В. В. Бурлин. К БЕРЕГУ ЧЕРНОГО МОРЯ.
В. В. Бурлин. К БЕРЕГУ ЧЕРНОГО МОРЯ.
ПОЛКОВНИК В. В. БУРЛИН
Брянск. Октябрь 1919 года.
- Без пропуска не пущу! Стой, не то стрелять буду! - хрипло забасил часовой у входа в аппаратный зал телеграфа штаба 14-й армии.
Я невольно обернулся. Какой-то молодой человек в потертом френче и галифе, несмотря на окрик, с взволнованным лицом быстро подошел к аппарату Юза, крикнул:
- Где телеграфист?!.
Перед его приходом я только что разрешил телеграфистам на пять минут отойти от аппаратов: из ближайшей воинской части привезли чечевичную похлебку, пшенную кашу и скудные пайки хлеба, выпеченного из муки пополам с отрубями. Связисты расположились на подоконниках слабо освещенного зала с котелками на коленях и ели.
Часовой уже вскинул было винтовку к плечу, но я остановил его и, подойдя к вошедшему, потребовал:
- Ваши документы!
Незнакомец пристально посмотрел на меня:
- А вы не читали приказа о моем вступлении в командование армией? Вот мое удостоверение. А вы кто такой?
Прочитав документ, я доложил:
- Уполномоченный Верховной комиссии связи Республики Бурлин. На часового не обижайтесь, товарищ командующий. С него ведь требуют.
- Не обижаюсь. Служба. В дивизии было проще, там меня все знали... Заготовьте мне круглосуточный пропуск. А сейчас свяжите меня с сорок первой дивизией.
В тот день Уборевич вел переговоры с начдивами так, будто командовал армией не первый месяц. Удивительна было, когда он успел так изучить положение на фронте. Закончив переговоры, командарм сказал мне:
- Надеюсь, товарищ Бурлин, вы хорошо понимаете, что значит для армии связь. Если чего не хватает - говорите, штаб фронта поможет. Но если связь хоть раз подведет- пощады не ждите.
Расстроенный таким предупреждением, я доложил о потребностях узла связи то, что пришло в тот момент в голову. Уборевич записал все в кожаную тетрадь и посоветовал:
- Продумайте лучше и доложите дополнительно.
В ту ночь я и засыпал с мыслями о том, что требуется для узла связи. А утром написал подробную докладную записку командарму.
Следующей ночью меня вызвали на телеграф. Сидевший у аппарата Бодо Уборевич сказал:
- Сейчас подойдет командующий фронтом. Давайте перечень, что надо просить.
Я подал докладную записку.
Закончив разговор по оперативным вопросам, Командарм развернул поданный мною лист бумаги и доложил командующему фронтом А. И. Егорову о состоянии и потребностях армейской службы связи.
Вскоре к нам прибыли связисты с нужным имуществом.
В те дни наши войска уже оставили Орел и вели ожесточенные бои с деникинцами, рвавшимися к Туле, Москве. Перед нашей и 13-й армиями стояла задача задержать врага и перейти в контрнаступление.
В штабе Уборевич бывал редко, проводя большую часть времени в дивизиях. Возвращаясь, он приходил на телеграф усталым, невыспавшимся, но энергия, казалось, никогда не покидала его. Поговорив с командующим фронтом, он брал в работу тех, по чьей вине случались какие-либо упущения. Однажды крепко досталось и мне.
Зайдя на телеграф одной из дивизий вблизи Севска, Уборевич обнаружил, что штаб дивизии держит связь с армией не по буквопечатающему аппарату Юза, а по аппарату Морзе. Из-за этого оперативные документы легко могли стать достоянием врага. Аппаратом Юза дивизия не пользовалась только потому, что своевременно не получила в штабе армии источники тока. Иероним Петрович арестовал начальника связи дивизии, а мне приказал немедленно доставить источники тока и наладить связь по аппарату Юза.
Я помчался в дивизию с двумя ящиками сухих элементов. Через два часа доложил:
- Связь налажена, товарищ командующий!
