5. В борьбе за население оккупированных районов Ленинградской области

5. В борьбе за население оккупированных районов Ленинградской области

Противодействие оккупационной политике немцев происходило в очень сложных условиях: военные успехи немцев и антисоветские настроения значительной части населения дополнялись просчетами местного руководства в организации партизанского движения. По признанию секретаря ОК ВКП(б) и начальника штаба партизанского движения М.Никитина «мы не рассчитывали на такую длительность военных действий на территории нашей области, а вследствие этого в первые месяцы войны, когда еще на оккупированной территории был относительно слабый административный режим, мы не приняли мер к перестройке подпольной работы. Быстрое течение военных действий на территории области не позволило оснастить подпольные организации средствами связи (радио), специальными типографиями и множительными аппаратами, на оккупированной территории ощущался большой недостаток советских газет, листовок. Не были также предусмотрены все особенности подпольных организаций и групп в населенных пунктах, что нередко приводило к разрушению подпольных организаций и групп»²⁰⁵.

Говоря о настроениях населения пригородов Ленинграда в начале войны, первый секретарь Ораниенбаумского района отмечал, что «...тогда была известная недооценка противника... Народ был готов идти на фронт, но не представлял себе силы врага, недооценивал их. Было настроение какой-то самоуверенности, все смотрели ... что разбить немцев будет легко... И со стороны парторганизации было такое же настроение»²⁰⁶.

Первый секретарь Пестовского РК ВКП(б) В.Р.Морозов вспоминал, что в первый день войны мнения по поводу перспектив войны в среде рабочих разделились: одни считали, что Красная Армия разобьет вермахт в течение 2-3 месяцев («...наконец, дождался Гитлер своей смерти»), а другие здраво смотрели на вещи, отмечая, что «фашистская Германия — серьезный враг». В первые же дни войны во время различных встреч и собраний задавалась масса вопросов, в том числе, «почему заключили договор с фашистскими предателями»²⁰⁷.

В начале июля 1941 г. через территорию области непрерывным потоком потянулись обозы беженцев, производившие на население тяжелое впечатление. Крестьяне хотели бросить работу в поле, не видя смысла отдавать все немцам²⁰⁸. Ощущение бесперспективности возникло не только у простых колхозников, но и у бойцов и командиров Красной Армии, отступавших в беспорядке и не знавших, где находится линия фронта. Командир спецотряда разведуправления фронта В.И. Силачев, заброшенный в конце июля 1941 г. в район Луги, следующим образом описывал настроение шедших на восток солдат:

«Ужасно много тогда людей шло в плен. Растерянность была страшная. Около сотни красноармейцев-кадровиков в самом растерянном виде шли с заткнутыми за пояс шинелями и сапогами через плечо... Заявляли, что идут к немцам, они, мол, по домам распустят»²⁰⁹.

В докладе Политуправления Северного фронта «Об организации и действиях истребительных батальонов по Ленинградской области» от 18 июля 1941 г. указывалось, что руководство Солецкого и Гдовского районов само эвакуировалось и ничего не сделало для организации истребительных батальонов, партизанских отрядов и групп самообороны. В Батецком, Мстинском, Боровичском, Валдайском районах руководство в связи с наступлением немцев растерялось и до приезда представителей Политуправления и ОК партии партизанские отряды не были созданы²¹⁰.

Условия для ведения политической работы на оккупированной территории были неодинаковыми. В наиболее тяжелом положении оказались те, кому надлежало организовать подпольные группы в городах и населенных пунктах, где располагались немецкие гарнизоны, военные комендатуры, органы разведки, контрразведки, тайной полиции и СД.

В ряде районов области деятельность по организации партизанских отрядов и ведению политической работы среди населения затруднялась из-за значительного количества находившихся там предателей, сотрудничавших с немцами. По воспоминаниям ряда активных участников партизанского движения и сводкам ЛШПД по этой причине невыносимые условия для ведения подпольной работы были в Кингисеппском, Волосовском, Осьминском, Лядском, Красногвардейском, Слуцком, Тосненском, а также в Порховском и самом северном Карамышевском районах, где почти все население составляли дети репрессированных крестьян (кулаков) или же бывшие осужденные. Такое же тяжелое положение было в Псковском и Островском районах, в северной части Лужского района, а также на захваченной территории Ораниенбаумского района²¹¹.

Большие трудности при организации подпольной работы возникли также в Новоржевском районе, где по вине секретаря РК ВКП(б) список агентов НКВД попал в руки немцев²¹². Руководители некоторых партизанских отрядов сообщали, что немецкая пропаганда имела успех в деревнях, где проживало преимущественно эстонское и финское население, а также лица, репрессированные в прошлом советской властью ²¹³. Например, в дер. Оровка Осьминского района отряды, состоявшие из эстонцев, выслеживали партизан, а также сочувствующих им. Маршрутная агентура НКВД и РО штаба Северного фронта 23 ноября 1941 г. сообщала, что в Кингисеппском районе и в некоторых участках Ораниенбаумского района часть населения активно помогала оккупантам путем предательства советского актива, выдачи партизан, ведения антисоветской пропаганды²¹⁴.

Кроме того, немецкая служба безопасности создала на оккупированной территории широкую сеть осведомителей практически во всех населенных пунктах. Зам. командира 3-го полка 5-й Ленинградской партизанской бригады Герой Советского Союза Д.М. Соколов вспоминал об этом в 1944 г.²¹⁵ Второй секретарь Кингисеппского РК ВКП(б) Г.И. Мосин отмечал, что в месте нахождения его группы на границе Сланцевского, Кингисеппского и Осьминского районов с осени 1942 г. работать стало очень трудно, поскольку немцы стали вербовать народ в полицию. «О всех настроениях, лицах, заходивших в деревни, доносили... Было очень трудно»²¹⁶. М.Г. Абрамов вспоминал, что «... для того, чтобы деревня была пронемецкой, достаточно было и двух вооруженных предателей»²¹⁷. Первый секретарь Ораниенбаумского РК ВКП(б) А.И. Климков отмечал, что «с самого начала войны были негативные факты ... в тех сельсоветах, где было финское население, в полосе, прилегающей к Ораниенбауму и Петергофу, были большие трудности...»²¹⁸.

