Итоги и значение конференции

Итоги и значение конференции

Итоги Потсдамской конференции отражены в ее протоколе и сообщении (коммюнике). В протокол были включены все решения конференции, в сообщение – лишь основные из них. Анализ итоговых документов конференции показывает, что ее участникам удалось найти взаимоприемлемые решения по всем главным вопросам конференции. Некоторые, скорее второстепенные, вопросы разрешить не удалось. Часть из них была передана Совету министров иностранных дел, созданному в соответствии с решениями конференции, другие – обсуждались в рамках различных двусторонних и многосторонних переговоров. Были и такие, по которым совместного решения так и не было найдено.

Выступая на заключительном заседании конференции, Сталин дал ей положительную оценку: «Конференцию можно, пожалуй, назвать удачной»[846]. В основу решений по Германии, Польше, о положении в Восточной Европе и ряда других лежали демократические принципы послевоенного устройства мира. Эти решения были направлены на создание фундамента прочного и длительного мира. В этом и заключается историческое значение конференции, подведшей главные политические итоги второй мировой войны.

Достижение согласованных решений на Потсдамской конференции проходило, однако, в обстановке острой политической борьбы, принимавшей порой характер конфронтации. Дипломатические баталии разыгрывались на конференции каждый день. Велись они между делегациями СССР, с одной стороны, и США и Англии – с другой. Наибольшую прыть в этих баталиях Проявлял английский премьер-министр, хотя и новое руководство США старалось не отставать от Черчилля. Какие бы вопросы ни затрагивались на конференции, Черчилль, поддержанный американскими участниками конференции, не упускал ни одной возможности добиться такого решения, которое в той или иной степени ущемляло бы советские интересы, шла ли речь о важнейших вопросах, таких как германская проблема, положение в Восточной Европе, или о частных. Например, когда советская делегация потребовала, чтобы военно-морской флот Германии был разделен между союзниками поровну, Черчилль предложил потопить весь флот, чтобы не передавать хотя бы какую-то его часть Советскому Союзу. «Если г-н Черчилль предпочитает потопить флот, – сказал на это Сталин, – он может потопить свою долю, я свою долю топить не намерен»[847]. Черчилль признавал на конференции, что зачастую не соглашается с мнением советской делегации, и выразил однажды даже сожаление по этому поводу. Несмотря на эти «сожаления», Черчилль, однако, не унимался, продолжая чуть ли не на каждом заседании вносить в работу конференции элемент недоверия, подозрительности, напряженности.

Хотя Трумэн и заявил на первой же встрече со Сталиным 17 июля о том, что «хотел бы установить такие же дружественные отношения, какие у генералиссимуса Сталина были с президентом Рузвельтом», на самом же деле он, как и Черчилль, вел линию на конфронтацию с советской делегацией. Американец Чарльз Ми в своей книге «Встреча в Потсдаме» на вопрос, можно ли было избежать «холодной войны», если бы линия советских и американских делегаций на Потсдамской конференции была бы иной, отвечает следующим образом: «Этот вопрос имел бы смысл, если можно было бы исходить из предпосылки, что Трумэн желает избежать конфликта и выбирает тактику, которая обеспечивала бы спокойный мир. На самом же деле очень мало из того, что Трумэн делал, могло бы явиться частью плана, направленного к спокойствию»[848].

Желая оказать давление на советскую делегацию, Трумэн на конференции как-то даже попытался пригрозить немедленным отъездом в США. Как он признается сам в своих воспоминаниях, эта угроза не произвела на советскую делегацию никакого впечатления. Ему было сказано, что желание президента понятно, так как и советской делегации хочется домой. Вместо использования положительного опыта поиска взаимоприемлемых решений спорных вопросов, оправдавшего себя в годы войны, Трумэн безуспешно пытался следовать бесперспективной линии вести дела с СССР с помощью шантажа и угроз.

Советское правительство и на Потсдамской конференции выступало сторонником сотрудничества с США и Англией, оправдавшего себя в годы войны. Оно выражало готовность к поискам приемлемого для всех участников решения вопросов международной жизни. Так, Советское правительство приняло предложение США об учреждении Совета министров иностранных дел, согласилось с планом взимания репараций с Германии из соответствующих зон оккупации, приняло ряд предложений западных держав по германскому и польскому вопросам, выразило готовность пойти навстречу пожеланиям США и Англии в отношении установления зон оккупации в Австрии, в вопросе совершенствования механизма союзных контрольных комиссий в ряде стран и по многим другим вопросам. Советская делегация неоднократно подчеркивала на конференции приверженность взятым на себя обязательствам. Когда, например, делегации США и Англии выразили благодарность Советскому правительству за его решение начать отвод своих войск в Австрии для занятия союзными войсками согласованных зон оккупации, Сталин ответил: «Что же тут благодарить, мы это обязаны сделать»[849].

