный руками крестьян, был очень болезненным как в политическом, так и в моральном отношении. Все три государства: Россия, Австрия и Пруссия — прибегли к масштабным репрессиям. Выносились смертные приговоры (правда, не всегда приводившиеся в исполнение), множество людей подвергалось многолетнему заключению и ссылке. Последний кусочек польской земли был лишен государственной самостоятельности: вольный город Краков оказался присоединенным к Австрии.
Последствия могли оказаться более печальными, если бы не предчувствие надвигающейся бури. В 1848 г. новая революционная волна прокатилась по Италии, Франции, Австрии и Пруссии. Повсеместно в революционных событиях принимали участие поляки. Особенно наглядно это проявилось в Берлине, где революция освободила из заключения польских заговорщиков 1846 г., а среди них и Мерославского. В Италии Мицкевич создал польский легион. Потрясение основ абсолютизма в Вене и Берлине открыло перед поляками новые перспективы. Угроза интервенции исходила от Петербурга, что вселяло надежду на войну между Австрией и Пруссией (при поддержке Франции) и последним оплотом Священного союза — Россией. Даже всенемецкий «предпарламент» 31 марта 1848 г. во Франкфурте высказался за воссоздание Польши. У Николая I, однако, не было намерений бороться путем интервенции с новыми либеральными правительствами, он лишь предостерегал их от попыток восстановления польской государственности. В итоге немецкие и французские либералы ограничились декларацией, боясь спровоцировать вмешательство русского колосса. Это, в свою очередь, придало смелости консервативным административным и военным кругам Австрии и Пруссии, существенно ослабленным, но все еще влиятельным. Не будучи пока в состоянии подавить собственные революции, они могли обуздать стремление поляков к независимости.
Наиболее ярко это проявилось в Познанском княжестве и Галиции. В Познани в 1848 г. в качестве польского представительства был создан Национальный комитет. В провинции возникли польские комитеты, которые отстранили от управления немецкую администрацию. Начался набор добровольцев в польский корпус, а затем и в армию, которую возглавил Мерославский. Было запланировано вторжение на территорию Королевства Польского с целью развязать, тем самым, прусско-русскую войну. Планы были неконкретными; кроме того, существовали опасения массового участия крестьян в военных действиях: еще была жива в памяти «галицийская резня». Боялись и конфликта с прусскими властями, которые добивались роспуска армии или, по крайней мере, ее сокращения, что было оговорено 11 апреля в Ярославецкой конвенции. Берлин обещал предоставить национальную автономию Великому княжеству Познанскому, но 25 апреля прусские власти ограничили ее действие лишь небольшой частью Великой Польши без Познани. Национальный комитет выразил протест и самораспустился. Взволнованная армия вместе с народом требовала вооруженного столкновения с пруссаками, хотя шансов на успех было не много. Но прусская армия выступила первой — уже 29 апреля. В течение недели польские войска сопротивлялись многократно превосходившему их по силе противнику без всякой надежды на победу. В итоге, понеся большие потери, они поддались панике. Прусские власти окончательно отказались от намерений ввести автономию.
Польская политическая деятельность продолжалась еще некоторое время, вдохновляемая известиями о революционных выступлениях в других европейских странах. Вскоре был создана массовая организация, названная Польской лигой, которая насчитывала 40 тыс. членов в Великой Польше и Поморье, среди которых было много представителей низших слоев, а также крестьянства. Лига существовала до 1850 г. и прекратила свою деятельность во время прусской контрреволюции.
На востоке Галиции революционные события получили отклик раньше, чем на западе: там еще помнили о событиях двухлетней давности. Во Львове 19 марта 1848 г. 12 тыс. человек подписали адрес-петицию австрийскому императору с требованием гражданских и национальных свобод и полной отмены крестьянских повинностей. Князь Адам Чарторыский напрямую обратился к шляхте, призывая ее добровольно отказаться от своих старых прав на землю, однако землевладельцы опасались потерять в таком случае право на возмещение убытков. Созданный во Львове Национальный совет (Rada Narodowa) и Национальный комитет в Кракове призвали шляхту освободить крестьян от барщины в первый день праздника Пасхи. Стремясь привлечь крестьян на свою сторону, австрийский губернатор граф Франц Стадион от имени властей провозгласил отмену крепостного права в Великую Субботу. Это вновь изолировало крестьян от польского национального движения, а следующим ударом стало возникновение украинского движения под патронатом Стадиона и руководством греко-католического духовенства.