Попытки организовать подполье в пригородах не увенчались успехом в связи с постоянной фильтрацией населения, проводимой противником. Не было создано партийного подполья в Пушкине, Петергофе, Кингисеппе, Любани, в п. Вырица, в Сиверской на станции в п. Мга, в пригородах Ленинграда²¹⁹.

По свидетельству сотрудника абвера Д.Карова, в первый период войны органы немецкой разведки и контрразведки на оккупированной территории Ленинградской области обнаружили, что советского аппарата спецслужб там практически не существовало. Крупные резиденты, не говоря уже о более высоком начальстве, в большинстве своем эвакуировались. Не успевшие вовремя уйти скрывались в подполье, переменили место жительства, потеряли связь со своими агентами и начальниками. Мелкая агентура частично попала в армию, частично была выдана населением при первом же появлении немцев. Некоторые были убиты людьми, пострадавшими от их доносов в НКВД, другие притаились, не желая дальше работать и рисковать жизнью. Наконец, среди советской агентуры началось «моральное шатание». Уверенные до сих пор в непобедимости СССР, они под влиянием немецких успехов на Западе и поражений советских армий на Восточном фронте перестали верить в возможность победы. Среди этих агентов почти не было идейных людей, а по роду своей работы они привыкли к предательству. Поэтому многие стали задумываться о переходе на службу к немцам. Некоторые, узнав, что их услуги будут охотно приняты и хорошо оплачены (такой слух был нарочно распространен абвером), начали являться в немецкую контрразведку. Большинство при этом утверждало, что они были настоящими идейными противниками большевизма и служили у коммунистов потому, что были насильно завербованы и принуждены к работе²²⁰.

Все же небольшая часть советской агентуры пыталась продолжать свою работу. Некоторые поступали так из чувства долга. Другие же знали, что за их прошлые дела им не будет пощады и что являться к немцам им нельзя. Полного доверия к обещаниям немецкой контрразведки гарантировать жизнь эти люди по опыту работы в НКВД не имели. «В этом смысле они были правы — обещания немецкой контрразведки носили несколько специфический характер и могли толковаться немцами после достигнутого ими результата различно». В целом же в первый период войны советская агентура занималась «накапливанием материала» и впоследствии, хорошо изучив немцев, «доставила много хлопот немецкой контрразведке»²²¹.

Истребительные отряды, о которых абвер услышал главным образом от местного населения, также никак себя не проявляли, хотя немцы их серьезно опасались.

Работа советской разведки в тот период чувствовалась только вблизи фронта. В основном это была слабо организованная военная разведка.

«Это имело печальные последствия для немецкой контрразведки, которая стала слишком самоуверенной и недооценила всех возможностей советской разведки и контрразведки впоследствии»²²².

Несмотря на названные недостатки и трудности Ленинградский ОК партии еще до оккупации юго-западных районов области направил туда 3 млн. листовок антифашистского содержания²²³. Задачами первого периода партизанской борьбы в захваченных врагом районах Ленинградской области были: 1) мобилизация имеющихся ресурсов и перестройка всей работы применительно к нелегальным условиям, 2) беспощадная борьба с трусами, дезертирами, паникерами, 3) установление связи с народом, убеждение его в том, что СССР ведет справедливую освободительную войну и обязательно победит в ней, 4) повседневная терпеливая работа со всеми слоями населения, подготовка его к борьбе против немецких захватчиков²²⁴. К моменту оккупации районов противником в них было создано 125 подпольных ячеек, насчитывавших 400 человек²²⁵. Руководивший созданием подполья секретарь Ленинградского ОК ВКП(б) Г.Х. Бумагин вспоминал, что каждому посылавшемуся в тыл врага подбиралась такая работа, на которой он мог оставаться незамеченным и вместе с тем мог бы поддерживать связь с ячейками²²⁶.

Согласно директиве Ленинградского обкома ВКП(б), партийно-советский актив и коммунисты оставались для подпольной работы в захваченных районах. К концу июля 1941 г. в них насчитывалось 639 подпольщиков. В июле—августе на нелегальное положение перешли 32 районных комитета партии²²⁷.

29 августа 1941 г. начальник Политуправления Северного фронта информировал Военный Совет о том, что из-за отсутствия средств связи партизанские отряды и местное советское население с момента начала оккупации никакой информации о ходе военных действий и положении СССР не имели. В связи с этим немцы в оккупированных районах Ленобласти «безнаказанно вели свою демагогическую пропаганду»²²⁸.

Осенью 1941 г. начальник отдела Политуправления по работе среди частей Красной Армии и партизанских отрядов в тылу противника одним из важнейших направлений деятельности своего отдела назвал ведение контрпропаганды, особенно вокруг земельного вопроса²²⁹. В политдонесении «О положении населения в районах, временно оккупированных немцами» (декабрь 1941 г.) Политуправление Ленфронта указывало на слабую работу политорганов среди населения районов, подвергшихся оккупации. Проводимая партизанскими отрядами работа также была признана совершенно недостаточной для того, чтобы «противопоставить фашистской лживой пропаганде правдивую информацию о Великой Отечественной войне»²³⁰.

О действенности немецкой пропаганды говорилось и в специальном ее обзоре, подписанном начальником Политуправления Северо-Западного фронта А.Ковалевским. В нем указывалось на то, что «фашистская пропаганда достаточна изворотлива и коварна», что «она порядочно дезориентировала немалую часть населения оккупированных районов, добилась того, что население нередко теряло перспективу»²³¹. Например, колхозник Шибунов из дер. Мамонтовщина Молвотицкого района заявил в январе 1942 г., что «многие поверили немцам о том, что Красная Армия разбита». Даже в селах, расположенных недалеко от линии фронта (Старорусский район) немцы уверяли, что они ведут бои не с регулярными частями Красной Армии, а с коммунистами и партизанами, и многие колхозники этому верили²³².

