Первые ограничения

Первые ограничения

Первоначально, в 1772 году, никому и в голову не пришло ограничивать евреев в каких-то правах и свободах.

Но, управляя новыми провинциями, столкнулись с проблемой: местные польские помещики и белорусская, украинская интеллигенция были сильно настроены против евреев. «Тутэйшия» рассказывают чиновникам, что это евреи спаивают крестьян… Как рассказывали уже их деды и прадеды, такое удобнейшее представление всегда было в Западной Руси и в Польше, но конечно же, никто не собирался «принимать меры» по этому поводу. Все ведь прекрасно понимают, что вовсе не в евреях дело, что просто удобно их ругать. Но чиновник-то из Петербурга этого не понимает!

Белорусская администрация писала, что «присутствие евреев в деревне вредно отражается на экономическом и нравственном состоянии крестьянского населения, так как евреи… развивают пьянство среди местного населения»[149], за этой чепухой очень ясно прослеживается болтовня «местных»– той агентуры, тех помощников и личных знакомых, которыми обрастает любой чиновник центральной власти, присланный на новое место службы.

Очень быстро у правительства Российской империи появляется некое особое отношение к евреям. С одной стороны, они начинают «защищать» от евреев остальные народы империи. С другой стороны, пытаются «исправить» евреев, сделать их полезными для остальных и для государства.

Сами по себе эти идеи разумны, даже благородны. Действительно: почему одни туземцы должны обижать других? Почему одни подданные империи должны нести повинности в пользу государства, а другие нет?

Но евреи, во-первых, не считают себя «такими, как все».

Во-вторых, они и не являются «такими, как все» – уже в силу своей поголовной грамотности.

Как ни парадоксально, но именно стремление «устроить» евреев порождает и печально знаменитую «черту оседлости».

Пользуясь реальным равенством подданных, в Могилевской губернии 10 % евреев записались в купечество, а из христиан купцов было только 5,5 %. Вот и первый источник недовольства…

Многие евреи, вошедшие в эти 10 %, стали перебираться в города великоросских, «внутренних» губерний, а то и в Москву.

В 1790 году московское купечество составило по этому поводу «Приговор» и подало его властям. В этом «Приговоре» купцы писали, что евреи пользуются запрещенными приемами торговли, чем наносят ей «чувствительный вред и помешательство», и что дешевизна их товаров доказывает одно – товары эти контрабандные. Кроме того, московские купцы писали, что «евреи обрезывают, как известно, монеты; возможно, что они будут делать то же и в Москве».

А потому патриотически настроенные московские купцы просили об удалении евреев из Москвы.

Почти одновременно с москвичами евреи подали жалобу, подписанную шестью именитыми купцами: их больше не записывают в купцы смоленские и московские. Они же имеют право! Им разрешено…

Проблему сочли столь важной, что этими жалобами занимался «Совет государыни». Из всех еврейских кривд подтвердилась только одна: еврейские торговцы стали разносить товары по домам – что было почему-то запрещено. Знали ли вообще евреи про это запрещение – не знаю, но ведь получается – они попросту открыли новую и очень перспективную экономическую нишу. Вот московские купцы эту нишу «благополучно» просмотрели, и их злоба на конкурентов как-то не вызывает уважения. В торговом деле надо уметь крутиться, господа!

И вот тут Совет принимает доклад президента Коммерц-коллегии графа А.Р. Воронцова. Рассматривая с разных сторон проблему, граф А.Р. Воронцов писал, что, конечно, Голландии от присутствия евреев только хорошо, но это от каких евреев? От португальских евреев, которые активные и честные. «Но такие евреи, которые известны под названием польских, прусских и немецких жидов… совсем другого роду и производят торги свои, так сказать, как цыганы – со лжею и обманом, который есть единым их упражнением, чтоб простой народ проводить».

