Остзейская партия?

Остзейская партия?

Жертва политики Петра I, пытавшегося породниться со всеми монархами Европы, Анна, нелюбимая племянница Петра, в 1710 году была выдана замуж за герцога Курляндского, Фридриха-Вильгельма.

По-немецки Балтийское море называется Ostsehe – в буквальном переводе «восточное озеро». Отсюда и название – Ostsehegebiet – «остзейский край», который населяли «остзейские немцы», то есть немцы, переселившиеся на территорию Ливонского и Тевтонского орденов в XIII–XVI веках.

Курляндия в то время была своего рода «дворянской республикой», вроде Речи Посполитой. Но в Польше хоть считалось неприличным для шляхтича не получить хоть какого-то образования. Немецкие же бароны из Прибалтики славились разве что прожорливостью, тупостью и пьянством, мало подчинялись своим герцогам, денег для них жалели, а в плане культуры мало отличались от «крепких земель» латышских крестьян, на шее у которых сидели и которых мордовали как хотели.

Кровь диких баронов, огнем и мечом захватывавших и деливших земли Прибалтики, текла в герцоге Фридрихе-Вильгельме. Но то ли сказалась разгульная жизнь предков, то ли по неизвестной причине именно этот герцог Фридрих-Вильгельм получился хилый и тщедушный…

Петр I выбрал в мужья Анны жалкого потомка свирепых остзейских баронов с откровенным желанием наложить лапу на Курляндское герцогство. Свадьба состоялась 31 октября 1710 года, и Анна овдовела почти сразу; молодые супруги только выехали из Петербурга в Митаву, как герцог Фридрих-Вильгельм умер 10 января на мызе Дудергоф. Есть версия, что он не выдержал пьянки в компании Петра.

Вернуться Анне не позволяли, а в Митаве она бедствовала, чуть ли не недоедала. Эрнст же Бирон… Что он был при ее дворе в Митаве с 1718 года – это точно. Тогда ему было 28 лет, захудалой герцогине Анне Курляндской – 25. По одним данным, тогда-то у них и начался бурный, но долгое время скрывавшийся от всех роман. По другим сведениям, в 1718 году любовником… простите фаворитом Анны был русский посланник Бестужев-Рюмин; а Бирона в фавориты, говоря менее изысканно, в любовники Анна взяла много позже, только в 1727 году. Какая версия более правдива, я не знаю.

Во всяком случае, в 1730 году Эрнст Бирон, не успев въехать в Россию, тут же стал действительным тайным советником, генерал-аншефом, кавалером высшего в Российской империи ордена Святого Андрея Первозванного, главой личного Кабинета императрицы, а в 1737 году и герцогом Курляндии.

Классикой стали слова австрийского посланника барона Остена: «Когда граф Бирон говорит о лошадях, он говорит как человек; когда же он говорит о людях или с людьми, он говорит как лошадь». Это высказывание очень быстро переиначили в поговорку: «С лошадьми он человек, а с людьми – лошадь».

Что страстный лошадник Эрнст Бирон даже самые важные вопросы решал в манеже – это факт. Что самый лучший способ понравиться ему было хорошо разбираться в лошадях и придя в манеж, поговорить о них, помочь Бирону в выездке, в дрессировке лошадок, а еще лучше – подарить ему хорошую лошадь, – это тоже факт.

Бирон был невоспитан, груб, необразован, примитивен? Несомненно! Его портреты, даже портреты придворных живописцев, показывают грубое, надменное лицо, наглое и неинтеллигентное, высокомерное и пошлое.

Но можно подумать, Анна Ивановна была утонченной, прекрасно образованной женщиной! С портретов Анны Ивановны смотрит женщина ничуть не более умная или культурная, чем Эрнст Бирон. Те же тяжеловесные, несколько туповатые черты лица, то же глупо-надменное выражение, и даже нижняя губа оттопырена так же идиотически высокомерно.

