9 ДРУГАЯ СТОРОНА ХОЛМА
9 ДРУГАЯ СТОРОНА ХОЛМА
Для начала «Мауд Комитти» подготовил письменное задание для «Интеллидженс сервис» с кратким изложением того, что требовалось узнать относительно ядерных исследований, проводившихся в Германии. «Мы должны были,— писал один из руководящих офицеров разведки,— проверить отрицательный случай — подтвердить то, чего нет. Это одна из наиболее трудных задач разведки...» Противник мог месяцы и годы заниматься главным образом лабораторными или теоретическими исследованиями, т. е. такой деятельностью, о которой не очень просто собрать информацию, даже если предмет исследований несложный и менее специфичный, чем ядерное деление. Воздушная разведка также принесла бы мало пользы. Пришлось снова обратиться к трудному процессу построения общей картины из мелких обрывочных сведений, неосторожно оброненных самим противником в его научных журналах, в протоколах научных совещаний и даже на университетских досках объявлений. Оценка степени их важности была делом «Научной разведывательной службы» — организации, существование которой не было известно никому в «Мауд Комитти». Однако информация изучалась и физиками: на первых порах они помогали отбирать нужные сведения.
«Было понятно,— рассказывает Пайерлс,— что если бы мы знали достаточно о делах и успехах физиков-ядерщиков в Германии, то могли бы отлично найти пути к тому, чем они занимаются. Одним из первых наших шагов было обеспечить органы разведки списком ученых и потребовать, чтобы нас постоянно информировали о том, где в Германии работают эти люди. Это не всегда давало ожидаемые результаты». В списке, например, первым было имя проф. В. Гейзенберга. «Это прямо-таки курьезно, что вы назвали его имя,— говорилось в одном из докладов, поступивших в «Мауд Комитти». — По нашим данным, он читал лекции в Кембридже перед самой войной, и у нас нет сведений о его выезде».
Постепенно, однако, картина ядерных исследований в Германии стала проясняться. «Мы решили,— продолжает Пайерлс,— что кое-что можно было, вероятно, выудить из немецкой научной литературы. Например, в одном германском журнале, выходившем два раза в год, помещался перечень лекций, из которого было видно, кто читал лекции, где и когда. Следовательно, подавляющее большинство немецких физиков-ядерщиков работало в своих обычных университетах, выполняя обычную работу и публикуя обычные статьи, и ничего особенно важного там не происходило». Несколько статей, касающихся атомной энергии, в том числе и написанные Флюгге, также было опубликовано, но их содержание позволяло предполагать, что они не имели особенного военного значения для немцев. Конечно, это могло быть чистейшим обманом, но в данном случае казалось маловероятным.
В начале существования «Мауд Комитти» имелись некоторые признаки работы немцев над бомбой. «Во-первых, создавалось впечатление, что Гейзенберг был занят чем-то необычным,— рассказывает Пайерлс.— Один из его сотрудников опубликовал, например, докторскую диссертацию. В конце статьи автор благодарил за помощь некоторых люден, но имени Гейзенберга не называл, хотя диссертация относилась именно к его области. Кто-то удивился этому: не был ли и в самом деле Гейзенберг где-то на другой работе? Во-вторых, обратили внимание на имена людей, составлявших аннотации статей из разных технических журналов. В некоторых случаях одни и те же лица являлись составителями аннотаций и по тематике ядерной физики, и по проблеме разделения изотопов. Не могло ли это означать, высказывались предположения, что немцы усиленно работали над разделением изотопов так же, как Симон со своим коллективом в Кларендоне? Все вместе взятое было, конечно, довольно смутным и неопределенным, а общие обзорные разведывательные донесения, поступавшие с европейского континента, заставляли предполагать, что если немцы и работали над каким-то проектом ядерного оружия, то им еще нс удалось взяться за него по-настоящему».
