Союз с Гитлером
Союз с Гитлером
Планируя военную экспансию в Восточной Азии и на Тихом океане, японские стратеги изыскивали возможность обретения влиятельных союзников из числа европейских держав. В отличие от периода войны с Россией 1904—1905 гг., ни Великобритания, ни США не могли выступить на стороне Японии, ибо теперь она наступала на интересы этих держав. Особенно важным считалось объединение с крупным государством в Европе для совместной борьбы с СССР. Еще до оккупации Маньчжурии в марте 1931 г. вышеупомянутый японский военный атташе в Москве Касахара убеждал Токио: «Ввиду того что Японии трудно будет нанести смертельный удар Советскому Союзу путем войны на советском Дальнем Востоке, особое внимание должно быть уделено тому, чтобы путем подрывной пропаганды вовлечь западных соседей и другие государства в войну против СССР»{205}. Существует немало свидетельств активной работы японской агентуры в этом направлении в Польше, Финляндии, прибалтийских государствах, Турции и других странах.
После захвата Маньчжурии и прихода к власти в Германии А. Гитлера генеральный штаб направил своим военным атташе генерала X. Осиму, перед которым была поставлена задача следить за германо-советскими отношениями и выяснить, как повела бы себя Германия в случае войны Японии с Советским Союзом{206}. Присматривался к Японии и Гитлер. Комментируя выход Японии из Лиги Наций, фюрер заявил: «Лига Наций из-за выхода Японии должна пострадать больше, чем сама Япония»{207}.
Опасаясь остаться в изоляции, японцы стали искать союза с идеологически и политически близким фашистским государством. Уже в феврале — марте 1933 г. объявивший о выходе из Лиги Наций глава японской делегации Мацуока нанес визит в Германию, где в публичном заявлении назвал ее «единственной страной, имеющей столько исторических параллелей с Японией, которая также борется за свое место в мире».{208}
Со своей стороны Германия также видела в милитаристской Японии потенциального союзника, способного создать против СССР второй фронт, на Востоке. Японцы всячески поддерживали такие надежды. В апреле 1934 г. японский посол в Берлине Нагаи в беседе с германским министром иностранных дел Нейратом заявил: «Германия и Япония являются бастионом против большевизма, и на этой основе уже оформилась общность германо-японских интересов»{209}. С этого времени Гитлер все чаще стал обсуждать в кругу своих приближенных вопрос о заключении германо-японского союза. Ради такого союза руководители рейха готовы были действовать в обход «теории расового превосходства». По поручению фюрера его заместитель Р. Гесс издал специальную директиву о недопущении появления в печати и публичных выступлениях рассуждений о превосходстве арийской расы над «неполноценными» японцами. «Прежде всего, — указывал Гесс, — необходимо избегать всех выражений, которые могли бы быть восприняты как обида и презрение другими народами и государствами земного шара, с которыми германский народ и фюрер желают жить в мире. Мы не должны повторять ошибок старой Германии. Известно, например, какой тяжелый ущерб нанес бывший кайзер взаимоотношениям между Германией и Дальним Востоком». Под «ущербом» подразумевалось, что кайзеровская Германия перед Первой мировой войной якобы «упустила», как писал Гитлер в книге «Майн Кампф», возможность заключить с Японией военный союз, направленный против России{210}.
После серии предварительных встреч и бесед высокопоставленных эмиссаров двух государств о формировании союза в декабре 1935 г. в Берлин был направлен представитель японского генерального штаба армии для ведения конкретных переговоров. В этих переговорах активное участие принимали японский посол и военный атташе Осима, с самого начала ратовавший за скорейшее военно-политическое объединение с фашистской Германией. Как отмечалось выше, переговоры завершились заключением 25 ноября 1936 г. Антикоминтерновского пакта. Незадолго до подписания соглашения, 7 августа, японское правительство одобрило секретный документ, в котором было записано: «В отношении Советского Союза интересы Германии и Японии в основном совпадают… Наше сотрудничество необходимо направить на обеспечение обороны страны и осуществление мероприятий по борьбе с красными»{211}. В день подписания пакта министр иностранных дел Японии Арита заявил на заседании Тайного совета: «Отныне Россия должна понимать, что ей приходится стоять лицом к лицу с Германией и Японией»{212}. Как указывалось Токийским трибуналом для главных японских военных преступников, Антикоминтерновский пакт был «своим острием направлен против Союза Советских Социалистических Республик».