В.И. Силачев вспоминал, что первым вопросом, который ему задавали жители захваченных противником сел, был: «Взят Ленинград или нет?»²³³ Важно отметить, что немецкая пропаганда пыталась заинтересовать население пригородов во взятии вермахтом Ленинграда. Она утверждала, что все продовольствие покоренного города поступит в распоряжение голодающих жителей области, что после реконструкции и восстановления разрушенных предприятий все желающие смогут получить работу в Ленинграде и обеспеченное будущее²³⁴.

Активность немецкой пропаганды на оккупированной территории Ленинградской области в военные месяцы способствовала закреплению негативных для Ленинграда тенденций — население оккупированных районов практически не оказывало сопротивления противнику и, более того, достаточно активно с ним сотрудничало. В своем дневнике Силачев писал, что 80 процентов советских людей во время оккупации так или иначе сотрудничали с немцами²³⁵ .

В середине ноября 1941 г. немцы стали создавать полицейские отряды. «Входили в них обиженные советской властью, судимые, — вспоминал Силачев.— Немцы полицейским давали большие полномочия, поэтому народ в них шел очень охотно, прямо-таки пачками».

Отношения местного населения с партизанами складывались также очень непросто. В 1941—1942 гг. население преимущественно враждебно относилось к партизанам, а с 1943 г. начался перелом, который был связан прежде всего с успехами Красной Армии на советско-германском фронте и отчасти изменением в плохую сторону оккупационной политики. «...Тут помогла и наша агитация, — отмечал впоследствии А.Г.Григорьев. — Народ тут увидел, что немцы будут изгнаны из этих районов, а в 1941—1942 гг. они думали, что победа будет за немцами, что они там останутся навсегда. Кроме того, в 1941—1942 гг. немец население не трогал. Он начал расправляться с населением, когда развернули свою деятельность партизаны... В 1941 — 1942 гг. население нам не помогало в смысле продовольствия, приходилось самим действовать. Приходилось ходить по деревням и уже силой забирать скот, продовольствие. А в 1943 г. население уже само приносило нам добровольно. Немцы стали забирать скот у населения, тогда народ стал прятать и отдавать партизанам»²³⁶.

Из-за голода осенью 1941 г. распалась большая часть партизанских отрядов, которые были заброшены в немецкий тыл. На настроение партизан также большое влияние оказывало отсутствие информации о положении на фронтах, о судьбе Ленинграда. Все это обусловило разброд и шатания внутри самих партизан. Примечательный эпизод привел в своих воспоминаниях упоминавшийся В.И.Силачев. 25-26 октября 1941 г. в лесу близ дер. Фатьяново Новоржевского района на собрании спецотряда обсуждался вопрос о плане действий с целью подъема населения на борьбу с немцами. Председатель колхоза дер. Савино Кузнецов заявил, что «все равно после войны Сталин не будет занимать свое место», что в районе немцы не зверствуют, никого не повесили и т. д. В ответ на это Силачев пригрозил расстрелом тем военнообязанным, кто захочет выйти из отряда. Коммунисты поддержали его и пошли в отряд. Однако к числу продолжавших борьбу осенью—зимой 1941—1942 гг. относились главным образом партийный и советский актив, а также работники НКВД и разведуправления фронта²³⁷.

С целью преодоления крайне нежелательной для советского режима тенденции предпринимались попытки спровоцировать немцев на жестокие действия по отношению к гражданскому населению. Примером такой деятельности был спецотряд В.И.Силачева, который 29 октября уничтожил несколько лиц, сотрудничавших с немцами. В ответ на это 5—6 ноября были расстреляны 15 человек из числа местного населения. «Тут уже население не стало говорить, что немцы не зверствуют, не расстреливают», — с удовлетворением отмечал Силачев²³⁸ .

Помимо уничтожения пособников оккупационных органов, отряд Силачева фактически занимался устрашением населения, распространяя слухи о том, что ожидает коллаборанта. После операции по уничтожению некоего кулака Матвея, оказывавшего содействие немцам в Славковском районе, «была создана такая легенда, что Матвей был рассечен на куски и что всех ожидает это, если они будут воевать против Советской власти»²³⁹ .

Таким же образом советская разведка боролась и с антипартизанскими отрядами. Примером может служить отряд капитана Фирзанова, который был послан со специальным заданием проникнуть в антипартизанский отряд, разложить его, а жестокими и безрассудными мерами возбудить в местном населении отчаяние и ненависть к немцам и вообще ко всем, кто находится у них на службе. «Отряд и действия Фирзанова наделали очень много вреда, — отмечали в абвере. — Отношения населения ко всяким русским формированиям, связанным с немцами, несмотря на все усилия частей РОА, прибывших осенью 1943 г. в эти места (д. Борки восточнее г. Сураж), осталось до конца чрезвычайно враждебным и недоверчивым»²⁴⁰.

В конце ноября из-за голода и желания многих уйти в тыл в отряде Силачева осталась небольшая группа в составе 10 человек. В декабре 1941 г. слух о «Василии Ивановиче», который уничтожает предателей, распространился за пределы Славковского района. Однако население по-прежнему «хлебосольно», как пишет Силачев, относилось к немцам, охотно поставляя продукты — «мед, 2 тонны мяса, 180 овчин» в немецкий госпиталь ( дер. Рудино, Пушкинский район). При этом оно часто обращалось «за советом» к Силачеву, стремясь обезопасить себя от возмездия за помощь немцам²⁴¹.

С начала осени 1942 г. недовольство населения оккупированных районов политикой немцев стало возрастать. Наряду с общими причинами этого недовольства и враждебности населения к немцам существовали специфические причины, обусловленные разностью положения городского и деревенского населения. Например, в городах более развитое население быстрее увидело сущность расистской политики немцев. Публичные казни лиц, подозреваемых в сочувствии большевизму, различных заложников, поголовная ликвидация евреев и цыган — все это чрезвычайно тяжело отражалось на населении.

