«На границе тучи ходят хмуро…»
«На границе тучи ходят хмуро…»
Оказавшись в конце 1937 г. в крайне сложном положении, правительство Китая, не полагаясь на помощь западных держав, информировало об этом советское руководство. 13 декабря китайский министр иностранных дел Ван Чунхой заявил временному поверенному в делах СССР в Китае: «Китайское правительство имеет точные сведения, что инцидент в Лугоуцяо в июле месяце был заранее подготовлен японцами на случай отказа Китая от японских требований. После шести месяцев войны Китай теперь находится на распутье. Китайское правительство должно решить вопрос, что делать дальше, ибо сопротивляться дальше без помощи извне Китай не может. Китайское правительство имеет твердую решимость сопротивляться, но все ресурсы уже исчерпаны. Не сегодня так завтра перед китайским правительством встанет вопрос, как долго это сопротивление может продолжаться»{162}. Призывая СССР оказать помощь, он указывал, что в случае поражения Китая Япония сделает его плацдармом для войны против СССР и использует для этого все ресурсы страны. 29 декабря Чан Кайши поставил перед правительством Советского Союза вопрос о направлении в Китай советских военных специалистов, вооружения, автотранспорта, артиллерии и других технических средств.
Несмотря на то что выполнение этой просьбы создавало опасность ухудшения советско-японских отношений, советское руководство приняло решение оказать прямую помощь китайскому народу. В первой половине 1938 г. СССР предоставил Китаю кредиты на льготных условиях на сумму 100 млн. долларов. В Китай были направлены 477 самолетов, 82 танка, 725 пушек и гаубиц, 3825 пулеметов, 700 автомашин, большое количество боеприпасов. Всего с октября 1937-го по октябрь 1939 г. Советский Союз поставил Китаю 985 самолетов, более 1300 артиллерийских орудий, свыше 14 тыс. пулеметов, а также боеприпасы, оборудование и снаряжение{163}.
Общая сумма займов СССР Китаю с 1938 по 1939 г. составила 250 млн. долларов. Заметим, что за этот же период США предоставили Китаю заем в 25 млн. долларов. В наиболее трудный начальный период японо-китайской войны помощь США и Великобритании Китаю была символической. Так, с июля 1937-го по январь 1938 г. Китай получил от США 11 самолетов и 450 тонн пороха{164}.
Крупномасштабная советская помощь Китаю реально препятствовала осуществлению японских агрессивных планов, и ее прекращение рассматривалось как одна из важнейших внешнеполитических задач Токио. Японское правительство имело все основания считать, что «разрешение китайского инцидента затягивается из-за помощи, которую оказывал Китаю Советский Союз»{165}.
Стремление изолировать СССР от Китая* сорвать его помощь китайскому народу толкало японские военные круги на сознательное обострение японо-советских отношений. В 1938 г. число японских провокаций на советско-маньчжурской границе резко возросло. Так, например, если в 1937 г. было отмечено 69 нарушений границы японскими военнослужащими, то в 1938 г. их было зарегистрировано почти вдвое больше — 124.{166} Всего же за три года — с 1936 по 1938 г. — инцидентов на границе было зарегистрировано 231, из них 35 крупных столкновений. Японские источники дают еще большие цифры — 506 инцидентов за три года (1935—г 1937). Информируя посла СССР в Японии о серьезности складывавшейся обстановки, заместитель наркома иностранных дел СССР Б.С. Стомоняков писал 25 июня 1938 г., что «линия японской военщины в Маньчжурии, рассчитанная на провокацию пограничных конфликтов, продолжает проводиться непрерывно и все с большей наглостью».
В марте 1938 г. штабом размещенной в Маньчжурии Квантунской армии в центр был направлен документ «Политика обороны государства», в котором в случае войны с СССР предлагалось силами Квантунской и Корейской армий (японская армия, дислоцировавшаяся на территории Кореи. — А.К.) нанести основной удар по советскому Приморью с целью его захвата и отсечения советских войск Особой Дальневосточной армии от войск Забайкальского военного округа. Затем последовательными ударами осуществить наступление на амурском и забайкальском направлениях. Одновременно намечалось вторжение в Монгольскую Народную Республику{167}
Разработка этих планов свидетельствовала о намерении японских военных кругов разрешить японо-советские противоречия вооруженным путем. Однако более осторожные японские политики считали, что приступить к решению «северной проблемы» можно будет лишь при поддержке других держав, когда СССР будет вовлечен в войну в европейской части страны.