Приступая к войне за мировое господство, Гитлер стремился создать мощный кулак из государств с тоталитарными идеологией и политикой. В начале апреля 1938 г. он дал указание готовить почву для заключения германо-итальянского союзного договора. Летом того же года начались переговоры между Германией и Японией о заключении германо-итало-японского военного союза, так называемого «Тройственного пакта». На том этапе гитлеровскому руководству такой пакт был необходим для удержания западных держав и Советского Союза от противодействия расширению германской агрессии в Европе, в частности готовящемуся нападению на Чехословакию. Стратегической же целью пакта была совместная вооруженная борьба против любых противников фашистских государств — будь то на Западе или на Востоке. Это позиция Германии явилась тогда определенным препятствием для быстрого заключения военного союза. Опасаясь принятия обязательств по «автоматическому» вступлению в войну с западными державами в случае их вооруженного столкновения с Германией, Токио соглашался подписать «Тройственный пакт» только в том случае, если в текст буден внесена оговорка о его исключительной направленности против СССР. Необходимость внесения в текст пакта такой оговорки мотивировалась тем, что Япония еще не готова «вести эффективную войну на море» против Великобритании и США, а также нежеланием испортить японо-американские отношения и как следствие этого лишиться экспорта из США нефти, железного лома и других стратегических материалов{213}. Такая позиция не устраивала германское правительство, вследствие чего в переговорах с Токио весной 1939 г. наступила пауза. Тем временем Гитлер форсировал заключение двустороннего военного союза с Италией. 22 мая 1939 г. в Берлине состоялось подписание «Пакта о дружбе и союзе между Германией и Италией», получившего название «Стальной пакт».
Японцы имели достаточно оснований опасаться того, что, создавая блок тоталитарных государств, Гитлер стремится использовать его в собственных интересах, рассматривая других участников как второстепенных союзников, которым не следует полностью доверять. И они были недалеки от истины. На другой день после подписания «Стального пакта» Гитлер на совещании с высшим командованием вермахта, посвященном предстоящему нападению на Польшу, заявил: «Сохранение тайны — решающая предпосылка успеха. Цель должна сохраняться в тайне даже от Италии и Японии»{214}.
После подписания «Стального пакта» Германия продолжала добиваться согласия Японии с ее условиями «Тройственного пакта». На это японцы отвечали, что согласны вступить в любую войну на стороне Германии, если только «в составе противостоящей ей группировки государств окажется Советский Союз»{215}. Однако гитлеровское руководство в то время заботила реакция на захват Польши не столько Советского Союза, с которым намечалось соглашение, сколько Великобритании и Франции, а также США. По планам Гитлера именно японцы могли своими действиями на Востоке создать трудности для этих держав, отвлекая их внимание и силы от ситуации в Европе.
Заключение Германией пакта о ненападении с Советским Союзом было расценено как серьезное политико-дипломатическое поражение Японии, делавшей ставку на тесный союз с европейскими фашистскими государствами. Однако наиболее проницательные политики быстро поняли, что пакт с Москвой Гитлер рассматривает как необходимый, но временный маневр. Это было подтверждено правительством рейха, представители которого уже на второй день после заключения пакта довольно откровенно разъяснили японскому послу в Берлине, что «при всех обстоятельствах, которые могут возникнуть на дипломатической арене, идеи и цели общей борьбы против коммунизма сохраняются».
Ставший к тому времени послом в Берлине генерал Осима с пониманием отнесся к сделанному немцами разъяснению. Хотя 26 августа японское правительство дало ему указание вручить гитлеровскому руководству протест по поводу подписания советско-германского пакта о ненападении, охарактеризовав его как «противореча1ций секретному соглашению, приложенному к Антикоминтерновскому пакту», посол счел возможным задержать его передачу. Считая, что в условиях начавшейся Второй мировой войны Японии не следовало портить отношения с Германией, Осима стремился принизить значение дипломатического демарша Токио. Сообщая лишь 18 сентября о японском протесте, он сказал статс-секретарю германского министерства иностранных дел фон Вейцзекеру: «Как вам известно, в конце августа я отказался выразить резкий протест, как мне это поручило сделать японское правительство. Но я не мог действовать наперекор этому предписанию, поэтому я только телеграфировал, что последовал приказу, и ждал конца польской кампании. Я полагал, что этот шаг тогда не будет так важен»{216}.
