Устная история и история повседневности: методические и методологические перекрестки

Устная история и история повседневности: методические и методологические перекрестки

История повседневности (everydaily или every day life story), как и устная история, является новой отраслью исторического знания. Предметом ее изучения является сфера человеческой обыденности во множественных историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах. В центре внимания истории повседневности, по мнению исследователей, находится "комплексное исследование повторяющегося, нормального и привычного, конструирующего стиль и образ жизни, их компоненты и их изменения у представителей разных социальных слоев, включая эмоциональные реакции на жизненные событии и мотивы поведения. В русском языке синонимы слова "повседневность" — будничность, все-дневность, каждодневность, обыденность — указывают на то, что все относимое к повседневному привычно, "ничем не примечательно, имеет место изо дня в день"… т. е. регулярно, повторяемо"[109]. Для историков этого направления задачами исследования является выявление условий бытования человека, от обустройства жилой среды до средств и технологий самосовершенствования и развития среды обитания. Их интересуют и большие сдвиги в условиях и факторах личной и производственной жизни человеческого сообщества, и мелочи, которые окружают его и каждодневно служат ему в повседневной жизни.

Как многие новые или новационные направления зарубежных и отечественных исторических исследований, повседневная история, или every day life story, в определенной степени является "хорошо забытым старым". В этом плане можно провести аналогии между устной историей и историей повседневности. История повседневности как подход к исследованию исторической жизни встречается в первых исторических описаниях греческих и римских историков. Ее элементы встречаются и в работах отца истории Геродота, которому не чуждо было описание среды, в которой жили его герои, в трудах Тацита, Плиния и других античных фиксаторов исторической жизни. Оформление ее как самостоятельной сферы знаний происходит в XX в. В частности, ее истоки мы находим в так называемой "бытовой истории", очень популярной у исследователей 1900-1920-х гг. В эти же годы происходит становление устной истории как метода исторических исследований.

В формировании современного представления об "истории повседневности", в отличие от ее предшественницы — бытовой истории, по мнению Н. Л. Пушкаревой, выявились два подхода. Первый связывают с французскими исследователями "макроконтекста жизни людей" и собственно с Ф. Броделем, который ввел понятие "структуры повседневности" и относил к ней все, что окружает человека и опосредует его жизнь изо дня в день: географические и экологические условия, трудовую деятельность, потребности (в жилище, питании, одежде, лечении), возможности их удовлетворения, "спектр соответствующих взаимоотношений и межвидовых коммуникаций, поступков, действий, желаний, надежд, идеалов, ценностей и правил, регулирующих поведение людей, индивидуальных и коллективных практик, форм и институтов брака, семьи, анализ религиозных культов, политической организации социума".

Второй подход сформировался в германской и итальянской историографии. Он призывал "обратить все силы на изучение "микроисторий" отдельных рядовых людей или их групп, носителей повседневных интересов"[110]. Это позволяет говорить о методологических точках соприкосновения устной истории и истории повседневности. Более ранний глобальный броделевский макроподход сформировался в рамках социальной истории и отражал интерес к жизни макросоциумов. Второй подход сформировался уже в послевоенное время в постнацистских обществах Италии и Германии. Как ответ на вызовы фашистской идеологии в обществах этих стран возник интерес к судьбе и жизни рядовых людей, попавших в чудовищные идеологические эксперименты.

В устной истории также реализуются и элитарный, и демократический подходы. Но главное, что устная история и история повседневности как самостоятельные исторические субдисциплины "родились как "история снизу" или "изнутри", дав голос "маленькому человеку", жертве модернизационных процессов: как необычному, так и самому рядовому, сделав интересным для потомков его поведение и жизненные ориентиры тех, кто жил и страдал, кто именовался маленьким человеком"[111]. Закрепили этот интерес кардинальные техногенные модернизации среды бытования человеческого общества в 1950-1980-е гг. Они приобрели перманентный характер.

Это создает огромные возможности и перспективы и для устной истории, и для истории повседневности: например, сравнение условий труда в колхозе в 1950-е гг. (преобладание ручного труда, начало механизации ферм и токов, распространение малогабаритной техники), в 1980-е гг. (гигантизация сельскохозяйственного производства, электрификация всех производственных процессов, распространение крупногабаритной техники) и на современном этапе (развал колхозно-совхозной производственной базы, фермеризация и товаризация подсобного хозяйства), а также быт и использование технических средств в семье колхозника в 1950-е гг. (время этажерок, промартельной мебели, начало радиофикации и электрификации жилых домов), 1980-е гг. (оснащение домашнего производства электробытовой техникой и средствами передвижения) и на современном этапе (компьютеризация, информатизация, новое цифровое поколение бытовой техники); реконструкция городской квартиры в 1950, 1980, 1990-е гг. и в наши дни. Интерес представляет и изменение представлений о зажиточности семьи, о внедрении в повседневную жизнь технических достижений, моральная и денежная ценность предметов быта, представления о благополучии семьи, возможностях работы и отдыха. Например, телевизор — роскошь или часть обихода в 1960, 1990, 2010-е гг.: черно-белые, цветные; ламповые; аналоговые, цифровые телевизоры и т. д.; появление первого радиоприемника, первого видеомагнитофона, первого компьютера, мобильного телефона и т. п.