Для окончательного вывода не хватало одного большого куска в загадочной картине. Это был вопрос о тяжелой воде. Как мы уже видели, французы сумели в 1940 г. овладеть всем ее мировым запасом. Германская реакция на этот удачный ход стала ясной после 1940 г., когда немцы дали указание руководству фирмы «Орск Хайдро» довести поставки тяжелой воды до 3000 фунтов в год. В начале 1942 г. это число было увеличено до 10 000 фунтов. Помар Друм, один из руководящих инженеров на заводах «Норск Хайдро», по этому поводу выезжал в Германию. Он подтвердил, что тяжелая вода нужна немцам для ядерных исследований, и сумел переслать в Лондон доклад о современном состоянии норвежских заводов. Это сообщение прошло через руки одного из лидеров норвежских сил Сопротивления Лейфа Тронстедта, физика, работавшего до войны в Кембридже. Его должность в Норвегии в то время позволила ему находиться в контакте с заводом в Рьюкане. Сообщение Тронстедта было очень важным по следующей причине. Так как в больших количествах тяжелая вода фактически не имела промышленного применения, то полученные сведения, казалось, подтверждали, что противник продолжает ядерные исследования. Поэтому завод в Рьюкане для Британии стал потенциальной целью, которую она должна была уничтожить.
Для начала разработали план бомбардировок и атак завода парашютистами и диверсантами. Разрушение завода лишило бы Германию возможности получения больших количеств тяжелой воды в течение всей воины. Во время проведения этих операций решено было поддерживать тесный контакт с норвежцами, изъявившими желание сотрудничать с англичанами.
Через некоторое время два грузовых планера с британским и норвежским отрядами приземлились в горах близ Рьюкана для уничтожения завода. Эта небольшая операция окончилась катастрофой. Никаких повреждений причинить не удалось, а часть людей из отрядов была захвачена в плен и впоследствии расстреляна немцами. Спланировали вторую, более крупную по масштабам операцию, которая завершилась успешно. К тому времени, когда завод отстроили заново, союзная авиация была уже достаточно сильна и разбомбила его. В конце концов, поняв, что восстановление завода почти невозможно, немцы отдали приказ переправить в Германию весь уцелевший запас тяжелой воды. На середине Тинньсо-Фьорда пароход, перевозивший драгоценный груз на юг, был потоплен бомбой замедленного действия, которую установил Кнут Хаукелид, участник норвежского Сопротивления. Целые серии экспериментов в Германии были отложены из-за недостатка тяжелой воды; в конце концов, немцы были вынуждены обратиться к обычной воде. Эта замена, конечно, сильно сократила их возможности.
Неудача германской науки в попытке изготовить ядерное оружие была следствием сложной комбинации различных факторов. Существует, например, распространенная в послевоенные годы среди немцев теория, согласно которой германские ученые не хотели дать в руки Гитлеру столь чудовищное оружие. Кроме того, как стало известно теперь, некоторые физики, не поддавшиеся обольщению нацистской философией, в течение войны не принимали участия в ядерных исследованиях, и их лаборатории дали мало ценных результатов. «Если кто не желает сделать открытие, он его не сделает»,— заявил однажды фон Лауэ. Такую позицию могли занимать очень немногие германские физики, и было бы неразумно придавать ей слишком большое значение. Дело представляется в таком виде, что большинство ученых пыталось, даже усиленно пыталось, создать ядерное оружие, но потерпело неудачу. Одной из вероятных причин неудачи был, если можно так выразиться.
сам интеллектуальный климат Германии, не стимулировавший независимости мышления. Конечно, нельзя доказать, что Гейзенберг, Ган или фон Вейцзекер, вероятно, скорее бы изготовили бомбу в Британии, чем в Германии. Но путь, по которому работает человеческий ум, мог бы подтвердить это положение, хотя оно и спорно. Немцы, несмотря на «шоры», добились успеха в создании многих хитроумных навигационных устройств, управляемых снарядов и дальнобойных ракет. И американцы, это следует помнить, построили бомбу в условиях «изолирования», затруднявшего получение достаточной информации о работе других ученых. Истина может заключаться в том, что интеллектуальный климат более важен до полного понимания новой идеи и менее важен, когда проблема превращается скорее в технологическую задачу.