- А наши с вами отношения далеко не налажены, - ответил он. - Как это вы допустили такую беспечность? За это отдают под суд! Счастье ваше, что в других дивизиях я наблюдал обратное: везде связь работает хорошо. Но если случится еще раз что-нибудь подобное... С этих пор я потерял покой: как быстро ни перемещались штабы дивизий, неотступно следил за поддержанием связи с ними.
В ноябре я был направлен для организации связи на Юга-Восточный фронт, а в январе 1920 года- в 9-ю армию Кавказского фронта.
28 февраля я приехал в Новочеркасск, куда переместился штаб армии из станицы Каменской, и по распоряжению исполнявшего обязанности командующего армией А. А. Душкевича организовал временный узел связи в помещении гражданского телеграфа.
Однажды я увидел там у одного из аппаратов Уборевича. Он записывал в кожаную тетрадь разговор с начальником какой-то дивизии.
Дождавшись конца разговора, я представился:
- Начальник и военком управления связи прибыл, товарищ командующий!
Сидя ко мне спиной и продолжая что-то записывать, командарм недовольным тоном заговорил:
Почему не изолировали узел, а сунули его в какой-то проходной двор? Почему, черт возьми, здесь шатаются посторонние люди?
- Узел развернут в отведенном мне помещении, товарищ командующий... - оправдывался я. - Обслуживают его только военные связисты...
- Бабушкины сказки! Сам видел, как при входе, на первом этаже, прошмыгнул какой-то чиновник в форменной куртке. Вот отправлю вас на фронт простым красноармейцем!
Уборевич повернулся ко мне, помедлив, спросил:
- Позвольте... А где вы служили до девятой армии?
- В четырнадцатой, потом в штабе Юга-Восточного фронта. Моя фамилия Бурлин.
- Ах, черт возьми, вот что делает борода... Здравствуйте! - подавая руку, он улыбнулся. - Рад встрече. Можете вы организовать узел, как полагается на войне?
- Передайте мне здание казачьего училища, где был штаб Деникина, и армейский узел будет там развернут через три часа.
- Штаб Деникина? - переспросил он и на клочке бумаги написал записку коменданту города. - Вечером приду на переговоры.
Приехав на новый узел, Уборевич остался доволен: в большом светлом помещении шелестели узкие ленты аппаратов Юза, у окон связисты напряженно выстукивали на Морзе, а в центре сверкал чистотой солидный двухкратный Бод о.
2 марта командующий вызвал руководящих работников штаба и после короткого разбора оперативной обстановки объявил: - Темп наступления повышается. Мы не можем больше сидеть в штабе. Многое надо решать на месте.
Поэтому Реввоенсовет армии решил создать полевой штаб, который будет идти на конях вслед за ударной группой. Выезжаем завтра.
В полевой штаб были назначены начальник оперативного отдела Петрасевич, его заместитель Алексеев, начальники служб армии, еще четыре оперативных работника и я как начальник связи. Для обеспечения радио- и конной связью я решил взять с собой полуэскадрон, походную радиостанцию на конной тяге, аппарат Морзе и телефонные аппараты.
4 марта походный штаб выступил в направлении станицы Богаевской, нагоняя ушедшую вперед ударную группу, которой командовал заместитель командарма Г. И. Овчинников: в нее входили 21-я и 23-я стрелковые дивизии и части сводного конного корпуса.
Перед нами расстилалась южная степь. Хорошо грело солнце, журчали ручьи, сбегаясь в степные балки. Уборевич ходко едет по черноземной слякоти впереди на вороном норовистом жеребце.
Вдруг остановка. Лошади, как их ни нахлестывают бойцы, не могут вытащить из колдобины застрявшую походную радиостанцию. спрыгиваем на землю, помогаем выбившимся из сил лошадям.
В первый же день позади осталось 25 километров. На ночлег остановились в небольшой станице.
За второй день прошли еще 35 километров, но угнаться за штабом какой-либо дивизии так и не удалось. Раненые командиры рассказывали в станицах, что штабы дивизий зорко следят за движением полевого штаба командующего; узнав, что он близко, тут же снимаются и уходят вперёд. Так мы подгоняли штабы дивизий, а они - подчинённые им части.
Вечером мы въезжали в станицу Екатериновскую. Не обнаружив в ней воинских частей, двинулись дальше, но у околицы нас остановил высокий усатый комбат с группой красноармейцев:
- Стой! Ваши документы!