Воронцов очень решительно возложил ответственность за крестьянскую нищету в Белоруссии на евреев и утверждал – евреи стоят за спиной всех фальшивомонетчиков и контрабандистов Российской империи. Ни много ни мало.

В декабре 1791 года издан указ о недозволении евреям записываться в купцы внутренних губерний, а в Москву они могли теперь приезжать «лишь на известные сроки по торговым делам».

«И вот этот указ 1791 года, для купцов еврейских сравнительно с купцами христианскими даже льготный, с годами превратился в основание будущей «черты оседлости», легшей мрачной тенью на еврейское существование в России почти до самой революции»[150]. Сама же «черта оседлости, несомненно, представляла собой самую репрессивную и тягостную составную часть всего корпуса российских законов, направленных на ограничение прав евреев»[151].

В этой истории сказывается еще одна важная проблема: не раз и не два евреи будут побеждать в конкурентной борьбе. А правительство Российской империи будет исходить из своего понимания «справедливости»: уравнять всех не в возможностях, а в результатах труда.

Позже, в конце XIX века, правительство введет еще и «процентную норму»: строго говоря, не особый закон, а неопубликованный циркуляр от имени министра просвещения Делянова на имя попечителей учебных округов. «В виду более нормального отношения числа учеников-евреев к числу учеников христианских вероисповеданий»[152] предполагалось принимать в учебные заведения не более 10 % евреев в пределах «черты оседлости»; 5 % – вне черты оседлости и всего 3 % – в обеих столицах – Москве и Петербурге.

Типичный пример «телефонного права»: циркуляр есть; попечители учебных округов и директора гимназий должны руководствоваться им. Но в то же время циркуляра как бы и нет! Формально никто не приказывал ограничивать число принимаемых и обучаемых евреев!

Так вот, тогда знаменитый германский филантроп и общественный деятель, крупный банкир, иудаист Мориц фон Гирш вел переговоры именно с К.П. Победоносцевым об отмене «процентной нормы». Он уверял, что евреи для государства полезны, а Победоносцев с наивным зверством объяснил позицию своего правительства: дело вовсе не в «полезности» или «вредности» евреев, а в том, что «благодаря многотысячелетней культуре, они являются элементом более сильным умственно и духовно, чем все еще некультурный темный русский народ – и потому нужны правовые меры, которые уравновесили бы «слабую способность окружающего населения бороться»[153].

Победоносцев даже предложил Гиршу внести какую-то сумму, помочь развитию русского образования… ведь чем быстрее «разовьется» русский народ, тем быстрее «можно будет» и дать равноправие евреям. Что поразительно – Гирш денег дал! Вручил Победоносцеву ни много ни мало миллион рублей. И что уже совершенно невероятно – Победоносцев эти деньги взял![154].

Можно привести много примеров того, что ни черта оседлости, ни процентная норма никогда строго не соблюдались. Скажем, в Одессе, где евреи составляли треть всего населения, в самой престижной ришельевской гимназии в 1894 году училось 14 % евреев, что уже нарушение закона; во 2-й гимназии их было уже 20; а в 3-й – 37. В коммерческом училище их было 72 % учащихся, а в университете – 19 %. В 1909 году в Петербургском университете было 11 % евреев, а в Новороссийском – 24 %. В Саратове в годы, когда там был губернатором Столыпин, принимали безо всякой нормы в Фельдшерскую школу – фактически в медицинский институт. До 70 % учащихся Фельдшерской школы были евреи.

И тем не менее главное-то ведь не в этом. «Как-то устроиться» можно почти всегда, нет слов. Но главное – всякий еврейский юноша получал очень даже хорошее представление – он какой-то особенный! Мера ОТДЕЛЯЛА его от «всех остальных» вернее, чем любые постановления кагалов.

Самуил Яковлевич Маршак учился в АНГЛИИ: в российскую гимназию его не приняли по процентной норме.

