Первая мировая война

Первая мировая война

На ежегодном банкете в Мэншн-холле, который давал лорд-мэр Лондона 17 июля 1914 г., министр финансов Дэвид Ллойд Джордж произнес гневную речь, предупреждая о тревожной ситуации, сложившейся в британском обществе. Внутри страны «тройной альянс» шахтеров, железнодорожников и транспортных рабочих угрожал объединенной стачкой в защиту требований железнодорожников о 48-часовой рабочей неделе и признании их профсоюза, что могло привести к параличу всей промышленности. На другом берегу Ирландского моря Ирландия находилась на грани гражданской войны, и уже более 200 тыс. человек со стороны протестантского Ольстера и католического юга стали под ружье. Многовековая сага ирландского национализма, того и гляди, могла закончиться кровавой развязкой. За морями волнения на национальной почве происходили в Индии и Египте. Значительно ближе, в Юго-Восточной Европе, возобновились беспорядки националистов на Балканах, где 28 июня 1914 г. в Сараеве, в Боснии, произошло убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника престолов Австрии и Венгрии.

В самой Британии накануне мировой войны в связи с внутренними противоречиями создалась угроза утвердившейся либеральной демократии, с чем существующие законы и общественные институты, казалось, не в силах были справиться. И все же, как уже не раз происходило в прошлом, перед лицом военной опасности эти противоречия были улажены с невероятной быстротой. Нацию сплотило чувство единой цели. В течение первых недель после того, как Британия 4 августа объявила о вступлении в войну, в отдельных случаях наблюдались проявления паники. Лишь благодаря решительным действиям Министерства финансов и Банка Англии удалось сохранить доверие к национальной валюте. Промышленность и торговля с трудом пытались отвечать на требования военного времени, что шло вразрез с их основным принципом — «веди бизнес как обычно».

Первые военные неудачи, которые постигли британские экспедиционные войска, наскоро собранные и отправленные во Фландрию и Францию, были почти катастрофическими. Войска потерпели тяжелое поражение на Ипре и в беспорядке, неся большие потери, отступили от Монса. Их боевая мощь оказалась подорванной с самого начала, поскольку от них осталось всего три корпуса. Только упорное сопротивление французов на реке Марне остановило стремительное продвижение германских войск на Париж и помешало быстрой победе немцев и их союзников австрийцев в сложившейся военной обстановке.

Однако после первых поражений народ Британии и его лидеры настроились на продолжительную войну. На время военных действий было отложено решение такого жизненно важного вопроса, как предоставление гомруля Ирландии. Политические партии объявили длительное перемирие. Утихли беспорядки в промышленности, бушевавшие летом 1914 г. Британский конгресс тред-юнионов (БКТ) даже опередил предпринимателей, провозгласив патриотические лозунги, соответствующие духу времени. Воцарилось спокойствие довольно своеобразного толка — его причиной стало широкое, хотя отнюдь не всеобщее признание справедливости этой войны со стороны Британии и ее союзников. Для того чтобы либеральное общество с этим согласилось, требовалось некое понятное для большинства людей объяснение ее целей. И такое объяснение предоставил Ллойд Джордж, который еще совсем недавно был решительным противником Англо-бурской войны 1899 г. в Южной Африке и самым левым членом либерального правительства Асквита. В первые недели Ллойд Джордж хранил подозрительное молчание. Но затем 19 сентября 1914 г., во время своей эмоциональной речи перед огромной аудиторией в Куинз-холле, где собрались его соотечественники-валлийцы, он безоговорочно высказался за войну до победного конца. При этом Ллойд Джордж выступал с высоких моральных позиций (или по крайней мере претендовал на это). Он говорил, что война ведется для защиты принципов либерализма и свободы «малых народов», таких, как Бельгия, беззастенчиво захваченная Германией, а также Сербия и Черногория, чьей независимости угрожала Австро-Венгрия. В том, что война идет за правое дело, не сомневались не только духовные лидеры всех христианских церквей, но, по его мнению, ее поддержали бы все герои либерального пантеона, начиная с Чарлза Джеймса Фокса и до Уильяма Гладстона. По понятным причинам войну одобрили «малые нации» внутри самой Британии — шотландцы и валлийцы.