Встречаясь в сентябре с Осимой, Риббентроп утверждал, что Япония в своих же собственных интересах должна установить военное сотрудничество с Германией, так как поражение Германии позволило бы западным державам объединиться в широкую коалицию с целью изгнания Японии из Китая. Он убеждал японца, что германо-советский договор о ненападении «отвечает правильно понятым интересам Японии, поскольку ей выгодно любое усиление Германии», что Японии, следуя примеру Германии, необходимо добиться нормализации отношений с СССР, чтобы затем «свободно развернуть свои силы в Восточной Азии в южном направлении», где находится сфера ее «жизненных интересов». В том случае, если Япония послушается его советов, считал Риббентроп, вполне могла бы осуществиться идея о германо-итало-японском военном союзе, направленном «исключительно против Англии»{217}. Осима разделял эти идеи и в своих депешах соответствующим образом настраивал Токио.
В разгар польской кампании вермахта германский «восточный фронт» посетил бывший военный министр Японии Тэраути. 20 сентября Гитлер и Риббентроп во время состоявшейся с ним беседы подчеркивали свою заинтересованность в налаживании военного сотрудничества с Японией и развертывании наступления японских вооруженных сил в южном направлении. Тэраути оказался их полным единомышленником. Сопровождавший его Осима высказался за перенос центра тяжести военных усилий Японии в Юго-Восточную Азию. Он говорил: «Япония нуждается в цинке, каучуке и нефти из Голландской Индии, хлопке из Британской Индии, шерсти из Австралии. Если она все это получит, то будет независима и очень сильна»{218}.
Сторонники сохранения тесных связей с Германией предостерегали от поспешных выводов о «предательстве» гитлеровского руководства, указывали на невозможность германо-советского сотрудничества в начавшейся войне. В сентябрьском номере влиятельного японского журнала «Бунгэй сюндзю» была помещена статья «Германо-советский пакт о ненападении и Япония», где японское правительство подвергалось критике за нерешительность в вопросе о заключении военного союза с Германией и Италией. Важность такого союза для реализации политики внешней экспансии сознавало и японское правительство. 4 октября 1939 г. оно приняло документ «Актуальные мероприятия внешней политики в связи с войной в Европе», в котором подтверждалось «сохранение по-прежнему с Германией и Италией дружественных отношений». Более развернуто это положение было сформулировано в правительственном документе от 28 декабря 1939 г. «Основные принципы политического курса в отношении иностранных государств». В нем было записано: «…Хотя между Германией и СССР подписан пакт о ненападении, необходимо сохранять дружественные отношения с Германией и Италией, учитывая общность целей империи с целями этих государств в построении нового порядка»{219}. Пришедший 16 января 1940 г. к власти кабинет адмирала Ионаи подтвердил эту позицию.
Союзные отношения с агрессивными державами Европы отвечали интересам Японии при осуществлении как «южного», так и «северного» варианта вооруженной экспансии. С одной стороны, по расчетам японского военно-политического руководства, такой союз должен был закрепить распределение сфер господства между Японией, Германией и Италией, облегчить захват японской империей азиатских колоний западных держав и удержать США от вступления в войну. С другой стороны, объединение военных усилий в целях будущего разгрома Советского Союза отвечало основным требованиям японской стратегии и рассматривалось как непременное условие разрешения «северной проблемы».
В соответствии с решениями, зафиксированными в «Основных принципах политического курса в отношении иностранных государств», в начале 1940 г. проходили заседания представителей руководства армии, флота и министерства иностранных дел, на которых согласовывался новый документ «Предложение усиления сотрудничества между Японией, Германией и Италией». Однако более осторожные политические деятели Японии, хотя, в принципе и не возражали против возобновления переговоров с Берлином о союзе, выступали за то, чтобы дождаться результатов военного противостояния Великобритании и Франции с Германией. Германский посол в Токио Отт информировал центр о том, что позиция Японии будет во многом зависеть от германских успехов в борьбе с англо-французской коалицией.