Походный штаб выглядел подозрительно: кто в шинелях, кто в куртках, кто в полушубках, на головах - фуражки, шапки, шлемы, на плечах - винтовки и японские карабины, кто с шашкой, кто без шашки, у двоих на седлах- ручные пулеметы. Но узнав, что с группой всадников сам командарм, усач вытянулся и доложил, что недалек о за станицей часа три назад был бой, передовые части ушли на юг, а штаб дивизии остался позади, севернее, правее дороги, по которой мы двигались.
Пришлось вернуться. Проезжаем через Какой-то хутор. На крыльце Казачьей избы- полный мужчина в галифе и нательной рубахе с расстегнутым воротом. Умывается из глиняного горшка, подвешенного к перекладине, с удовольствием растирает шею и лицо, отфыркивается. Услышав чавканье копыт по грязи, испуганно оборачивается:
- Что за войско?
- Полевой штаб армии, - подъезжает к нему с бледным лицом командарм. - Я- Уборевич. Вы кто такой?
Умывавшийся вытягивает руки по швам, называет себя комбригом 23-й дивизии.
- Комбриг?!- прищурил глаза Уборевич. - Так какого же черта вы здесь прохлаждаетесь?! Вон отсюда! Через четверть часа чтоб вашего духу здесь не было! Нагнать дивизию!
Комбриг побледнел, щелкнув шпорами, исчез в избе, оттуда послышалось:
- Трубить тревогу! Через десять минут выход!
10 марта мы пересекли у станции Сосыка железную дорогу Ростов- Тихорецкая и в станице Павловской настигли штаб ударной группы Овчинникова.
Еще издали, подъезжая к станице, почувствовали запах гари, увидели на земле трупы людей и лошадей, брошенные пулеметы, разбитые орудия. Горели избы. Красноармейцы вместе с казачками, детьми и стариками бегали с ведрами от колодца к хатам и скотным дворам, откуда доносилось тревожное мычание волов, блеяние овец.
Навстречу нам тянулись колонны пленных.
В избу, где остановился Уборевич, вошел высокий, в грязных сапогах, заросший щетиной, с воспаленно-впалыми глазами Овчинников.
Уборевич и Овчинников радостно пожали друг другу руки.
По пути от Новочеркасска ударная группа очистила от деникинцев десятки хуторов, станицы Богаевскую, Манычскую, Кагальницкую, Гуляй-Борисовку и продолжала преследовать Донскую армию белых, сильные удары нанесла 3-му и 1-му донским корпусам в районах Кагальницкой и Мечетинской. 6 марта сводный конный корпус Д. П. Жлобы и приданная ему 33-я стрелковая дивизия М. К. Левандонского штурмом взяли Новопашковскую. 7 марта был тяжелый бой у Екатериновской, г де стремительное движение ударной группы пыталась задержать свежая конница генерала Секретева. Но из этого ничего не вышло. Части Жлобы и Левандовского ворвались в Екатеринавекую и погнали белых в направлении станицы Павловской. Окружив и захватив в плен три полка 4-го донского конного корпуса, вышли во фланг скопившимся под Тихорецкой войскам деникинцев.
- Можете немедленно двигаться дальше? -спросил Уборевич.
Сделав ночевку, Овчинников повел ударную группу на Кореневскую.
С выходом войск на линию железной дороги Тихорецкая- Екатеринодар Уборевич приказал подтянуть основной штаб ближе к линии наступления. Со станции Бурсак был послан для штаба захваченный у деникинцев эшелон из нескольких классных вагонов.
Отправляясь с наступающими частями вперед, Уборевич поручил мне развернуть в классном вагоне узел связи. Я остался с оперативными работниками на станции и должен был явиться в Екатеринадар после его освобождения.
14 марта на станцию Бурсак прибыл поезд командующего Кавказским фронтом.
М. Н. Тухачевский знал меня еще по 5-й армии и, вызвав к себе в вагон, приказал срочно выехать на Тихорецкую, распутать там провода на телеграфе и восстановить связь штаба фронта с армиями. На бланке со своим штампом он написал мне предписание и уехал в сторону Енатеринодара.