А с началом 1890-х годов пошла новая волна ограничений: препятствовали преподаванию евреев в академиях, университетах и казенных гимназиях. В 1889 году министр юстиции доложил Александру III, что «адвокатура наводняется евреями, вытесняющими русских, что эти евреи своими специфическими приемами нарушают моральную чистоту, требующуюся от присяжных поверенных». Стали ограничивать и проникновение гонимого племени в юристы…

Евреи были неравноправным народом Российской империи до самой Первой мировой, когда все государство Российское уже плыло и рассыпалось на глазах.

В 1915 году черту оседлости наконец отменили. Характерно, что современная еврейская литература «не знает» об этом и упорно указывает на другое время отмены черты оседлости: «существовала по март 1917-го». Ну, очень хочется современным еврейским националистам, чтобы Российская империя не отменяла черты оседлости! Чтобы «пришлось» произвести для этого переворот…

Позиция тем более глупая, что многие ограничения сохранялись – евреям нельзя было жить в столицах, в области Войска Донского, в окрестностях Ялты. И – процентная норма для поступающих так и не отменена.

Русское императорское правительство вполне могло «примириться» с евреями еще в конце 1916 года, и очень просто: отменив оставшиеся ограничения.

До двухсот тысяч евреев оказались в одном только Петербурге: евреи бежали от немецкой армии в глубь России! Эти, уже живущие в Петербурге, евреи написали петицию, в которой так и излагали: учитывая их лояльность, полезность их для Российской империи, правительство даст евреям полные права граждан? Они нашли сородичей, вхожих в придворные круги, и исхитрились сделать так, что петиция, минуя прочих, легла на стол «лично» Николаю II. «Ни при каких обстоятельствах» – так соизволил написать самодержец всероссийский на полях этой очень скромной, очень приличной петиции, похоронив мечты и надежды целого народа.

Я не могу сослаться на печатный источник, но знаю про эту историю совершенно достоверно, потому что одним из петербургских евреев, «забросивших» петицию на стол Николаю II, был дед старого друга нашей семьи, выкрестившийся еще в эпоху Александра III (называть этого человека я, конечно, не буду).

Подпиши Николай II ту самую петицию – и его назвали бы «Освободителем» миллионы евреев! Но Российская империя ушла в небытие государством, мертвой хваткой вцепившимся в Средневековье, в том числе и в неравноправие евреев.

Иногда мне кажется, что Николай II и все его правительство сознательно делали все необходимое, чтобы их свергли. Они как будто сами искали своего уничтожения.

Полное уравнивание в правах евреев в Российской империи так и не завершилось. Только 20 марта (2 апреля) 1917 года вышел закон «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений».

Для сравнения: полное, безоговорочное приравнивание евреев ко всему остальному населению произошло в Германии и в Бельгии в 1831 году, в Голландии – в 1848 году, в Дании – в 1849 году, в Англии – в 1858 году, в Австрии в 1866 году, в Италии и Швеции – в 1970 году, в Болгарии – в 1878-м.

А в России до 1917 года евреи оставались неравноправным меньшинством. Но было в Российской империи очень много евреев. Во Франции в 1900 году жило 115 тысяч евреев, в Великобритании – 200 тысяч. В Российской же империи по переписи 1897 года только вне черты оседлости жило 315 тысяч евреев, столько же, сколько в Британии и Франции, вместе взятых. Всего же евреев в Российской империи было 5 миллионов 150 тысяч – больше, чем на всей земле шотландцев или каталонцев. 20 % из них были торговцами; 14 % имели «свободные профессии»… Элитное по общественному положению, но неравноправное население.

При этом евреев все время мелочно раздражали, пугали, обижали, унижали. То им давали какие-то права, то отнимали. То вводили какие-то правила, то отменяли. Это порождало у евреев ощущение, что над ними все время издеваются.

Конечно, власти не ставили целью издеваться над своими подданными… Они были непоследовательны, потому что сами не знали, что с ними делать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.