Начавшаяся 10 мая «битва за Францию» решительным образом изменила ситуацию. В войну против Великобритании и Франции вступила на стороне Германии фашистская Италия. Последовавшая вскоре капитуляция Франции побудила Японию заявить свои претензии на ее колонии в Юго-Восточной Азии. Однако на это требовалось согласие Германии. Стремясь использовать Японию в борьбе против западных держав, германское правительство подыгрывало японским экспансионистским устремлениям. 20 мая 1940 г. Риббентроп сообщил в Токио, что Германию якобы «совершенно не беспокоит дальнейшая судьба Голландской Индии». Тем самым давалось понять, что Германия не будет противиться овладению Японией богатыми природными ресурсами колониями оккупированных ею европейских государств. В ответ министр иностранных дел Японии включил в свое июньское выступление по радио такую фразу: «Правительство никогда не отойдет от политики держав оси и всегда с симпатией относилось к требованиям Германии о создании нового порядка в Европе, тем более что сама Япония стремится к новому порядку в Азии».
12 июля в МИДом Японии был подготовлен проект документа, в котором целью заключения союза с Германией определялось признание политического и экономического руководства Японии в районах Южных морей в качестве ее «жизненного пространства». Одновременно признавалось политическое и экономическое руководство Германии в Европе и Африке. 16 июля этот проект был одобрен руководством армии и флота.
За участие Японии в мировой войне в блоке с Германией и Италией активно выступили политики, вошедшие в сформированный 22 июля 1940 г. второй кабинет князя Коноэ. Министром иностранных дел стал Мацуока, который патетически заявлял в 1936 г. после заключения с Германией Антикоминтерновского пакта: «Поскольку мы боремся против Коминтерна, деятельность которого является в настоящее время главной мировой проблемой, необходимо противостоять ему со всей решимостью. Половинчатые усилия здесь недопустимы. Мы должны вступить в сражение, поддерживая и обнимая друг друга… Нам остается только, сплотившись, идти вперед, даже если это приведет к совместному самоубийству». После назначения на пост министра он заявил германскому послу в Токио, что Япония рассчитывает на поддержку Германии в ее борьбе за господство в восточноазиатском пространстве и поэтому «сближение с Германией — это ее естественный путь»{220}.
Хотя при обсуждении вопроса о заключении пакта имели место разногласия между армией и флотом, они не носили принципиального характера. На заседании высших руководителей армии и флота 22 июля было решено, что «если со стороны Германии и Италии будет предложено заключить военный союз, Япония рассмотрит эту возможность». Эта установка была закреплена 27 июля на заседании координационного комитета правительства и императорской ставки в документе «Программа мероприятий, соответствующих изменением в международном положении».
Стремление гитлеровского руководства как можно скорее использовать Японию для реализации собственных стратегических планов усилилось осенью 1940 г., когда стало ясно, что быстро одержать победу над Великобританией не удастся. В этих условиях важно было поощрить Токио на активизацию экспансии в южном направлении с тем, чтобы создать для англичан опасность ведения войны на двух отдаленных друг от друга фронтах. С другой стороны, приняв 31 июля 1940 г. решение о подготовке к нападению весной следующего года на СССР, Гитлер хотел иметь Японию союзницей и в этой войне. В ходе германо-советской войны, по планам немцев, японские войска должны были сковывать советские вооруженные силы на Дальнем Востоке, не допускать их переброски в европейскую часть страны, а при необходимости по согласованию с Германией разгромить их. При этом, однако, Гитлер, продолжая рассматривать Японию и Италию как младших партнеров для выполнения второстепенных задач, распорядился не посвящать руководителей стран-союзниц в планы войны против СССР.
В сентябре 1940 г. в Токио начались официальные переговоры о заключении японо-германского военного союза. Германию на переговорах представлял специальный уполномоченный правительства Г. Штамер. Следуя указаниям, германский эмиссар не скрывал, что в Берлине хотели бы согласия Японии как с антиамериканским и антибританским характером союза, так и с его антисоветской направленностью. Однако на данном этапе, указывал Штамер, Германии и Японии важно использовать союз в первую очередь для «устрашения Америки». Японские представители с пониманием относились к подобным геополитическим построениям. Уже в начале переговоров посол Германии в Токио генерал Отт докладывал в Берлин, что «атмосфера благоприятствует германскому плану».