Я отправился в Тихорецкую и сделал все, что требовалось. Узел связи фронта заработал и вскоре принял донесение: 9-я армия штурмом взяла Екатеринодар. Я поехал туда.
Войдя в штаб армии на углу Красной и Екатерининской улиц, я увидел Иеронима Петровича, возбужденно говорившего о чем-то с незнакомым мне военным. Я ожидал, что командарм похвалит за быстрое выполнение задания Тухачевского. Но, к полному моему недоумению, Уборевич, увидев меня, зло сжал губы:
- Ах вот он! Дезертировать?! Бросить армию в такое время?! Под суд, в трибунал!
Зная горячность командарма, я стоял молча, вытянувшись.
- Да говорите же, наконец, где все это время вы пропадали!
Я достал из полевой сумки предписание командующего фронтом и подал Иерониму Петровичу.
Прочитав документ, он сразу подобрел:
- Ах, черт возьми, это же совсем другое дело! Ведь Михаил Николаевич ничего не сказал мне при встрече. Вас не могут найти. Я и не знал уж, что подумать, - и он пожал мою руку. -Инцидент исчерпан. А сейчас - за дело!
Командарм приказал подготовить узел связи для прибывающего в город штаба.
Я уезжаю в войска, - добавил он. - Как только узнаете, что подходим к Новороссийску, выезжайте туда.
После отъезда Уборевича из Екатеринадара к нам почти каждый день приходили радостные вести. Переправившись через Кубань, ударная группа неудержимо шла вперед, не давая противнику передышки.
Была взята станица Абинская, затем Уборевич и Овчинников, упершись в горы, повернули войска на запад. Сильный бой произошел у станицы Ниберджайской. Ударная группа оседлала Ниберджайский перевал и вышла на железную дорогу Краснодар- Новороссийск. Узкое и высокое ее полотно тянулось среди болот. Это был единственный путь, по которому мог отступать противник. Он бежал в панике, спеша добраться до Новороссийска, до иностранных судов и барж.
Наконец 27 марта 1920 года пришла радостная весть: Новороссийск взят! Я отправился туда на мотодрезине.
Южное солнце пекло, а проходившие с обозами войска так забили железнодорожное полотно грязью, что мне с двумя бойцами приходилось подолгу расчищать его. Поэтому двигались мы медленно и невероятно устали.
К вечеру 28 марта на перроне небольшого полустанка я увидел Иеронима Петровича с четырьмя красноармейцами, которых он угощал папиросами. Командарм возвращался на ручной дрезине в Екатеринодар; бойцы устали, и командарм дал им передышку.
Уборевич был весел. Дымя папиросой, он делился впечатлениями о боях, восторгался героизмом бойцов, командиров и политработников, находчивостью командующего ударной группой Г. И. Овчинникова.
Он предложил поменяться дрезинами, так как ему надо было быстрее добраться до Екатеринадара и организовать ликвидацию остатков белогвардейских банд.
- Вам на ручной дрезине ехать не так уж далеко - только до взорванного моста. Переберетесь на ту сторону и пересядете в поезд, составленный из вагонов штаба Деникина. Он вас и довезет до Новороссийска. С трофеями там непочатый край работы.
Он написал распоряжения коменданту поезда и начальнику гарнизона Новороссийска, перечислив в них данные мне поручения. Мы простились и двинулись каждый в своем направлении.
По возвращении из Новороссийска в Екатеринодар, когда все деникинские войска на Северном Кавказе были разгромлены, мы с горечью узнали, что Иеронима Петровича забирают от нас и назначают снова командующим 14-й армией.
Он уезжал солнечным апрельским утром. На вокзале собралось много провожающих. Командарм был весел, по-товарищески общителен со всеми, хотя и выглядел усталым. Ему крепко жали руку, желали здоровья, боевых успехов.
Но вот комендант поезда протиснулся в кольцо провожавших:
- Прошу садиться, товарищ командующий!
Уборевич крепко расцеловался с фронтовыми товарищами, поднялся на площадку вагона. Послышался гудок, из-под колес паровоза как бы нехотя вырвались клубы пара.
Поезд тронулся. Уборевич взмахнул рукой в нашу сторону:
- До свиданья, друзья! Мы еще встретимся!
Мне встретиться с ним больше не пришлось.