7. Идеологический реванш 1920-х годов: националисты-радикалы и Дмитро Донцов

7. Идеологический реванш 1920-х годов: националисты-радикалы и Дмитро Донцов

Другое направление правой идеологии — плод творчества Дмитра Донцова (1883–1973), идеолога «чинного [действующего] национализма». В рассказе о нем мы будем опираться в основном на диссертацию Ирины Шлихты[51]. Донцову мы посвятим несколько больше внимания, чем Липинскому, поскольку многими именно его идеи и воспринимаются как украинский национализм «в чистом виде».

Родом Донцов был из Мелитополя, где из своей семьи и среды впитал романтические национальные идеи. Учился в Царскосельском лицее и Петербургском университете, примкнул к украинскому социалистическому движению. Расстался с ним, т. е. стал в его понимании «националистом», в 1913 г.

Определяющим в формировании украинской идентичности Донцова стал период обучения в Петербургском университете (1900–1907). Именно здесь Донцов начал проявлять интерес к истории Украины. Главным литературным влиянием, кроме Тараса Шевченко, становится Леся Украинка, чья поэзия в значительной степени оказывала содействие переходу Донцова к националистическим убеждениям. В Петербурге он знакомится также с «Самостийной Украиной» Михновского, которая на него «произвела незабываемое влияние». Кроме того, Донцов получил возможность пользоваться книгами из Галиции, и те также не могли не повлиять на процесс его самоопределения. Не следует отвергать и тот факт, что, оказавшись в иноэтничной среде, он ощутил на себе, что такое русский шовинизм:

«Каждый, кто имел возможность оборачиваться в русских студенческих кругах начала ХХ века, знает, каким отравляющим ядом нетерпимости заражены эти круги… Устрашающа эта нетерпимость в особенности в отношении Россиян к чужим национальностям… Известным является отношение Россиян к евреям… национальная политика нетолерантна в высочайшей степени…».

Дебют Донцова на политической арене состоялся в 1903–1904 гг., когда он стал членом Петербургской украинской студенческой общины. На время его вступления в общину созрела выразительная тенденция к переходу молодежи на социалистические позиции, поэтому Донцов вместе с несколькими товарищами возглавил национальную фракцию, которая стояла в оппозиции к вышеупомянутому процессу. Почти одновременно (1905) он стал членом петербургской группы УСДРП, куда влился весь студенческий актив. Возникает закономерный вопрос: зачем Донцов присоединился к социалистическому движению? Очевидно, ответ следует искать в политической моде — тотальном увлечении марксизмом. В Российской империи это увлечение было тем сильнее, что марксизм воцарился здесь раньше, чем национализм (в современном значении слова), и долгое время не имел серьезного конкурента. Как вспоминает украинский социал-демократ Исаак Мазепа: «С лозунгами недемократическими и несоциалистическими нельзя было показаться среди людей». Украинский самостийнический национализм — как вполне типичный восточноевропейский национализм — к началу Украинской национальной революции 1917–1921 гг. был делом рук лишь узкого круга интеллектуалов и посему не мог претендовать на успех. Национальное возрождение в Восточной Украине на 1905 г. еще не достигло полноценной «политической» фазы (по классификации Мирослава Гроха) и находилось на стадии «патриотической агитации», которая не предполагает мобилизации широких слоев населения.

Период пребывания Донцова в рядах УСДРП (1905 — январь 1914 гг.) был чрезвычайно сложным и, вместе с тем, плодотворным. В 1905 г. он принял участие в украинской политической манифестации, проходившей в помещении Петербургского университета. На ней Донцов произнес речь в защиту политической независимости Украины. Это выступление является своеобразным Рубиконом, с которого начинается период все большего влияния Донцова на политическую жизнь Украины и украинско-русские взаимоотношения. За участие в манифестации он был арестован и отправлен в Киев. Заключение оказалось кратковременным, однако оказало содействие сближению Донцова с киевским активом УСДРП и, прежде всего, с Симоном Петлюрой.

Заметив публицистический талант Донцова (его первые политические статьи появились в органе УСДРП — газете «Слово»), члены украинской фракции второй Государственной думы пригласили его на должность редактора своего органа — газеты «Наша дума». Это обусловило возвращение Донцова в столицу из Киева.

1907 г. можно считать переломным для него. Оказавшись в потоке российской высокой политики, он сделал для себя два неутешительных вывода: во-первых, абсолютно все русские партии, независимо от программы, пропитаны шовинистическими и империалистическими настроениями; во-вторых, крайне слабая активность украинских социал-демократов в деле защиты национальных интересов.

Второй арест и внезапная болезнь стали главными факторами выезда Донцова за границу, в Галицию. Находясь на лечении в польском курортном городке Закопане, он в 1909 г. знакомится с личностями, которые, наряду с Миколой Михновским, имели решающее влияние на формирование его националистических убеждений — идеологом украинского консерватизма Вячеславом Липинским и теоретиком польского «европейского» национализма Станиславом Бжозовским.

