10. БРИТАНСКОЕ РЕШЕНИЕ

10. БРИТАНСКОЕ РЕШЕНИЕ

етрудно представить себе, в какое положение было поставлено правительство докладом «Мауд Комитти» Коллектив лучших умов страны заявил о возможности изготовления ядерного оружия. Как показали подсчеты, расходы должны быть очень большими хотя и не столь грандиозными, если подходить к ним с военным масштабом. А результат должен быть таков, что фраза «бомба придаст новый масштаб военным действиям» звучала бы нс пропагандой, а довольно скромным заявлением. Все же летом 1941 г. положение казалось совсем не соответствующим всему этому, поскольку тогда выражение «ядерное деление» большинству людей, стоявших у власти, говорило столь же мало, как и людям, которые впервые услышали о тринитротолуоле за пятьдесят лет до этого. Отсюда ясно, почему между представлением доклада «Мауд Комитти» и следующим шагом к изготовлению бомбы прошло более трех месяцев, хотя, как мы увидим, были еще и другие причины, которые могли затормозить дальнейший прогресс всего предприятия.

Главное, доклад «Мауд Комитти» означал конец одной стадии и начало другой на пути создания абсолютного оружия. До этого все дело, помимо ученых, касалось очень немногих людей. Во Франции, Британии, Соединенных Штатах и Германии различные правительственные органы, несомненно, давали свое благословение ядерным исследованиям с несколько неясной для них самих надеждой, что эти исследования могут пойти на пользу государству. Тогда еще не требовалось ответственных решений на высшем правительственном уровне с далеко идущими последствиями.

В течение лета и осени 1941 г. обстановка постепенно менялась. Впервые планы изготовления оружия, способного убивать врагов не сотнями и тысячами, а десятками тысяч, ста ли делом политических деятелей, промышленников и начальников родов войск. Казалось, начальники родов войск должны быть первыми в этом списке. Знаменательно, что два десятка лет назад военные руководители любой страны вряд ли хорошо представляли себе значение ядерного оружия. Вплоть до первого применения бомбы почти все без исключения смотрели на нее как на более мощную разновидность взрывчатого вещества, но никто не видел в ней средства, способного изменить радикальным образом характер войны. Годы, прошедшие после первого применения бомбы, были годами, когда и политики, и военные всего мира начали медленно осознавать ее значение. Черчилль поразил мир, заявив в 1950 г. о «сломанном хребте войны».

То, что среди людей, облеченных властью, лишь очень немногие сознавали в 1941 г. все значение атомной бомбы, можно объяснить скорее новизной и необыкновенностью сил, которыми люди овладевали, чем тупостью высших кругов.

Теперь рассмотрим события, последовавшие за заявлением «Мауд Комитти» о возможности изготовления урановой бомбы, эквивалентной по своему разрушительному действию взрыву 1800 тонн тринитротолуола, как тогда думали.

Правительству предстояло решить три проблемы. Во-первых, надо ли изготовлять бомбу вообще? Во-вторых, стоит ли до конца войны предпринимать что-либо для получения промышленной атомной энергии с помощью реактора, и если да, то делать ли это в порядке субсидируемых правительством работ или отдать их в руки частных предпринимателей? В-третьих, в каких пределах возможно и целесообразно привлекать к ядерному предприятию американцев. Все три проблемы в течение следующих двух лет были взаимосвязаны.

История о том. как правительство приняло решение первостепенной важности, очень любопытна. Об этом было сообщено вечером 6 августа 1945 г., т. е. вечером того дня, когда бомба была сброшена на Хиросиму. О решении говорилось в заявлении Черчилля, сделанном Эттли, который стал премьер-министром. В связи с этим заявлением на следующий день Хэнки написал в «Таймс» письмо, объясняя, что вопрос об использовании бомбы был направлен научно-консультативному комитету, представителем которого являлся он.

