XIII ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ

XIII

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ

На этой стадии разумно попытаться дать более связанные заключительные рассуждения на основе доступной информации. Речь идет о двух возможных основных гипотезах с многочисленными вариантами, но следует еще раз подчеркнуть значительное число сомнительных факторов. Первая гипотеза исходит из того, что Рауль Валленберг умер в июле 1947 г. и что в таком случае с наибольшей вероятностью можно говорить о неестественной смерти. Вторая гипотеза состоит в том, что он был «упрятан» или где-то изолирован, так что не мог вступать в непосредственный контакт с другими заключенными; возможно, его скрывали (под другой фамилией или номером). Можно сказать, что приведенные ниже рассуждения поддерживают как первую, так и вторую гипотезы.

Наша исходная точка состоит в том, что Сталин приказал или, во всяком случае, дал согласие арестовать Рауля Валленберга. Это означает, что его подчиненные вряд ли могли осмелиться самостоятельно принять решения или меры, определявшие судьбу Рауля Валленберга. Первоначальные возможные причины ареста были указаны в предыдущих разделах. Решение об аресте вовсе не должно было основываться на таком многогранном или глубоком анализе, какой был дан в гипотезах, приведенных в этом отчете. Отнюдь не обязательно, чтобы причины оставались неизменными в течение всего периода; напротив, они могли меняться. Согласно допросам весной 1945 г., в начале пребывания Рауля Валленберга в тюрьме, судя по всему, преобладали обвинения в шпионаже; вероятно, проверялись также сведения о его деятельности в Будапеште, хотя вряд ли Рауль Валленберг по этому пункту оказался заподозренным в большей степени, чем большинство других членов шведской миссии, притом что лишь он один (кроме Томсена) был доставлен в Москву. Затем становится все очевиднее, что Сталин (или, во всяком случае, советское руководство) имел особые причины задерживать шведского дипломата. Ведь его допрашивали очень редко и слишком недолго. Как сообщается, ведущий допрос весной 1947 г. сказал, что его дело является политическим и поэтому он никогда не предстанет перед судом. Судя по всему, первоначальный тайный умысел мог заключаться и в том, что Рауля Валленберга могли использовать для обмена или, иначе, выдать в обмен на компенсацию. Трудно оценить значение различных мотивов большой политики. Вместе с тем дело вполне могло обстоять и так, что Сталин не хотел спешить с принятием решения, что он не давал никаких указаний или в МГБ не были уверены в правильности толкования сталинских намерений, а поэтому «Абакумов и компания» должны были выжидать. Не было такого, чтобы Сталина «натолкнули» на этот вопрос или напомнили об этом. Что-либо подобное было немыслимо. В противном случае этот вопрос достаточно подробно обсуждался бы до и после беседы Седерблума со Сталиным.

Одновременно Министерство иностранных дел оказалось под усилившимся давлением в результате обращений шведской стороны. От Абакумова и МГБ требовали ускорить ответ. На рубеже 1946-го и 1947 гг. занимавшимся этим делом сотрудникам МИД — а это был очень узкий круг — стало очевидно, что Рауль Валленберг действительно задержан МГБ, хотя они наверняка узнали об этом раньше. Тогда у них и появляется мысль о том, что можно сообщить Швеции, что, судя по всему, Рауль Валленберг погиб во время последних боев за Будапешт. Им очень помогли настойчиво повторяемые высказывания Седерблума аналогичного содержания, которые, между прочим, должны были смущать советские власти, как и отказ шведской стороны серьезно отнестись к требованиям советской стороны о выдаче советских граждан, находившихся в Швеции (в некоторых случаях они выдвигались в связи со шведскими предложениями о Рауле Валленберге), а также заявление Эрландера Чернышеву в 1946 г. о том, что подобные вопросы (выдача Грановского) не должны влиять на взаимные отношения.