Четыре страшных военных года практически не разрушили это общее согласие по поводу справедливости войны. Хотя, конечно, со временем многое изменилось, особенно после принятия в мае 1916 г. непопулярного решения о всеобщей воинской повинности. Фактически к 1917 г. дала себя знать усталость от войны, что проявилось в растущей активности организованного рабочего класса и во влиянии мессианского призыва большевистской революции в России. Конечно, общее согласие в обществе достигалось теперь с помощью иногда тонких, а иногда грубых манипуляций со стороны прессы, цензурных запретов и распространения легенд о «злодействах гуннов» (все это, разумеется, при одобрении со стороны правительства). Радикальные или антивоенные критики подвергались преследованиям. Но, несмотря на это, такие организации, как христианское пацифистское «Братство против всеобщей воинской повинности» и Союз демократического контроля, целью которого было добиться мира путем переговоров, к 1917 г. начали оказывать некоторое влияние на общественное мнение. Призыв к миру лорда Лансдауна (29 ноября 1917 г.) также произвел сильное впечатление на британцев. Тем не менее свидетельства тех лет говорят о том, что широкие массы продолжали верить в необходимость и справедливость войны и в то, что ее нужно вести до полной победы над немцами, невзирая на имевшиеся потери. Набор добровольцев в армию проходил с энтузиазмом; более того, он куда успешнее пополнял ряды войск, направлявшихся во Францию в 1914–1916 гг., чем позднее это делал обязательный призыв. Длительное военное противостояние на суше и на море, начавшееся с безнадежной ситуации на Западном фронте осенью 1914 г. и окончившееся прорывом объединенных сил союзников в августе-сентябре 1918 г., народ переносил с выдержкой и вынужденным смирением.

Эти тяжелые годы оказали глубокое психологическое и моральное воздействие на память и мировоззрение британцев. Они запечатлелись в литературе целого поколения. Но кроме того, они способствовали формированию острой реакции населения на угрозу извне, давшую себя знать даже через двадцать лет после окончания этой Великой войны (Great War). Военные действия на Западном фронте представляли собой долгую и изнурительную схватку между хорошо укрепившимися противниками, засевшими в противоположных окопах и лишенными возможности применить тактику ударов мобильными силами, столь драматично использованную во время Франко-прусской войны 1870 г. Все четыре года во Франции как будто бы мало что происходило. Время от времени британские войска пытались перехватить инициативу, что неизменно заканчивалось огромными потерями. Нация, жившая около ста лет в состоянии почти непрерывного мира, с трудом осознавала объем этих потерь. Наступление при Лоосе в сентябре 1915 г. было отбито. Еще более неудачным оказалось наступление на Сомме, которое завершилось тяжелым поражением: 60 тыс. солдат погибли только в первый день, а всего британские войска потеряли около 420 тыс. человек. Но самым ужасным стало поражение при Пашендале в августе-сентябре 1917 г., когда были ранены или погибли 300 тыс. английских солдат, многие из которых утонули в болотах Фландрии под проливными дождями. Ни кавалерия, ни механические изобретения, получившие известность как «танки», не играли никакой роли в той военной кампании. То же можно сказать и о только что появившихся военных аэропланах. Как и во многих других случаях, фатальными оказались и классовые предрассудки, разделявшие командный состав и рядовых солдат, что мешало им понимать друг друга. В результате всего этого в течение нескольких месяцев ударные силы британцев потеряли всякую жизнеспособность. В марте и апреле 1918 г. английские войска отчаянно старались остановить наступление немцев на амьенском секторе фронта. И только после того, как главнокомандующий сэр Дуглас Хейг в августе добился окончательного прорыва фронта, стало ясно, что война постепенно идет к завершению. Тем временем попытки развязать узел на Западном фронте путем стратегических передвижений на востоке, на периферии войны, поддержанные среди прочих Ллойд Джорджем и Уинстоном Черчиллем, также привели к очередным поражениям. Военный поход на Дарданеллы летом 1915 г., без сомнения, стал примером плохого командования и обернулся огромными потерями. Годом позже подобным же провалом завершились боевые действия в районе Салоник. Операция на Дарданеллах, в частности, нанесла значительный ущерб политической репутации Уинстона Черчилля, и прошли годы, прежде чем он смог ее восстановить. Даже на море, где по традиции считалось, что Британия превосходит всех, в главном сражении, происшедшем в июне 1916 г. недалеко от полуострова Ютландия между немецким и английским флотами, последнему не удалось нанести германским военно-морским силам решительного поражения; это была в лучшем случае ничья. В результате неумело проведенного боя британский флот потерял три линейных крейсера, три обычных крейсера и восемь эсминцев.