Уже 25 апреля в Кракове австрийские власти спровоцировали беспорядки, а на следующий день город был обстрелян из пушек со стен Вавельского замка (это, впрочем, оказалось малоэффективным). Национальный комитет прекратил свою деятельность. Во Львове подобные действия австрийцев закончились ничем: мощный отпор поляков спутал планы. Тем временем из Вены дошли вести о принятии либеральной конституции. Национальный совет во Львове сразу же стал польским органом, представлявшим всю Галицию. Созданы были добровольческие силы обороны — 20-тысячная национальная гвардия. Это давало определенный шанс на победу, пока вся империя Габсбургов была охвачена революцией. Но в июне австрийцы усмирили Прагу, летом заняли взбунтовавшиеся итальянские провинции, в сентябре предприняли действия против революционной Венгрии, а в октябре подавили республиканский бунт и в собственной столице.
Теперь расправа с польским движением была вопросом нескольких дней. После спровоцированного 2 ноября столкновения во Львове Национальный совет был разогнан, город подвергся артиллерийскому обстрелу, а во всей Галиции введено военное положение. Оставалась надежда на все еще воевавшую Венгрию, где сражались тысячи поляков, и среди них командующие революционной армией — генералы Генрик Дембинский и Юзеф Бем. Когда стало ясно, что австрийцы сами не могут справиться с повстанцами, в мае 1849 г. в Венгрию вторглись русские войска во главе с победителем польского Ноябрьского восстания фельдмаршалом Паскевичем. Через три месяца венгерская революция была разгромлена, а вместе с ней окончательно ушла в историю и европейская «весна народов», как называют события 1848–1849 гг.
Лишь теперь потрясение, вызванное поражениями восстаний 1846 и 1848 гг., достигло апогея. Его причиной был не столько страх перед репрессиями или сожаление о тех, кто погиб или оказался в тюрьме, сколько ощущение бессилия и неверия в будущее. Теперь ситуация выглядела иначе, чем после разгрома восстания 1830–1831 гг. Тогда в эмиграции развивалась польская культура романтизма, а политики напряженно разрабатывали новые концепции и направления деятельности. После «весны народов» даже в среде тех эмигрантов, которых не коснулись гонения, энергия иссякла. Не произошло и крупного международного конфликта, в результате которого могла бы возникнуть возможность решения польского вопроса. Восстание в европейском масштабе, на которое рассчитывали радикалы, действительно разгорелось, но потерпело поражение, а с его неудачей рухнула и надежда на помощь Польше, хотя сами поляки всегда боролись «за нашу и вашу свободу». Произошло, наконец, наделение землей крестьян в Австрии, а в 1850 г. оно завершилось и в Пруссии. Эти мероприятия были напрямую связаны с развитием польского национально-освободительного движения и проводились властями для того, чтобы лишить польских патриотов той популярности, какую они приобретали благодаря выдвижению ими социальных требований. С этого момента в Пруссии и Австрии трудно было рассчитывать на «народную войну» в какой бы то ни было форме.
Только однажды, спустя несколько лет, сложилась такая международная ситуация, при которой возможно было вновь обратиться к польскому вопросу: в 1854 г. Турция, поддерживаемая Англией и Францией, защищая свою независимость,{118}начала войну с Россией. Поляки в эмиграции пытались добиться, чтобы Париж и Лондон дали согласие на их участие в войне. Там, однако, вовсе не стремились поднимать польский вопрос, обсуждение которого встретило бы противодействие со стороны Пруссии и Австрии, доброжелательно-нейтральных в отношении западных держав. Князь Адам Чарторыский предостерегал страну от восстания, в то время как радикально настроенные эмигранты мечтали таким образом заставить противников России обратиться к рассмотрению польского вопроса. Предпринятые усилия все же принесли некоторые плоды: в Турции были сформированы польские отряды. После поражения России в Крымской войне вопрос о Польше был затронут на мирном конгрессе 1856 г., но лишь неофициально. Англия и Франция оказались вполне удовлетворены общими обещаниями амнистии и расширения национальных свобод. Наследник Николая I Александр II провозгласил амнистию, последовавшую за декларацией о лояльности, но во время визита в Варшаву объявил по-французски представителям польской шляхты: «Point de r?veries, Messieurs» («Никаких мечтаний, господа!»).
Казалось, Польша уже рассталась с «мечтаниями». В Великой Польше, хотя самостоятельность Великого княжества Познанского была полностью ликвидирована, поляки сосредоточились на идеях «органического труда»,{119}в особенности в области земледелия. В течение последующих 50 лет произошли внушительные сдвиги не только в аграрных технологиях, но также и в социальной структуре села, что способствовало увеличению числа крупных и средних собственников, так же как и росту количества безземельных крестьян, искавших работу по найму. Однако с решением вопроса просвещения крестьянства, с расширением сельского кредитования и взаимопомощи познанская деревня получила возможность бороться с немецкой экономической конкуренцией и противостоять тяготам наступавшей эпохи. В Галиции искусственно поддерживавшийся австрийцами конфликт между помещиками и крестьянами парализовал национальную активность. Часть шляхты вместе с наместником Галиции графом Агенором Голуховским-старшим искала таких договоренностей, которые позволили бы затормозить германизацию края и склонить венские власти к прекращению подстрекательства польских крестьян и подталкивания пробуждавшегося национального движения украинцев к конфликту с польскими «панами». Хотя отмена таможенной границы на востоке Королевства Польского в 1851 г. еще больше связала его с Российской империей, это все же способствовало созданию выгодных условий для развития польской промышленности. Росли города Лодзь и Жирардов, сбывавшие внушительную часть своей текстильной продукции на русском рынке; высокий спрос на зерно в Европе позволил поднять уровень сельского хозяйства. В Королевстве Польском и на восточных «окраинах» крестьяне еще не получили землю, однако все чаще барщина заменялась чиншем (оброком).