Кроме ограничений, берущих начало от политических догм, были и другие, связанные с тем, что у немецких физиков существовала тенденция жить в своем собственном академическом мирке, изолированном от остальных наций. Как бы там ни было, проблема изготовления урановой бомбы после 1941 г. стала неразрешимой в Германии из-за бомбежек и других военных ударов, а это вынудило Альберта Шпеера, германского министра вооружения, решительно ограничить ядерные исследования после 1942 г. Даже Британия, как будет видно ниже, стремилась вывести работу за пределы досягаемости вражеских бомбардировщиков и, несомненно, была права в своем намерении.
Все эти причины кажутся дополняющими более важную причину, лежащую в основе германской неудачи. До 1942 г., когда время было уже упущено, вся проблема никогда серьезно не рассматривалась ни Гитлером, ни германским высшим командованием. Не допускалась сама мысль, что германская армия могла нуждаться в поддержке ядерным оружием. Во многом по той же причине немцы никогда не создавали самостоятельной бомбардировочной авиации, а вместо нее строили самолеты прежде всего для взаимодействия с пехотой на поле боя. Правда, отдельные офицеры в германских воздушных силах считали необходимым создание такой самостоятельной бомбардировочной авиации, точно так же, как некоторые физики-ядерщики могли правильно оценить значение ядерного оружия, и немецкое министерство авиации разработало даже проекты четырехмоторных бомбардировщиков дальнего действия. Но по разным причинам такие бомбардировщики так и не были никогда пущены в производство. Отсутствие бомбы, подобно отсутствию самостоятельной бомбардировочной авиации, способной привести Британию к поражению в 1940 г., было, по крайней мере частично, следствием высокомерной уверенности, что ничего этого не потребуется.
Изучение «урановой проблемы» в Германии началось в 1939 г. на довольно бессистемной основе двумя отдельными группами, не знавшими даже о существовании друг друга. Одна из них возглавлялась проф. Эрихом Шуманом. В начале весны 1939 г. Шуман вместе с немногими немецкими физиками-ядерщиками попытался изготовить ядерный реактор на военном испытательном полигоне. К началу войны был достигнут небольшой прогресс, вызвавший некоторый интерес. По словам Гейзенберга, в эту группу направили несколько более крупных ученых, включая Гана, Гейгера, фон Вейцзеккера и Боте. «По распоряжению Шумана,— писал Гейзенберг,— Институт кайзера Вильгельма в Берлин-Далеме был превращен в научный центр нового исследовательского проекта. В соответствии с этим институт перешел под административное управление военного ведомства — мероприятие, игнорировавшее права Института кайзера Вильгельма и тем самым приведшее к отставке директора Дебая, который, как голландский подданный, не мог служить под эгидой немецкого военного ведомства». Тем временем проф. Абрахам Эзау, ведавший вопросами физики в германском министерстве просвещения, сформировал совершенно независимую группу. На некоторых людей, привлеченных для исследований в области ядерного деления, претендовал также и Шуман. В общем, однако, обе группы работали отдельно до тех пор, пока не вспыхнула война, после чего между ними был достигнут компромисс по таким вопросам, как приоритет и обеспечение материалами.
Если судить по работам, проводимым некоторыми университетами, можно сказать, что ситуация приблизительно напоминала первые дни «Мауд Комитти». Но имелись, однако, два существенных отличия. Во-первых, у немецких ученых и всех других причастных к работе над бомбой не было сознания жизненной необходимости этого дела. Во-вторых, немцы не знали, что ключ к бомбе заключался скорее в быстрых, чем в медленных нейтронах. В Британии, начиная с апреля 1940 г., ученым эта истина была уже известна. По немецким представлениям, первой задачей являлось создание реактора на медленных нейтронах; выполнив ее, можно было строить другой, не такой большой, но более активный реактор, который и был бы бомбой. Поэтому немецкие физики, интернированные в 1945 г. неподалеку от Кембриджа, считали сообщение о бомбе, сброшенной на Хиросиму, чистейшей пропагандой; позже они решили, что эта бомба представляла собой некоторую разновидность реактора на медленных нейтронах.