Донцов продолжил обучение на правовом факультете Венского университета (1909–1911), однако степень доктора юридических наук получил в 1917 г. во Львовском университете. В то же время, в 1909–1913 гг., он работает в рядах Заграничной группы УСДРП, отстаивает легальные возможности партийной работы, печатается. В 1912 г. Донцов присутствовал на ІІІ Чрезвычайном интернациональном социалистическом конгрессе в Базеле, где подписал от лица ЦК УСДРП «Общее воззвание украинских социал-демократических партий России и Австрии».

В 1913 г. на втором Всеукраинском съезде студентов во Львове Донцов провозглашает реферат «Современное политическое положение нации и наши задачи», в котором обосновывается идея «политической сепарации» Украины от России. Его выступление вызвало чрезвычайный резонанс в обществе и стало последней каплей в продолжительном процессе разрыва Донцова с социалистическим движением. Практически вся украинская социалистическая печать отмежевалась от идей реферата.

Разрыв Донцова с социалистическим движением был обусловлен целым рядом факторов. Из них принципиальное значение имело расхождение во взглядах на будущее украинско-русских взаимоотношений, рожденное, в свою очередь, разной трактовкой роли наций. Уже сам факт появления работы «Энгельс, Маркс и Лассаль о неисторических нациях» (1914) является достаточным доказательством того, что он вышел за пределы марксистской теории нации, которая, по высказыванию историка Романа Шпорлюка, «…состояла в том, что нация не требует теории». Другим глубинным течением конфликта было то, что Донцов поставил сугубо политические вопросы в зависимость от более широкого культурного контекста и создал отрицательный образ «психологической» России, глубоко чуждой правовой и политической культуре Европы («Современное москвофильство» (1913)).

Определив свой идейный облик, Донцов разворачивает активную практическую деятельность. Когда 4 августа 1914 г. во Львове была создана самостийническая организация надднепрянцев, которые находились в Галиции, — Союз освобождения Украины (СВУ), Донцова закономерно избрали ее председателем. Союз встал на сторону Центральных держав, чтобы в случае поражения России иметь возможность проводить независимую политику. Это дало возможность заниматься активной работой в среде украинских военнопленных в Австрии и Германии и создать в 1918 г. две украинских дивизии. Однако такая ориентация не нашла понимания ни у пророссийских, ни у проукраинских политических сил (что было достаточно глупо). Вопреки определенным успехам, Донцов к концу 1914 г. оставил организацию. Главными причинами его отхода исследователи считают: расхождение во взглядах на текущую политику, обусловленные разной партийной принадлежностью членов руководства СВУ, и стремление другого члена СВУ Миколы Зализняка привлечь организацию к агентурной работе в пользу Центральных держав.

В том же году Донцов организовал Украинскую информационную службу (УИС) в Берлине. В 1916 г. он принял предложение украинского мецената В. Степанкивского возглавить Бюро национальностей России в Лозанне (Швейцария). За весь период своего существования Бюро издало 65 номеров бюллетеня «Ведомости народов России». Деятельность Донцова в 1914–1916 гг. сводилась к пропаганде идеи украинской нации в мире: независимое украинское государство рассматривалось как главный фактор стабилизации восточноевропейского региона. Эту концепцию Донцов развил в нескольких брошюрах, написанных на немецком языке, и многочисленных статьях в немецкой, швейцарской и польской печати.

В марте 1918 г., когда Центральная Рада переживала период агонии, Донцов смог переехать в Киев. Тут, как мы уже упоминали, он нашел контакт с гетманом и «хлеборобами» и возглавил Украинское телеграфное агентство.

Почему Донцов встал на сторону гетманского режима? В его дневнике того времени «Год 1918, Киев» читаем: «…я присоединился к гетману потому, что хотел видеть в нем нашего Бонапарта». Апогеем политического взлета Донцова можно считать его участие в мирных переговорах Украины и России (23 мая -7 октября 1918 года). Он входил в состав политической комиссии, которую возглавлял Александр Шульгин. На заседании политической комиссии Донцов произнес реферат о политических границах Украины. Его суть сводилась к тому, что все «окраины» Российской империи следует признать самостоятельными государствами и рассматривать Крым как интегральную часть Украины. Тем самым он оказывал содействие закреплению полуострова за Украиной. Летом 1918 г. на секретных переговорах с немецкими представителями фамилия Донцова фигурировала как кандидатура на должность министра иностранных дел.

Кризис в отношениях Донцова и Скоропадского прослеживается с середины октября 1918 г. А окончательный разрыв Донцова с гетманским движением состоялся в 1920 г., когда он отказался вступить в организацию Липинского, считая ее слишком «закрытой». В середине 1920-х он и Липинский уже считались непримиримыми оппонентами.

В период Гетманата Донцов осознал важность сильной власти и крестьянскую природу украинской нации, то есть двух ключевых идей своей будущей доктрины «действующего национализма».

1922 г. делит историю Галиции на два периода: период без Донцова и «эпоху Донцова», которая продлилась до Второй мировой войны. В этот львовский период Донцов развернул активную публицистическую деятельность и разработал идеологию, которая сделала его, как говорили современники, «духовным диктатором галицкой молодежи». Этому способствовало назначение Донцова на должность редактора «Литературно-научного вестника» (ЛНВ, 1922–1939), что стало возможным благодаря Украинской воинской организации (УВО; о ней — ниже) и лично Евгену Коновальцу. В 1933 г. Донцову удалось трансформировать журнал в частное предприятие, что давало ему большую свободу самовыражения.

