ГОРОД С ДВОЙНЫМ ДНОМ

ГОРОД С ДВОЙНЫМ ДНОМ

«ОДЕЯЛО» ДЕМЕТРЫ

Есть на восточной оконечности Крыма город, с виду похожий на все южные портовые города, — оживленный и деловитый. Улицы, бегущие вверх и вниз по крутой горе, неожиданно синие полотнища моря в просветах между домами, нарядные набережные, бульвары. Дымит огромный металлургический комбинат, в темноте светятся огни рабочих клубов. В двух десятках школ жужжат, словно пчелы в ульях, ребята... Город этот — Керчь.

Как все советские города, Керчь непрерывно строится. Высоко вздымаются башенные краны, прокладываются новые водопроводные магистрали, поднимаются здания... Город растет вверх и вширь. Все знакомо, все как и везде у нас.

И все же Керчь — город совсем особый. Пройдите по одной из здешних улиц, ну хотя бы по 4-й Предельной. Дома, дома... Но загляните за ограду вот этого небольшого участка. Вы увидите узкий коридор, ведущий под землю, и там, в глубине коридора, — дверь. Что за этой дверью? На прибитой дощечке вы прочтете: «Склеп Деметры». Да, вот тут, чуть не в центре города, — подземелье с таким названием. Вы захотите немедленно проникнуть туда. Но нет: дверь наглухо закрыта, и сторож скажет вам, что никого пускать не велено. Только раз в десять дней он открывает эту дверь и впускает туда ученого-археолога.

— Что там хранится? Что делает там археолог? — пристаете вы к сторожу с вопросами.

Он отвечает вам коротко и непонятно:

— Одеяло меняет.

Сторож ушел, а вы остались в полном недоумении. Что за одеяло? Почему меняет? При чем тут Деметра?

И вы уже не можете успокоиться, пока не увидите всего собственными глазами. Вы решаете подкараулить тот день и час, когда придет археолог, и упросить его позволить вам хоть одним глазком заглянуть в таинственное подземелье.

Вы запасаетесь терпением. А пока читаете прекрасный миф о богине земли Деметре, этой скорбной матери, которая бродит среди людей в поисках своей юной дочери Коры, похищенной богом подземного мира Плутоном.

Вы читаете и перечитываете миф, но нигде не находите упоминания о каком-нибудь драгоценном одеяле.

Наконец наступает день, когда молодая девушка-археолог милостиво разрешает вам спуститься с ней в подземелье. Первое, что вы ищете глазами, — одеяло. Посреди склепа на деревянных козлах вы видите только некрасивый, ничуть не драгоценный кусок ткани, простеганной на вате. Больше ничего. Но вот вы поднимаете голову. С поверхности свода смотрит на вас лицо с сурово сжатыми губами и огромными скорбными глазами. Деметра! Дивная фреска, написанная две тысячи лет назад. Вот что так бережно хранят ученые в подземелье, берегут фреску от сырости, от движения воздуха, от небрежного прикосновения. А то, что они называют одеялом — лежащий на козлах ватник, — впитывает в себя губительную сырость склепа. Вот почему раз в десять дней приходит девушка-археолог и заменяет мокрое одеяло сухим.

Вы узнали тайну подземелья и, узнав ее, коснулись множества тайн, которыми полон этот удивительный город.

Случалось ли вам видеть странные ларцы с двойным дном? Самые обыкновенные житейские вещи могут лежать в таком ларце — клубки шерсти, пуговицы, карандаши или домашняя аптечка... Но стоит нажать потайную пружинку — верхнее дно сдвинется, и перед вами окажется второй маленький ящичек, а в нем пачка старых, пожелтевших писем, перевязанных ленточкой. Что в них? Может быть, целый роман, живая тайна двух сердец, давно переставших биться? Вот на такой секретный ларец и похожа Керчь — нынешний кипучий морской город сверху и полный разгаданных и неразгаданных тайн город глубокой древности внизу, под ним.

Итак, нажмем кнопку секретного ларца и, сдвинув его дно, обнаружим то, что некогда звалось Пантикапеем, — столицу Боспорского царства.

ПАНТИКАПЕЙ

О том, что на берегах Боспора Киммерийского — ныне Керченского пролива — находилось некогда могущественное Боспорское царство, было известно давно из книг древних историков и писателей. Писали о нем и греки, и римляне, и ученые Востока — современники этого царства. Изучали и никогда не переставали интересоваться им историки последующих веков вплоть до нашего времени. Слишком необычным было это просуществовавшее тысячу — целую тысячу лет! — государство, слишком своеобразным было и само его возникновение, и пути его развития, расцвета и гибели, и народ, его населявший. До сих пор тут многое и многое остается неразгаданным, непонятным.

Сведения, почерпнутые из книг, часто бывали противоречивыми, а порой и неверными. Нужно было увидеть следы этой жизни собственными глазами, исследовать их, проверить показания древних, сделать окончательные выводы. Нужна была археология. А ее еще не существовало.

В 1816 году русские ученые впервые начали раскапывать Пантикапей. В те времена все в Керчи дышало далеким прошлым. Повсюду кругом валялись древние битые черепки; в стены современных домов были вделаны старые каменные плиты с античными надписями. Старинные монеты, драгоценные статуэтки — все это находили прямо на земле. Но неизмеримо больше хранила земля в своей глубине.

Нелегко было археологам начинать работу. В те дни в мире невозбранно царил закон собственности; каждый сидел на своем участке, как маленький царек, — на земле мое и под землей мое же!