Готовность Советского правительства к продолжению делового сотрудничества с США и Англией проявлялась на конференции и в том, что оно согласилось отложить на более позднее время решение ряда вопросов, которые оно внесло на конференции (об итальянских колониях, о Танжере, о черноморских проливах). Вместе с тем Советское правительство решительно отвергало всякие попытки осуществления империалистической политики как в отношении СССР, так и в отношении других государств. Именно благодаря этой твердой позиции не были приняты и претворены в жизнь некоторые предложения американской и английской делегаций, которые привели бы к восстановлению капиталистических порядков в странах Восточной Европы, ущемлению законных интересов Советского Союза.

Что касается позиции делегации США, то на ней все более сказывалось влияние сторонников «жесткого курса», одним из наиболее ярких приверженцев которого был, как известно, сам президент Трумэн. Сторонники этого курса не искали и не желали сотрудничества с СССР. Президент Трумэн совершенно откровенно писал об этом членам своей семьи с Потсдамской конференции: «Я мечтал бы, чтобы мне никогда больше не пришлось проводить с ними (представителями СССР. – В.И.) конференции, но, конечно, придется»[850].

Такой же откровенно антисоветской позиции придерживался и Бирнс. Военный министр Стимсон, беседовавший с новым госсекретарем накануне его отъезда на Потсдамскую конференцию, записал в своем дневнике: «Я нашел, что Бирнс решительно против какой бы то ни было попытки сотрудничать с Россией»[851].

Правительство США полагало, что ему удастся навязать Советскому Союзу, как и другим государствам, любые решения, и СССР, ослабленный тяжелыми потерями в годы Великой Отечественной войны, вынужден будет согласиться с ними. «Так как русские, – писал Трумэн, – понесли огромные потери в людях и материальных ценностях – более пяти миллионов убитыми на поле боя, многие миллионы бессмысленно загубленных Гитлером во время его вторжения на Украину, – мы надеялись, что Россия полностью присоединится к плану всеобщего мира»[852]. О характере этих планов легко можно было догадаться хотя бы по американским предложениям, касавшимся стран Восточной Европы.

Трумэн и его единомышленники прибыли на конференцию, чтобы диктовать свои условия мира. «Как и в течение всей войны, – справедливо отмечает Г. Колко, – американская делегация фактически прибыла с решимостью и намерениями лишь получать и ничего не давать взамен»[853]. Летом 1945 года государственный департамент принял решение, что основные соглашения, касающиеся послевоенного устройства мира, будут приняты не на мирной конференции, а скорее путем политических акций США. «Более глубокий смысл американской позиции означал, – пишет Г. Колко, – что американская мощь как непосредственно, так и с помощью соглашений с другими великими державами, станет определяющим фактором на дипломатической арене в послевоенный период». И далее: «Америка была уверена в том, что она могла выработать свой собственный мир, обращаясь непосредственно к каждой ситуации и каждой стране. Для достижения успеха необходимо было лишь сохранение и распространение своей власти на военной волне, которая нанесла глубокие раны всему мировому устройству и которая Избавила только Западное полушарие от бомб, крови и революционных потрясений»[854].

Претензии на мировое господство, на руководство миром со стороны США нашли свое отражение и в англо-американских отношениях. Выражением этих претензий было подчеркивание со стороны руководящих деятелей США, что Англия более не является равноправным партнером и что ее роль – второстепенная. «Решающим фактором стало ослабление Британской империи…, – отмечал советник президента адмирал Леги. – В экономическом отношении Англия была положена на лопатки, а в военном отношении в сравнении с Америкой – бессильна»[855]. Такое зависимое положение Англии вынуждены были признать и в Лондоне.

Позиция английской делегации на конференции, по существу, мало чем отличалась от американской. Не внесла изменений в нее и смена руководства делегаций. В связи с поражением консервативной партии на выборах английскую делегацию с 28 июля возглавлял новый премьер-министр – Эттли. Идена в составе делегации заменил новый министр иностранных дел – Бевин. Для политического лица последнего характерен, например, такой эпизод. Когда один из членов британского кабинета спросил у Бевина, как идут дела на конференции, тот ответил: «Как говорят лидеры забастовок, – слава богу, нет опасности в достижении соглашения»[856]. Участие лейбористских лидеров в работе конференции нисколько не способствовало взаимопониманию ее участников. Правда, в своих мемуарах Черчилль косвенно упрекает лейбористских лидеров в недостаточно твердой позиции. Черчилль пишет: «Я предполагал, в случае, если меня выберут, как многие ожидали, дать бой Советскому правительству по многочисленным вопросам». Черчилль признает, что он был готов на самые крайние меры и намеревался «устроить схватку в конце конференции и пойти на открытый разрыв с Советским Союзом скорее, чем уступить Польше территорию западнее Одера»[857].

Для того чтобы предотвратить дальнейшее падение роли Англии в мировых делах, Черчилль стремился всячески обострить советско-американские отношения. Как и другие английские лидеры до него, он пытался не допустить, чтобы какая-либо другая держава доминировала прежде всего в Европе. «Дело заключалось в том, – пишет Ми, – что Черчилль страстно желал преувеличить угрозу, которую представлял собой Сталин, обострить расхождения между Россией и Америкой… Он играл с огнем самым безнравственным образом»[858].

