Страсти по межеванию
Страсти по межеванию
Генеральное межевание проводилось в интересах дворянства и в конечном итоге укрепило землевладельческие права высшего сословия. Екатерина еще в начале правления пообещала «помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять», поскольку искренне верила, что «благосостояние государства […] требует, чтоб все и каждый при своих благонажитых имениях и правостях сохраняем был, так и напротив того, чтоб никто не выступал из пределов своего звания и должности»{1312}. Императрица предоставила дворянам огромный фонд государственных земель (примерно 50 миллионов десятин), самовольно захваченных помещиками в предшествующий период. Безвозмездную передачу дворянам присвоенных ими земель Екатерина пыталась представить в виде награды за быстрое и «полюбовное» установление границ владений{1313}. Однако несмотря на усилия власти, межевание помещичьих имений, а также территорий, принадлежащих крестьянским общинам, городам, церквям и другим собственникам земли, всколыхнуло все население. Споры, тяжбы, судебные процессы не утихали, и практически несколько раз в год издавались указы, предписывающие населению «оказывать безмолвное повиновение и всякую учтивость» землемерам{1314}. Это постоянное воспроизведение одного и того же требования свидетельствовало лишь о том, что оно игнорировалось. И действительно, в целом ряде законов последней трети XVIII столетия речь идет о «своевольстве, наглости, сопротивлении, криках, драках, повреждении межевых признаков»{1315}. В двух сенатских указах от 10 марта и 9 сентября 1771 года в назидание всем приводился случай с ратманом Рузской ратуши Стрелковым и рузскими купцами, которые землемера Старкова до межевания не допускали. За что купцы были «публично наказаны на теле», а ратман Стрелков отрешен от присутствия, лишен судейского звания и оштрафован на 200 рублей{1316}.
В текстах указов нередко отражались дела по челобитью, скапливавшиеся в Межевой канцелярии и Межевой экспедиции Сената и подробно описывавшие не только драки с землемерами, но и тяжбы между помещиками. Так, жена подполковника Самарина более десяти лет пыталась отвоевать у секунд-майора фон Менгдена казенные пустоши Московского уезда Потравинную, Елчановую и Масловую. Эти спорные земли первоначально были проданы ей, потом Менгдену, а при разбирательстве оказались на оброке за асессором Зиновьевым. Выяснилось, что Самариной удалось купить пустоши с помощью Чередина, правящего секретарскую должность в Межевой канцелярии, которому она показала лишь часть принадлежавших ей казенных земель. Об этом Менгден немедленно написал донос и челобитную, Самарина и аккредитованный от нее поверенный в долгу не остались и также подали апелляции. Дело обрастало бумагами, новыми подробностями, все более запутывалось, и можно лишь представить, какими любезностями обменивались Самарина и Менгден на протяжении этих десяти лет. В итоге пустоши, на которых Самарина успела построить сукновальню и мельницу, остались за ней, а остальное досталось секунд-майору. Межевой канцелярии приказано было составлять точные планы, рассматривать дела с большой подробностью и в случае необходимости обращаться в государственные архивы, которые тоже следовало содержать в совершенном порядке. История тяжбы подполковничьей жены Самариной и секунд-майора фон Менгдена вошла в ПСЗ и полностью была изложена в сенатском указе от 3 октября 1777 года — О сочинении планов с надлежащею верностью; о наблюдении, чтоб границы дач на них означаемы были сходно с прикосновенными дачами; о строжайшем смотрении за исправностью планов при свидетельстве оных в чертежной{1317}.