Позднее антивоенная пропаганда описывала, как простой народ выражал свое возмущение по отношению к тем сухопутным и морским командирам, на которых лежала ответственность за ужасные катастрофы на всех театрах военных действий. Такие «поэты военного времени», как Уилфред Оуэн и Исаак Розенберг (погибшие в сражениях) и Зигфрид Сэссун и Роберт Грейвс (оставшиеся в живых), особенно сильно потрясенные бойней при Пашендале, были убеждены, что после происходящего все люди должны отвергнуть саму идею войны. Ведь в результате была уничтожена добрая половина целого поколения молодых людей. Одна только статистика военных лет: 750 тыс. убитых, 2,5 млн раненых, многие из которых остались калеками, — заставляла верить, что народ отвернется от милитаризма. В известной степени так и было, но большая часть людей того времени воспринимали происходящее иначе. Действительно, главнокомандующий Западным фронтом сэр Джон Френч в конце 1915 г. был отстранен от должности, но его преемник, угрюмый и неразговорчивый шотландец Хейг, постепенно приобрел в глазах британцев репутацию смелого и прямого человека и стал чрезвычайно популярной фигурой. Внушительный военный мемориал, созданный сэром Эдвином Латьенсом и посвященный британцам, погибшим при Типвале, вполне соответствует духу тех лет. Другие флотские и сухопутные командующие, например адмирал Битти и генерал Алленби (который в 1917–1918 гг. блестяще провел военный рейд из Египта через Палестину в Сирию, чтобы уничтожить турок, бывших тогда верными союзниками немцев), стали почти народными героями. Окопы воспринимались как символ суровой, но неизбежной доли военных. Знаменитая карикатура Брюса Барнфазера, изображавшая его героя, «старика Билла», который говорит своему товарищу: «Если ты знаешь дыру получше, отправляйся туда», воплощала народное отношение к ужасам окопной войны — терпение, окрашенное легким юмором. Когда же после отчаянных усилий и благодаря огромной военной и финансовой помощи со стороны Соединенных Штатов британские и французские войска прорвали немецкие оборонительные рубежи и дошли до границ самой Германии, накануне заключения перемирия от 11 ноября 1918 г. массовый военный энтузиазм достиг своего апогея. Казалось, в Британии скоро может возникнуть новый милитаристский культ, неведомый жителям Британских островов со времен герцога Мальборо и королевы Анны.