В самом Королевстве Польском постепенно оживала политическая жизнь. Если в начале 50-х годов XIX в. в обществе преобладало ощущение безнадежности, то после поражения России в Крымской войне и смерти императора Николая I и Паскевича поляки воспряли духом. Поначалу и в Королевстве стала популярной идея «органического труда». Александр II разрешил в 1857 г. создание Земледельческого общества под руководством Анджея Замойского, которое стремилось к повсеместному уничтожению барщины, замене ее оброком и полному наделению крестьян землей. Эти намерения находили поддержку среди горожан, которые решительно высказывались за отмену повинностей. Такие шаги[18] вели к необходимым для промышленного развития изменениям в общественной структуре и приближали осуществление более широкого круга реформ, как, например, создание органов городского самоуправления, уравнивание в правах евреев, а в будущем — обретение Королевством Польским большей самостоятельности под царским скипетром. Этим планам покровительствовали самый влиятельный банкир и предприниматель Леопольд Кроненберг и близкий ему известный писатель и публицист Юзеф Игнаций Крашевский. Немногочисленная группа варшавской интеллигенции, сплоченная вокруг Эдварда Юргенса, рассматривала эти цели как политическую программу, противоположную планам организации восстания. Недоброжелательные критики называли ее сторонников «милленерами» (от лат. millenium — тысячелетие), ибо они якобы откладывали освобождение Польши на тысячу лет.
Оживлению, царившему в Королевстве Польском, способствовала атмосфера в самой России. После поражения в Крымской войне страна жила в ожидании глубоких реформ, новый царь считался просвещенным и склонным к либерализму монархом. Сразу же началась работа по подготовке отмены крепостного права, и после некоторых колебаний решено было освободить крестьян от крепостной зависимости с частичным наделением их землей. Постановления царского Манифеста и Положений 19 февраля 1861 г. были очень запутанными, и наиболее выгодными они оказались для крестьян тех регионов, где преобладали польские помещики, т. е. в западных губерниях (на «окраинах»). Ходили слухи о подготовке и других проектов реформ, касавшихся государственного устройства империи. Все это происходило на фоне усиливавшегося брожения в Российском государстве — по стране прокатилась волна крестьянских выступлений, активизировалась революционная пропаганда.
Польские нелегальные организации возникали, в первую очередь, среди студентов высших учебных заведений в Центральной России и на Украине при тесном сотрудничестве с русскими революционерами. Позднее появились тайные общества варшавских студентов; в 1859 г. Мерославскому (находившемуся в Париже) удалось установить с ними контакт, выдвигая в качестве цели национальное восстание в виде «народной войны». Революционная Польша должна была сразу освободить крестьян и вовлечь их в борьбу. Планы восстания не всем казались убедительными, многие считали их малообоснованными или даже авантюрными. Радикально настроенных участников национально-освободительных организаций стали называть «красными», умеренных — «белыми». Это разделение совпадало с различиями в социальных интересах, ибо одни были сторонниками освобождения крестьян без каких-либо условий, а другие стояли на более консервативной точке зрения, принимая во внимание интересы помещиков, хотя и не отождествляя себя с ними. На тот момент важно было, что в польском обществе, в особенности среди молодежи, нарастало желание обратить внимание Александра II на необходимость кардинального решения острого польского вопроса. Это убеждение разделяли как «красные», так и «белые». Уже с 1860 г. в Варшаве начались национальные манифестации, проведение которых поддерживала своим авторитетом и польская церковь.
Масла в огонь подлили слухи об аграрной реформе в России, которая не распространялась на Королевство Польское. Земледельческое общество объявило о замене барщины оброком, а 26 февраля 1861 г. потребовало передачи крестьянам земли в собственность за выкуп.
Во время заседания Земледельческого общества, проходившего в день годовщины битвы под Гроховской Ольшинкой, властями была разогнана патриотическая демонстрация, а многие ее участники арестованы. Во время следующего массового выступления, 27 февраля, войска дали залп по манифестантам на Замковой площади, пять человек было убито и более десяти ранено. Похороны погибших 5 марта значительно накалили атмосферу в городе.