Однажды, роясь в своем огороде, один керчанин открыл расписной склеп. На стене склепа была нарисована целая картина: кочевая юрта, изображенная с удивительной точностью, рядом с юртой женщина, сидящая в кресле, около нее прислужники. Справа к юрте подъезжает вооруженный всадник с нагайкой в руке; за ним другой, с пикой наперевес. И над всем этим надпись по-гречески: «Анфестерий, сын Гегесиппа, он же Ктесамен».

Все было замечательно в этой фреске: и яркие краски и не совсем понятное содержание. Кто такой Анфестерий? Почему он изображен рядом с юртой? Греки никогда не жили в юртах, а судя по имени, по всему облику, Анфестерий — грек. К кому же он приехал? С какими целями? Кто эта женщина? Необходимо было сохранить этот склеп для науки. Но сделать это было не так-то просто, хлопоты предстояли немалые. И вот, пока ученые хлопотали, владелец огорода, а следовательно и склепа, пронюхав об этом, решил поступить по-хозяйски. Он взял лопату и соскреб со стены драгоценную фреску. Теперь склеп потерял для ученых всякую цену; можно было спокойно держать в нем картошку и солить огурцы. К счастью, осталась копия в красках, сделанная художником Гроссом. Но разве заменит она древнюю, подлинную фреску?

Когда несколько лет спустя был открыт склеп Деметры, царское правительство быстрее пошло навстречу науке. Склеп удалось отвоевать и сделать собственностью государства.

Были у археологов и другие помехи и разочарования. С незапамятных времен человеческая жадность множество раз бродила над старыми кладбищами, врывалась в тишину погребенных в земле храмов, рыла ямы, пробивала своды гробниц. Аланы и сарматы, готы и гунны, татары и генуэзцы — все приложили руку к расхищению сокровищ древних гробниц. Вот почему, когда археологи начали здесь свою работу, большинство боспорских склепов и курганов оказалось разграбленными. Подземный музей достался ученым полуразрушенным. Мало того: сами археологические раскопки разбудили нездоровые страсти у местного населения. Однажды пронесся слух, что в кургане Куль-Оба ученые нашли в могиле скифского царя целый клад — сотни предметов из чистого золота. И тотчас «золотая лихорадка» охватила весь Крым. Словно лишившись рассудка, люди кинулись рыться в земле. Надеясь на счастье, разбивали гробницы, сокрушали изумительные творения Эллады — драгоценные амфоры, статуэтки, отбрасывали в сторону кости воинов, черепа вождей и рабов. Искали одно — золото. Этих грабителей старины народ в насмешку прозвал «счастливчиками». С ужасом взирала археология на стаю новейших варваров, сокрушавших достояния науки. Но в то время ученые немного могли сделать.

Были и цивилизованные грабители. Эти знали, что не одно только золото следует искать в земле; они понимали ценность античных произведений искусства и не ленились рыться в земле, чтобы отыскать расписную глиняную амфору или бронзовую печатку с головой Аполлона. Выкапывали и продавали, причем часто за границу. Так ушло от нас множество драгоценных вещей.

Но и сама наука в те времена не всегда шла правильными путями. Ценились главным образом произведения искусства; их хранили в музеях, описывали в книгах. А битые черепки, кусочки камня и дерева, обуглившиеся клочки тканей, зерна на дне кувшинов — все это отбрасывалось, как ненужное.

А теперь? Вот перед нами дневник археолога нашего времени. Заглянем в него.

...на глубине 67 сантиметров обнаружены:

венчик тарелочки 1 бронзовый гвоздик без шляпки 1

Да, так и сказано — «гвоздик без шляпки». Он тоже вынут из земли, занесен в дневник и спрятан в коробочку. Он тоже ценность.

Все изменилось. «Счастливчикам» пришел конец. У нас земля — собственность государства. Никакие раскопки не могут производиться без ведома и руководства ученых. И сами археологи работают теперь так, чтобы ни одна мелочь не была упущена. Золотые украшения, драгоценная посуда — все это ценно и важно, но иногда простая черепица радует ученых не меньше.

И вот мало-помалу из кремнистой почвы Керчи возник целый забытый мир. Обнаружились уже не «следы каких-то улиц», не «полузаросшие рвы», которые, проезжая здесь в 1820 году, видел Пушкин. Обнаружился добрый десяток древних городов и поселков, окружавших некогда Пантикапей, с храмами и площадями, с банями и гимнасиями (гимнастическими школами), с винодельнями и рыбосолильнями, рынками и кладбищами. Вновь зазвучали давно забытые имена, от которых веяло Гомером и Геродотом: Нимфей — город Нимф, Парфений, Ахиллий, Мирмекий, что по-русски означает муравейник.

И тут же рядом совсем другие названия, они говорят о скифах, сарматах, киммерийцах — Тиритака, Корокандама, Киммерик...

БОСПОРСКОЕ ЦАРСТВО

За семь веков до нашей эры греческие смельчаки-мореходы стали проникать в воды Черного моря. Неправильно было бы называть этих людей путешественниками. Не любознательность, не любовь к науке влекли их в далекие опасные походы; цели у них были гораздо менее высокие — торговля, нажива. Это были купцы или морские разбойники, а часто то и другое вместе: морской разбой не считался тогда делом зазорным. Тем не менее и среди них находились люди и отважные, и любознательные, и даровитые; недаром их рассказы о виденном и слышанном часто ложились в основу книг древних историков.