Когда создавался «Мауд Комитти», было решено, чтобы он о своих делах докладывал государственному секретарю по авиации; после передачи его в министерство авиационной промышленности стало естественным докладывать тому министерству, которому комитет был подчинен. Однако к лету 1941 г. проблема бомбы уже потеряла свой отвлеченно теоретический характер. Теперь стало ясно, по крайней мере некоторым ученым, что поскольку это оружие может оказать решающее влияние на ход войны, то его значение выходит далеко за пределы какого-либо одного министерства. В течение лета министр авиационной промышленности полковник Мур-Брабазон консультировался с Хэнки о дальнейших действиях, которые следовало предпринять, и они договорились, что доклад должен быть направлен в научно-консультативный комитет. председателем которого и являлся Хэнки.

Для этого были достаточно веские причины, так как интерес Хэнки к урановой бомбе простирался значительно дальше, чем многие подозревали Более десяти лет назад, во время его длительного пребывания секретарем комитета имперской обороны, однажды на одном из банкетов в Королевском обществе у Хэнки состоялся разговор с Резерфордом. Как потом говорил Резерфорд, необходимо было объяснить нечто важное молодому человеку. Проводимые им эксперименты с ядерными превращениями, сказал Резерфорд, могли в один прекрасный день обернуться делом огромной важности для обороны страны. Он не мог тогда знать, каким именно образом это произойдет (следует помнить, что до конца своей жизни Резерфорд публично высмеивал идею о возможности использования ядерной энергии), но какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что кто-то должен, как он выражался, «держать ухо востро».

«Мы получили доклад в конце августа.— писал Хэнки в своем письме в «Таймс».— Создали специальную комиссию пол моим председательством, заслушали многих знаменитых ученых, включая и тех, кто был назван в отчете мистера Черчилля. и некоторых других, и еще до конца сентября мы уже представили свой доклад, выяснив некоторые сомнительные моменты и подтвердив осуществимость проекта».

Рекомендация, направленная Джону Андерсону, лорду - президенту совета, отвечавшему за работу научно-консультативного совета, сводилась к тому, что Британия должна создать бомбу раньше немцев. Однако незадолго до этого Джон Андерсон уже получил инструкции относительно ядерного Оружия прямо от премьер-министра. Черуэлл в августе доложил Черчиллю о докладе «Мауд Комитти», подчеркнув достижение «существенного прогресса»: теперь есть обоснованная вероятность изготовить бомбу еще до конца войны. Черчилль, действуя со своей обычной быстротой, передал вопрос в комитет начальников штабов 30 августа 1941 г. с запиской, которая гласила: «Генералу Исмэю для комитета начальников штабов. Хотя я лично вполне удовлетворен существующими взрывчатыми веществами, мне кажется, мы не должны все же отказываться от возможностей усовершенствования, и поэтому я думаю, что следует принять меры в духе предложений лорда Черуэлла и ответственным от кабинета министров следует быть сэру Джону Андерсону». Начальники штабов рекомендовали немедленные действия, так как им, довольно естественно, всегда улыбалась перспектива повышения мощности взрывчатки.

Сначала может показаться странным, что Черуэлл, скептицизм которого в отношении бомбы не проходил до тех пор, пока она не показала себя в работе, с такой готовностью советовал продолжать ее разработку. Это, однако, означало бы неверное толкование обстановки, как она выглядела в июле и августе 1941 г. Русские, казалось, не выдерживали германских атак. В течение нескольких месяцев не только основная часть Европы, но также и большая часть Азии могла оказаться под контролем противника. При таких обстоятельствах было бы бесполезно разбазаривать людские резервы, деньги и материалы на изготовление оружия, которое могло и не иметь решающего влияния на войну. Но если бы урановая бомба сработала, то ее эффект был бы решающим. Конечно, это был риск, но Черуэлл считал его оправданным и советовал продолжать работы.