Весной 1938 г. японские войска продолжали развивать наступление в Центральном Китае. При этом японские лидеры не скрывали своего намерения вытеснить США и другие западные державы не только из Китая, но и в целом из Восточной Азии. Это вынудило США занять более жесткую позицию. 17 марта 1938 г. государственный секретарь США К. Хэлл выступил с большой речью «Наша внешняя политика», в которой заявил, что США «не намерены отказаться от своих прав и интересов в Китае».
В связи с этим японское правительство, опасаясь обострения отношений с США, решило принять меры, демонстрирующие стремление Японии направить свои военные усилия против СССР. Летом 1938 г. японское военно-политическое руководство предприняло попытку расширить до масштабов серьезного вооруженного конфликта один из пограничных инцидентов в районе озера Хасан в Приморье. Однако цели конфликта не ограничивались демонстрацией японских намерений перед западными державами. Составители японской «Истории войны на Тихом океане» отмечают: «Начиная с 1938 г. японо-советские отношения неуклонно ухудшались. Дело в том, что с этого времени помощь Советского Союза Китаю усилилась… Это раздражало Японию… В генштабе армии формировалась идея прощупать советскую военную мощь, выяснить готовность СССР к войне с Японией… Было решено проверить это нападением на советские войска, мобилизовав 19-ю дивизию Корейской армии, которая находилась в прямом подчинении императорской ставки. Замысел состоял в нанесении сильного удара, с тем, чтобы предотвратить возможное выступление СССР против Японии»{168}.
Можно считать, что одной из основных целей хасанских событий было «устрашить» советское руководство мощью японской армии, вынудить его пересмотреть свою политику в отношении Китая, не допустить вовлечения СССР в японо-китайскую войну.
Выбор времени диктовался обстановкой на японо-китайском фронте. Готовясь к проведению уханьской операции, японцам было важно убедиться, что Советский Союз не имеет намерения вооруженным путем воспрепятствовать расширению японской агрессии в Китае. Начальник оперативного отдела императорской ставки полковник Инада говорил по поводу хасанских событий: «Даже если будет разгромлена целая дивизия, необходимо выяснить готовность Советов выступить против Японии»{169}.
В Японии немало тех, кто пытается оправдывать предпринятые летом 1938 г. действия японской армии. Для «обоснования» своей позиции они изобретают прямо-таки фантастические версии. Согласно одной из них хасанские события были спланированы и спровоцированы Москвой. Якобы в условиях усилившихся в конце 30-х гг. «антисталинских настроений в СССР» Кремль задался целью отвлечь народ от внутренних проблем, создав в стране обстановку военной опасности.
Авторы этой версии пишут: «В то время японская армия перехватила советские кодированные телеграммы и частично их расшифровала. Генеральный штаб проявил особый интерес к двум из них. В одной сообщалось, что в пограничных отрядах боеприпасов осталось менее половины положенного запаса и делался запрос о восполнении необходимого боекомплекта. Во второй — предписывалось незамедлительно занять высоту Тёкохо (Заозерная. — А.К.). Это были провоцирующие японскую армию телеграммы в расчете на то, что они будут расшифрованы. Японская армия поддалась на эту провокацию. Она сочла необходимым, упредив советские войска, занять высоту Тёкохо. Тем более что у советских пограничников не было боеприпасов».
По другой версии конфликт был организован советской стороной с целью оказать косвенную помощь Китаю в его сопротивлении японской агрессии.
В условиях, когда японское правительство упорно отвергало предложения СССР о заключении пакта о ненападении, а опасность советско-японского вооруженного столкновения становилась постоянным фактором, советское руководство было вынуждено проявлять заботу об укреплении обороноспособности в восточных районах своей страны. Увеличивалась численность войск, на Дальнем Востоке появились танковые и авиационные части, усиливался Тихоокеанский флот, шло строительство укрепленных районов. Эти меры имели оборонительный характер и не превышали необходимого для защиты границ уровня. «Поскольку оккупация Маньчжурии была предпринята исходя из стратегии войны против СССР, необходимость увеличения войск возникала не для Японии, а, наоборот, для Советского Союза», — указывал японский военный историк Фудзивара Акира.
Наряду с усилением группировки советских войск оборудовались в инженерном отношении ранее не укрепленные участки советско-маньчжурской границы. Одним из таких пограничных участков и были высоты Заозерная и Безымянная, расположенные к западу от озера Хасан.