Суровым казалось этим людям Черное море после привычного, более теплого Эгейского. Грозные беды обрушивались на них в пути. Дикие тавры[17] нападали на греческие корабли, грабили их, а людей убивали ударом дубины по голове и сбрасывали в море — приносили в жертву своим богам. И все же опять и опять приплывали греки к берегам чужого моря. Только называли они его на первых порах Понтом Аксинским, что значит «Негостеприимное море». Однако люди, жившие на землях теперешнего Крыма и дальше на север, в глубь материка, таинственные кочевые и полукочевые скифы, оказались далеко не такими дикими, как представляли себе греки. Они охотно несли хлеб, шкуры, шерсть, рыбу в обмен на красивое оружие, расписные вазы, на виноградное вино, на оливковое масло. Греки быстро богатели, и скоро сделали еще одно, самое важное открытие. Оказалось, что холодная, как представлялось им, земля скифов необычайно плодородна. Да и климат вовсе не так суров.

Далеко не всем грекам жилось одинаково хорошо у себя на родине. Одним не хватало земли, других теснили богатые и знатные, мешая им торговать и заниматься ремеслами, третьи были замешаны в мятежах и вынуждены искать убежища здесь, по соседству со скифами, которые, видимо, согласны были потесниться и уступить грекам облюбованные ими берега моря.

Сначала жили маленькими поселениями в местах причала кораблей. Потом поселения разрастались, превращались в города. Теперь греки уже не называли Черное море Аксинским. Наоборот — они называли его Понтом Евксинским, то есть «морем гостеприимным».

Так образовались греческие колонии на берегах северного Причерноморья, колонии, о которых Цицерон сказал, что они «представляли собой как бы кайму, подшитую к обширной ткани варварских[18] полей».

Мудрец Платон выразился не так пышно, но не менее образно: греки, по его словам, «расположились у моря, как муравьи или лягушки вокруг лужи».

Вот эти колонии и превратились со временем в сильное и цветущее Боспорское царство. Десять веков просуществовало оно, и все это время греки и скифы жили бок о бок, враждуя и мирясь, влияя друг на друга, строя вместе новую, совершенно своеобразную культуру, которая во многом уже была не греческой и в то же время не скифской, культуру, которую мы называем боспорской. Вскоре и сам народ стал просто называться народом боспорским — боспорцами. Его цари и военачальники носили то греческие, то скифские или иные варварские имена, и определить, кто же — эллин, скиф или сармат — был родоначальником той или иной царской династии, не всегда историкам удается.

Было время, когда гордые Афины кормились боспорским хлебом, время процветания и богатства. Потом пришли войны и мятежи. Враги и стихийные бедствия разрушали города, но упрямые потомки вновь обживали их. Век за веком, слой за слоем уходили под землю храмы и лачуги, монеты и золотые украшения знатных боспорцев, зарытые в тайники во дни нашествий и осад. Дети хоронили отцов. В глубокие склепы замуровывали они расписные лаковые вазы, оправленное в золото оружие воинов. Высокие курганы скрывали сокровища скифских могильников. Земля превращалась в склад, в бесконечно богатый музей древности. Ученые наших дней непрерывно вскрывают эти подземные кладовые и ищут в них ответа на все вопросы. Многое еще неясно им в этом необычайном сплаве высококультурных греков с варварами, о которых Геродот в свое время писал: «Они пьют кровь первого убитого врага и получают награду по числу вражеских черепов, сложенных к ногам вождя».

ГОРОДА МЕРТВЫХ

Не удивительно ли, что о жизни живых нам рассказывают города мертвых — некрополи? Раскапывая курганы, проникая в склепы, поднимая тяжелые плиты древних погребений, археологи находят в них не только скелеты людей, но и кости животных, оружие, домашнюю утварь, драгоценные произведения искусства, а часто и рыболовные крючки, и веретена, и детские игрушки. Наши предки верили, что жизнь за гробом требует всего, что нужно живому, и щедро снабжали в далекий путь своих мертвецов.

Заботливо построенные склепы, выложенные камнем могилы, крепкие саркофаги должны были защищать покойного и его имущество от разрушения; поэтому все, что не поддается тлению, веками сохраняется в могилах и, попадая в руки археолога, дает ему ценнейший материал для изучения жизни древних.

Здесь, на Боспоре, в этом сложном греко-скифском государстве, естественно, должны находиться могилы и греческие и скифские; и разница между ними должна быть так же велика, как и разница между этими культурами. Эллины не убивали жен и слуг покойного; они не укладывали в могилу его любимых лошадей. В греческих погребениях не находят того огромного количества вещей, тех несметных богатств, которые посчастливилось найти ученым в неразграбленных курганах знатных скифов. Для греческой могилы характерна мраморная погребальная стела с надписями на ней, а часто и со скульптурным изображением покойного. В мужской могиле почти всегда около скелета находятся кувшинчик с маслом, которым греки натирали свое тело для занятий спортом в палестре,[19] и стригиль — железный скребок, чтобы после занятий это масло снимать. Сосуды для вина и воды, амфоры, гидрии, прославленные краснофигурные вазы с художественной росписью ставились в могилы, но пищей греки своих мертвых, видимо, не снабжали: лишь иногда возле саркофага находят блюда с орехами, каштанами, миндалем и косточками от яблок, груш, слив и т. д.

В могилах знатных женщин находят драгоценности прекрасной работы и туалетные принадлежности: бронзовые зеркала, ящички из слоновой кости, лекалы — кувшинчики — с остатками белил и румян.

Такие классически эллинские могилы иногда попадаются на Боспоре, но они характерны только для первых этапов развития Боспорского царства.

Еще примечательнее те величественные погребальные сооружения, которые особенно интересуют ученых, помогая им разгадывать тайну превращения двух столь разных народов в один — боспорский народ. Их называют курганами.