Д. Каров отмечал, что «немецкая оккупация в материальном отношении чувствовалась гораздо острее в городах, чем в деревнях. Во-первых, в городах, наряду с военным начальством, находилось и немецкое гражданское управление, возглавлявшееся нацистами. Все приказы и директивы нацистской партии выполнялись в городах чрезвычайно строго и неукоснительно. В деревнях же, особенно прифронтовой полосы, находившейся под управлением военных, эти приказы часто оставались «на бумаге» и по разным причинам (главным образом по соображениям безопасности войск) местными военными комендантами не исполнялись. Во-вторых, большая часть населения в городах до прихода немцев занималась умственным трудом. После же прихода немцев, лишившись своей работы, эта часть населения была вынуждена заняться трудом физическим, к которому не была приспособлена, да и сам труд по сути дела не обеспечивал возможности существования. В-третьих, немцы совершенно не заботились о снабжении городов продовольствием, топливом и т.п. Жители городов получали продовольствие по карточкам, причем размеры пайка зависели от местного самоуправления и его отношений с деревней. Во всяком случае, пайка хватало лишь на несколько дней жизни. В большинстве городов немцы снабжали электричеством, водой и т.п. только свои дома и тех жителей, в работе которых они были заинтересованы — само же населения оставалось без света и пр.»²⁴²

Больницы, приюты, школы и т. п. учреждения почти не получали никакой поддержки и снабжались местным самоуправлением, которое тоже не имело никаких ресурсов.

В результате всего этого с первых же месяцев оккупации в городах развились в невероятных размерах спекуляция и черный рынок. В ней принимали участие. несмотря на жестокие меры, и сами немцы. Например, в Нарве зимой 1942 г. были публично казнены 5 интендантов и 2 медсестры (все немцы!), продававшие местному населению медикаменты и продовольствие. Кроме того, в городах, помимо других причин, партизаны и советская агентура находили себе поддержку и потому, что они ничего не отбирали и никого не мобилизовывали, как это было в деревнях.

С конца 1941 г. советские спецслужбы наладили свою работу в оккупированных областях. Это было связано с существенными изменениями в настроениях разных категорий советского населения. Во-первых, под влиянием поражения немцев под Москвой, внезапного захвата Тихвина, а также из-за нацистской политики на Востоке в целом период «морального шатания» советской агентуры закончился. Настроение стало просоветским. Во-вторых, агенты, которые рассчитывали на скорое падение сталинского режима, пришли к выводу, что если немцам и удастся добиться победы, то это произойдет не скоро. Более того, победа не обязательно будет связана с падением Сталина — возможен и какой-то сговор между фашистами и большевиками. В-третьих, вследствие немецкой политики на Востоке у многих бывших советских граждан развилось чувство русского патриотизма, особенно в городах. Этому, конечно, способствовала и советская пропаганда, и некоторые действия советского правительства (введение погон в армии, большая свобода религии и т. п.). В-четвертых, у многих крестьян и частично горожан появилась надежда, что после победы над немцами Сталин изменит политику и смягчит режим. Крестьяне, например, верили, что колхозы после войны будут уничтожены. Советская агентура и пропаганда распространяла такие слухи. Они, между прочим, ходили и в советской армии. Известен случай, когда в июле 1943 г. около местечка Пустогород (Украина) были разбросаны листовки, в которых говорилось о том, что после войны Сталин распустит колхозы и восстановит частные хозяйства. «На северном фронте советские пленные показывали, что колхозы будут обязательно уничтожены после войны, но теперь это сделать, конечно, нельзя, и надо подождать. Между прочим, в качестве аргумента, что сталинский режим смягчится, приводили и следующее соображение — «американцы не позволят больше мучить народ как прежде». В-пятых, советская агентура и просоветски настроенная часть населения начали замечать и слабые стороны немецкой военной машины, казавшейся такой безупречной в начале войны, а главное — все более усиливавшееся разложение немецкой администрации на местах.

Наконец, решающую роль в росте партизанских настроений и работе советской агентуры сыграл приказ министра Заукеля о наборе и насильственной отправке жителей из оккупированных областей СССР на работы в Германию. Большинство из подлежавших отправке предпочитало скрываться в лесах, где оно автоматически попадало к партизанам и увеличивало их ряды, не говоря о том, что партизаны получали все время свежую информацию и новые связи через родственников и друзей этих лиц²⁴³.

Полагая, что РОА и иные антисоветские формирования на оккупированной территории Ленинградской области представляют большую опасность, летом 1943 г. УНКГБ ЛО создало в тылу противника специальную базу, в состав которой в разное время входило от 100 до 150 человек — «подготовленных разведчиков, вербовщиков и диверсантов», перед которыми были поставлены задачи:

1. Вербовка агентуры для внедрения в антисоветские националистические организации и разведывательные органы противника.

2. Вербовка агентуры для засылки на территорию Прибалтики и Германии и внедрения ее в антисоветские формирования.

3. Организация крупных диверсионных актов.

4. Организация и проведение специальных мероприятий в отношении представителей немецкого командования и руководителей антисоветских формирований в тылу²⁴⁴.

Несмотря на то, что УНКГБ ЛО не удалось ликвидировать Власова, которого в оперативных документах называли «Вороном», подразделения своими решительными действиями по устранению пособников оккупантов подтолкнули колеблющихся сделать выбор в пользу перехватившего инициативу советского режима и обеспечили разложение большинства антисоветских формирований на территории области.

Что же касается партизанского движения в Ленинградской области, то оно по-прежнему испытывало значительные трудности, связанные как с настроениями населения, так и отсутствием помощи со стороны командования авиации, не выделявшего «минимального количества самолетов» для снабжения партизан. Проблема усугублялась из-за невнимания к этим вопросам Центрального Штаба партизанского движения. Его роль в помощи ЛШПД была определена секретарем Ленинградского ОК ВКП(б) М. Никитиным в письме Сталину как «эпизодичная и мизерная»²⁴⁵.

