Последняя карта японской дипломатии
Последняя карта японской дипломатии
Военное поражение гитлеровской Германии усугубило тяжелое международное положение Японии. Незадолго до подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии 5 апреля 1945 г. Советское правительство денонсировало советско-японский пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. «Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, – говорилось в заявлении Советского правительства, – помогает последней в ее войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза». В этих условиях, подчеркивалось в заявлении, пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл[802]. Этот шаг Советского правительства являлся закономерным следствием многочисленных нарушений указанного пакта со стороны Японии, вынуждавших Советское правительство в ходе войны неоднократно заявлять протест японскому правительству по поводу этих нарушений.
Несмотря, однако, на резко ухудшившееся международное положение Японии, ее правящие круги продолжали весной и летом 1945 года маневрирование, целью которого было добиться такого мира, который обеспечивал бы сохранение за Японией хотя бы части захваченных ею территорий. Причем, как и другие участники фашистского блока, Япония основную ставку в осуществлении своих планов делала на использовании разногласий в антигитлеровской коалиции.
Активный зондаж на предмет заключения выгодного мира с западными державами японцы вели уже с конца 1944 года. В самой японской столице с этой целью завязались переговоры с шведским посланником в Японии, который передал послу США в Стокгольме японские предложения о мире; в швейцарской столице различные японские представители установили контакт с руководителем американской разведки в Европе А. Даллесом; наконец, шли переговоры в Лиссабоне между сотрудниками японской и американской миссий в Португалии[803].
Во время переговоров Сталина с Гопкинсом в Москве последний информировал об имеющихся у американцев сведениях о желании японских промышленных кругов сохранить свои позиции и спасти Японию от поражения.
Один из наиболее активных сторонников скорейшего прекращения войны, бывший премьер-министр Японии Коноэ, больше всего опасался свержения обанкротившегося режима в Японии, «Чего мы должны бояться, – говорил он императору Хирохито в феврале 1945 года, – это не столько поражения, сколько коммунистической революции, которая может иметь место в случае поражения». Он указывал на резкое ухудшение условий жизни японского населения и растущие «симпатии к коммунизму» среди части молодежи. «Мы будем играть на руку коммунистам, – устрашал Коноэ императора, – если мы изберем продолжение войны в условиях, когда нет шансов на победу»[804].
Несмотря на наличие в Токио различных подходов к поиску выхода Японии из войны, в японской правящей верхушке существовало единство по поводу того, что любые условия прекращения войны должны обеспечить сохранение социального, экономического и политического строя в стране.
Такое стремление правителей Токио находило полное понимание Вашингтона, где к концу войны вопросами мирного урегулирования с Японией стали заниматься особенно активно. Если и в отношении Японии признавалась действенность формулы «безоговорочная капитуляция» как непременного условия прекращения военных действий с ней, то, в отличие от Германии, американцы здесь не предусматривали ни выплату японцами репараций, ни совместную с другими союзниками оккупацию Японии, ни ликвидацию императорской власти, ни глубоких демократических реформ. Имелась в виду некая «либерализация» политической жизни, иными словами, всесторонняя поддержка тех кругов в Японии, которые были известны своими проамериканскими взглядами. Созданный в Вашингтоне межведомственный комитет из представителей государственного департамента, военного и военно-морского министерств, хотя в принципе и допускал участие в оккупации Японии других союзных государств – Англии, Китая и Советского Союза (в случае его вступления в войну на Дальнем Востоке), исходил прежде всего из приоритетной роли США в этом деле. «Основная доля ответственности в военном правительстве, – говорилось в политической директиве, подготовленной упомянутым комитетом летом 1945 года, – и преобладание сил, которые будут использованы при оккупации, должны быть американскими, и назначенный командующий всеми оккупационными силами…, и основные его подчиненные должны быть американскими»[805]. Трумэн утвердил эту директиву.
Стараясь выторговать приемлемые условия мира с помощью контактов с представителями западных стран, японские политиканы пытались также осуществить ряд дипломатических мер с целью, в частности, предотвращения вступления Советского Союза в войну против Японии и заключения при его посредничестве мира с Англией и США. Так, бывший японский премьер-министр и министр иностранных дел Хирота встретился в начале июня 1945 года с советским послом в Токио Я.А. Маликом. Хирота придал своему визиту к послу сугубо частный, неофициальный характер. В беседе он заявил, что общественность Японии единодушно стоит за дружеские отношения с СССР и что в Японии «очень много думают и изучают вопрос, каким путем улучшить советско-японские отношения». Войну Японии против США и Англии Хирота изображал как «борьбу за освобождение и независимость народов Азии»[806].
При новой встрече японский деятель стал уже говорить Малику о необходимости «установления мирных и дружественных отношений между СССР и Японией» и оформления их договорным порядком. Советский посол, учитывая частный характер бесед с Хирота и его неофициальный статус, воздерживался от комментариев по поводу высказываний Хирота[807].
В конце июня Хирота возобновил свои встречи с Маликом. Он вновь высказался за необходимость улучшения советско-японских отношений, затронув при этом весьма широкий круг вопросов, начиная с положения в Северо-Восточном Китае и кончая развитием экономических отношений между СССР и Японией. Но и на этот раз контакты Хирота ни к каким конкретным результатам не привели.