А поступил Бирон весьма благородно… То ли три года, то ли даже 12 лет Бирон очень сильно помогал вдовой герцогине Курляндской, в числе прочего помогал и деньгами, и советами, и своим влиянием на остзейских баронов. Попросту говоря, Бирон несколько лет по-мужски опекал Анну, герцогиню Курляндскую, унизительно зависящую от подачек из Петербурга.

Понимал ли он, предвидел ли, что его любовница, бедная герцогинька, сделается сказочно богатой императрицей Российской империи? Что она осыпет его неслыханными в Митаве богатствами? В любом случае отношение Бирона к Анне проверено и временем, и полным бескорыстием первых лет общения… Причем бескорыстием с его собственной стороны, а вовсе не со стороны Анны, как раз много получавшей.

Уже в мае 1730 года иностранцы писали, что всем в Российской империи заправляют немцы, а русских это страшно раздражает и даже пугает.

В дальнейшем эта вражда к иноземцам, особенно к немцам, на протяжении режима Анны Ивановны будет только возрастать. Мол, это они во всем виноваты!

Такова же и оценка историков – в равной мере историков XIX века и современных.

«Самый приближенный человек, фаворит, был иностранец низкого происхождения. Анна и Бирон понимали очень хорошо, что русские люди, в первую очередь русская знать, не могли сносить этого спокойно… естественно, оскорбители питали неприязнь к оскорбленным»[78].

Но, во-первых, Кабинетом Анны Ивановны руководили три министра – первоначально это были Головкин, Черкасов и Остерман. Подписи этих трех министров официально приравнивались к царской, и получается – этим трем было достаточно договориться, чтобы стать своего рода коллективным царем. Только один немец из трех, и не балтийский.

А во главе самого зловещего учреждения Анны Ивановны, Канцелярии тайных розыскных дел, встал старый, заслуженный палач еще Петровских времен – Андрей Иванович Ушаков. Как будто тоже никак не немец.

Именно руками Ушакова Анна Ивановна обрушила на русское дворянство мощный кулак репрессий. Называют разные цифры угодивших в это «приятное» учреждение: от 10 до 20 тысяч человек. Вторая цифра, пожалуй, даже более точна, хотя тоже примерна. Полной же цифры мы не узнаем никогда, потому что многие дела совершенно сознательно сжигались, чтобы никто и никогда не узнал, кто и за что казнен или сослан.

Но вот в чем совершенно уверены практически все историки, что не меньше половины этих 20 тысяч, а может быть, и 60–70 % составляло русское дворянство. И получается, что за 10 лет правления Анны Ивановны на коренное русское дворянство пришелся чудовищной силы удар. Из сословия, общая численность взрослых членов которого была чуть больше 100 тысяч человек, то ли 10 тысяч, то ли даже 15 тысяч было казнено, сослано, подверглось пыткам, сечено кнутом. Зловещая деталь – в этот период появились женщины-палачи – казнили и пытали дворян целыми семьями. До 5 тысяч людей было сослано так, что потом нельзя было сыскать никакого следа, куда они сосланы: нигде не было сделано записей, а ссыльным переменяли имена, чтобы потом нельзя было их найти. Многие, конечно, потом и нашлись, но бывало и так, что целые семьи пропадали без вести, и до сих пор мы не знаем, какова судьба этих людей.

Парадокс дворянства: самое привилегированное и самое бесправное сословие. Это сословие оказалось в 1730 году между молотом и наковальней…

Оно не поддержало попытки высших сановников ввести конституцию: ведь сама та конституция была составлена исключительно в интересах верхушки, а никак не большинства дворян[79]. Ну и осталось наедине с не ограниченным ничем самодержавием, без всяких гарантий безопасности…

Анну и пригласили на престол, как не законную императрицу, обошли дочь Петра Елизавету, его внука: Анна никуда не денется, будет слушаться! Теперь для полузаконной Анны намного удобнее опираться на временщиков, чем на людей, имеющих какие-то политические убеждения и какие-то права.

В ее политике четко прослеживается страх перед русским дворянством. Но вот никакого утеснения русским дворянам по службе в годы «бироновщины» не было! В 1729 году, до воцарения Анны, в армии был 71 генерал, из которых иноземцев – 41 человек (58 % наличного состава). В 1738 году генералов было 61 человек, из них иностранцев – 31 человек (52 %).