Из внутренних документов МИД создается впечатление, что даже Молотов ранее не знал о пребывании Рауля Валленберга в СССР, за исключением того, что он был ознакомлен с сообщением Деканозова от 16 января 1945 г. Однако, как уже сказано, слишком невероятно, чтобы дело обстояло так. Во-первых, речь шла об арестованном иностранном дипломате, во-вторых, Молотов по-прежнему занимал очень сильные позиции, и мы знаем, что Абакумов обратился к нему по вопросу о швейцарских дипломатах. Кроме того, настолько важное дело должно было обсуждаться в ближайшем окружении Сталина. Очевидно, однако, что свои знания Молотов сохранял при себе и не делился ими с сотрудниками. Однако следует указать, что рассуждения в этом разделе изменились бы мало, если бы Молотов был не в курсе дела до 1947 г.

Согласно документам в архиве Министерства иностранных дел СССР, весной 1947 г. интенсифицировалась подготовка к решению дела. МГБ обещало предоставить Молотову доклад о причинах задержания и выдвинуть предложения для принятия мер. Однако представление этого доклада откладывается на несколько месяцев, и мы ничего не знаем о причинах задержки. Вероятно, ожидали решения Сталина или хотя бы какого-либо сигнала от него. В мае Вышинский потерял терпение из-за того, что нет никакого решения и соответственно ответа шведам, и поэтому попросил Молотова обязать Абакумова представить отчет и предложения по ликвидации дела. Молотов также дает указание Абакумову представить ему отчет. В начале июля Вышинский в письме Абакумову предлагает, как может выглядеть отчет и соответственно ответ Швеции: все склоняются скорее к ответу, согласно которому Рауль Валленберг погиб в Будапеште. На практике это означает, что Рауля Валленберга надо устранить тем или иным способом (включая возможную изоляцию). Мы не знаем, содержит ли письмо Абакумова Молотову от 17 июля ответ о том, что это произошло. Однако то, что решение принято, видно прежде всего из допросов сокамерников, их изоляции и смерти Рёдля и Лангфельдера в течение нескольких месяцев. Так же, как и фактическая казнь (если Валленберг умер в июле 1947 г.); вероятно, что он скончался вследствие грубого обращения или что-то пошло не так, как было предусмотрено (такой поворот событий был бы лучшим объяснением рапорта Смольцова).

Почему же не смогли сделать признания, что Рауль Валленберг находился в СССР, и затем передать его Швеции? Почему были вынуждены принять иное решение о его дальнейшей судьбе (если только не произошел незапланированный несчастный случай)? Во-первых, Сталину не очень импонировал Рауль Валленберг и его гуманитарный вклад: наступило время усиления антисемитской кампании Сталина. Во-вторых, Швеция, если советская сторона намеревалась использовать Рауля Валленберга в качестве заложника для обмена, никак не отреагировала, — наоборот, ее посланник в Москве раз за разом повторял, что Валленберг наверняка погиб в Венгрии. Если теперь сказать резче, Швеция действовала в определенной мере так, будто у нее не было желания освободить Рауля Валленберга, или посылала двусмысленные сигналы; во всяком случае, у Москвы могло создаться такое впечатление. В советской внешней политике двусмысленные сигналы были весьма распространенными: по официальным каналам передавались декларативные заявления, а по неофициальным выражалась более взвешенная позиция.

В-третьих, в создавшемся положении было бы очень неловко сообщать шведам, что да, Рауль Валленберг действительно находился у нас в заключении все это время. То, что сам Рауль Валленберг мог бы рассказать после освобождения, было бы от начала до конца разоблачительным и четко показало бы, что не могло быть и речи об ошибке или недосмотре. Например, нельзя было бы утверждать, будто его нашли в каком-либо отдаленном лагере после продолжительных новых поисков. Далее, представляется, по сведениям сокамерников, что Рауль Валленберг не хотел сотрудничать; он отказывался говорить во время допросов и ссылался на то, что он дипломат. Следовательно, с ним, вероятно, так и не смогли ничего сделать. Исключением выглядит допрос в марте 1947 г., если поверить свидетельству переводчика. Это единственный допрос, о котором у нас есть сведения с российской стороны, и, кажется, он проходил в спокойной и деловой обстановке.

Однако последний этап пребывания Рауля Валленберга на Лубянке окутан полным мраком.

Таинственность с советской стороны тогда и позднее могла быть результатом неудачной попытки шантажа, а шведское правительство неосознанно «ослабило хватку», утверждая, что Рауль Валленберг погиб. Не была ли эта ситуация слишком неудобной (возможно, для обеих сторон), чтобы вообще требовался намек?