В сентябре 1830 года в шести километрах от Керчи, у кургана, носящего татарское название Куль-Оба, появились солдаты, вооруженные лопатами и кирками. Они получили задание добыть в этом месте камень для постройки керченских казарм. Разрывая курган, солдаты наткнулись на древнюю гробницу. Тотчас были вызваны из города представители власти, а вслед за ними прибыли и археологи. Начались раскопки. К великой радости ученых, погребальный склеп оказался нетронутым. И вот здесь-то и были найдены те драгоценные предметы, которые легли в основу знаменитой коллекции древностей Боспора Киммерийского, выставленной сейчас в особых залах Эрмитажа в Ленинграде.

Все говорило о том, что здесь был похоронен знатный скифский воин: остатки остроконечной войлочной шапки, железный меч с отделанной золотом рукояткой, выбитые на этой рукоятке изображения животных в скифском «зверином стиле» — борющиеся звери, нападающие на травоядных хищники, фантастические образы животных. Самым ярким признаком скифского захоронения было наличие в могиле вождя женского скелета и еще одного мужского: наложница и раб, убитые и похороненные вместе с господином.

Были там и котлы, наполненные бараньими костями, и несколько лошадиных костей.

То, что покойный был скифом, несомненно. Но похожа ли картина погребения в кургане Куль-Оба на обычные скифские курганные захоронения? Нет, это что-то другое.

Прежде всего сам монументальный склеп с его уступчатыми перекрытиями, пирамидальным сводом особой кладки построен в архитектурном стиле, принесенном на Боспор греками. И потом известно, что в каждую могилу скифа-кочевника, даже очень бедного, клали непременно хотя бы одного коня. В могилы же знатных скифов лошадей укладывали десятками и даже сотнями: в одном кургане нашли однажды четыреста конских скелетов. Человек, погребенный в кургане Куль-Оба, обладал сказочным богатством — это видно по тем предметам роскоши, которые нашли в могиле. Однако, кроме нескольких костей — остатка части конской туши, никаких коней под курганом не обнаружено. Видимо, сородичи покойного были уже в некоторой мере эллинизированы и от некоторых скифских обычаев отказались.

Больше всего о влиянии греческой культуры говорят найденные в могиле предметы роскоши. Вот как описано погребение женщины в книге профессора Гайдукевича «Боспорское царство».

«Кипарисовый расписной саркофаг ее был отделан слоновой костью, причем часть облицовочных пластин украшена поражающими своей тонкостью и изысканностью, гравированными и отчасти раскрашенными рисунками. Голову женщины украшала диадема в виде электроновой ленты, верхний край которой усеян розетками, расцвеченными синей и зеленой эмалью. Ниже тисненые украшения в виде пальмет, чередующихся с изображениями крылатых демонов и грифонов.

На женском костяке найдены три золотые подвески изумительно тонкой работы... Там же оказалась пара более крупных золотых подвесок с медальонами, на которых изображена голова Афины в шлеме, воспроизводящая голову статуи Афины-Девы, созданной из слоновой кости и золота в 40-х годах V века до н. э. гениальным художником Фидием для храма Парфенона».

Дальше идет описание браслетов, колец, ожерелья, одежды, усыпанной золотыми бляшками, «число которых достигало нескольких сот».

Женщину эту нарядили самым изысканным образом в полном соответствии с обычаями греков. Правда, нарядили ее, чтобы тут же задушить, что уже было не в обычае эллинов; видимо, заветы предков, связанные с культом мертвых, были еще во многом крепки в ту пору. В более поздних скифских захоронениях на Боспоре мы уже не находим ни убитых женщин, ни рабов.

В одном из склепов кургана Большая Близница, где, по-видимому, погребена жрица богини Деметры, о принадлежности покойной к «варварской» знати говорит только пышность и богатство погребения да еще наличие уздечек, седла и конских украшений. Очевидно, даже жрица Деметры имела при жизни собственного коня.

Но вернемся к кургану Куль-Оба. Среди многих золотых, серебряных и бронзовых ваз, чаш, амфор, найденных тут, есть круглый сосуд из драгоценного сплава, называемого по-гречески электрон.[20] Посмотрим, что изображено на нем.

По-видимому, это два друга. Один лечит другому челюсть. У больного, а может быть, раненого — страдание на лице. Он хватает товарища за руку совсем так же, как мы подчас хватаем руку зубного врача, невольно мешая ему лечить нас. Ни одеждой, ни всем обликом своим люди эти не похожи на греков. Это без сомнения скифы. Это их бородатые лица, длинные, нестриженые волосы, перетянутая ремнем одежда. Художник-торевт,[21] видимо, очень хорошо изучил людей, которых изобразил на сосуде. Только живя бок о бок со скифами, можно так верно изобразить их.

В Чертомлыцком кургане (неподалеку от города Никополя) найдена серебряная амфора для вина. В нижней ее части, среди кованых львиных масок есть отверстия, заткнутые серебряными пробочками. Покойный мог, при желании, выпить вина из этого сосуда. На плечах амфоры выкованные из серебра и прикрепленные к сосуду фигурки. Это целая картина — люди ловят пасущихся в степи коней: двое орудуют арканами, один стреноживает, еще один схватил коня за хвост. Это те же скифы, те же лица, та же одежда. Несомненно, оба эти сосуда — и куль-обский и чертомлыцкий — сделаны в пантикапейских мастерских, вероятно, греком, живущим на Боспоре.

Множество других курганных находок говорит о том, что на Боспоре были художественные мастерские, где выделывались вещи, отвечающие вкусам и требованиям скифских племен. На Боспоре создалось свое, очень своеобразное искусство, и творцами его были, несомненно, и греки и скифы.

В то же время из Афин по-прежнему поступали расписные вазы, сосуды из драгоценных металлов, ювелирные изделия. Угождая вкусам боспорцев, греческие мастера часто брали сюжеты «из жизни скифов», но что это получались за скифы, можно понять, разглядывая хотя бы великолепный лекиф — кувшин для косметического масла, найденный в одной из гробниц на окраине Керчи.