Именно при Анне, в годы «бироновщины», русские и иностранные офицеры были уравнены в правах. Еще Петр ввел правило, по которому иноземец, нанимаясь в русскую армию, получал двойное жалованье. Теперь и русским офицерам жалованье было повышено ВДВОЕ, и они стали получать столько же, сколько и иностранцы. Инициатором этой важнейшей меры был немец Бурхгард Миних – один из тех, кого принято считать столпами «бироновщины».

Тот же самый Миних в 1732 году запретил нанимать новых иноземных офицеров, пока не будут устроены все офицеры из распущенной армейской группировки в Персии.

Вообще часть иноземцев, объявленных столпами «немецкой партии», хотя бы Остерман и Миних, были очень талантливы. Они к тому времени так обрусели, что уже и не воспринимались как иностранцы. Но «нельзя было помириться с теми условиями, которые их подняли и упрочили их положение: перед ними стоял фаворит обер-камергер граф Бирон, служивший связью между иностранцами и верховной властью. Бирон и Левенвольды, по личным своим средствам вовсе не достойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны»[80].

«Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении», – красочно повествует В.О. Ключевский[81].

Но тут необходимы уточнения…

Во-первых, эти «хлынувшие» из Прибалтики нисколько не напоминали кукуйских немцев. На Кукуй ехали не одни этнические немцы, а лютеране и протестанты других конфессий со всей Европы. Кукуй был сообществом специалистов и предпринимателей, людей активных и смелых.

Теперь же ехали именно немцы, причем из самых диких, самых отсталых княжеств германского мира. К востоку от Кенигсберга кончалась цивилизованная Германия. Земли, завоеванные немцами от Рижского залива до устья Невы, оставались захолустьем германского мира – в еще большей степени, чем австрийские земли по Дунаю.

Через Кукуй в Московию приходило передовое европейское влияние. Через придворных временщиков, холуев и шутов Анны Ивановны в Российскую империю хлынуло дикое феодальное захолустье, задворки Европы, нисколько не более культурные, нежели сама Российская империя.

Не случайно же нет ни одной русской интеллигентной, вошедшей в историю фамилии, предок которой приехал в Россию при Петре и Анне Ивановне. Нет в современной России ни Бироновых, ни Левенвольдовых. Может быть, это и к лучшему?

Во-вторых, ну какая может быть немецкая партия?!

Немцы приехали в Российскую империю из разных земель Германии. Саксонец Миних, вестфалец Остерман, остзеец Бирон, пруссак Левенвольд – иноземцы друг для друга. Они выходцы из стран с разным климатом, – мало общего между долгой суровой зимой острова Сарема и тем, что называют «зимой» на Майне.

Они говорят на разных диалектах, иногда настолько разных, что выходцам из разных земель бывает легче договориться между собой по-русски, чем по-немецки.

История показывает, что немцы всегда оказываются в разных придворных группировках – и всякий раз в каждой из этих группировок оказываются и русские, и немцы. Не говоря о том, что пытают, казнят и ссылают всех одинаково.

И потому я уверенно заявляю – нет в России никакой «немецкой партии»! Дело вовсе не в том, что немцы дружно захватили власть, а потом передрались из-за доставшихся богатств. Было не так.

Петр создал систему власти, в которой особое место занимали любые «немцы» – европейские иностранцы. После Петра в высших эшелонах власти к 1730 году скопилось чересчур много немцев, а сама русская аристократия начала осознавать себя некими иноземцами в собственной стране.

Эта горе-«аристократия» и создавала в Российской империи фактически оккупационный режим. В этом режиме иноземцы чувствовали себя комфортнее русских, но ведь и русские были ничуть не лучше.

Анна Ивановна просто использует немцев-временщиков, точно так же, как использовал монголов Александр Батыгович Невский! Использует в своих интересах…

А лозунг «немецкой партии» удобен в основном для придворной борьбы разных группировок, чтобы обвинять друг друга чуть ли не в измене.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.