Таким образом, если не произошло какого-либо непредусмотренного несчастного случая, судьба Рауля Валленберга с наибольшей вероятностью была каким-то образом решена. Молотов и Абакумов безусловно замешаны в этом, и мы также предполагаем, что Сталин был полностью в курсе дела. Альтернативная гипотеза о том, что Сталина не проинформировали и, следовательно, интриговали против него, почти немыслима, хотя теоретически ее нельзя исключить. Ведь мы знаем, что Сталин по меньшей мере знал об аресте Рауля Валленберга, о том, что шведы все время запрашивали о нем, и что он разговаривал об этом с Седерблумом.

Однако точные сведения о судьбе шведского дипломата остаются известными лишь очень узкому кругу лиц. Это видно из запроса заместителя министра иностранных дел Громыко председателю КГБ Серову в 1954 г.: он хотел знать, когда и при каких обстоятельствах умер Рауль Валленберг. Однако Серов не хочет информировать его об этом.

Весной 1956 г. Молотов совместно с Серовым готовит новый ответ на обращение Швеции, подкрепленное очень убедительными свидетельствами ряда военнопленных. Молотов сам пишет в Центральный Комитет (на практике в Политбюро/Президиум), что их невозможно отвергнуть, что они в значительной степени соответствуют реальным обстоятельствам нахождения Рауля Валленберга в тюрьме (это означает, что Молотов должен был иметь достаточно подробные данные об этом) и что поэтому «можно рассказать шведам о судьбе Рауля Валленберга». Однако эта последняя формулировка не означает, что надо рассказать всю правду о его судьбе. Так как речь идет о внутреннем документе высшей степени секретности, адресованном политическому руководству страны, трудно утверждать, что судьба Рауля Валленберга могла быть совершенно иной по сравнению с той, что фактически приведена с некоторыми изменениями в различных проектах 1956-1957 гг. Политические предпосылки изменились с тех времен, когда Вышинский писал свои мало правдивые стереотипные докладные записки Сталину в 1952 г. Теперь речь идет о выдвижении версии, более или менее приемлемой, которая не бросает слишком большую тень прежде всего на самого Молотова или, пожалуй, на руководство КГБ того времени. То предложение, которое выдвигают Молотов и Серов на рубеже апреля — мая 1956 г., в значительной части весьма сходно с ответом, который был окончательно дан в феврале 1957 г.

Та затянутая процедура, которую они предлагают, предназначена, естественно, в первую очередь для создания впечатления основательных и серьезных поисков. При этом надо помнить также о том, что после XX съезда партии в феврале Молотов должен был почувствовать неустойчивость своего положения. Например, если бы он был виновен в устранении Рауля Валленберга, то Хрущев мог использовать это против него. По этой причине он мог быть заинтересован потянуть время с ответом в надежде на то, что его собственное положение со временем вновь улучшится. Он был также очень заинтересован в том, чтобы обвинить других, а Абакумов был для этого идеальным козлом отпущения. Если бы Молотов обвинил Сталина, ему самому было бы труднее полностью обелить себя, а кроме того, это ослабило бы его собственные позиции в борьбе за власть, поскольку на практике означало, что он поддержал разоблачение культа личности Сталина. Земля уже зашаталась под его ногами. Следует исключить, что Молотов был заинтересован признаться шведам в своей лжи. Видимо, Хрущев понимал, как все происходило на самом деле, но мог считать, что тот ответ, который был дан потом, лучше соответствовал интересам СССР. Обвинение Абакумова отвечало интересам всех руководителей; если же указать и на Берию, как казалось Ундену, то был слишком большой риск оказаться замешанными и самим. Хрущев еще не был готов посадить как Молотова, так и Булганина на скамью подсудимых по такому вопросу, как дело Рауля Валленберга. Хрущев был также заинтересован в том, чтобы процесс десталинизации не шел слишком быстро и чтобы он мог контролировать его. Впрочем, помимо Молотова, в оформлении окончательного ответа приняли участие Булганин, Шепилов и Серов.