Как сообщают японские источники, 6 июля 1938 г. на вершине высоты Заозерная были замечены несколько советских конных дозорных, а затем появились солдаты, которые приступили к отрытию окопов. Об этом было доложено командующему японской Корейской армии генералу Коисо Куниаки. Командующий сначала не придал сообщению особого значения, но рапорт в Токио все же направил.
В отличие от Коисо, в оперативном управлении генштаба проявили к сообщению немалый интерес. Генштабисты и ранее подумывали о том, как испытать силу Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, особенно после того, как она 1 июля 1938 г. была преобразована в Дальневосточный Краснознаменный фронт. Японскому командованию важно было также проверить информацию о состоянии советских войск в Приморье, полученную от перебежавшего 13 июня 1938 г. к японцам начальника управления НКВД по Дальневосточному краю комиссара 3-го ранга Г. Люшкова. В генштабе родилась идея: «Атаковав советских солдат на высоте Тёкохо, выяснить, как будет реагировать на это Советский Союз. Пользуясь случаем, прощупать силу Советов в этом районе».
Предлагая провести разведку боем именно на этом участке границы, офицеры генштаба учитывали, что здесь советскому командованию будет весьма непросто развернуть войска, находившиеся в 150—200 км от высоты Заозерная. Принималось во внимание то, что к пограничным сопкам вела лишь одна размытая дождем грунтовая дорога. Это затрудняло быстрое сосредоточение в данном районе советской тяжелой техники и артиллерии. С другой стороны, маньчжуро-корейская дорога отстояла от высоты Заозерной лишь на 6 км. Старший офицер ставки подполковник Нисимура Тосио свидетельствовал после войны, что эти факторы позволяли рассчитывать на успех японского удара.
Однако если офицеры генштаба среднего, звена отрабатывали оперативно-тактические вопросы предстоявшей операции, высшее военно-политическое руководство страны придавало намечавшейся провокации важное стратегическое значение.
Планируя начало широкомасштабной войны в Китае, японское руководство было весьма озабочено позицией СССР в отношении новой агрессии Японии на континенте. Как отмечалось выше, японским военным и политикам было важно выяснить, не окажет ли в этом случае Москва прямую военную помощь Китаю силами своих регулярных войск. С этой целью за десять дней до вторжения в Китай японцы спровоцировали вооруженный инцидент в районе Константиновских островов на Амуре, которые советская сторона считала своими. 29 июня 1937 г. японские солдаты неожиданно высадились на эти острова. Пограничники оказали сопротивление. В завязавшейся перестрелке было убито и ранено несколько советских моряков, потоплен бронекатер, серьезно повреждены другие суда.
Тогда советское правительство предпочло урегулировать инцидент дипломатическим путем. Для японцев это было важным сигналом, свидетельством того, что СССР стремится избегать обострения отношений с Японией. В японской исторической литературе есть указание на то, что занятая во время этого инцидента примирительная позиция Москвы была учтена при принятии японским правительством решения о начале 7 июля 1937 г. войны в Китае.
Вопреки японским расчетам советское правительство не осталось безучастным в отношении агрессии Японии в Китае. 21 августа 1937 г. между СССР и Китаем был заключен договор о ненападении. Значение этого договора не ограничивалось лишь обязательствами сторон не совершать агрессивных действий друг против друга. Это было, по сути дела, соглашение о взаимопомощи в борьбе с японскими захватчиками. В Токио это хорошо понимали.
Японцы рассматривали советскую помощь как вмешательство СССР в японо-китайскую войну и предпринимали попытки выступать с дипломатическими протестами по этому поводу. Их опасения усиливала поступавшая информация о том, что правительство Чан Кайши и лидеры западных держав все настойчивее подталкивали Москву к прямому участию в войне в Китае.
При анализе замыслов японской ставки по использованию пограничного инцидента в районе озера Хасан важно учитывать тогдашнюю обстановку на китайском театре военных действий. В июне 1938 г. ставкой была направлена в экспедиционную армию в Китае директива о проведении операции по овладению трехградьем Ухань, объединявшим крупные промышленные центры — Учан, Ханьян и Ханькоу. 15 июня был отдан приказ о подготовке операции по захвату Ханькоу.