Главным фактором популярности войны — впоследствии этот же фактор стал причиной ее сильнейшей непопулярности — было вовлечение в нее всего населения, а также всей социальной и экономической структуры общества. В 1915–1916 гг., после затянувшегося осознания реальности, произошла промышленная и социальная трансформация государства, возник беспрецедентный механизм государственного и коллективистского контроля. Все силы производства и распределения в промышленности и сельском хозяйстве были брошены на удовлетворение нужд огромной военной машины. Центром стало новое Министерство военного снабжения, контроль за которым с мая 1915 г. осуществлял Ллойд Джордж. Данное ведомство создавалось для бесперебойного обеспечения армии оружием и боеприпасами и стало главным двигателем гигантской машины, которая через энергичных посредников («толкачей») вносила воодушевление в работу всей промышленности. Оно оказало огромное влияние на такие разные сферы, как социальное обеспечение, жилищная политика и положение женщин. Угольные шахты, железные дороги, торговые и иные морские перевозки были взяты под государственный контроль. Прежние довоенные установки неограниченной свободы (laissez-faire), включая и священный принцип свободы торговли — отброшены или на время забыты. Традиционная система отношений в промышленности в равной степени пересмотрена. Так называемое Казначейское соглашение от марта 1915 г., заключенное между правительством и тред-юнионами (горняки не принимали в нем участия), запрещало проведение забастовок, но гарантировало соблюдение коллективных договоров между предпринимателями и профсоюзами, а также, негласно, предоставляло профсоюзным лидерам право доступа к правительству.

Естественно, это соглашение не могло обеспечить всеобщего мира в промышленности даже в годы войны. Большие разногласия возникали в угледобывающей отрасли; например, в июле 1915 г. Федерация шахтеров Южного Уэльса официально и с успехом провела забастовку. Министерство военного снабжения проводило политику «разбавления», в связи с которой на машиностроительных заводах работу, требовавшую высокой квалификации, могли выполнять и малоквалифицированные рабочие (в частности, женщины). Ставилось под контроль и движение рабочей силы на военных предприятиях, что вызывало всеобщее недовольство и волнения, особенно в Клайдсайде. Официально не признанная деятельность цеховых старост (шоп-стюартов) в Шотландии, а также в Шеффилде в 1916–1917 гг. говорит о том, что «общее согласие» военного времени было достаточно поверхностным и далеко не всеобщим. Однако война обеспечила профсоюзы продолжительным корпоративным статусом, и не только их: предприниматели тоже объединились — в Федерацию британской промышленности. Оказалось, что возможна новая, органически спланированная система производственных отношений. Показателен тот факт, что крупные промышленники: сэр Эрик Геддес, сэр Джозеф Маклей, лорд Девонпорт и лорд Рондда — вошли в состав ключевых департаментов центрального управления. Это указывало на изменения в отношениях между политическим и промышленным руководством страны. Либеральная Англия времен Эдуарда VII превращалась в корпоративное государство, которое несколько позже будет названо «Великобритания Лимитед».

Влияние Великой войны сказалось на очень обширной сфере социальной и культурной жизни. Рамсей Макдональд, член левого крыла Лейбористской партии и противник войны, иронически заметил, что настоятельные потребности военного времени сделали социальные реформы более радикальными успешнее, чем вся борьба профсоюзов и прогрессивных интеллигентов за предыдущие полстолетия. Открылись новые горизонты для деятельности правительства. Узкопрофессиональная технократическая и бюрократическая элита, правившая страной в годы мира, пополнилась новыми людьми. Административный и управленческий класс значительно вырос в своей численности. Социальные реформаторы — Уильям Беверидж, Сибом Ровантри и даже социалистка Беатрис Уэбб превратились во влиятельные и уважаемые фигуры в системе управления, особенно после того, как в декабре 1916 г. Ллойд Джордж сменил Асквита на посту премьер-министра. Зарплаты выросли. Улучшились условия труда. Принятый в 1917 г. Закон о производстве зерна оживил британское сельское хозяйство и вдохнул надежду в фермеров-землевладельцев и их наемных рабочих. Были приняты меры по совершенствованию системы технического и общего образования; в 1918 г. с помощью закона, предложенного Г.А.Л.Фишером и сделавшего бесплатное начальное образование общедоступным, правительство попыталось предоставить каждому возможность поэтапно получить начальное, среднее, а затем и высшее образование. В результате проведенных правительством исследований (причем одно из них проходило под руководством такого известного консерватора, как лорд Солсбери) были разработаны схемы государственного субсидирования строительства жилья. До 1914 г., в эпоху нового либерализма, этим почти никто не занимался. Были определены принципы субсидирования муниципального жилья, необходимого для обеспечения наемными квартирами сотен тысяч рабочих семей и для уничтожения трущоб в городах и старых промышленных районах.