Поэтому в начале сентября решение вопроса о том, каким образом можно обеспечить выполнение планов «Мауд Комитти», было направлено Андерсону. Несколько позже, в том же месяце, научно-консультативный комитет рекомендовал, чтобы опытный завод по производству урана-235 был построен в Англии, а завод промышленного масштаба — в Канале. Было, правда, не совсем ясно, как поступить с реактором. ИКИ еще верила в то, что ей будет разрешено забрать Халбана, а возможно, и других работников кембриджского коллектива: она думала о координации всех работ по ядерной энергии В конце сентября ИКИ начала приготовления к формированию руководящего органа для создания проекта реактора. После серии встреч 15—17 октября между Джоном Андерсоном, Эдвардом Эпплтоном — секретарем департамента научных и промышленных исследований (ДНПИ) — и представителями ИКИ была утверждена схема проекта, которую требовалось уточнить через аппарат ДНПИ Мак-Гоун был информирован о том, что, в то время как ИКИ могла бы заниматься выполнением правительственных заказов, связанных с проектом бомбы, работа над проектом реактора оставалась бы под правительственным наблюдением. Такое решение клало конец всяким надеждам на то. что ИКИ сможет заниматься разработкой проблемы ядерной энергии.

К середине октября правительство создало новую организацию, которая должна была находиться в конечном счете под личным контролем лорда-президента. Для выработки рекомендаций он учредил консультативный совет в составе Хэнки, Генри Дэйла, Эдварза Эпплтона, Черуэлла и временно министра авиационной промышленности. Для непосредственного руководства работой был учрежден новый отдел ДНПИ, явившийся прямым потомком «Мауд Комитти»: однако его задача была иной, так как ему предстояло действовать по совершенно другим направлениям «Мауд Комитти» был исследовательской организацией, направляемой учеными, которые руководствовались академическими и бесстрастными принципами научного исследования. Перед новой же организацией стояла задача производства сырьевого материала для бомбы или. для начала, разработки завода, который мог бы послужить прототипом завода промышленного масштаба в Канаде. Центр тяжести перемешался от исследования к заводскому производству. Это не могло не волновать ученых, обнаруживших, что теперь они оказались в контакте с промышленными кругами. Трения между физиками и промышленниками, с которыми теперь приходилось все чаше вступать в контакт, были минимальными. Это объяснялось главным образом характером человека, избранного руководить новой организацией,—Уоллеса Экерса, директора ИКИ по исследовательской работе. Вместе со своим помощником Майклом Перрином Экерс был переведен в ДНПИ 18 октября. Он в совершенстве знал всю широко разветвленную организацию ИКИ, которая должна была сыграть решающую роль в изготовлении ядерной взрывчатки для бомбы. Так же важна была для успеха всего дела способность Экерса успокаивать ученых и убеждать две совершенно различные группы людей работать совместно, как единый коллектив. «Я был приглашен встретиться с ним,— рассказывал позднее один из ученых,— и ожидал увидеть типичного промышленника. Но он совершенно не походил на него. Это был джентльмен и исключительно приятный человек».

Экерс начал свою работу в обстановке некоторых неполадок, объяснявшихся тем, что многие ученые узнали о новой организации (названной «Тьюб Эллойс») только после того, как фактически были привлечены к работе в ней.

Ряд проблем требовал решения. Эпплтон и Экерс быстро согласовали вопрос о том, что «Тьюб Эллойс» должна снабжаться всем необходимым в первую очередь. На текущее полугодие правительство определило бюджет в 100 000 фунтов стерлингов. Теперь ученые, работавшие в Ливерпуле, Бирмингеме, Оксфорде и Кембридже, входили в более крупную организацию. Было достигнуто также соглашение по патентным проблемам.

Начиная с осени 1941 г. вокруг проекта в целом возникла новая атмосфера. До этого времени его участники в основном только вели разговоры относительно бомбы, отныне же они должны были активно помогать в изготовлении практического оружия войны.