Летом 1938 г. две трети всех сухопутных сил Японии, а именно 23 дивизии, находились на китайском фронте. Против СССР в Маньчжурии и Корее имелось 9 дивизий. В метрополии оставались лишь две дивизии. В этих условиях провоцировать начало войны с СССР было рискованно. Второе управление генштаба (разведка) считало, что в случае войны СССР сможет выставить на Дальнем Востоке от 31 до 58 стрелковых дивизий, что значительно превышало японские возможности.
И все же в Токио решили рискнуть и путем проведения ограниченной по масштабам операции выяснить, не нанесет ли СССР удар в тыл японским войскам, когда они будут заняты овладением Уханью. Замысел оперативного управления генштаба предусматривал: «Провести бои, но при этом не расширять сверх необходимости масштабы военных действий. Исключить применение авиации. Выделить для проведения операции одну дивизию из состава Корейской армии. Захватив высоты, дальнейших действий не предпринимать».
В исторической литературе со ссылкой на материалы Токийского процесса утверждается, что «22 июля на совещании пяти ведущих министров японского правительства план нападения на советскую территорию в районе озера Хасан был одобрен императором». Появившиеся в послевоенные годы дополнительные сведения позволяют внести в это утверждение некоторые коррективы.
14 июля временный поверенный в делах Японии в СССР Ниси Харухико по указанию Токио потребовал незамедлительного отвода советских войск с высот Заозерная и Безымянная. 20 июля такое же требование выдвинул перед наркомом иностранных дел М.М. Литвиновым срочно вернувшийся в Москву из поездки в Северную Европу посол Японии в СССР Сигэмицу Мамору. Он подчеркнул, что по соглашению с Маньчжоу-Го Япония взяла на себя обязательства защищать маньчжурскую границу, не останавливаясь перед использованием силы. Советский нарком решительно отверг требование японского правительства и указал, что Советский Союз «посягательств на свою территорию не допустит». Японскому послу была предъявлена приложенная к российско-китайскому Хунчунскому договору 1886 г. карта, согласно которой граница была определена по вершинам высот Заозерная и Безымянная. Однако посол, игнорируя этот документ и доводы советской стороны, продолжал стоять на своем. Впоследствии в мемуарах Сигэмицу признал, что «возможности разрешить конфликт путем удовлетворения односторонних требований японской стороны об отводе войск с самого начала были невелики». Понимали это и генералы из императорской ставки, целью которых было не урегулирование конфликта, а проведение запланированной операции.
20 июля военный министр Сэйсиро Итагаки и начальник генерального штаба Номия Канъин запросили аудиенцию императора с тем, чтобы получить его санкцию как главнокомандующего на применение войск и мобилизацию для проведения операции в районе озера Хасан. Хотя они заявляли, что эти действия поддерживают и другие министры, в действительности не все высшие чиновники разделяли мнение о необходимости военных действий против СССР в Приморье. Некоторые из них — министр иностранных дел Угаки Иссэй, военно-морской министр Ионаи Мицумаса, министр внутренних дел Юаса Курахэй — опасались начала войны с СССР. Такая перспектива пугала и императора Хирохито.
В условиях затягивания войны в Китае, победить в которой японские генералы обещали за три месяца, император уже с большей осторожностью воспринимал предложения военных о применении войск. Близкие к императору придворные и личные советники убеждали монарха в неготовности Японии воевать с СССР. Хирохито весьма обескуражил военного министра Итагаки, явившегося за санкцией на проведение операции против советских войск. Император с раздражением бросил министру: «Впредь чтобы ни один солдат и шагу не ступил без моего указания». Это, однако, не означало, что император был против проведения операции в районе Хасана. Он лишь стремился держать ситуацию под своим контролем.
После неудачной аудиенции вопрос о начале военных действий оставался открытым. В этой ситуации ставка поручила полковнику Инаде отправить в Корейскую армию телеграмму следующего содержания: «Пока рассчитывать на директиву ставки о начале применил войск не приходится… Действуйте по обстановке». Японские историки склонны считать, что эта шифровка сознательно была составлена столь двусмысленно. По сути дела, она давала возможность командирам на местах действовать самостоятельно, что в конце концов и произошло.