При поддержке Евгена Коновальца Донцов стал редактором еще одного националистического издания — двухнедельника «Зарево» (1923–1924). Журнал был составной частью стратегии Коновальца относительно распространения идеологии УВО в украинском обществе. Однако журнал и Украинская партия национальной работы (революции — для посвященных) (1924–1925), созданная на базе группы «Зарево», оказались нежизнеспособными. Несмотря на это, организованные националисты всегда высоко ценили данное издание. Так, материалы идеологически-политической военной подготовки членов ОУН (1940-е гг.) утверждали, что появление журнала «Зарево» было чрезвычайно важным, поскольку на его страницах оформлялись идейные основы националистического движения.

1 сентября 1939 г., с началом Второй мировой войны, польская полиция арестовала Донцова. До последовавшего вскоре падения польского государства он находился в концентрационном лагере в Березе Картузской, после чего выехал на Запад. С 1947 г. он жил и работал в Канаде. Наиболее плодотворным был для Донцова период 1920-1930-х годов, когда он и стал восприниматься как ведущий идеолог украинского национализма.

Давайте теперь проследим развитие его идей.

Основные соображения Донцова после 1913 г. обозначены идеями его реферата «Современное политическое положение нации и наши задачи». Донцов так никогда и не отказался от главных постулатов этой работы. Ведущими «месседжами» реферата были следующие:

1. Идея политической сепарации Украины от России. Политическая сепарация не отождествлялась с самостоятельностью. Как прагматический политик, Донцов выдвинул концепцию двухэтапного освобождения Украины. В будущей войне России с Центральными державами Украина должна стать на сторону врагов России. Не исключались возможности преобразования Украины в «коронный край» в составе Австро-Венгрии. Лишь на втором этапе, при благоприятных обстоятельствах, Украина может стать независимым государством. Таким образом, впервые в истории украинской политической мысли Донцов прямо определил именно Россию как главного противника украинских освободительных устремлений.

2. Обоснование своевременности лозунга сепаратизма критикой славянофильства. По мнению Донцова, пробуждение «неисторических» наций Восточной Европы окончательно подорвало те идеи, на которых строили свои программы Драгоманов и галицкие патриоты его поры.

3. Подчеркивание необходимости активизировать молодое поколение, которое Донцов провозгласил «единственной надеждой нации».

4. Предложение применять национальный принцип в оценивании внутренней и внешней политики и признания примата второй над первой. Этой мысли Донцов придерживался и в дальнейшей деятельности, в т. ч. в провозглашении разнообразных ориентаций: в 1913 и в 1916 гг. он предлагал искать поддержки в Австрии и Германии, в 1918 г. — у Германии и Великобритании. По его мнению, в украинском движении без сильного союзника не хватило бы внутренних ресурсов вырваться из состава России.

Донцов не отвергал никаких средств для реализации своей программы. По его мнению, это могли быть: систематическое воспитание масс в духе программы сепаратизма, организация молодежи и ее военизированное воспитание, самообразование молодых, объединение политической работы с культурной, удовлетворение потребностей текущего момента и т. п.

Лейтмотивом всех работ Донцова, начиная с 1907 г., стало изобличение шовинистических настроений в среде русских либералов. В 1913 г. эта идея была дополнена критикой явления, которое Донцов назвал «современным москвофильством» и под которым понимал «распространенное в определенных кругах нашей интеллигенции безграничное почтение перед русской культурой, и странную какую-то духовую зависимость от взглядов, господствующих в прогрессистских русских кругах». По мнению Донцова, влияние русской культуры было причиной неясности программы украинского движения. Поэтому он провозгласил необходимость начертить выразительную программу украинской политики.

1914-м годом датируется одна из первых попыток Донцова сформулировать украинскую национальную идею:

«В какие конкретные формы воплотится украинская национальная идея — этого мы предвидеть не сможем. Но к чему она стремится… установить можно. Этой формулой будет преобразование южнороссийского племени в сознательную отдельную нацию. Стремление же стать нацией охватывает собой: борьбу за национализацию культуры, за возможную экономическую независимость и, пока что, за наибольшее влияние в государстве (в центральных и местных политических учреждениях, судах et cet)».

В 1917–1921 гг. исключительное внимание Донцов уделял проблеме украинской государственности. Так, в работах «История развития украинской государственной идеи» и ««Украинская государственная мысль и Европа» он старается проследить развитие государственной идеи и дать определение материальным и духовным основаниям украинской государственности. Позиция Донцова этого периода ярко отображена в таком пассаже из работы 1918 года:

«Должно быть более государственниками, чем националистами, помня, что еврей, поляк или москаль, которые твердо стоят на почве украинской государственности являются ее лучшей опорой, нежели украинцы, которые грезят о федерации».

Очевидно, что внимание Донцова к данной проблеме предопределялось не только практическими потребностями украинской революции, но и принципиальным признанием возрастания роли государства в обществе, когда происходит «колоссальное расширение функций государства, если принудительная (а не добровольная, не частная) организация общества для достижения культурных и политических целей становится азбукой общественной жизни».