Можно говорить о значительном совпадении методологического и концептуального подхода двух субдисциплин: устной истории и истории повседневности, недаром в германской историографии произошло их фактическое слияние. Среди точек соприкосновения — "человек в истории", его ощущения и условия проживания в той или иной эпохе, и "история снизу" — внимание к самому массовому участнику исторической жизни — представителю нижних этажей общественной лестницы. Эти совпадения вызвали и междисциплинарный методический обмен — использование методов опроса и устной историей, и историей повседневности. Среди отличий можно назвать то, что предмет исследования истории повседневности более хронологически углублен. Историки повседневности скрупулезно изучают повседневность античности по документальным памятникам, повседневность средневековья — по архивным документам. Устные историки, для которых главный предмет исследования — коллективная и индивидуальная историческая память, также используют коллекции древних документов и манускриптов, находя в них элементы устной информации: например, пересказы современников в исторических трудах Тацита или Плиния, фрагменты устной информации в средневековых летописях и хрониках, устные свидетельства в памятниках народного творчества и т. д. Известно упоминание об использовании устных рассказов при написании истории Фукидидом: "…Что касается речей, произнесенных одними и другими… очень сложно воспроизвести с точностью содержание; также и когда я лично слышал от всякого, кто мне докладывал о тех или иных событиях, я писал то, что, по-моему, они могли бы сказать и что лучше бы отвечало ситуации…"[112].

Но все же доминирует интерес к недавнему прошлому, с погружением в него до уровня исторической памяти дедов и прадедов. При совпадении хронологических границ исследования основным инструментом исследования становится интервью. Историческое интервью как вид качественного интервью обладает уникальными возможностями в изучении повседневного жизненного мира человека, позволяет проникнуть в тот мир, с которым респондент встречался и встречается каждый день в быту и на производстве, найти путь к изучению взаимодействия людей в человеческом мире.

Наконец, общий интерес к человеку и его бытованию в исторической жизни способствовал тематическому сближению двух исторических субдисциплин. Среди перспективных направлений работы в рамках истории повседневности с использованием методов, источников и подходов устной истории является изучение повседневной жизни советского города и советской деревни. Каждое из этих направлений дробится на самостоятельные темы и подтемы. Например, в изучении повседневности советской деревни в 1930-1950-е гг. можно выделить следующие проблемы:

— повседневная жизнь колхозников и членов совхозов в советское время;

— условия быта и обучения детей в школе в довоенный период, в годы Великой Отечественной войны, в послевоенный период;

— быт и жизнь на полеводческой бригаде;

— досуг и развлечения колхозников и рабочих совхозов в нерабочее время;

— государственные, общественные и семейные праздники в колхозном и совхозном обществе и семье колхозников;

— санитарно-бытовая культура сельского населения в 1920-1940-е гг. и т. д.

При этом заниматься повседневной историей села в советское время можно как в селе, так и в городе. Большинство современных горожан "родом из деревни". Советская модернизация, индустриализация, урбанизация, аграрная политика вели к большому оттоку населения из деревни в город. Если в 1926 г. на территории Алтайского края было около 5800 сельских населенных пунктов, то в 1989 г. — 1624, в 1991 г. — 1611, в 1992 г. снято с учета 6 населенных пунктов, в 2002 г. — 9[113]. По численности сельское население с 1926 г. (92,2 %) уменьшилось более чем в два раза: в 1939 г. — 82,6 %, в 1959 г. — 66,6 %, в 1970 г. — 52,8 %; после 1975 г. в селе проживала половина населения Алтайского края — 50,5 %, а в 1989 г. — 42,1 %.

Кроме того, колхозно-совхозный период в истории деревни Алтайского края являлся уникальным советским экспериментом по переустройству крестьянского мира на "новых основаниях", но, как показывает история, кардинально не противоречащим ментально-этническим традициям мироустройства. В мировой истории он остался как политико-идеологический и национально-этнический эксперимент, в отечественной истории — как самостоятельный цельный период исторического развития России, прежде всего в крестьяноведении в силу преобладания в стране аграрного населения. В отличие от тенденций развития в странах Старого и Нового света, крестьянство России повели "другим путем". Колхозно-кооперативное движение и советско-совхозное строительство ускорили "раскрестьянивание" и в корне изменяли мировоззрение и жизненные ценности.

Изучение повседневной истории горожан является самостоятельным интересным направлением исследований. Развитию советского города были более присущи общемировые тенденции, в нем быстрее происходили изменения в бытовой сфере, в повседневной жизни. В жизнь городской семьи быстрее входили электрификация, радиофикация, механизация. Модернизацией и переходом от традиционного общества к индустриально-аграрному объясняется интерес к повседневной жизни советского, прежде всего сельского общества, когда друг на друга наложились техногенные, политические и идеологические процессы. В период глобализации и всеобщей унификации повседневная история советской деревни и советского города представляет большой интерес. Среди включенных в Приложение 5 вопросников могут использоваться вопросники "Санитарно-бытовая культура сельского населения в 1920-1940-е гг." (№ 21), "Повседневная жизнь советских крестьян в колхозах или совхозах в мирное время" (№ 22) и др.