Разыгрывались драмы вокруг не только смежных имений и пустошей, но и заселенных казенных земель, границы которых часто можно было определить лишь на основании старинных писцовых «дач». Так, в 1777 году межевая контора Тверского наместничества, обобщив рапорты и планы землемеров, обратилась в Межевую канцелярию и далее в Межевую экспедицию Сената по поводу земли, записанной за Коллегией экономии в Вышневолоцком уезде, на которую претендовали генерал-интендант Лаптев, полковник и надворный советник Березин, контр-адмирала Ирицкого жена и поручик Ирицкий{1318}. На основании предписаний Межевой канцелярии тверской конторе следовало «уничтожить от владельцев споры», часть земель оставить за дворянами, а часть за казенными крестьянами, при этом всем помещикам выдать компенсацию. Однако в Твери не торопились с выплатами и для перестраховки запрашивали в центре специального на то указа. Межевой экспедиции пришлось напоминать, что еще в 1769 году разгорелись споры между дворцовыми крестьянами и помещиками в Новгородской губернии, которые следовало урегулировать на основании изданного тогда высочайшего распоряжения{1319}. В новом сенатском указе были изложены все обстоятельства, касающиеся тверской тяжбы, и сформулированы новые уточнения по поводу выдачи денег за заселенные казенными крестьянами земли. Так, жена контр-адмирала Ирицкого, генерал-интендант Лаптев и иже с ними, а также бывшие дворцовые крестьяне Вышневолоцкого уезда Тверского наместничества стали персонажами ПСЗ и своими ожесточенными спорами внесли уточнения в регламенты и указы.
Генеральное межевание, эта всеимперская грандиозная кампания, потребовало мобилизации огромного количества чиновников, которые на основании детально разработанных инструкций должны были составлять планы отдельных земельных «дач» в масштабе 100 саженей в дюйме (1:8400), которые затем сводились в генеральные уездные планы в масштабе 1 верста в дюйме (1:42 000). К каждому плану необходимо было приложить полевую записку землемера, полевой журнал и межевую книгу. Должности землемера и чертежника считались очень ответственными, исполнение их приравнивалось к службе во время военных действий, предполагало экзамен, принесение присяги и получение паспорта.
Карьеры землемеров и составителей генеральных планов складывались по-разному, а некоторые — наиболее поучительные — попадали на страницы ПСЗ. Неоднократно в указах и высочайше утвержденных докладах возникала фигура некоего полковника Дьякова. Началось с того, что составленные им, а также Московской губернской межевой канцелярией карты Серпуховского уезда были представлены в Межевую экспедицию Сената в 1770 году. План Межевой канцелярии оказался крайне небрежным, с «погрешностями» и «неисправностями», которые в дальнейшем неизбежно породили бы споры и тяжбы. Было очевидно, что директор чертежной инженер-майор Горихвостов «совсем надлежащего смотрения и в верности планов наблюдения не имел». Напротив, карты, начерченные под руководством Дьякова, были выполнены гораздо тщательнее и, что особенно важно, давались в цвете. Эта история и была воспроизведена в сенатском указе Об означении красками на всех уездных и специальных планах: селений, межей, дорог и всей ситуации{1320}. Через год Дьяков благополучно занял пост директора чертежной, сменив незадачливого инженер-майора Горихвостова{1321}, а в 1777 году уже в чине статского советника упоминался в сенатском указе как директор чертежной Смоленского и Новгородского наместничеств{1322}. Совсем по-другому сложилась судьба землемера Калужского наместничества Редькина, который план по Новосильскому уезду не составил, в должности появлялся редко, всегда в нетрезвом состоянии, а потом вообще исчез. В Межевой канцелярии его поджидали, чтобы «за невоздержанное состояние» из землемеров исключить и дать самый нелицеприятный аттестат, о чем и был отправлен рапорт в Межевую экспедицию Сената. Делом чрезвычайно заинтересовались и, учитывая государственную важность Генерального межевания, издали закон О воспрещении Межевой канцелярии, чтобы она уездных землемеров не отрешала сама собою без указа из Межевой экспедиции{1323}.
Страсти по межеванию не утихали более столетия, инициировав тем самым сотни новых указов. Однако наиболее распространенными сюжетами, попавшими на страницы ПСЗ, стали не драки с землемерами и не тяжбы с соседом-помещиком, а самые разнообразные случаи взяточничества и лихоимства.