Критика в работах Донцова России как общества, где все еще властвуют нормы морали, а не права, позволяет утверждать, что его идеалом было развитое правовое государство западного образца, построение которого происходит демократическим путем. Донцов сознавал необходимость существования гражданского общества, которое бы ограничивало давление государства на своих граждан, и подчеркивал «конечность государственного соединения и общественной единства». По его мнению, в Украине гражданское общество (деление на сословия с соответствующей защитой сословных интересов) возникло раньше, чем государство. Этим и поясняется высокая общественная активность украинцев.

Вполне вероятно, что в этот период Донцов еще признавал первичность государства относительно нации (позже он поменяет их местами). Это дало ему возможность сосредоточиться на вопросе о форме государственного устройства: Донцов подтверждал свою преданность демократической форме правления, так как «не верить в нее [демократию], значит не верить в будущее целой нации».

Защита монархического типа правления в произведениях Донцова 1913–1921 гг. не замечена. Иное дело — его вполне прагматичные статьи периода Гетманата, направленные на обеспечение социальной базы гетманского режима.

Проблему отношений России и Украины Донцов всегда ставил в более широкий контекст — контекст борьбы России и Европы. По его мнению, Украина является органической частью Запада, которой «…мы и должны оставаться и ныне, и присно, и во веки веков». Соответственно, историческая миссия Украины состоит в защите Европы от нашествия русского варварства. Роль Украины является тем более важной, что «…империалистическая мечта является единственной неизменной величиной в России». Именно поэтому, утверждал Донцов, украинская идея объективно служит прогрессу человечества.

Все вышеупомянутые мысли Донцова не имеют прямого практического значения, в отличие от его утверждения о том, что политическое обособление Украины от России невозможно в условиях духовной зависимости украинцев от русской культуры. Этот тезис является свидетельством прагматического подхода Донцова к реалиям своего времени:

«Имеем врага не в системе, не в царизме, не в кадетизме, не в большевизме. Лишь в том, чего лишь эманацией являются и царизм, и кадетизм, и большевизм. Культуру от политики отделить нельзя… если организм нации отравлен чуждой ему культурой Востока, то никакая политическая сепарация ничем нам не поможет».

Считать, как это делал Донцов, что влияние русской культуры было причиной аполитизма украинского «мещанства», похоже, нет смысла. Однако говорить о необходимости развития национальной культуры как обязательного элемента современной нации он имел все основания.

Отношение же к Польше было у Донцова более благожелательным. Пропагандирование им идеи польско-украинского согласия в Западной Украине являлось своеобразным проявлением гражданского мужества, — ведь западные украинцы могли не только отвергнуть данную идею (что, в конце концов, и произошло), но и изолировать его как политического мыслителя вообще, поскольку борьба с польской властью становилась смыслом галицкой политики.

Еще в период до 1921 г. Донцов обнаружил глубокое (научное) понимание природы явлений нации и национализма. И есть все основания полагать, что он пришел к своим выводам самостоятельно.

Наиболее выразительной можно считать мысль Донцова о том, что в начале ХХ в. состоялось перерождение «официального национализма» Российской империи в национализм русской нации. (Заметьте, известный современный исследователь национализма Бенедикт Андерсон считает, что изобретение термина «официальный национализм» принадлежит Хью Сетон-Уотсону.) Донцов четко отдавал себе отчет об опасности этого явления для украинского освободительного движения, поскольку, в отличие от правительственного, казенного характера «официального национализма», национализм русской нации («общественный национализм») проникал в толщу народных масс. Этот взгляд Донцова вполне соответствует современным научным оценкам развития русского национализма.

Едва ли не главнейшей причиной этого процесса он считал неспособность «национализма бюрократии» бороться с движениями инородцев. То есть, русский национализм возникал как вторичный относительно украинского. Вместе с тем, Донцов не отвергал таких факторов, как европеизация и демократизация России.

Таким образом, Донцов на теоретическом уровне прослеживал связь между демократией и национализмом. На украинской почве эту идею позднее с блеском развил Ольгерд Бочковский.

Субъективное понимание нации полностью победило у Донцова лишь в 1917 г., когда он начал утверждать, что «нацию создает не этнографическая самостоятельность, не давность происхождения, не формы — а лишь та мистическая сила (мистическая, поскольку причины ее еще не выяснены), которая носит название ««воля к жизни», воля создавать отдельную общественную единицу между расами». Вместе с тем, он подчеркивал комплексный характер природы нации и подверг сомнению применимость определения нации Эрнеста Ренана лишь как духовной общности и моральной солидарности в конкретной украинской ситуации: вся статья «Народ- бастард» строилась на противоположной посылке, что на 1917 г. украинцы оставались проблемной нацией, своеобразной недонацией. Определение нации Ренана позднее подверг критике и один из любимых мыслителей Донцова испанец Х. Ортега-и-Гассет.