Тогда в Токио решили прибегнуть к использованию официальных каналов. 13 июля, за несколько дней до открытия Потсдамской конференции, японский посол в Москве Сато посетил заместителя министра иностранных дел СССР
С.А. Лозовского и вручил ему письмо, в котором сообщалось, что японский император изъявил желание командировать в СССР князя Коноэ в качестве своего официального представителя, и запрашивалось согласие на этот визит. К письму было приложено послание императора, в котором в общих выражениях указывалось на желание последнего «положить скорее конец войне», чему, как утверждалось в послании, препятствовало требование США и Англии о безоговорочной капитуляции Японии[808].
В японских документах, однако, ничего не говорилось ни о путях достижения мира, ни о целях поездки Коноэ в СССР, ни о его полномочиях.
18 июля Лозовский передал ответ Советского правительства на японские документы, в котором обращалось внимание на общий характер высказываний японского императора, на отсутствие в его послании каких-либо конкретных предложений, а также на неясность цели миссии Коноэ в Москву. Ввиду этого Советское правительство не видело «возможности дать какой-либо определенный ответ по поводу послания императора, а также по поводу миссии Коноэ…»[809].
Через неделю после этого японское правительство, наконец, впервые членораздельно заявило о том, что задачи миссии Коноэ заключаются в том, чтобы просить Советское правительство о посредничестве с целью окончания войны. На очередной встрече Лозовского с Сато, уже после опубликования Потсдамской декларации, японский посол заявил, что Япония не намерена сдаваться на условиях, изложенных в декларации.
Отказ японского правительства от принятия Потсдамской декларации, заявленный премьер-министром Судзуки 28 июля, означал, что Япония собирается продолжать войну, пренебрегая требованием государств антигитлеровской коалиции. В связи с тем, что Советский Союз готовился к вступлению в войну с Японией в соответствии с соглашением, достигнутым в Ялте, а также учитывая отказ японского правительства принять Потсдамскую декларацию, Советское правительство сочло беспредметным продолжение каких-либо контактов с японской стороной по вопросу о посредничестве СССР в войне на Дальнем Востоке.
31 июля во время Потсдамской конференции Трумэн передал Сталину официальное заявление правительства США, в котором содержалась просьба о вступлении Советского Союза в войну против Японии со ссылкой на обязательства, содержащиеся в Уставе ООН.
8 августа министр иностранных дел СССР сделал от имени Советского правительства заявление, в котором говорилось, что «после разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны». В заявлении указывалось, что Советское правительство присоединилось к Потсдамской декларации союзных держав от 26 июня 1945 г. и, стремясь «приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции», заявило о том, что с 9 августа Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией[810].
Вступая в войну с Японией, Советское правительство стремилось ликвидировать один из основных очагов второй мировой войны на Дальнем Востоке, освободить народы Азии от японской оккупации, ликвидировать последствия японской агрессии против России, выполнить взятые на себя на Ялтинской конференции обязательства и приблизить наступление всеобщего мира.
Только со вступлением Советского Союза в войну против Японии в Токио прекратились колебания по поводу дальнейшей политической линии. Вопрос о возможности продолжения войны с повестки дня был снят. 9 августа японское правительство заявило о готовности принять условия Потсдамской декларации.
Таким образом, была бита последняя карта японской дипломатии, рассчитывавшей использовать разногласия между главными государствами антигитлеровской коалиции в своих корыстных интересах. Провал маневров японской дипломатии объяснялся рядом причин. Главная из них – принципиальная линия Советского Союза, направленная на ликвидацию всех очагов второй мировой войны. В Токио не могли и не хотели понять, что Советский Союз не пойдет ни на какие сделки, сговоры с одним из основных участников фашистского блока – Японией, не станет оказывать ему какую-либо помощь, содействие, посредничество, которые могли бы закрепить хотя бы некоторые плоды захватнической политики японских милитаристов.
Советский Союз всегда был убежденным сторонником добрососедских, дружественных отношений между СССР и Японией. Придерживался он этой линии и в годы войны, и в послевоенный период. Поэтому различные предложения, которые летом 1945 года впопыхах делались многими японскими деятелями, в частности Хирота, с целью якобы установления «хороших» советско-японских отношений, заслуживали бы внимания, если бы они опирались на солидную основу, подтверждались реальностями внешнеполитической линии Японии. В действительности же позиция Токио в отношении Советского Союза с момента Великой Октябрьской социалистической революции характеризовалась откровенной враждебностью, неоднократными антисоветскими провокациями, в том числе военного характера. Такой же оставалась позиция японского правительства и в годы войны, несмотря на заключенный между СССР и Японией пакт о нейтралитете. Систематически нарушая этот пакт, японские милитаристы создавали напряженность на дальневосточных границах Советского Союза в условиях, когда он вынужден был вести кровопролитную войну с гитлеровской Германией. Поэтому у Советского правительства не было ни малейших оснований верить велеречивым заверениям японских политиканов в их заинтересованности в улучшении советско-японских отношений. Было совершенно ясно, что, пытаясь в самый поздний час временно урегулировать свои отношения с Советским Союзом, правители Японии стремились лишь создать условия для успешного продолжения войны.
В общем провал попыток японской дипломатии выторговать выгодный мир был таким же закономерным, как и поражение японской военщины.