1. Постановка проблемы

1. Постановка проблемы

Историки поставили немало вопросов в связи с трагедией ленинградцев в годы блокады. Спустя более чем 60 лет после начала осады Ленинграда немецкими и финскими войсками, когда в руках исследователей находится обширная информация из многочисленных источников о самой продолжительной и жертвенной битве второй мировой войны, велик соблазн «выполнить работу над ошибками» за тех, кто руководил обороной Ленинграда и поэтому разделяет ответственность за гибель сотен тысяч ленинградцев. Однако, не отрицая необходимости объяснения случившегося и выяснения существовавших альтернатив, все же следует подчеркнуть, что важнейшей основой работы должен оставаться принцип историзма, т. е. рассмотрение всего комплекса вопросов в контексте реалий военных месяцев 1941 г., а также во взаимосвязи с довоенным периодом. Выявление альтернатив действий ленинградского руководства, которые существовали в первые месяцы войны с Германией, но по тем или иным причинам были отвергнуты или не рассматривались вообще, является, на наш взгляд, одним из критериев оценки деятельности политической элиты Ленинграда.

Круг интересующих нас вопросов достаточно широк. Он охватывает как выяснение обстоятельств, предшествующих блокаде (комплекс проблем, связанных собственно с ведением военных действий, приведших к изоляции города в сентябре 1941 г., а также с деятельностью военно-политического руководства Ленинграда в сфере помощи фронту, распределения ресурсов и эвакуацией населения), так и событий, имевший место во время ее.

Военная сторона битвы за Ленинград не является предметом нашего исследования, поскольку она достаточно полно освещена в литературе. Что же касается политических и социальных аспектов этого периода, то такие крупные проблемы, как поведение местной власти и ее отдельных представителей в период блокады, взаимодействие различных институтов власти друг с другом, эффективность власти, отношения власти и народа, механизм политического контроля над населением, развитие настроений в годы блокады и ряд других вопросов заслуживают особого внимания. Некоторые из них предполагают обращение к предшествовавшему войне с Германией периоду и, в особенности, к урокам войны с Финляндией 1939—1940 гг. В частности, применительно к ленинградскому руководству, речь может идти о прогнозировании поведения населения в случае начала войны с учетом опыта военной кампании против Финляндии, имевшей своей целью обеспечение безопасности Ленинграда.

Опыт первых дней Зимней войны 1939—1940 гг. показал, что любое, даже обещающее быть победоносным, военное столкновение неизбежно ведет к ажиотажному спросу практически на все товары, изъятию средств из сберегательных касс и предъявлению к оплате облигаций государственных займов. И без того тяжелое положение в сфере торговли усугубляется до такой степени, что возникает потребность в немедленном вмешательстве государства с целью учета и распределения имеющихся ресурсов. Любое промедление (даже менее, чем на один месяц) неминуемо имеет следствием ухудшение положения на рынке потребительских товаров независимо от того, как развиваются события на фронте. В период войны с Финляндией в 1939—1940 гг. местной власти потребовалось несколько месяцев, чтобы стабилизировать продовольственный рынок в Ленинграде. Впоследствии нарком торговли СССР признавал, что

«в первые же дни [Отечественной] войны стала очевидной необходимость перехода от развернутой торговли к нормированному распределению. Это был единственно верный способ в условиях резко сократившихся товарных ресурсов обеспечить их экономное и целесообразное расходование, подчинить снабжение задачам обороны, гарантировать интересы населения. Итак, в порядок дня стал вопрос о введении карточек. Это требовало большой подготовительной работы ...

Разработать и в деталях организацию и технику нормированного снабжения на случай войны, конечно, следовало заблаговременно. К сожалению, этого сделано не было»¹.

Таким образом, принимая во внимание то, что политическая элита Ленинграда за два предвоенных года не претерпела существенных изменений и вполне могла учесть уроки Зимней войны, введение карточной системы в первые же дни войны с Германией способствовало бы лучшему учету и распределению имевшегося продовольствия. Подчеркнем, что даже изначально небольшая по своим масштабам война с Финляндией отчетливо показала необходимость подобного шага, каким бы непопулярным он ни казался. Следовательно, первый вопрос, который можно и должно было ставить Смольному перед Москвой, был вопрос о введении карточной системы в общем контексте оптимального учета и распределения имевшихся в городе ресурсов в условиях начавшейся войны. Тем более удивительным был отказ Жданова от продовольствия, которое переправлялось в Ленинград в самом начале войны в связи с тем, что многие эшелоны, направляемые по утвержденному еще до войны мобилизационному плану на запад, не могли прибыть к месту назначения, поскольку часть адресатов оказалась на оккупированной противником территории, а другая часть уже находилась под непосредственной угрозой захвата немецкими войсками. Несмотря на наличие больших складских емкостей в городе (спортивные помещения, музеи, торговые и дворцовые сооружения), Жданов попросил Сталина не засылать продовольствие в Ленинград без согласия ленинградского руководства, что и было сделано².

Второй, не менее, а, может быть, и более значимый вопрос, который требует ответа, связан с объяснением причин нераспорядительности власти в первые месяцы войны в сфере эвакуации гражданского населения. Конечно, до середины июля никто не мог предположить, что немецкая армия вскоре окажется у стен Ленинграда. Но все же остается открытым вопрос о том, можно ли было физически, т. е. при том количестве подвижного состава, который выделялся Ленинграду наркоматом путей сообщения, кроме эвакуируемых предприятий, обеспечить вывоз женщин и детей? Ставило ли ленинградское руководство перед Сталиным и наркомом Кагановичем вопрос о предоставлении дополнительных возможностей с целью эвакуации населения? Почему даже те ресурсы, которые имелись, не были использованы полностью — известно множество примеров неспособности власти реализовать план по эвакуации под предлогом того, что население «само отказывается» уезжать из города? При этом сразу же отметим, что принудительная эвакуация в отношении граждан, не отнесенных к категориям, подлежавшим обязательному административному выселению по политическим мотивам (немцы, финны, члены различных политических партий и т.п.), была бы незаконной³. Для этого необходимо было особое решение ГКО о введении осадного положения⁴.

Третий вопрос касается комплекса военно-политических проблем, связанных с организацией обороны города летом 1941 г. и попытками прорвать блокаду Ленинграда. Имелась ли в принципе такая возможность, и если да, то почему она не была использована? Не преувеличена ли роль А.А. Жданова, о которой упоминается в ряде книг авторов, имевших возможность его наблюдать в Смольном осенью-зимой 1941 г., в обороне Ленинграда?⁵

Функции власти в условиях войны существенно изменились. На первое место вышли проблемы обеспечения национальной безопасности, мобилизации и использования ограниченных ресурсов, большая часть которых перераспределялась для решения военных задач. Исключительно важное значение имела также информация как общего характера о положении на фронте и в стране, так и в мире в целом. От обладания информацией зависела правильность принимавшихся решений, а также выбор стратегии выживания в условиях блокадного Ленинграда — шла ли речь об эвакуации, трудоустройстве на продолжающие работать предприятия или же стремлении уйти в армию. Последнее, как это ни парадоксально звучит, было одним из способов вырваться из умирающего города зимой 1941—1942 гг.

В условиях войны право на получение информации было предоставлено очень узкому кругу лиц, число которых не превосходило 25—30 человек, входивших в военно-политическое руководство обороной Ленинграда и органы разведки⁶, а также представлявших в Ленинграде ГКО. Все остальные, включая представителей среднего звена партийно-советского аппарата, получали дозированную информацию. Случаи несанкционированного получения информации, в том числе прослушивания передач иностранного радио, фиксировались и пресекались⁷.