В свое время тезис Донцова о неполноценности украинской нации вызвал волну непонимания. В частности, по мнению правого публициста Юрия Липы, «в этой теории “народа-бастарда” пораженчество украинских интеллектуалов подошло уже к абсолютному уничтожению органичности собственной расы. Это уже не было самоуничижение, это было самоуничтожение, окончательное порабощение духа расы»[52].

Еще перед Первой мировой войной Донцов осознал исключительную роль созидания украинской нации в преобразовании домодерного этнического субстрата на землях Российской империи в новейшие образования. По его мнению, именно от украинского освободительного движения зависит, станет ли этот субстрат базой для формирования единой русской нации, в которую, как составные части, вольются все потенциальные нации, или на его основе возникнет целый ряд модерных наций.

Он обнаружил также понимание того, что в наше время историк Роман Шпорлюк сформулировал следующим образом: создание одной нации является разрушением другой. Так, в статье «Петербургский переворот» в 1917 г. Донцов высказал уверенность, что «…Россия является — по природе вещей — нашим неумолимым и принципиальным врагом, который — не отвергая себя самого — не может никогда дать нам сколько-нибудь широких национальных уступок». В сущности, эта мысль была основанием и для его утверждений о проблемности украинской нации в статье «Народ-бастард»: украинцы являются проблемной нацией, поскольку не осмеливаются выйти из устоявшихся национальных форм польской и русской наций.

Поражение национально-освободительной борьбы стало первопричиной радикализации взглядов Донцова. Именно с 1921–1922 гг. можно говорить о разработке Донцовым доктрины «действующего национализма» как антитезы идеологиям и практикам революционной поры.

Что именно, по мнению Донцова, дало толчок к потере государственности? Какими были главные источники его новой идеологии?

Парадокс Украинской революции, утверждал Донцов, состоит в том, что, в отличие от широких слоев населения, вожди нации оказались неготовыми к процессу построения государственности. Поэтому критика неудач Украинской революции в его работах сводилась к изобличению недостатков политического бомонда и, вместе с тем, к подчеркиванию определяющей роли народных масс в событиях 1917–1921 гг..

По мнению Донцова, лидеров периода революции вообще нельзя считать лидерами нации. Это были политики с психикой «маленького человека». Их мировоззрение не отвечало времени, в котором они жили: «В 1917 году они думали и ощущали мыслями и чувствами 1848 года». Это были духовные невольники, которые в эпоху революции мыслили категориями мирного времени.

Острие своей критики он направил на деятелей Центральной Рады, которые стремились делать революцию без нарушения порядка и, в конце концов, превратили Украину в «сумасшедший дом». Донцов убежден в том, что Центральная Рада имела (и могла иметь!) успех лишь пока не выдвинула собственную программу, пока подстрекала народ к разрушению старого строя. А вот когда речь шла о созидании… В 1921 г. Донцов осудил социалистическую доктрину — идеологию Центральной Рады: подчеркнул ее прирожденный анационализм и, соответственно, непригодность к нуждам Украинской национальной революции.

Более умеренным был взгляд Донцова на период Гетманата. Он указал на глубокий разрыв, образовавшийся между теми ожиданиями, которые возлагались на фигуру Павла Скоропадского, и его реальной деятельностью. Приговор Донцова неоднозначный: «Легитимизм, который изымает своих кандидатов из пантеона политических мертвецов, — это нежизнеспособное течение…» (хотя заметим: со Скоропадским он сохранил неплохие отношения).

Директория вообще не заслужила его пристального внимания. Достойным своей критики Донцов признал лишь Симона Петлюру. Хотя продолжительное время они находились в довольно дружеских отношениях, революция раскрыла Донцову глаза на слабость Петлюры-политика — его неспособность как лидера противопоставить себя массе, склонность плыть по течению.

Деятели 1917–1921 гг. вели себя крайне пассивно: они не сформулировали четких целей национально-освободительного движения, не использовали собственнический инстинкт украинского крестьянства, не противопоставили идее русского мессианства собственную идею, были нейтральными в делах религии и церкви. Итак, Донцов делает вывод: «Революция не нашла адекватного выражения в нашем ведущем слое». Таким образом, критика Украинской революции на основе личного опыта стала исходной точкой и главным источником идеологии «действующего национализма».

Определяющими в идеологии «действующего национализма» являются три работы Донцова: «Основания нашей политики» (1921), «Национализм» (1926) и «Где искать наши исторические традиции» (1938).

Заслуживает внимания тот факт, что Донцов осознавал субъективность своей концепции, считая, что объективными могут быть лишь те, кто не занимает четкой гражданской позиции (явно наследуя тут Фридриха Ницше):

«Нет в мире худшего проклятия, чем так называемая “объективность”, нет большего несчастья, чем “беспристрастные” и “нейтральные”. “Объективные” — те, которые боятся занять положение, те, которые колеблются выбрать…».

«Основания нашей политики» можно считать наиболее систематическим изложением взглядов Донцова на идеал общественного устройства. Следует подчеркнуть, что «Основания нашей политики» и «Национализм» объединяет цель Донцова-исследователя — очертить украинскую национальную идею. Однако в работах 1921 г. и 1926 гг. он предлагал разное решение этого вопроса. Так, в «Основаниях нашей политики» Донцов старался раскрыть суть украинской национальной идеи, а в «Национализме» — очертить, какой она должна быть по форме, чтобы стать популярной в обществе. Поэтому «Национализм» не следует рассматривать как адаптированный «заменитель» «Оснований нашей политики». Эти работы были ориентированы на решение разных проблем, поэтому они скорее дополняют, чем опровергают друг друга.