Это одна из прославленных ваз «роскошного стиля», на которой, кроме обычных краснофигурных изображений, художник помещал рельефные фигуры, раскрашенные золотом и разноцветными красками. На вазе имеется подпись знаменитого греческого художника начала IV века до нашей эры Ксенофанта. Мастер захотел изобразить охоту скифов на грифонов и вепрей. Художник слышал легенду о борьбе скифов с грифонами. Сам он никогда, вероятно, живых скифов не видел, и о жизни их не имел ни малейшего представления. Он изобразил их так, как издавна принято было изображать «варваров» в Элладе. Тут и золотая пальма, и оливковые деревья, и охотники с золотыми волосами, и фантастические звери. Люди, лошади, собаки — все условно, все нереально. Ксенофант создал красивую вещь, но ничего нового к изучению скифов она нам не прибавляет.

Как ни велико значение курганных раскопок, археологи не могут ими ограничиться. О боспорской знати, о могущественных правителях, прославленных полководцах и грозных скифских вождях много и подробно писали древние историки. Раскопки богатых погребений и дополняют, и расширяют, и исправляют эти сведения. Они дают богатейший материал для изучения удивительного искусства боспорцев. Но этого мало. Чтобы понять историю Боспорского царства, этого могущественного рабовладельческого государства, нужно знать историю жизни простого народа, а о нем немного писали древние. Погребения земледельцев и ремесленников бедны и о многом рассказать не могут. И тут уж приходится от некрополей переходить к остаткам древних поселений, городов и городков Боспора Киммерийского, разыскивать и раскапывать те самые места, в которых рождались, трудились, умирали целые поколения людей самых разных профессий, бедных и состоятельных, свободных и рабов. Вот этим и занялась прежде всего и настойчивей всего наша советская археология.

ГОРОДА ЖИВЫХ

Каждое лето работает археологическая экспедиция профессора Гайдукевича возле Керчи. Роются в земле Тиритаки, исследуют Мирмекий, раскапывают древнюю крепость Илурат. Живут лагерями. Одни у самого моря, — эти счастливцы бегают в перерывах купаться, другие подальше от моря. Археологи, как всюду и везде у нас, выпускают стенгазету, поют песни, спорят ночи напролет, работают, не считая времени. Когда только они спят — неизвестно. Здесь, в маленьких городках, ученые добывают самый ценный и нужный материал — летопись жизни простых людей.

Старики керчане, люди опытные в делах археологии — «сами копали!» — только плечами пожимают: и что они подбирают, эти нынешние археологи, — «бросовый материал!». Если такой многоопытный человек встретится среди рабочих экспедиции, он не перестает удивляться.

— И на что вам черепица? У вас же таких уже десятки?!

— Эта с клеймом, милый человек, — отвечают ему. — Черепица с клеймом — большая ценность. Это значит — был целый завод кровельных черепиц. Сам царь боспорский был владельцем этого завода и основательно на нем разбогател. А клеймо — вот оно-то и гласит: «царя Спартока» (конечно, по-гречески!).

Не говоря уж об интересном клейме, и сами черепицы замечательны. Массивные, прямоугольные плиты весом до двадцати девяти килограммов покрыты снаружи для красоты и долговечности кровли темно-красной глазурью; черепицы, лежавшие по краям кровли, украшены скульптурными узорами и головой Медузы, которая должна была отгонять злых духов.

Все меньше и меньше находок оставляют земле, как «бросовый материал». Каждый глиняный черепок, каждый кусочек металла может рассказать ученому целую историю. Даже ребятишки, которые вечно толкутся возле раскопок, научились кое-чему и, разглядывая осколок скифской тарелочки, важно заявляют: «В древности разбитая».

Раскопки поселений — работа трудная и кропотливая: ни драгоценных сосудов, ни богатых уборов здесь не встретите, редко попадаются ценные вещи. Тут приходится иметь дело с обломками зданий, черепками посуды, рыбьими костями, обуглившимися зернами пшеницы, ячменя, проса, чечевицы, гороха.

Однажды нашли бронзовый стерженек, расплющенный с одного конца.

Очистили, рассмотрели. На другом конце стерженька имелось выпуклое изображение богини Афродиты, точно такое, какое встречается на золотых бляхах, украшающих одежды знатных боспорцев, погребенных в склепах. Оказалось — нашли штамп, которым чеканились все эти золотые бляхи. А это значит, что не только в Пантикапее, но и в десяти километрах от него, в маленьком городке рыбаков и ремесленников, имелись ювелиры, а может быть, и целые мастерские.

Было известно, что боспорцы покупали в Греции вино, что его ввозили в Пантикапей в больших остродонных амфорах. Скифы, те, по свидетельству древних писателей, пили его неразбавленным. «Пить вино по-скифски» значило «пьянствовать». Долгое время считалось, что здесь на Боспоре еще не умели в те времена выращивать виноградники, что мешал этому недостаточно теплый климат. И вдруг обнаружили настоящие винодельни с давильными площадками, стоками, целые резервуары, врытые в землю, выложенные камнем и оштукатуренные, вмещающие до пяти тысяч литров виноградного сока. Сок этот потом разливался в огромные глиняные «пифосы» и там уже превращался в вино.

Такие винодельни найдены в Пантикапее, в Тиритаке, в Мирмекии. С течением времени боспорские виноделы научились делать более совершенные давильни с прессом для выжимания сока, оставшегося в винограде, перемятом сначала простым способом, то есть ногами. Винодельни говорят о виноградниках, сливовые и алычовые косточки — о фруктовых садах вокруг Пантикапея, каменные зернотерки, ручные мельницы и зерна пшеницы на дне глиняных сосудов рассказывают о хлебных полях Боспора Киммерийского.