Похоже также на то, что важнейшие документы в КГБ и письмо Абакумова Молотову были устранены в 1956 г. (возможная ключевая роль Серова уже указывалась выше) — если они вообще были уничтожены. Однако документы в архиве МИД в целом по какой-то причине избежали уничтожения. Вероятно, документы в нем не считались достаточно компрометирующими или Молотов не имел возможности вовремя, т.е. до своей отставки летом, заняться этим вопросом.

Хотя предшествующие рассуждения могут казаться убедительными, нельзя приравнивать их к полным доказательствам. При наличии каких-либо сомнений всякий окончательный вывод требует доказательств, т.е. на все имеющиеся вопросы должны находиться убедительные ответы. Возможность того, что Рауль Валленберг вместо казни (или смерти в результате иных причин) был эффективно спрятан (вероятнее всего, под другой фамилией), нельзя исключить. Хотя мы знаем, что Сталин мало считался с этическими соображениями, если они у него вообще возникали, решение о казни дипломата нейтральной страны все же должно было стать исключительным. Поэтому его изоляция могла показаться более простым способом.

Тогда возникает вопрос: была ли у советского руководства возможность в 1956-1957 гг. признать это и, если Рауль Валленберг был все еще жив, освободить его? Об этом можно только размышлять, особенно после того, как Молотов в апреле пишет в Президиум Центрального Комитета, что он «считает целесообразным информировать шведов о судьбе Валленберга».

Итак, остается посмотреть, можно ли документально или иным способом подтвердить какие-либо свидетельства, относящиеся к периоду после 1947 г., а если это окажется невозможным, то от чего это может зависеть (исключая чисто ложные свидетельства)? Во-первых, Рауль Валленберг был известен некоторым иностранным заключенным в 50-х гг., и они говорили о нем, что могло дать толчок к появлению сведений, часть которых была искажена, из вторых рук. Рауль Валленберг стал хорошо известен, когда в «Правде» и «Известиях» было опубликовано коммюнике по итогам визита Эрландера в 1956 г., о котором узнали во всех лагерях и тюрьмах. Во-вторых, Рауля Валленберга могли спутать с другими шведами (или лицами шведской национальности из Финляндии или Эстонии), а также с другим сотрудником шведской миссии в Будапеште, как это было во Владимире с Гроссхейм-Криско. В-третьих, можно констатировать, что в системе ГУЛАГа были другие заключенные по фамилии Валленберг, например Рудольф Валленберг, умерший в Воркуте. В-четвертых, были случаи, что об известных советских заключенных также сообщали, что их видели то здесь, то там, несмотря на то что они были казнены; это относится, например, к поэту Осипу Мандельштаму. Сведения могли основываться на слухах или легендах, но могли также являться звеном в дезинформационной деятельности КГБ.

Вот вопрос, на который трудно дать достоверный ответ на фоне официального разъяснения 1947 г., гласящего, что Валленберга нет в Советском Союзе: почему большинство важнейших заключенных, с которыми Рауль Валленберг находился в одной камере в московских тюрьмах, были последовательно освобождены в течение 1951 — 1956 гг. и таким образом могли предоставить свои свидетельства о Рауле Валленберге? Наиболее вероятное объяснение состоит в том, что главные действующие лица, Абакумов и Сталин, покинули сцену в 1951-м и 1953 гг., а большинство ответственных лиц на более низких уровнях в органах госбезопасности также были убраны. Все же сведения о Рауле Валленберге сохранились, хотя и в очень узком кругу, но эти люди, очевидно, не имели никакой оперативной связи с теми, кто отвечал за заключенных, освобождение которых, в частности, в большой степени определялось международными соглашениями. И некоторые свидетели, которые сообщали, что они видели или слышали о Рауле Валленберге позднее, в особенности во Владимире, постепенно выходили на свободу.

В начале отчета было установлено, что ответ российской стороны о смерти Рауля Валленберга приемлем лишь в том случае, если он может быть подтвержден вне всяких сомнений. Этого не произошло — как из-за отсутствия достоверного свидетельства о смерти, так и по той причине, что не удалось опровергнуть свидетельства о том, что Рауль Валленберг был жив после 1947 г. Бремя доказательства факта смерти Рауля Валленберга лежит на российском правительстве.