Больше внимания стали уделять и здравоохранению. Горькая ирония заключалась в том, что война, унесшая колоссальное число человеческих жизней, привела к тому, что в стране улучшилось медицинское обслуживание, возросла забота о детях, стариках и кормящих матерях, появились такие новые учреждения, как Совет по медицинскому исследованию. В конце 1918 г. правительство взяло на вооружение идею создать новое Министерство здравоохранения, которое должно было взять на себя координацию работы учреждений здравоохранения и социального страхования, заменив Департамент местного самоуправления.

Опыт войны положительным образом отразился на жизни еще одной важной части населения страны (более того, на части, составлявшей теперь большинство) — наступила эпоха женской эмансипации. Годы войны в этом отношении оказались благотворными для женщин Британии. Тысячи из них служили во фронтовых частях, многие работали в полевых госпиталях. Пример медицинской сестры Эдит Кейвелл, замученной немцами за то, что она помогала британским и французским военнопленным бежать из лагерей Бельгии, значительно повысил авторитет женщин в обществе. В самой Великобритании руководительницы движения суфражисток, такие, как миссис Эммелин Панкхерст и ее старшая дочь Кристабель (в отличие от младшей дочери, социалистки Сильвии), помогали правительству проводить набор добровольцев. В более широком плане перед женщинами открылись новые возможности трудиться на церковном и административном поприще, работать на оборонных и машиностроительных предприятиях и во многих других сферах, которые раньше предназначались исключительно для мужчин. Даже большая вседозволенность, сопровождающая обстановку войны, помогала обрушить многовековые барьеры, ограничивавшие жизнь британских женщин. Теперь трудно было подыскать убедительные аргументы против того, что женщины вправе обрести все гражданские права. Акт о народном представительстве 1918 г. предоставил право голоса женщинам от 30 лет и старше. Это показалось почти издевкой. Долгая и горькая история предрассудков и ограничений разрешилась чем-то вроде подачки. Здесь, как и в других случаях, подчеркивая позитивные, прогрессивные последствия войны, под прикрытием процесса «реконструкции» (сомнительное определение), который, как подразумевалось, начался после наступления мира, правительство делало попытки, возможно неосознанные, продлить и усилить общее согласие (консенсус) военного времени.

Великая война стала временем существенных и бурных перемен и для британской политики. В ее начале Палата общин, как и раньше, являлась ареной противостояния либералов и консерваторов (или юнионистов). Но для Либеральной партии война обернулась катастрофой. Отчасти так произошло из-за вызванных войною серьезных ограничений личных и гражданских свобод, отчасти из-за того, что многие либералы сохранили довольно двусмысленное отношение к самой сущности войны. Когда в мае 1915 г. либеральное правительство Асквита превратилось в трехстороннюю коалицию, это стало еще одной стадией падения либерализма. С этого времени неумелое и апатичное руководство Асквита проходило на фоне обострения внутрипартийных противоречий по поводу введения всеобщей воинской повинности. Ллойд Джордж и Черчилль предложили ввести такую повинность как выражение общей приверженности «войне до победного конца». Сторонники традиционного либерализма — Джон Саймон и Реджинальд Маккенна колебались. Сам Асквит пребывал в смятении. В конце концов, воинскую повинность ввели для всех мужчин в возрасте от 18 до 45 лет. Но критика поведения Асквита и всех либералов в целом продолжала нарастать.