Греческие писатели много писали о рыбных богатствах Черного моря. Вот здесь, в Тиритаке, очевидно, и жили те рыбаки, те мастера засолки, которых прославил грек Архестрат, написав специальное сочинение о боспорской соленой рыбе. Именно здесь отрыты большие рыбосолильные ванны, найдено множество бронзовых крючков, грузил для сетей и огромное количество рыбьих костей. О крупных осетрах, которые ловили в этих местах, греки писали, что они «величиной почти равны дельфинам».

И все же настоящая слава, богатство и сила Боспора Киммерийского не в вине и даже не в рыбе, а в хлебе. Об этом свидетельствует все: и писания древних, и деловые документы, и надписи на камнях, и археологические находки. Недаром самым почитаемым божеством была здесь Деметра — богиня земли и земледелия.

Правители Боспора очень умело пользовались продовольственными затруднениями в Афинах, чтобы укрепить торговые и политические связи, поднять авторитет династии Спартокидов, превратить Боспорское царство в богатую, культурную страну. Есть очень интересный документ — судебная речь афинского оратора Исократа, составленная им в 393 году по поручению одного боспорского купца, который судился с афинским банкиром Пасионом.

Вот что случилось с этим молодым купцом. Его отец — богатейший боспорский хлеботорговец и судовладелец Сопей — был в то же время крупным государственным деятелем и находился в дружеских отношениях с самим царем Сатиром I. Историки полагают, что Сопей был огречившимся варваром. Желая, чтобы сын его получил греческое образование и нажил самостоятельно богатство, Сопей отправил его в Афины с двумя кораблями, нагруженными хлебом. Надо думать, что и денег он дал ему немало.

Сынок прибыл в Афины и первым делом, как и полагается деловому человеку, положил свои деньги в банк — так они и лучше сохранятся и дадут проценты.

Мы не знаем, насколько старательно молодой купец обучался в Афинах наукам, но думается, что жилось ему там неплохо. И вдруг, как гром среди ясного неба, — приказ от самого царя: вернуться немедленно на родину и дополнительно распоряжение кому следовало о конфискации всех денег Сопея, имеющихся у его сына. Оказалось, что царь приказал арестовать своего друга Сопея по подозрению в государственной измене. Но сын и тут не растерялся: он живо сговорился с банкиром и заявил, что денег у него нет. Банкир подтвердил.

А тем временем пришло новое известие: царь помирился с Сопеем, восстановил его во всех правах и женил своего сына, царевича Левкона на сестре молодого купца, дочери Сопея. Но теперь показал себя банкир. Он заявил, что этих денег у него нет и не было, и он ничего платить не намерен.

Началось судебное дело, в которое вмешался сам боспорский царь. Послания шли из Боспора в Афины и обратно. Банкир посылал специальных людей в Пантикапей; им было поручено там защищать интересы банка, — а царь созвал виднейших купцов для защиты прав Сопея. Вот об этом деле и держит речь Исократ. При этом ой неумеренно восхищается и самим царем Боспора и помощником его Сопеем, а заодно и боспорскими купцами, напоминая афинянам, что они никогда не имели отказа в хлебе, даже тогда, когда купцам других стран почему-либо отказывали.

Мы не знаем, чем кончилась эта тяжба, но нам, в сущности, не так уж важно, удалось ли царскому любимцу прибавить к своим несметным богатствам еще и деньги, присвоенные мошенником-банкиром. Нам интересно, как в этой судебной речи отразилась картина отношений между Афинами и Боспором в годы его расцвета.

Чем больше богатели боспорские цари, тем больше почестей оказывали им далекие Афины. Их изображения-статуи воздвигали на городских площадях, декреты, прославляющие боспорских владык, высеченные на мраморных досках, выставлялись на людных перекрестках. Правда, расчетливые афиняне хитро устраивали такие дела: например, увенчание боспорцев золотыми венками не стоило им слишком дорого. Был уговор: цари Боспора заранее посвящали свои пышные награды Афине-Палладе; тогда они оставались на вечное хранение в святилище богини в самих Афинах. Все складывалось ко всеобщему удовольствию: царям — почет, а полису, городу — почти никаких расходов.

ВОЖДЬ УГНЕТЕННЫХ САВМАК

Сейчас даже очень далекие от археологии люди знают, что тот, кто ведет раскопки, добывает вещи не для себя, а для науки. И все же многих удивляет: часто прекрасная золотая старинная монета великолепной чеканки вызывает у археологов меньший восторг, чем маленькая, полустертая медная или бронзовая монетка. А все дело в том, что золотая в данном случае оказалась не единственной, не первой: такие точно уже есть в коллекциях наших музеев, она уже изучена. А вот эта маленькая, бедная монетка — единственная. Мало того — может быть, ее-то и не хватало для доказательства чьей-то смелой мысли или опровержения чьей-то ошибки.

До сих пор идут споры об одной такой монетке. На ней только четыре греческие буквы: сигма, альфа, ипсилон, мю.

По-русски они читаются — САВМ. Что это значит? Имя? Часть имени? Не Савмак ли?

Во II веке до нашей эры на Боспоре вспыхнуло восстание. Вождем восстания был царский раб, скиф Савмак. Мало, очень мало писали об этом древние историки, но все же кое-что дошло до нас. Из надписи на одной статуе стало известно, что восставшие овладели Пантикапеем и Феодосией, что против них был послан прославленный полководец Диофант. Тот самый Диофант, которому за его «великие деяния» и была воздвигнута бронзовая статуя с выбитым на пьедестале кратким сообщением о его борьбе с восставшими.