Российские власти в тот момент были заняты стабилизацией ситуации в русском обществе, которое весьма противоречиво отреагировало на заявленную аграрную реформу, и старались избежать прямого столкновения с поляками. Сохраняя порядок и достоинство, последние продолжали провозглашенную «моральную революцию». Они демонстрировали русским солидарность всех социальных слоев, искусство самоорганизации, мирный характер массовых демонстраций. В Варшаве была создана Городская делегация, которая совместно с Комитетом Земледельческого общества стала выразителем чаяний общества. Можно было попробовать выработать новые, более выгодные, чем прежние, условия компромисса с царем. Трудно было, однако, рассчитывать на такие договоренности, которые отвечали бы польским устремлениям. Как различные учреждения, так и авторитетные деятели отказывались от сотрудничества с российскими властями.
Из известных деятелей на это согласился только маркграф Александр Велёпольский — крайний консерватор, умный и амбициозный человек, но неискушенный политик. Лишенный интуиции и гибкости, он не понимал массовых настроений. Ради спасения польского дела — в его собственном понимании — он пошел против всего общества. Двадцать седьмого марта 1861 г. Александр II назначил маркграфа на должность директора восстановленной Комиссии просвещения и духовных дел, приказал восстановить Государственный совет и повелел провести выборы в институты местного самоуправления. Однако вскоре, в определенной мере по инициативе Велёпольского, русские власти распустили варшавскую Делегацию и Земледельческое общество. Через два дня, 8 апреля, когда толпа выразила свой протест перед варшавским дворцом, армии было приказано открыть по манифестантам огонь — сотни человек были убиты и ранены. Велёпольский взял на себя ответственность за кровопролитие, чем окончательно себя скомпрометировал. В Королевстве Польском был объявлен национальный траур, в демонстрациях использовалась патриотическая символика, одновременно прошли службы в храмах. К траурному протесту присоединились и восточные земли бывшей Речи Посполитой, прежде всего, Вильно. Прошли манифестации и в польских землях Австрии и Пруссии. Четырнадцатого октября 1861 г. в Королевстве Польском было введено военное положение и запрещены всякие выступления. В ответ на следующий день, в годовщину смерти Костюшко, огромные толпы народа пришли на богослужения в варшавские храмы. Войска окружили их и ворвались внутрь, избивая и арестовывая тысячи людей. В Варшаве было объявлено о закрытии храмов всех конфессий. Эти события вызвали возмущение в обществе. Велёпольский подал в отставку. После отзыва в Петербург он сумел за полгода вернуть доверие царя и даже извлечь для себя существенные выгоды.
В это время в Варшаве твердой рукой правил русский генерал Александр Лидере. «Красные» вскоре после октябрьских событий вновь сплотились и создали комитет (со второй половины 1862 г. существовавший под названием Центрального национального комитета), в котором главную роль играл молодой русский офицер-поляк, капитан Ярослав Домбровский. «Красные» хотели ускорить начало восстания, рассчитывая при этом на поддержку русских революционеров. В новой ситуации к заговорщикам присоединились также «белые», в декабре 1861 г. была создана Краевая дирекция. «Белые» считали восстание в тот момент нереальным, но соглашались с необходимостью начать заблаговременные приготовления и высказывались, помимо прочего, за осмысленное руководство легальной или полулегальной деятельностью поляков.
В июне 1862 г. Александр II вернулся к политике уступок в отношении Королевства Польского. Оно фактически получило широкую национальную автономию с собственным гражданским управлением, возглавлявшимся Велёпольским. Наместником был назначен брат царя великий князь Константин. Велёпольскому удалось добиться создания учебных заведений с преподаванием на польском языке, возобновления работы Варшавского университета под названием Главной школы, а также признания равноправия евреев. В то же время Велёпольский добивался издания указа об обязательном очиншевании,{120} но без наделения крестьян землей и на условиях, мало для них выгодных. Июньские постановления предоставляли полякам гораздо больше национальных прав, чем они когда-либо имели после 1830 г. Не было, однако, и разговора о политических свободах. Кроме того, все больше увеличивалась пропасть между шляхтой и крестьянством. Передача власти непопулярному Велёпольскому затрудняла спокойный подход к преимуществам и недостаткам новой правовой ситуации.
В то же время Домбровский хотел начать восстание незамедлительно. Этому противились умеренные «красные». Когда вскоре Домбровского арестовали, они получили доступ к руководству Центральным национальным комитетом. «Красным» удалось отсрочить дату начала восстания, к которому они стали готовиться более тщательно, расширяя организацию «тайного польского государства» до уровня поветов, городов и местечек, а также собирая во всем Королевстве Польском «национальный налог». В подготовке восстания принимали участие заговорщики в Литве, на Украине, в польских землях Австрии и Пруссии, а также эмигрантские группы.