Суть «Оснований» составляют три идеи: 1) Россия как главный враг Украины, 2) крестьянство как костяк нации и государства и 3) необходимость сильного чувства цели и воли. Если первые две идеи развиты довольно полно, то проблема воли очерчивается несколькими штрихами, несмотря на то, что этот вопрос интересовал Донцова давно. В 1921 г. Донцов считал необходимым ограничиться указанием, что возможность проявлять собственную волю является основным требованием национальной политики, а ее высочайшим законом — воля к созданию политической нации.

Он был убежден в этом потому, что украинская национальная идея состоит «в этой вечной нашей борьбе против хаоса на Востоке, в обороне — в своей собственной государственной культуре — целой культуры Запада…». Реализовать этот идеал можно лишь при условии, если в фундамент национальной политики будут заложены стремление создать политическую нацию, признание примата внешней политики над внутренней, традиционализм в широком понимании.

Второй тезис предусматривал осознание того факта, что ни одна нация не освобождается собственными силами, и поэтому — следует постоянно ориентироваться на те страны, которые в данный момент стремятся к разделу России. В 1921 г. Донцов призывал искать поддержки у Антанты (а именно — у Великобритании) и блоке государств от Балтики к Черному морю (Румыния, Венгрия, Польша).

Третий тезис означал признание западноевропейских ценностей; отвержение русских идеалов орды (охлократии, или деспотизма), закабаления индивида и космополитизма. В сфере политики — это идея демократии.

Итак, Донцов делает вывод: «крестьянская мелкобуржуазная республика» — таков наш идеал. При этом он подчеркивает, что не принадлежит к людям, которые падают на колени перед идеей, выраженной в слове «демократия»:

«Свое отношение к ней я лучше выразил бы словами [французского историка] Гизо: «демократия — это факт, который надо принять, нравится нам он или нет… Не будучи способным его уничтожить, нужно взять его в колодки, урегулировать, так как, необъезженный и неурегулированный, он разрушит цивилизацию». Признав «регулируемую демократию» (наподобие той, которая, по его мнению, воплощена в устройстве США) в качестве приоритетной формы государственного правления, Донцов не отвергал значения фактора сильной власти. Однако дальнейшего содержания этой мысли он не раскрыл.

Движущей силой государствосозидающего процесса и фундаментом будущего украинского государства Донцов считал крестьянство во главе с классом земельной аристократии. По его мнению, именно этот слой с присущим ему способом мышления может остановить поток нигилизма, который охватил мир после Первой мировой войны. Крестьянство может полагаться лишь на собственные силы, поскольку, утверждал Донцов, украинский народ был и есть «народом без головы»: «Он ее [головы] не имел, так как, вопреки своему названию, интеллигенция этой головой не была».

В основе Донцовского видения проблемы формы государственного устройства лежит деление истории Украины на два периода: период безгосударственности (так называемая эмоциональная эпоха) и период будущей украинской государственности (так называемая интеллектуальная эпоха). Важно то, что, по мнению Донцова, революция не может длиться вечно, что после эпох эмоциональных всегда приходят эпохи интеллектуальные. Желательной формой государственного правления для периода революции он называл диктатуру, а наилучшим устройством для будущего украинского государства — демократию наподобие американской:

«Никто не наивен настолько, чтобы считать диктатуру постоянной формой правления; это — переходное явление… Если я говорю о государственном устройстве по образцу американского — я говорю о более сложившейся форме в уже конституированном государстве».

Донцов утверждал, что демократическая и монархическая формы правления непригодны для кризисных периодов истории по своей сути, ведь в такие бурные эпохи власть может удержаться, апеллируя лишь к энтузиазму массы, а не к легальному авторитету.

Внимание Донцова к большевизму и фашизму объясняется тем, что, по его мнению, они предлагали наиболее эффективные методы захвата и удержания власти:

«Не делаю здесь рекламы ни фашизму, ни большевизму: чем кончит один — не знаю, что второй кончил полным банкротством — очевидно. Но я здесь веду речь не об их внутренней политике, лишь о методах удержания государственного аппарата и его укрепления…, а в этом отношении и фашизм, и большевизм до сих пор остаются классическими примерами того, как это нужно делать».

То есть, в его концепции форм государственного устройства пригодность большевизма и фашизма как возможных образцов для подражания ограничивалась четкими рамками — периодом безгосударственности и, возможно, первыми годами государственного существования. Данный тезис, однако, не распространяется на увлечение Донцова образом «человека- большевика» или «фашиста».

В теснейшей связи с проблемой формы государственного устройства Донцов разрабатывал проблему элиты, которая, по его мнению, состояла в отсутствии лидерства украинской нации как такового: «Кризис нашего национализма… лишь в недостатке людей». В 1923–1924 гг. он выдвинул тезис о важности «инициативного меньшинства» и «творческого насилия». Националистический публицист М. Сосновский считал, что появлению этой идеи в теории Донцова способствовали учения Маркса, Ленина, Петра Ткачева и Макса Вебера, а также наглядный пример Италии, Германии и СССР.