Полгода шла длительная подготовка к военной экспедиции против Савмака. Понадобилась целая регулярная армия и военный флот, чтобы, наконец, подавить восстание. Савмак был взят в плен и казнен. Если надпись на монетке следует читать «Савмак», то значит, было время, когда вождь восставшего народа мог чеканить монеты! Да, но достаточно ли этих четырех букв, чтобы сделать такое заключение? Нет ли там еще чего-нибудь, на этой монетке? Есть. На лицевой стороне изображен бог солнца — Гелиос — с лучами вокруг головы. Но говорит ли это историкам что-нибудь?

Известно, что незадолго до того в другом месте, в Пергаме, тоже происходило восстание. Там восставшие называли себя гелиополитами, то есть «гражданами солнца». Мог об этом знать Савмак? Конечно, мог. Мечтавший о стране счастливых, о «солнечном государстве», он, став правителем Пантикапея, приказал чеканить монеты с изображением бога солнца. Так думает большинство ученых. Но чтобы это стало бесспорным, нужно найти такую монетку, на которой имя Савмак было бы написано полностью. И поиски не прекращаются.

ОХРАННЫЕ РАСКОПКИ

Осенью экспедиция заканчивает свою работу. Ленинградцы уезжают, керчане остаются. И с ними остается археология.

Есть в нашей стране города, вся жизнь которых равняется по огромным заводам, находящимся в них или поблизости. Таков Магнитогорск на Урале. Есть и такие, как Севастополь, Кронштадт; там всем командует гавань, порт. А в Керчи распоряжается археологический музей.

Строить обычное городское хозяйство здесь так же непросто, как жить в покоях какого-нибудь исторического дворца. Вздумал пробить в стене дверь, а под обоями фреска великого мастера. Поднял половицу, а там тайник с архивом. Так и в Керчи. Здесь приходится строить дома на земле, переполненной сокровищами. Не разобравшись, можно погубить их навек. Страшно дробить камень на щебенку — рискуешь уничтожить могильную плиту большой ценности. Тут под землей древний склеп, там остатки греческих бань, гимнасия, рынка. Археологи давно уже безуспешно ищут какой-нибудь след пантикапейского театра и ничего не могут найти. А ведь театр был, это несомненно. Да и у древних писателей мы находим указания на это. Известен рассказ о том, как в Боспор из Греции был прислан посол со шпионскими заданиями (выведать размеры городов, численность населения). Вместе с послом прибыл и знаменитый в те времена актер Аристоник, который должен был своим пением под аккомпанемент «кифары» привлекать жителей в театр (чтобы легче было подсчитать людей).

Археологи предполагают, что театр находился где-то неподалеку от развалин святилища Диониса, у подножия горы Митридат. Теперь это улица Свердлова, застроенная современными домами, и узнать, что там под ними, уже невозможно.

Да, то, что застроено, уже недоступно для археологов, но вот с новым строительством дело тут обстоит по-особому. Керченскому музею специальным постановлением правительства дано право приостанавливать любую работу в городе, если это окажется нужным. Но как уследить музею за всем? Не могут же сотрудники быть везде и всюду в ожидании, не наткнется ли экскаватор на старую гробницу, не ударится ли лопата о древнюю амфору? А без археолога трудно распознать, обычный ли камень попал в стальной ковш машины, или древний, обработанный? Следует ли рыть дальше, или нужно остановиться? Какой же выход? И выход найден, очень правильный выход. Нельзя на каждый экскаватор посадить ученого-археолога, но, может быть, можно всех работающих в Керчи заинтересовать археологией? Да, оказывается, можно. И теперь то и дело в музее трещат телефонные звонки: звонят рабочие со стройки, звонят школьники, домашние хозяйки...

Рыли траншею и наткнулись на плиту. Два-три человека уже, несомненно, слышали лекцию сотрудника музея, они сразу сообразили, что плита особая, «обработанная в древности». Звонят в музей: «Присылайте ваших».

Да, под землей древнее захоронение. Работы остановились. Вместо мощной железной лопаты-ковша в ход пошли осторожные скребочки и щеточки археологов. А как же намеченный тут водопровод? Ну что ж, если можно — пойдут в обход гробницы, а то и переждут, и когда археологи вынут из могилы все, что им нужно, траншея пойдет дальше. Правда, не всегда все проходит так гладко и дружелюбно, бывают и стычки, и обиды, и жалобы. Но постановление есть постановление, и строителям приходится терпеть власть музея.

Такие раскопки называются охранными. Они ведутся зимой и летом — во все сезоны; их задача сберечь то, на что люди натыкаются случайно. Они дали музею немалую часть его ценных коллекций.

Обычно на месте раскопок собирается народ. Разговоры ведутся самые «керченские». Старики поминают «счастливчиков», молодежь демонстрирует свою образованность, ребята лезут к самой яме. Кое-кто, может быть, втайне и подозревает, что ученые нашли все же золото, однако виду не показывает.

Часто тут же на месте возникает настоящая лекция. Однажды таким образом была открыта могила, в которой нашли крошечные золотые украшения: браслетик, колечко, сережки, золотые кончики пояска и несколько косточек, оставшихся от скелета ребенка. По вещам и косточкам определили, что ребенку не было и года. На колечке написано греческое женское имя Хара, по-русски это значит «Радость». Наверное, сильно любили родители эту маленькую «Радость», если так украшали ее. Но попробуйте вообразить себе теперь младенца, увешанного серьгами и браслетами, — невозможное зрелище!

Одну за другой сотрудница музея показывала находки обступившим ее людям, рассказывала об обычаях древних, о методе работы археолога, и тут же, при всех, вещи были занесены в книгу.