Район инцидента входил в зону ответственности 19-й дивизии из состава Корейской армии. В ставке знали о том, что командир этой дивизии генерал-лейтенант Суэтака Камэдзо рвался в бой. Еще 21 июля он придвинул к высотам Заозерная и Безымянная свой 75-й пехотный полк, который готовился к наступлению. Так как приказ из центра задерживался, Суэтака решил ускорить события. 29 июля, воспользовавшись туманом, он отдал приказ захватить Безымянную. Преодолев сопротивление погранотряда численностью 11 человек, японцы овладели высотой. Хотя подоспевшая на помощь рота поддержки из 40-й стрелковой дивизии успешно контратаковала противника, столкновения продолжались.
30 июля генштабом было дано разрешение Корейской армии «применять силу в случае незаконного нарушения границы». Оправдывая свои действия, Суэтака 31 июля доложил в центр, что советские войска вновь нарушили границу и изготовились к превентивному удару. В Токио не осудили самовольные действия 19-й дивизии, хотя и предупредили от дальнейшего расширения конфликта.
В результате предпринятого наступления батальоны 75-го пехотного полка 19-й дивизии при поддержке артиллерии вклинились в глубь советской территории на 4 километра и вышли к населенным пунктам Пакшекори и Новоселки, расположенным к северо-востоку от озера Хасан. Это уже была неприкрытая агрессия, захват территории сопредельного государства.
Докладывая о действиях 19-й дивизии императору, заместитель начальника генштаба Тада Хаяо заверил монарха в том, что японская армия не будет дальше развивать наступление. В ответ Хирохито «выразил удовлетворение».
Агрессивные действия японской армии нарушали территориальную целостность СССР. 1 августа И.В. Сталин лично приказал командующему Дальневосточным фронтом маршалу В.К. Блюхеру в кратчайший срок выбить японцев с захваченной территории. Он говорил в телефонном разговоре маршалу: «Скажите, товарищ Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля… Товарищ Блюхер должен показать, что он остался Блюхером периода Перекопа…»
Раздражение Сталина можно понять — на глазах всего мира японцы совершали против СССР откровенную вооруженную провокацию, вторглись в пределы страны. Однако эти упреки в адрес Блюхера нельзя считать полностью обоснованными. Во-первых, без приказа из центра Блюхер не мог использовать силы стратегического назначения, что было чревато опасностью начала войны. Из сообщений разведки ему было известно, что в готовность приводилась не только Корейская, но и Квантунская армия. Во-вторых, командующий Дальневосточным фронтом из-за особенностей местности не мог быстро сосредоточить на узком участке между границей и озером Хасан крупные силы.
3 августа резидент советской разведки в Японии Рихард Зорге сообщил в Москву: «…Японский генеральный штаб заинтересован в войне с СССР не сейчас, а позднее. Активные действия на границе предприняты японцами, чтобы показать Советскому Союзу, что Япония все еще способна проявить свою мощь»{170}. В тот же день после заседания ЦК ВКП(б) нарком обороны К.Е. Ворошилов направил командованию Дальневосточного фронта директиву, в которой потребовал сосредоточить в районе конфликта 39-й стрелковый корпус в составе трех стрелковых дивизий и одной механизированной бригады. Была поставлена задача восстановить государственную границу. 4 августа наркомом был отдан приказ о приведении в готовность всех войск Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа.
За двое суток в районе боевых действий удалось сосредоточить 15 тыс. человек, 1014 пулеметов, 237 орудий, 285 танков. Всего же в составе 39-го стрелкового корпуса насчитывалось до 32 тыс. человек, 609 орудий и 345 танков. Для поддержки действий наземных войск было выделено 250 самолетов (180 бомбардировщиков и 70 истребителей).
Получая сведения о сосредоточении столь сильной группировки советских войск, японское правительство проявило серьезную обеспокоенность. 4 августа посол Сигэмицу передал Литвинову предложение Токио: прекратить военные действия с обеих сторон и без промедления приступить к урегулированию конфликта. В ответ нарком подтвердил требование правительства СССР незамедлительно отвести японские войска за линию границы. Однако в Токио соглашались отступить, оставляя за собой высоты Заозерную и Безымянную, на которых спешно возводились укрепления. Было ясно, что японцы стремились начать переговоры с тем, чтобы успеть закрепиться на захваченных высотах.