Кризис наступил в декабре 1916 г. Он был вызван не только постоянным недовольством просчетами правительства на фронте, но и его неспособностью решить ирландский вопрос и уладить трудовые конфликты в самой стране. Период между 1 и 9 декабря 1916 г. стал свидетелем сложнейших, почти византийских политических интриг, по поводу которых, подобно средневековым схоластам, до сих пор спорят современные историки. Объединившись с руководителями юнионистов, Э.Бонаром Лоу и ирландцем сэром Эдвардом Карсоном, Ллойд Джордж предложил Асквиту учредить высший Военный комитет, который должен был заниматься делами войны. Прошло несколько дней колебаний, и Асквит отказался. Тогда Ллойд Джордж подал в отставку и после преодоления острых внутрипартийных противоречий между 4 и 9 декабря стал премьер-министром, возглавив правительство межпартийной коалиции. В нее входили не только все юнионисты, но и лейбористы (большинство их Национального исполкома), а кроме того, половина представителей Либеральной партии в Палате общин. Таким образом, в период между декабрем 1916 г. и ноябрем 1918 г. Ллойд Джордж создал для себя положение, по неуязвимости схожее с полупрезидентским. Он возглавлял высший Военный кабинет, у которого за спиной стоял новый исполнительный аппарат и целый «цветник» помощников и личных секретарей. Эта вертикаль опиралась на мощную машину централизованной власти. Триумф Ллойд Джорджа помог выиграть войну, но для Либеральной партии он закончился полным разгромом. Партия была расколота, ее основы подорваны, а парламентская фракция разобщена, а потому неэффективна. Либералы в значительной степени оказались деморализоваными, потеряли поддержку прессы и интеллектуальных кругов. Новый либерализм, вдохновивший столько реформ до 1914 г., теперь выдохся. Когда в ноябре 1918 г. война закончилась, либералы оказались разделенными на ослабленные группы и тоже напоминали жертву страшной войны.

Совершенно неожиданно место либералов заняли лейбористы. Начало войны тоже внесло раскол в их ряды. В отличие от руководителей профсоюзов, демонстрировавших свой патриотизм, Макдональд и другие представители левого социалистического крыла высказались против вступления в войну. В результате Р.Макдональду пришлось уйти с поста руководителя парламентской фракции Лейбористской партии. Во время войны тоже возникали проблемы, разобщавшие лейбористов, например поддержать или нет всеобщую воинскую повинность (а возможно, и гражданскую повинность в промышленности), работать или не работать под руководством Ллойд Джорджа. Однако если рассматривать долгосрочные последствия, то война существенно усилила партию лейбористов. Тред-юнионы, от которых партия зависела, значительно окрепли в годы военных испытаний. К началу 1919 г. число членов профсоюзов почти удвоилось и насчитывало 8 млн человек. Революция в России, а также антивоенный радикализм в последние два года войны дали партии новый стимул в ее развитии. При этом лейбористы одновременно и работали в правительстве, и исполняли роль официальной оппозиции. Партия на редкость умело использовала внутренние трудности либералов. В 1918 г. после избирательной реформы количество электората увеличилось с 8 до более 21 млн человек. Число избирателей из рабочих заметно выросло, и в итоге усилилась поляризация политических процессов на классовой почве. Партийная конституция (устав) 1918 г. поставила перед лейбористами новые социалистические цели и, что еще важнее, реорганизовала избирательные округа и штаб-квартиру, где прежде доминировали профсоюзы. Наступление Лейбористской партии стало мощным политическим следствием войны, хотя и непредвиденным.

Реальные преимущества получили и консерваторы. Война подтолкнула процесс, в результате которого они стали партией большинства. Консерваторы объявляли себя патриотами, и призыв к войне их объединил, несмотря на расхождения по вопросу о таможенных тарифах и по другим проблемам, существовавшим до 1914 г. Они в большей степени стали защитниками интересов бизнеса и промышленников и превратились в партию городов и пригородов, перестав быть партией сквайров. В конце войны консерваторов возглавляли такие новые деятели, ориентированные на интересы бизнеса, как Стэнли Болдуин и Невил Чемберлен. Поэтому Консервативная партия, как и Лейбористская, нацелилась на разрушение политической системы времен короля Эдуарда VII. Когда 11 ноября 1918 г. война закончилась, Ллойд Джордж полностью завладел руководством страны. Поддерживавшие его отдельные группы Коалиционных либералов вступили в соглашение с консерваторами, чтобы на выборах противостоять «пацифистам» из антиправительственных либералов и «большевикам» из партии лейбористов. Наступала эра правых.