Резюмируя идеологическую деятельность Германии на территории оккупированного Севера-Запада, отметим следующие результаты. Немецкая пропаганда оказала определенное влияние на население: одни согласились сотрудничать с новыми властями, другие завербовались для работы в Германии, третьи стали пассивной социальной категорией — подвергались обработке, выполняли распоряжения, директивы и т. д. Но, несмотря на продуманную систему и значительную работу в организации пропаганды, в целом идеологическая акция немцев потерпела неудачу. Кроме объективного преимущества в защите отечества, постепенно набиравшего силу партизанского движения в Ленинградской области, а также деятельности подпольщиков и советской пропаганды сыграли свою (относительную) роль и просчеты германского командования и их идеологических кадров. Немцы обрушили на сельское население огромную дозу идеологического материала: о марксизме, о Ленине, Сталине, мировой революции и т. д. В силу общеобразовательного и политического уровня значительная часть этой «инъекции» не была воспринята населением. По мере осуществления оккупационного режима реальные факты грабежа и насилия, нанесения экономического ущерба (вывозились в Германию не только зерно, скот и т. д., но даже целебные грязи Старой Руссы), тяжелой жизни в самой Германии опровергали немецкую пропаганду.

Как отмечалось, уже осенью—зимой 1941—1942 гг. наметились новые тенденции в настроениях населения оккупированных территорий, которые в перспективе привели к росту партизанского движения. Во-первых, обнаружилось общее разочарование немецкой политикой, особенно проводимой немцами экспроприацией продовольствия и собственности, грубым отношением к местному населению, основанным на нацистских представлениях о превосходстве немецкой расы, а также варварским отношением к военнопленным. Население вскоре осознало, что его надежды не оправдались и его положение будет только ухудшаться.

Это, однако, не привело к автоматическому росту просоветских настроений — память о коллективизации и массовых репрессиях была еще свежа. Во-вторых, вскоре обнаружилась неспособность немецкой власти защитить население от деятельности специальных отрядов НКВД и военных, направлявшихся в немецкий тыл. Не сумев завоевать доверия населения и поддержку с его стороны, они, тем не менее, сеяли страх и ощущение опасности, особенно среди тех, кто сотрудничал с оккупантами.

Таким образом, население смогло убедиться в том, что оккупационная власть не так уж сильна, что советское присутствие, пусть и фрагментарное, сохраняется даже в гдубоком немецком тылу. Подобные настроения укрепились в декабре—январе 1942 г., когда вермахту не только не удалось взять Москву, но и пришлось отступить. Успехи под Москвой, а также продолжавшаяся защита Ленинграда показывали, что Красной Армии удалось оправиться от неудач и судьба войны еще не решена. Голод и лишения зимой 1941—1942 гг. в прифронтовой полосе и во многих селах Ленинградской области произвели огромное воздействие на настроения населения, которое во все большей степени разочаровывалось в немцах. Все это привело к тому, что весной 1942 г. стали появляться собственно партизанские отряды из числа местного населения.

¹В годы суровых испытаний: Ленинградская партийная организация в Великой Отечественной войне. Л.: Лениздат, 1985. С.304.

²ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп. 1. Д.5. Л.40—41.

³Там же. Л.71.

⁴Там же. Л.129—131.

⁵Там же. Л.155.

⁶Там же. Л.203.

⁷Там же. Л.179.

⁸Там же. Л.208.

⁹Там же. Л.214.

¹⁰Там же. Л.225.

¹¹Wehrmachtsverbrechen: Dokumente aus sowijetischen Archiven/Zsgest. von G.F.Sastawenko. Eingel. von Gert Meyer. Mit einem Vorw. Von Lew Besymensky. — Koln: PapyRossa-Verlag, 1997.

¹²Dallin, Alexander. Deutsche Herrschaft in Russland 1941—1945. Eine Studie uber Besatzungspolitik. Duesseldorf, 1958.

¹³ЦГИА СПб. Ф. 3355. Оп.2. Д.7 (Письма в редакцию газеты «Северное слово»).

¹⁴Сейчас трудно представить себе, что значили для людей несколько километров вглубь от линии фронта. Читая дневник, ясно представляешь себе ужасы немецкой оккупации, которые довелось пережить тем, кто остался в Пушкине. Не нашедшие работу у немцев просто умирали с голода. Продовольственное положением немногим отличалось от того, что было в блокадном Ленинграде. Большинство населения погибло в первую военную зиму. Павловск, Гатчина и тем более Тосно казались автору дневника настоящим тылом, хотя, как известно, эти города находились всего в десятках километров от линии фронта. Дневник написан с антисоветских позиций, но тем не менее заслуживает внимания, поскольку в нем приведены многочисленные подробности того, как жили люди в условиях оккупации, о чем они думали, как относились к немцам, как видели свое будущее. Десятки известных людей упомянуты Л. Осиповой — философ Иванов-Разумник, писатель-фантаст Беляев, художник Клевер, профессор Чернов и др. По нашему мнению, этот дневник является ценнейшим источником для исследования настроений населения, проживавшего в прифронтовой полосе.

¹⁵Mulligan T. The Politics of Illusion and Empire. German Occupation Policy in the Soviet Union, 1942—1943. Praeger, New York, 1988. P.123.

¹⁶Karov D. Русская полиция в оккупированных немцами областях.Л.49-51.

¹⁷В Ноте НКИД от 27 апреля 1942 г. советское правительство заявило, что оно будет применять Гаагские конвенции на началах взаимности.

¹⁸Герхарт Хасс (Gerhart Hass). Неопубликованное выступление «О немецкой политике в областях перед Ленинградом 1941—1944 гг.» на  Международной конференции «Проблемы истории блокады и битвы за  Ленинград — правда истории», Санкт-Петербург, 18—19 января 1994 г. С.10.

¹⁹См.: «Совершенно секретно! Только для командования!» Документы и материалы. Составитель В.И. Дашичев. М., 1967. С.199—200.

²⁰Преступные цели — преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941—1944). Москва, 1963. С. 49—50.