Выполняя директиву Москвы, командир 39-го стрелкового корпуса комкор Г.М. Штерн отдал приказ перейти 6 августа в общее наступление и одновременными ударами с севера и юга зажать и уничтожить войска противника в полосе между рекой Тумень-Ула и озером Хасан. Начавшиеся ожесточенные бои продолжались до 9 августа. За четыре дня японские войска были выбиты с захваченной территории. 10 августа начальник штаба 19-й дивизии полковник Накамура Ёсиаки вынужден был телеграфировать начальнику штаба Корейской армии: «С каждым днем боеспособность дивизии сокращается. Противнику нанесен большой урон. Он применяет все новые способы ведения боя, усиливает артиллерийский обстрел. Если так будет продолжаться и далее, существует опасность перерастания боев в еще более ожесточенные сражения. В течение одних-трех суток необходимо определиться по поводу дальнейших действий дивизии… До настоящего момента японские войска уже продемонстрировали противнику свою мощь, а потому, пока еще возможно, необходимо принять меры по разрешению конфликта дипломатическим путем»{171}. Как отмечают японские историки, это было «криком о помощи».
В тот же день по указанию Токио Сигэмицу спешно явился в Наркоминдел и вновь предложил, прекратив военные действия, приступить к переговорам. Советское правительство дало согласие, и в полдень 11 августа военные действия были прекращены. К этому времени все захваченные японцами пограничные высоты (Заозерная, Безымянная, Богомольная, Пулеметная) были освобождены и заняты советским войсками.
Предпринятая по инициативе японской императорской ставки, военного министерства и генерального штаба операция в Приморье стала серьезным испытанием для советских дальневосточных войск. В событиях в районе озера Хасан Красная Армия впервые после Гражданской войны вступила в сражение с кадровой армией крупного и сильного в военном отношении государства. О масштабах развернувшихся сражений свидетельствуют данные о потерях сторон. По числу убитых и раненых эти события выходят на уровень локальной войны.
По сообщению ТАСС от 15 августа 1938 г. японцы потеряли 600 человек убитыми и 2500 ранеными. Японская же «Официальная история войны в Великой Восточной Азии» дает несколько иные цифры: 1440 погибших и раненых, или 22,1 процента от числа принимавших непосредственное участие в боях 6914 человек. Особенно велики были потери в 75-м пехотном полку — 708 убитыми и ранеными, что составило 51,2 процента от списочного состава полка. Как отмечают японские авторы, «обычно при потерях в 30 процентов воинская часть теряет боеспособность, а 50 процентов потерь — это разгром».
Пытаясь оправдать столь большие потери, японские авторы утверждают, что Дальневосточной армии был нанесен еще больший урон, а именно общие потери Красной Армии оцениваются в 5500 человек (1200 убитыми). Согласно же проведенному в 90-е гг. отечественными историками на основе архивных документов исследованию, части Дальневосточной армии потеряли 4071 человека (792 убитыми). О масштабах и ожесточенности боев свидетельствует и то, что среди участвовавших в хасанских событиях советских военнослужащих 26 человек были удостоены звания Героя Советского Союза, 95 человек награждены орденами Ленина, 1985 — орденами Красного Знамени, 1935 — орденами Красной Звезды, 2485 — медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».
Многие японские военные историки дают в своих трудах в целом объективную оценку хасанским событиям. Так, упоминавшийся выше профессор Фудзивара приходит к заключению: «Конфликт на Тёкохо (Заозерная) начинался лишь как один из пограничных инцидентов. Однако он был сознательно расширен по умыслу императорской ставки. Конечно, в условиях разрастания японо-китайской войны у центрального командования сухопутных сил не могло быть намерения начинать еще и большую войну с СССР. Однако перед началом операции по захвату Ухани было решено использовать 19-ю дивизию для провоцирования советского командования с целью выяснить, нет ли у СССР намерения вмешаться в войну в Китае… Ценой огромных потерь все же удалось добиться поставленной цели. Как показала предпринятая разведка боем, советское правительство не имело планов вступления в японо-китайскую войну».
Следует отдать должное советским обвинителям на Токийском процессе. При ограниченности документальной базы (в Японии успели до начала процесса уничтожить или сокрыть касавшиеся хасанских событий документы и материалы) они сумели вскрыть подлинный характер предпринятой летом 1938 г. японской провокационной вылазки на советскую территорию. Объективность проявили и судьи Токийского трибунала. В приговоре указывалось: «Целью нападения могло быть либо желание прощупать силу Советского Союза в этом районе, либо захватить стратегически важную территорию на гряде, господствующей над коммуникациями, ведущими к Владивостоку и Приморью… Трибунал также считает установленным, что военные действия были начаты японцами… Трибунал считает, что операции японских войск носили явно агрессивный характер».