Годы войны способствовали и другим переменам. Война во всех смыслах была для Британии войной имперской, в ней сражались за империю, короля и родину. Во многом ее удалось выиграть благодаря военной и другого рода поддержке со стороны Австралии, Новой Зеландии, Канады, Южной Африки и Индии. День Анзака (солдата австралийского или новозеландского армейского корпуса), учрежденного в память о событиях в заливе Сувла около полуострова Галлиполи, стал трагической и почитаемой датой в истории Австралии. В 1917 г. Ллойд Джордж созвал Имперский военный кабинет премьер-министров, чтобы помочь правительству метрополии. Такой крупный государственный имперский деятель, как Ян Смэтс из Южной Африки, был приглашен для участия в принятии решений британского кабинета. В торговле имперские преференции становились реальностью. Никогда еще мистическое воздействие имперской идеи не казалось таким мощным. Ведущий архитектор того времени Эдвин Латьенс в молодости принадлежал к течению в искусстве, которое вдохновлял Уильям Моррис. Теперь, вместе с Гербертом Бейкером, он обратил свой талант на возведение новых, помпезных зданий Нью-Дели. Над ними как символ непоколебимой власти должны были возвышаться огромная по своим размерам резиденция вице-короля Индии и административные здания.

Во время войны имперская идея укрепилась как никогда прежде. Секретные договоры, подписанные в военные годы, предусматривали, что в мирное время система подмандатных территорий и другие изощренные договоренности сделают владения Британии еще обширнее, чем прежде, добавив к ним новые пространства на Ближнем Вое токе вплоть до Персидского залива. Границы Британской империи на удивление быстро раздвигались благодаря операциям, проведенным авантюристами-одиночками вроде «Лоуренса Аравийского», и манящей перспективе овладения богатейшими нефтяными месторождениями Месопотамии и Ближнего Востока.

А между тем сохранение империи становилось все менее реальным. Задолго до 1914 г. было ясно, что проведение эффективной имперской политики ограничено финансовыми и военными факторами; особенно это касалось Индии, где росло движение Индийского национального конгресса. Появились и новые обстоятельства — все более успешными становились национальные восстания против британского правления. Ирландию, в отличие от Уэльса, который во время правления Ллойд Джорджа отличался безмерным патриотизмом, охватили антиколониальные волнения. Хотя казалось, что апрельское Пасхальное восстание 1916 г. под предводительством нескольких республиканцев и сторонников Шинн фейн потерпело поражение, на деле, в связи с жесткой реакцией правительства Асквита, уже к середине 1918 г. партия Шинн фейн и близкие ей по убеждениям республиканцы привлекли на свою сторону почти все 26 южных графств. Таких ветеранов движения за гомруль, как Джон Диллон, сменили новые радикалы-националисты — Майкл Коллинз и Имон де Валера. В конце войны юг Ирландии фактически находился в состоянии военного положения — он не подчинился закону об обязательном воинском призыве и был близок к восстанию против Короны и власти протестантов (или того, что от нее осталось). Долгая борьба ирландского национально-освободительного движения, которая в период между Даниелом О’Коннелом 40-х годов XIX в., Чарлзом Стюартом Парнеллом 80-х и Джоном Редмондом после 1900 г. протекала в мирном конституционном русле, теперь, как представлялось, подошла к новому взрывоопасному рубежу. Вывод напрашивался следующий: политический и социальный консенсус военного времени, и так довольно хрупкий в Клайдсайде и шахтерских районах Уэльса, на Южную Ирландию вообще не распространялся. Более того, под мощным влиянием ирландского республиканизма пробивала себе дорогу новая волна национального протеста против ограничений имперского правления. Индийцы и египтяне также привлекли к себе внимание. В результате войны Британия внутренне сплотилась, но стала и более изолированной. Ее власть в имперских владениях постепенно ослабевала под влиянием огромных перемен, происходивших в послевоенном мире.