В декабре 1939 г. Гейзенберг пришел к выводу, что тяжелая вода — наилучший вид замедлителя, поэтому фирма «Норск Хайдро» и получила указание о расширении производства.
Благодаря действиям Аллье, британских и норвежских диверсантов, союзной бомбардировочной авиации и, наконец, Кнута Хаукелида в Тннньсо-Фьорде Германия не смогла получить тяжелую воду в количествах, достаточных для серьезных экспериментов. Важность этого в разгаре войны не еще поняли. Когда в 1945 г. впервые стало известно, что тяжелая вода требовалась немцам только для исследований, направленных на разработку реактора, то некоторым стало казаться напрасным уничтожение завода в Рьюкане. Это, как установили позже, было не так. Проф. Эзау утверждал, что решающие эксперименты, которые могли показать осуществимость или, наоборот, неосуществимость цепной реакции с использованием окиси урана и тяжелой воды, не были проведены ввиду неполучения тяжелой воды из Норвегии. Имея в достаточном количестве тяжелую воду, немцы могли успешно продвигаться вперед: построив реактор, они бы обнаружили, что шли неправильным путем, и наверняка открыли бы возможность получения плутония, делящегося так же, как и уран-235. Теоретически положение о получении ядерного взрывчатого вещества в реакторе было выдвинуто в Германии летом 1940 г., но проверить его не удалось. Так же было и с разделением изотопов.
К 1942 г. группы Шумана и Эзау пришли к выводу о невозможности изготовления ядерного оружия в ближайшем будущем. Не смогли они также доказать и осуществимость ядерного реактора, который можно было бы рассматривать как первый шаг на пути к бомбе.
Частично в результате этой неудачи сначала группа Эззу, а затем и группа Шумана были переданы под контроль исследовательского отдела «Люфтваффе» (военно-воздушные силы) — событие, которое могло привести к объединению руководства и, возможно даже, к некоторым практическим результатам. Но три обстоятельства помешали этому.
Во-первых, все расширяющийся масштаб союзных бомбардировочных налетов заставлял исследовательские группы переезжать из города в город, поскольку здания и оборудование разрушались. Во-вторых, становилась все более явной неспособность германской промышленности изготовить ядерное оружие. Ситуация, сложившаяся после 1942 г., очень хорошо может быть проиллюстрирована научным докладом, прочитанным Гейзенбергом в Германской академии аэронавтики в 1943 г. Относительно опытного завода с потребностью в полторы тонны тяжелой воды и три тонны металлического урана в докладе было сказано, что он находится в процессе строительства. Далее выражалась надежда с получением некоторого количества обогащенного урана заменить тяжелую воду обычной. Но в докладе имелось заключительное замечание, проливавшее свет на состояние дел: речь шла о решении проблем, связанных с теплопередачей и антикоррозийной устойчивостью металла еще до использования в больших масштабах ядерной энергии. В-третьих, Гитлер и его штаб признали целесообразным сконцентрировать все усилия на разработке только таких видов оружия, которые можно быстро ввести в действие.
В течение двух лет немецкие исследователи были рассредоточены по центральной Германии и Баварии. Они еще продолжали примитивные эксперименты с обогащенным естественным ураном, в котором содержание урана-235 слегка превышало природное; в условиях растущего хаоса упрямо старались построить свой первый ядерный реактор.
Вальтер Герлах, способный физик, заменивший Эзау, 16 декабря 1944 г. писал уполномоченному Гитлера Борману: «Я убежден, что в настоящее время мы находимся значительно впереди Америки как в области исследований, так и в области разработок, хотя нам и приходится трудиться в условиях, значительно более тяжелых по сравнению с Америкой». Следовательно, летом 1941 г., когда Томсон представил окончательный доклад «Мауд Комитти» министру авиационной промышленности, противник фактически нс имел никакого прогресса на пути к бомбе. Будь это известно в то время в Британии, ее правительство вряд ли занялось бы решением проблемы атомной бомбы