²¹ См. приказ Гитлера об обеспечении безопасности в оккупированных районах СССР от 17 июля 1941 г. — Wehrmachtsverbrechen. S.59.

²²Hesse E. Der Sowjetische Partisanenkrieg. 1941—1944 im Spiegel deutscher Kampanweisungen und Befehle. Goettingen, 1969. S.98—99.

²³Агентов для работы в СССР набирали среди старых эмигрантов и их сыновей, проживавших главным образом в сопредельных с СССР странах. Очень много агентов-эмигрантов было набрано в Чехии, «где имелось большое количество студентов и молодых людей, не испортивших свой русский язык пребыванием в эмиграции». Они общались главным образом между собой, тогда как, например, эмигранты, жившие в Югославии, так привыкли к тамошним обычаям и языку, что резко отличались от всех остальных эмигрантов. Большое число агентов дали балтийцы, многие из которых в совершенстве владели русским языком, и некоторое число — немцы, жившие в свое время в России. Все эти категории оказались совершенно непригодными для работы, так как не знали условий жизни в СССР и этим обращали на себя внимание. Например, посланные уже во время войны в сентябре 1941 г. в окрестности г.Луга трое русских эмигрантов в качестве агентов были обнаружены и ликвидированы советской контрразведкой по причине того, что, пойдя в баню, они забыли снять свои нательные золотые кресты. По аналогичным причинам из 11 агентов, направленных в начале сентября 1941 г. в район Нарвы, в течение месяца погибло 8 человек. Наиболее ценный «людской материал» для немецкой разведки представляли советские военнопленные. «Многие из них сдавались в плен только с целью принять участие в вооруженной борьбе с большевистской властью...»

²⁴Columbia University. ВАR.Box 20. Karov, D., «Nemetskaia kontrrazvedka v okkupirovannyk oblastiakh SSSR v voinu 1941—45 gg». P.9.

²⁵Хасс Г. О немецкой политике в областях перед Ленинградом. С.6.

²⁶В фондах СД бывшего Особого архива есть, например, «дело» немецкого генерала Тидемана, пострадавшего за «мягкость» в отношении местного населения.

²⁷Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Alexander Dallin Collection. Box 8—6. P.III—VI.

²⁸См. Приложение (СД и НКВД).

²⁹Schulte Theo J. The German Army and Nazi Policies in Occupied Russia. Berg Publishers, Oxford, 1989. P.88.

³⁰Mulligan T. The Politics of Illusion and Empire. German Occupation Policy in the Soviet Union, 1942—1943. P.125, 132.

³¹Ibid. P.125.

³²Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н.15. Д.3 (Спецсобщения об агентурно-оперативной работе на территории, освобожденной от немецких захватчиков и об установленных зверствах в период временной оккупации Ленинградской области). Л.91.

³³Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н.15. Д.8. Л.89—91.

³⁴Там же. Д.3. Л.6.

³⁵Там же. Д.8. Л.60.

³⁶Разделы о деятельности немецкой контрразведки и полиции написаны в основном на основе неопубликованных рукописей сотрудника абвера Д.Карова, находящихся на хранении в Бахметьевском архиве Колумбийского университета. Единственная опубликованная работа Д. Карова «Партизанское движение в СССР в 1941 — 1945 гг.» вышла в свет в Мюнхене под эгидой Института по изучению истории и культуры СССР в 1954 г. и не затрагивает вопросов военно-политического контроля в тылу группы армий «Север».

³⁷ Hesse E. Der Sowjetische Partisanenkrieg. S.34

³⁸ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5 Л.23.

³⁹Columbia University. ВАR.Box 20. Karov, D., «Nemetskaia kontrrazvedka v okkupirovannyk oblastiakh SSSR v voinu 1941—45 gg». P.13.

⁴⁰О положении советских военнопленных осенью 1941 г. в лагере в Красногвардейске УНКВД информировало членов Военного Совета Ленфронта на основании показаний своего агента, вернувшегося из лагеря. — См. Приложение об оккупированной территории, документ № 1.

⁴¹ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5 Л.70.

⁴²См. параграф о пропагандистской деятельности на оккупированной территории.

⁴³По мнению же органов НКВД, проводивших расследование деятельности «Православной миссии в освобожденных районах России», практически вся религиозная жизнь на оккупированной территории поддерживалась немецкими спецслужбами. — Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н.47.Д.5. Л.269—272об.

⁴⁴В октябре 1944 г. весь состав «Миссии» был арестован органами НКГБ. В числе арестованных были:

Начальник «Православной миссии в освобожденных районах» Зайц Кирилл Иванович; Помощник начальника «Православной миссии» Шенрок Николай Степанович, ур.г. Ленинграда, русский, гражданин СССР, из дворян, служитель религиозного культа.

Секретарь Управления «Православной миссии» Жунда Николай Иосифович, 1913 г.р., ур. Латвийской ССР, русский, гражданин СССР, служитель религиозного культа.

Член «Православной миссии» Перминов Андрей Яковлевич, 1918 г.р., ур. г. Двинска, русский, гражданин СССР.

Амосов Иван Васильевич, 1886 г.р., ур. Ленобласти, русский, гражданин СССР, в 1917 г. проживая в Петрограде, примыкал к эсерам, в 1919 г. вступил в РКП(б), оформив мошенническим путем партийный стаж с 1910 г. После 1919 г. работал на партийной и советской работе в Москве и Ленинграде, в частности в 1926 г. являлся пом. Ленинградского губернского прокурора, в 1927 г. пом. зав. агитотдела Московского горкома ВКП(б), в 1936 г. пом. нач. политотдела Ленинградской милиции. В 1936 г. был разоблачен как аферист, исключен из ВКП(б), арестован и осужден на 5 лет лишения свободы за мошенничество — незаконное получение в 1922 г. ордена Красного Знамени и присвоение партийного стажа с 1910 г. Священник и благочинный Ушаковского округа. Всего по делу членов «Православной миссии» и подчиненного ей духовенства было арестовано 34 человека. — Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н. 47. Д.5. Л.269— 270.

⁴⁵Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н. 47. Д.5. Лл.269-272об.