Однако сомнения у японцев оставались. Как и ранее, им не хотелось создавать у Великобритании и США впечатление о том, что союз создается против них. Характеризуя позицию Японии, Риббентроп писал своему послу в Токио 26 апреля 1939 г., что после заключения союза Япония хотела бы «вручить декларацию английскому, французскому и американскому послам следующего содержания: пакт является только развитием Антикоминтерновского пакта; стороны рассматривают Россию как врага. Англия, Франция и Америка не должны думать, что подразумеваются они»{221}.
В отличие от германского японское руководство не желало раньше времени открыто подчеркивать свою враждебность США и Великобритании из опасения подтолкнуть эти страны к кардинальному пересмотру политики в отношении Японии. В Токио весьма опасались прекращения поставок американского стратегического сырья, что ставило бы под сомнение способность Японии продолжать вооруженную экспансию в Восточной Азии и на Тихом океане. В Германии же рассчитывали, что официальное оформление союза с Японией явится эффективным средством удержать США от вступления во Вторую мировую войну.
Японское правительства и командование оказались перед дилеммой: или продолжать настаивать на исключительно антисоветской направленности союза, что могло в качестве ответной меры побудить Германию заявить о своих правах на азиатские колонии поверженных ею европейских государств, или согласиться с требованиями Германии распространить действия союза как против СССР, так и против США и Великобритании.
Стремясь найти выход из затруднительного положения, в июле 1940 г. японское министерство иностранных дел, командование армии и флота согласовали между собой компромиссный вариант. Они соглашались на то, чтобы в обмен на признание Германией японского контроля над Юго-Восточной Азией Япония оказала бы определенное давление на Великобританию на Дальнем Востоке. Но при этом Япония не брала бы на себя обязательство вступить в войну с ней на стороне Германии.
Однако новый кабинет Коноэ занял более решительную позицию, считая необходимым в определенных условиях пойти на прямое военное сотрудничество с Германией и Италией в борьбе против Великобритании. Эту позицию поддерживала и армия. Флот же не мог безоговорочно согласиться с ярко выраженной антибританской направленностью союза, ибо не был готов к сражениям с мощными английскими ВМС. Тем не менее командование флота, в конце концов, было вынуждено принять сторону большинства.
Окончательное решение о заключении пакта было принято на состоявшемся 19 сентября 1940 г. императорском совещании (Годзэн кайги) в присутствии монарха. На совещании начальник главного штаба ВМС Канъин подчеркнул, что флот дает свое согласие при условии, что «будут приняты все мыслимые меры с целью избежать войны с Соединенными Штатами»{222}. Это требование легло в основу принятого совещанием решения. Выступая с заключительным словом от имени императора, председатель Тайного совета Хаара Кадо заявил: «Хотя японо-американское столкновение может стать неизбежным, я надеюсь, что будет проявлена достаточная забота о том, чтобы это не произошло в ближайшем будущем, и что не будет необдуманных действий. Я даю свое “добро”, только исходя из этого»{223}.
27 сентября 1940 г. в Берлине представителями Германии, Италии и Японии был подписан пакт о политическом и военно-экономическом союзе сроком на 10 лет. Хотя официально этот документ именовался Пактом трех держав, он более известен как «Тройственный пакт». Основные статьи пакта гласили: Ст. 1. Япония признает и уважает руководство Германии и Италии в деле создания нового порядка в Европе. Ст. 2. Германия и Италия признают и уважают руководство Японии в деле создания нового порядка в Восточной Азии. Ст. 3. Германия, Италия и Япония берут на себя обязательства поддерживать друг друга всеми политическими, экономическими и военными средствами в случае, если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, которая в настоящее время не участвует в европейской войне и китайско-японском конфликте.