Следует помнить, что одним из аспектов полемики между украинскими монархистами и националистами был вопрос: сможет ли украинская нация в период кризиса создать новую элиту? По мнению монархистов, новая аристократия в период революции (безгосударственности) появиться не может. А Донцов считал, что новая элита обязательно появится, и единственным основанием для продвижения по лестнице власти будут личные достоинства лидеров.

По мнению Донцова, «не важно, на каком языке говорит этот ведущий слой, и какой он культуры, но важно, чтобы он думал и ощущал [вместе] с краем, не оставляя обязанности службы территориальным интересам нации… И тогда нация будет с ним». То есть, теоретически он признавал возможность существования «не совсем этнически украинского» руководства. Как и раньше, ставка делалась на молодое поколение: «Надо опираться на молодых — поскольку: “Трупы не воскресить! Калек не поднять”».

Лишь элита — новая с помощью старой — способна завершить формирование державы, импульс которому дают «низы». Именно поэтому проблема элиты является центральной для украинского возрождения.

Донцова справедливо обвиняют в пренебрежении социальной проблематикой. Однако, по мнению Ирины Шлихты, имеет смысл заметить, что это было результатом понятного нежелания Донцова поднимать те вопросы, разработкой которых занималось большинство украинских политических партий (если не все). Ни в коем случае такое невнимание не связано с преуменьшением Донцовым роли социально-экономического фактора в жизни нации или его нежеланием видеть всю привлекательность социальных лозунгов для потенциальных сторонников движения: «…должно… высоко держать флаг органического единства национальной и социальной программы, помня, что не может быть ни первой без второй, ни второй без первой…».

Наиболее полно суть теории «действующего национализма» Донцов изложил в работе «Национализм» (1926). Эта небольшая книга сразу же получила широкий отклик, и тираж в 2 тыс. экземпляров быстро разошелся во Львове, на Волыни, Буковине, Закарпатье, в Чехословакии и Америке. Парадокс успеха «Национализма» состоит, по мнению Ирины Шлихты, в том, что за неимением единства стиля, ясности мысли это произведение не воспринимается как завершенная и внутренне логичная политическая доктрина. (Та же исследовательница указывает, что Донцов мог и не стремиться к этому, потому что видел очевидное преимущество эмоционального заряда и пламенного призыва перед скучным академизмом.)

В «Национализме» путем описания совокупного образа врага украинской нации Донцов выстроил «идеальный тип» национализма. Таким образом, этот труд построен не на утверждении, а на возражении. И потому не удивительно, что его третья часть, в которой Донцов постарался подать элементы положительной программы национализма, считается самой слабой.

Критика украинского «провансальства» и определение отрицательного отношения к России — вот две ведущих идеи «Национализма».

Признаками «провансальства» (провинциального общественного течения, которое держится за отдельные обычаи и традиции народа, стараясь сохранить эту «фольклорно-этнографическую массу» без превращения ее в модерную европейскую нацию) Донцов называл примитивный интеллектуализм, научный квиетизм (веру в незыблемые общественные законы), хуторянский универсализм, материализм, антитрадиционализм и поддержку идеи политического симбиоза Украины и России. Представителей этого течения он упрекал в том, что они воспринимают национальную идею не как аксиому, а как теорему, которая требует доказательства, что для них права нации являются лишь нормой морали, что они признают только «свободу от», а не «свободу для»:

«Чтобы тот, кто родился украинцем, хотел стать украинцем — это было для провансальцев неслыханным насилием над “свободной личностью”…».

Еще в 1913 г. в своем знаковом реферате Донцов писал: «Ничего другого я и не хочу сказать, как лишь то, что тогдашние обстоятельства заставляли нашу жизнь бежать дорогой узкого провинциализма». После чего указал, что в условиях, когда начинается новая эпоха — эпоха

пробуждения неисторических наций, существование «провансальства» становится признаком ненормального состояния нации. В 1926 г. его тон был уже абсолютно категоричным.

Стержень своего учения он сформулировал тремя тезисами:

1. Что должны делать украинцы? — Добиваться независимости Украины.

2. А каким путем? — Через национальную революцию.

3. Кто может это сделать? — Люди нового духа.

Своей главной задачей Донцов считал описание, какими должны быть украинцы, чтобы достичь независимости. Что им делать и как — это были те вопросы, которые обязаны решить сами украинцы.

Относительно вопроса, откуда именно (из какого общественного слоя) должны рекрутироваться люди нового типа, то в «Национализме» (как и в «Основаниях нашей политики») Донцов считал, что это должно быть крестьянство, которое на тот момент представляло большинство нации. (В 3-м издании «Национализма» (1966) тезис о крестьянстве был снят, но никакой другой альтернативы не предлагалось).