⁴⁶Karov D. «Nemetskaia kontrrazvedka v okkupirovannyk oblastiakh SSSR v voinu 1941—45 gg». Р.18.

⁴⁷Ibid.

⁴⁸Karov D. Русская полиция в оккупированных немцами областях. Л.46.

⁴⁹Karov D. «Nemetskaia kontrrazvedka v okkupirovannyk oblastiakh SSSR v voinu 1941-45 gg».. P.20.

⁵⁰ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.27—32.

⁵¹Ibid. Р.20—21. См также Приложение (фрагменты дневника Лидии Осиповой).

⁵²Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н.15. Д.8. Л.75.

⁵³Там же. Л.76—77, 81—83.

⁵⁴Там же. Л.79.

⁵⁵Там же. Л.85.

⁵⁶Там же. Л.88.

⁵⁷Там же. Л.61.

⁵⁸Там же.

⁵⁹ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.65—66.

⁶⁰Там же. Л.82.

⁶¹Там же. Л.56.

⁶²Там же. Л.115, 132.

⁶³Там же. Л.194—195.

⁶⁴См. Приложение — Выдержки из дневника Лидии Осиповой о ее жизни в Пушкине, Павловске, Тосно и Гатчине в 1941-43 гг. — Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Collection «Lydia Osipova».

⁶⁵Karov, D. «Nemetskaia kontrrazvedka v okkupirovannyk oblastiakh SSSR v voinu 1941—45 gg». Р.23—24.

⁶⁶Например, доверенными лицами СД были: в Сиверской —  бургомистр района и работник гражданской полиции; в Вырице -начальник гражданской полиции; в Куровицах — учитель; в Лизино — С. (доброволец); в Рыбицах — работница бюро по распределению работ в Сиверской; в Машино — бургомистр, бывший перебежчик; в Турово — З., отец которой был убит партизанами; в Н. Деревне — бургомистр; в Авости — бургомистр; в Рублево — В. Кроме того, среди осведомителей СД были: бывший репрессированный латыш, бывшая сотрудница паспортного стола НКВД Вырицы, бывшая учительница, сын бывшего предпринимателя и др.— ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.64, 89, 138—138об.

⁶⁷Karov, D. «Nemetskaia kontrrazvedka v okkupirovannyk oblastiakh SSSR v voinu 1941—45 gg». Р.27.

⁶⁸Ibid. Р.28.

⁶⁹ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.25—25об.

⁷⁰Karov D. P.41.

⁷¹Ibid. P.42—43.

⁷²ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.105.

⁷³Karov D. P.42—43.

⁷⁴ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.78.

⁷⁵Д.Каров в качестве примера завербованного бывшего  политработника назвал некоего Тулинова, известного в абвере как Шмеллинг из-за внешнего сходства с известным немецким боксером. До войны Тулинов был комиссаром небольшого военного корабля на Дальнем Востоке и являлся убежденным коммунистом. Расстрел Тухачевского, Блюхера и тысяч других командиров и политработников произвел на Тулинова огромное впечатление. Он начал вести дневник для того, чтобы «привести свои мысли в порядок». Случайно, в пьяном виде, он проговорился об этом своему товарищу — тоже политработнику военно-морского флота. Последний донес об этом, и Тулинов был арестован. Дневник не нашли, но допросы были долгие и строгие. После нескольких месяцев пребывания в тюрьме Тулинов был направлен простым матросом на Балтийский флот, попал на войну в составе наземного отряда и перешел на сторону немцев. В конце сентября 1941 г. в лагере в Волосово он был завербован абвером 18-й армии. Тулинов рассказывал, что хотя он и был политработником и многое знал о тюрьмах и методах работы НКВД, но то, что он пережил лично, попав в тюрьму, убедило его окончательно в порочности режима Сталина и в том, что он приносит только несчастья народам СССР.

⁷⁶Karov D. P.44—45.

⁷⁷Ibid.

⁷⁸Ibid. P.46.

⁷⁹Ibid. P.51.

⁸⁰Существовало три вида ФАТов: ФАТ — 1 занимались только разведкой за линией фронта, ФАТ — 2 ведали саботажем, диверсией и убийствами в тылу противника, ФАТ — 3 занимались контрразведывательной работой на оккупированной территории. Территория ФАТ — 3 ограничивалась территорией армии, которой они были приданы, т.е.от ее переднего края и до тыловой границы. За линией тыла армии все функции ФАТ — 3 исполнялись СД. Эти органы интересовались главным образом политическими и расовыми проблемами работы среди населения. В таких районах партизаны и советская разведка чувствовали себя свободней, чем на территории ФАТ — 3.

⁸¹О структуре и деятельности абвера на Восточном фронте см.: Гелен Р. Война разведок. Тайные операции спецслужб Германии 1942—1971. М.: Центрполиграф, 1999. С. 55—64. Подразделения «СМЕРШ», возникшие в апреле 1943 г., во многом копировали систему и методы работы ФАТов.

Наиболее существенная разница между отделами СМЕРШ и ФАТами состояла в следующем: 1) отделы СМЕРШ были значительно многочисленнее; 2) отделы СМЕРШ не делились как ФАТы на разведку и контрразведку, а занимались одновременно и тем и другим, занимаясь также проведением диверсий и саботажа в тылу противника; 3) отделы СМЕРШа уделяли очень много внимания чисто политическим вопросам, т. е. освещению морального состояния советской армии, дезертирству, измене и т. п.

⁸²Karov D. P.80.

⁸³ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л. 101.

⁸⁴Ibid. P.81—82.

⁸⁵Karov D. P.11.

⁸⁶Columbia University. Bakhmetiev Archive (BAR). Collection Research Program — USSR. Box.20. Karov D. Русская полиция в оккупированных немцами областях. Л.17.

⁸⁷Там же. Л.19.

⁸⁸Там же. Л.19—23.

⁸⁹ЦГИА СПб. Ф. 9789. Оп.1. Д.1. Л.243—243об.

⁹⁰Там же. Л.244.