Не первый год ведет свою работу Керченский музей, и давно уже к небольшой группе сотрудников присоединились сотни, а может быть, и тысячи помощников. Они разные по возрасту и по знаниям, польза, приносимая ими, тоже не одинакова, но все они любят историю своего города и гордятся своим музеем.

То, что скрыто в земле, может добыть, не повредив, только опытный и знающий ученый, добровольцам таких работ доверять нельзя. Но в Керчи многое можно найти прямо на поверхности — все то, что вымывают дожди, обнажают оползни. Находки эти называют «подъемным материалом», и вот его-то и приносят часто керчане в музей, приносят и взрослые и дети.

Есть в Керчи пенсионер Юдкевич. От него то и дело получает музей что-нибудь новое и удивительное. Это он нашел «трехликую Гекату» — редчайшее скульптурное изображение греческой богини. Рабочий Илюхин притащил однажды найденное им на горе Митридат каменное надгробие — стелу. Она была необычной — расписной: на ней в красках изображен древний воин.

Инженер Веселов — железнодорожник по профессии, но седая древность так увлекла его, что он стал теперь уже почти археологом. Он пишет научные статьи в археологические журналы и сборники. С ним в большой дружбе живут работники музея.

МИРОВОЕ СОКРОВИЩЕ

Есть в Керченском музее сокровище мирового значения, так называемый «лапидарий» — хранилище камней. Здесь стоят и лежат сотни надгробных плит — стел. Немногие из них — мраморные — привезены из Греции. Большинство сделано местными мастерами из ракушечника. На камне высечены надписи, портреты, целые группы. Вот муж и жена пожимают друг другу руки: художник изобразил на надгробии неразлучность, верность. Вот шестеро детей выстроились по росту: может быть, погибли от какой-нибудь эпидемии. Вот прекрасная стела, на которой изображена женщина в длинном, ниспадающем складками покрывале, сидящая в кресле. Рядом юноша-подросток стоит, опираясь на щит. За креслом женщины — крошечная фигурка. Кто это? Ребенок? Нет, и пропорции и весь облик взрослого человека. На многих стелах можно увидеть такие фигурки, мужские и женские — это рабы, их изображали на стелах рядом, но в половину роста их господ.

Сотрудник музея охотно прочтет и переведет вам несколько древнегреческих надписей. Одно надгробие скажет вам, что покойный «убит бурным Аресом номадов», то есть скифским богом войны. Другое, что «погибший наткнулся на страшное варварское копье...». Вы услышите имена греческие: Аристип, Диофант, Гераклит; скифские: Ардар, Бастак; римское Квинт, персидское Ахеймен. Вы узнаете профессии тех времен: купец, судостроитель, флейтистка, учитель гимнасия и даже любитель словесности — мы назвали бы его филологом или историком литературы.

Если вы будете разглядывать эти надгробия очень внимательно, то заметите, что в конце большинства надписей стоит одно и то же слово, которое вы, не зная греческого языка, все же сможете прочитать — буквы очень похожи на наши. Это слово ХАЙРЕ.

Вам читают: «Жена моя, Калия, прощай!», «Феотима, жена Бакхия, и сын Мойрипп, прощайте», «Филотт, сын Мирмека, прощай!» Вот как просто и грустно звучат эти надписи. «Хайре» — слово последнего привета. Оно и значит — «прощай».

Простимся же и мы с этим миром мертвых. Выйдем из лапидария, пройдем вдоль моря и, свернув налево, поднимемся на гору Митридат. Здесь некогда стоял акрополь[22] Пантикапея, здесь сияли великолепием дворцы и храмы.

Встанем лицом к морю тут, у высокого обелиска, который поставлен в наши дни в честь героев, павших за освобождение Крыма в Великую Отечественную войну. Отсюда, с самой высокой точки Керчи, далеко вокруг видна земля, на которой родилось, цвело и умерло Боспорское царство. Взглянем на юг. Там, за цепью курганов Юз-Оба (Сто могил) — Тиритака, город рыбаков, виноделов, гончаров... Дальше, у самого моря, на берегу прекраснейшей бухты, то, что осталось от Нимфея — города, из-за которого Афины спорили с Боспором. Это был очень богатый город, с лучшей на всем побережье гаванью, с плодороднейшими землями вокруг. Здесь, на берегу, у подножия скал, находился храм Деметры, покровительницы земледельцев, богини, которую изнеженные эллины считали «мужицкой богиней» и которую так любили и почитали боспорцы. Войны и землетрясения много раз разрушали храм Деметры, но люди снова и снова восстанавливали его.

Обернемся к северу: нам хорошо виден отсюда Царский курган, это чудо архитектуры, увидев которое один раз, запомнишь на всю жизнь.

Дальше за городом Мирмекий лежат друг против друга на противоположных берегах пролива городки Порфмий и Ахиллий. Здесь некогда была переправа. Неподалеку от этих мест во время подводных работ водолазы нашли на дне ценную греческую амфору и преподнесли ее в дар съезду археологов, который в эти дни проходил в Керчи.

Мы стоим на вершине холма, который назван именем могущественного боспорского царя Митридата Евпатора. В долгой и упорной борьбе с Римом он был предан собственным сыном и покончил с собой на вершине холма в Пантикапее. Так говорит предание. «Здесь закололся Митридат», — читаем мы у Пушкина.

Римляне завладели Боспором. Их владычество тянулось несколько веков, пока на Европу не обрушился «бич божий» — царь гуннов Атилла, пока «трава не перестала расти повсюду, где ступали ноги его коня».

Тысячелетнее существование Боспорского царства кончилось в последней четверти IV века нашей эры.