Отрицательно сказывалась на работе Потсдамской конференции и неопытность нового руководства США и Англии в дипломатических делах. Проявилось это уже в начале конференции, когда Трумэн, открыв первое заседание, вместо четкого определения порядка заседаний, стал подробно и долго излагать содержание пяти-шести американских документов. Потребовалось вмешательство других участников конференции, для того чтобы упорядочить дальнейший ход конференции.

Как явствует из ряда материалов, опубликованных в послевоенный период, недостаточно подготовленным к этой работе был и новый государственный секретарь Бирнс. Ведя, например, переговоры с советскими представителями по широкому кругу вопросов, он игнорировал мнение американского посла в Москве А. Гарримана, не учитывал опыт советско-американского сотрудничества. Роль нового премьер-министра Англии Эттли была более чем скромной. На той части конференции, на которой он возглавлял английскую делегацию, точку зрения Англии высказывал преимущественно министр иностранных дел Бевин. Последний не особенно ограничивал себя рамками дипломатического протокола, вел себя, как свидетельствуют участники конференции, весьма вольно, внося порой сумятицу в работу конференции. Одним словом, нельзя сказать, что смена караула в делегациях США и Англии содействовала повышению эффективности работы конференции.

Чем же тогда объяснялись в целом успешное завершение конференции, согласие делегаций западных держав с рядом важнейших демократических решений? В первую очередь возросшим международным авторитетом СССР. Роль Советского Союза в разгроме гитлеровской Германии была настолько значительна и подъем демократического движения был настолько велик, что правящие круги США не рисковали в ту пору идти на открытый разрыв с Советским государством. «Если вспомнить, – писал государственный секретарь Бирнс, – отношение народа Соединенных Штатов к Советам в первые дни после капитуляции Германии, можно будет согласиться с тем, что в результате наших страданий и жертв в общем деле Советский Союз имел в то время в Соединенных Штатах депозит доброй воли, равный, если не превышающий, таковой любой другой страны»[859].

Другой важный фактор, определявший позицию правительств США и Англии на Потсдамской конференции, – это крайняя заинтересованность в помощи СССР в войне против Японии. В официальном американском сборнике «Отношения Соединенных Штатов с Китаем» говорится, что в тот период «основной заботой американского правительства стало: добиться скорейшего вступления Советского Союза в войну с Японией, чтобы предотвратить возвращение Квантунской армии на родину в момент вторжения»[860]. Наконец, признание самого Трумэна не оставляет и тени сомнения в том, что этот фактор сыграл чрезвычайно важную роль для определения позиции американской делегации на конференции. Он пишет в своих воспоминаниях, что было много причин для его поездки в Потсдам, но наиболее срочным являлось то, чтобы получить от Советского правительства подтверждение вступления СССР в войну против Японии, в чем американские военачальники были более всего заинтересованы[861]. Об этом свидетельствует и переводчик Трумэна Ч. Болен: «Прежде всего он (Трумэн. – В.И.) хотел удостовериться в том, что Кремль выполнит положения соглашения о вступлении в войну с Японией»[862]. В свете приведенных выше материалов совершенно несостоятельно выглядит утверждение Черчилля о том, что на Потсдамской конференции правительства Англии и США не считали, что им нужна помощь Советского Союза для победы над Японией[863].

И наконец, последнее. Потсдамская конференция в определенном смысле подвела итоги советско-англо-американскому сотрудничеству за весь период войны. Правящие круги Лондона и Вашингтона, хотя и избрали «жесткий курс» в отношении СССР, вынуждены были принять на конференции совместно с Советским Союзом многие демократические решения, так как эти решения отражали освободительный, антифашистский характер войны, которую вели народы мира, в том числе английский и американский, на протяжении ряда лет. Потсдамские решения намечали такую программу послевоенного устройства мира, которая вытекала из задач, провозглашенных антигитлеровской коалицией в годы войны, соответствовала высоким идеалам свободолюбивых народов, объединившихся в борьбе против фашизма.

Утверждение Ч. Ми о том, что «в конце конференции они (руководители СССР, США и Англии. – В.И.) подписали не мирный договор, которого от них ожидала пресса, а нечто скорее соответствовавшее трехсторонней декларации о холодной войне»[864], не выдерживает серьезной критики. Потсдамская конференция стала венцом политического сотрудничества государств антигитлеровской коалиции, а не увертюрой «холодной войны», явившейся результатом нового, послевоенного курса Вашингтона и Лондона.

Несмотря на все трудности в работе конференции, вызванные позицией сторонников «жесткого курса», и на разногласия между ее участниками, Потсдамская встреча глав трех государств по праву принадлежит к числу важнейших международных конференций, на которой удалось добиться согласованного решения многих вопросов международной жизни между социалистическими и капиталистическими странами.