⁹¹Karov D. Русская полиция в оккупированных немцами областях. Л.27.

⁹²Там же. Л.31—33.

⁹³Karov D. Русская полиция в оккупированных немцами областях. Л. 38.

⁹⁴Там же.

⁹⁵ЦГИА СПб. Ф.3355. Оп.4. Д.227. л.1—41об.

⁹⁶Там же. Л.51.

⁹⁷Там же. Л.80.

⁹⁸Karov D. Русская полиция в оккупированных немцами областях. Л.82—83.

⁹⁹Нахождение всех ценностей и продуктов, которые местное население успело награбить в советских складах, частных квартирах и других учреждениях в период отступления Красной Армии; нахождение у населения золота, серебра и др. ценностей; наблюдение за обычной полицией, антипартизанскими отрядами и всеми, находившимися на службе у немцев; проверка женщин, за которыми ухаживали немцы; наблюдение за чинами вермахта, имевшими знакомства с местным населением (с лета 1943 г.); составление сводок об общем положении в данном населенном пункте (в том числе о продовольственном и политическом); составление сводок о разговорах в общественных местах; сопровождение карательных отрядов на места и выявление «подозрительных» с точки зрения СД элементов; проведение допросов и следствия по всем вышеуказанным делам; проверка лиц, выбранных населением на какую-либо должность или назначенных военными органами; оказание помощи немецкой тайной полевой полиции и полевой жандармерии при розыске немецких дезертиров, а также выявление евреев и цыган.

¹⁰⁰Karov D. Русская полиция в оккупированных немцами областях.Л.105.

¹⁰¹Там же.Л.106.

¹⁰²ЦГАИПД СПб. Ф.408. Оп.3. Д.6. Л.5—6

¹⁰³Там же. См. справку УНКГБ ЛО о деятельности немецкой разведки на оккупированной территории Ленинградской области от 13 января 1945 г. — Архив УФСБ ЛО. Ф.21/12. Оп.2. П.н.57. Д.5. Л.6—11

¹⁰⁴За Родину (г. Дно). 1942. 5 ноября.

¹⁰⁵Там же. 28 февраля.

¹⁰⁶Документ воспроизведен без изменений. — ЦГИА СПб. Ф.3355. Оп.4. Д.250.Л.3.

¹⁰⁷ЦАМО.Ф.217. Оп.1217. Д.32. Л.487; ф.32. Оп.11306. Д.61.Л.91.

¹⁰⁸Там же. Ф. 217. Оп. 1217. Д.32. Л.40.

¹⁰⁹Там же. Д.45. Л.159.

¹¹⁰Там же. Ф.32. Оп.11302. Д.61. Л.91.

¹¹¹Там же. Оп.11306. Д.31. Л.231.

¹¹²Там же. Ф.217. Оп. 1217. Д.45. Л.152.

¹¹³Там же. Ф. 32. Оп. 11306. Д.31. Л.231.

¹¹⁴Там же. Л.232.

¹¹⁵За Родину (г.Дно). 1943. 26 октября.

¹¹⁶Там же. 1942. 16 июня.

¹¹⁷«Земельный закон» от 15 февраля 1942 г. предусматривал переход к единоличному хуторскому хозяйству через ряд промежуточных этапов: общинное хозяйство и земледельческое товарищество. С целью достижения пропагандистского успеха в Ленинградской области подчеркивалось, что там «в виде исключения переходных стадий не будет». — За Родину (г. Дно). 1942. 7 и 8 марта.

¹¹⁸ЦАМО. Ф.217. Оп.1217. Д.131. Л.21.

¹¹⁹Hesse E. Der Sowjetische Perrisanenkrieg. S.99.

¹²⁰Петров Ю.П. Партизанское движение в Ленинградской области. Л.: Лениздат. 1973. С.218.

¹²¹Wedel H. Die Propagandatruppen der deutschen Wehrmacht. Neckargemuend, 1962. S.55.

¹²²ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.142.

¹²³Там же. Л.156.

¹²⁴Там же. Л.157, 216, 225.

¹²⁵См. Приложение к главе 5.

¹²⁶За Родину (г. Дно). 1942. 24 апреля; 1943: 7 февраля, 19 июня, 13 августа, 5 сентября

¹²⁷Там же.

¹²⁸РЦХИДНИ. Ф.69. Оп.1. Д.1105. Л.40.

¹²⁹Там же. Л.42.

¹³⁰Там же. Ф.69. Оп.1. Д.1105. Л.48; СД иначе оценивала ситуацию, полагая, что осенью 1942 г. большинство населения было против возвращения Красной Аармии. — ЦГА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.235.

¹³¹ЦГИА СПб. Ф.9788с. Оп.1. Д.5. Л.154.

¹³²Там же. Л.235.

¹³³За Родину (г.Дно). 1943. 23 июля.

¹³⁴Там же. 2 апреля.

¹³⁵Там же. 16 и 29 марта, 19 мая, 11 июня.

¹³⁶Там же. 11 июня.

¹³⁷Подразделения РОА поротно и побатальонно дислоцировались во всех тыловых гарнизонах: в Порхове, Дно, Дедовичах, Выборе, Пушкинских Горах, Острове, Пожеревицах, Сорокино, Полозово, Веске. — РЦХИДНИ. Ф.69.Оп.1. Д.991. Л.105.

¹³⁸В «Порховском комитете» были сектора по организации призыва в РОА, по работе среди населения, молодежи, военнопленных, сектор пропаганды. — За Родину (г. Дно). 1943. 10 апреля.

¹³⁹ЦГИА СПб. Ф.3355. Оп.2. Д.9. Л.1.

¹⁴⁰Например, за апрель 1943 г. отдел пропаганды Остланд перевел отделению пропаганды Гатчины более 370 немецких марок для выплаты русским сотрудникам газет «Северное слово» и «Правда». Наиболее активные авторы А.Плюшков и Д.Уральский получили соответственно 97,25 и 65 марок. — ЦГИА СПб. Ф.3355.Оп.2. Д.1. Л.277.