По мнению одного из идеологов ОУН, М. Сосновского, суть работы «Национализм» и то новое, что высказал в ней Донцов, составляют три базовых идеи: «воля как закон жизни», «творческое насилие» и «инициативное меньшинство». Главными проявлениями воли Донцов считал наслаждение риском, героизм и жажду господства. Соответственно, поднимался лозунг лелеять именно эти черты характера.

Другим важным нововведением Донцова был его тезис о «творческом насилии» и «инициативном меньшинстве»: «Творческое насилие — как “что”, инициативное меньшинство — как “кто”, - вот основание почти всякого общественного процесса, способ, которым побеждает новая идея». Тем не менее, в отличие от понятия «воля», содержания этих двух понятий он не раскрыл. Единственное, о чем узнает читатель, — это то, что именно «инициативное меньшинство» производит идеи и бросает их в массы. Оно не должно ставить свое существование как самоцель, так как это ведет к разложению общества. «Инициативное меньшинство» может выполнять возложенные на него функции; должно иметь отвагу выбирать и приказывать, а не прятаться за мифической «волей народа». Донцов оставил без ответа вопрос — какова связь между «инициативным меньшинством» и «сильным человеком». Понятие «инициативное меньшинство» он уточнил лишь в 1930-1940-х гг.

Основную воспитательную и объединяющую функцию в отношении членов нации выполняет национальная идея, которая должна обращаться к «сердцу нации». По мнению Донцова, эта идея может возникнуть лишь с учетом традиций, истории, психики, географического положения и потребностей нации. Она должна «укреплять волю нации к жизни, к власти, к экспансии…» и определять «стремление к борьбе, и сознание ее конечности…».

Донцов утверждал, что любая национальная идея содержит два элемента — цель и волю. Соответственно, под понятие «украинская национальная идея» подпадают стремления обрести независимость Украины и воля к осуществлению этого идеала. Национальная идея обязательно должна воплощать вневременность нации, то есть базироваться на традициях вчерашнего дня и включать в себя задачи завтрашнего. Как и любая большая идея, национальная идея может приобрести такие черты, как романтизм, догматизм, иллюзионизм, фанатизм и «аморальность».

Главной чертой романтизма был призыв к жертвенности: «Но возможен ли прогресс без жертв, и нужен ли такой прогресс без жертв?» Донцова часто подвергали критике (обоснованно или необоснованно) за данное требование «действующего национализма», с учетом тех трагических реалий, в которые окунется галицкая молодежь в 30-40-е годы, когда подобные донцовским лозунги ОУН приведут к многочисленным героическим жертвам. Но, видимо, не стоит винить Донцова во всех трагедиях западноукраинской жизни, поскольку он был лишь идеологом, а не практическим политиком-организатором. Вряд ли Карл Маркс непосредственно виноват в том, что натворили его российские «самые верные последователи».

Национальный идеал Донцов очертил в общих чертах: «Перенесенный в сферу конкретных отношений, этот идеал был бы для нас суверенность, “империализм”- в политике, свободная от государства церковь — в религии, окцидентализм [западничество] — в культуре, свободная инициатива и рост — в экономической жизни». Если учесть, что он не принадлежал ни к одной из политических партий, такая формулировка может быть и достаточной. Экономическая составляющая национального идеала отображает увлечение Донцова принципами рыночной экономики и частной собственности, которое является характерным для всего его творчества после 1913 г. Поэтому к Донцову неприменимо то определение, которое отождествляет интегральный национализм с идеологией «закрытого общества».

Напоследок скажем, что Донцов делал акцент на важности организационного объединения националистов: «Самоорганизация, групповая исключительность, озабоченность полнейшей идейной однородностью своего сообщества — вот лозунг, под которым победит национализм». Он разработал концепцию ордена как антитезы партийной организации и указывал на возможность наследования модели большевистской партии, которая, на его взгляд, была совершенной в том смысле, что обеспечивала связь между поколениями. Как член «Пласта» (украинских скаутов), он подчеркивал значение этой организации в воспитании юной поросли националистического движения. И хоть руководство ОУН относилось достаточно сдержанно к идеям Донцова (он не являлся ее официальным идеологом), но фактически методы организации, предложенные Донцовым, можно вполне усмотреть в структуре, идеологии и этике ОУН. Тем более что последняя получала своих новых членов из числа молодежи, кумиром которой был Донцов. Поверившая в возможность достижения национального идеала через нерушимую волю, героику и жертвы, националистическая молодежь на протяжении 20 лет, теряя тысячи жизней, основательно портила кровь всем оккупантам Западной Украины: и Польше, и Германии, и СССР.

Развивая мысли Сосновского и современного исследователя Василия Лисового, можно утверждать, что главной причиной успеха «действующего национализма» было то, что в эпоху тотальной деморализации и переоценки ценностей Донцов выработал идеологию определенности, доктрину, которая указывала на окончательные ценности. Поскольку автор этой идеологии ориентировался в своем творчестве на интеллектуальный уровень обычного украинца, ее поверхностный характер способствовал тому, что эта идеология усваивалась обществом, которое было не в состоянии мыслить критически, но, тем не менее, стремилось заполнить мировоззренческий вакуум, рожденный кризисом патриархального устройства и неудачей Украинской национальной революции 1917–1921 гг..