Такими неучаствовавшими державами осенью 1940 г. оставались только СССР и США. Поэтому третья статья пакта предусматривала согласованные военные действия, если одна из договаривающихся сторон окажется в состоянии войны с этими странами. Попытка представить пакт как «оборонительный», заключенный на случай, «если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению», едва ли могла ввести кого-либо в заблуждение. «В лексиконе японских и германских агрессоров эти слова надо понимать так: “Когда Советский Союз подвергнется нападению со стороны Японии и Германии”», — указывается в одной из японских исторических работ{224}. Еще в октябре 1938 г. лидер итальянских фашистов Б. Муссолини писал Гитлеру: «Мы не должны заключать чисто оборонительный союз. В этом нет необходимости, ибо никто не думает нападать на тоталитарные государства. Мы должны заключить союз для того, чтобы перекроить географическую карту мира. Для этого нужно наметить цели и объекты завоеваний»{225}.
В японском проекте пакта было прямо сказано, что между участниками переговоров должны быть «выработаны меры на случай вступления Японии или Германии в войну с Советским Союзом». В ходе переговоров 7 сентября 1940 г. Мацуока говорил германскому эмиссару Штамеру: «Нам необходимо понять, что после окончания войны в Европе Россия останется великой державой. Это будет создавать угрозу новому порядку в Восточной Азии. Япония и Германия должны быть рядом и должны выработать общую политику против России». Это мнение полностью разделяли и другие участники пакта. Риббентроп, разъясняя направленность Пакта трех держав, говорил: «Эта палка будет иметь два конца — против России и против Америки»{226}. Итальянский министр иностранных дел Чиано вообще сомневался в целесообразности определения в качестве противника США, называя антисоветскую направленность пакта «очень хорошей»{227}.
С целью дезориентировать советское правительство относительно намерений создаваемой коалиции и оставить возможность для маневра в японо-советских отношениях Токио согласился включить в пакт статью 5 о том, что положения пакта «не затрагивают политического статуса, существующего в настоящее время между каждой из трех договаривающихся сторон и Советской Россией». Накануне подписания пакта Мацуока объяснял Тайному совету: «Пока мы строим новый порядок, мы не можем позволить себе, чтобы Советский Союз видел в нас своих врагов». Однако это была, безусловно, тактическая уловка с целью сосредоточить усилия на быстром захвате азиатских колоний западных держав и завершении подготовки к агрессии против СССР. 26 сентября 1940 г. Мацуока от имени правительства с удовлетворением констатировал достижение давно поставленной цели объединения с Германией в войне против СССР. «Япония поддержит Германию в случае ее войны с Советским Союзом, а Германия поможет нам в случае столкновения с Советским Союзом», — заявил японский министр иностранных дел.
Маскировки антисоветской направленности пакта требовало и гитлеровское руководство. «Германское правительство, — телеграфировал 26 сентября 1940 г. в Токио японский посол в Берлине Курусу, — намеревается дать указания своей прессе о том, чтобы особо подчеркивался тот факт, что договор не предусматривает войны с Россией. Но, с другой стороны, Германия концентрирует войска в восточных районах для того, чтобы сковать Россию».
Согласно секретному протоколу Пакта трех держав создавались объединенные военная и военно-морская комиссии, а также комиссия по экономическим вопросам. В протоколе было сказано, что «в случае, если одна из договаривающихся сторон вступит в войну против Советского Союза, другая сторона не должна предпринимать действий, которые могли бы облегчить ее положение».
Участники пакта видели в достигнутом соглашении эффективное средство координации усилий по установлению «нового мирового порядка». Германский посол в Японии Отт телеграфировал 4 октября 1940 г. в Берлин: «Внутренняя цель Пакта трех держав заключается в том, чтобы через уничтожение мирового владычества Англии вызвать новое распределение сил в Европе и на Дальнем Востоке. Средством достижения этой цели могут служить отпор Америке и вывод из строя Советского Союза»{228}. Со своей стороны, Токио довольно прозрачно давал понять, что для него важно прежде всего «нейтрализовать» США на период создания в Восточной Азии и на Тихом океане японской колониальной империи. Министр иностранных дел Мацуока «разъяснял» в англоязычной японской прессе, что участники пакта «хотят, чтобы все нейтральные страны, особенно такая мощная страна, как США, не были вовлечены в европейскую войну или в японо-китайский конфликт… Участие Японии в этом пакте отнюдь не означает ее намерения участвовать в европейской войне или возбуждать вражду других государств при условии, что страны, не участвующие в европейской войне или японо-китайском конфликте, не нападут ни на одного из участников этого пакта и не будут мешать осуществлению японского плана установления восточноазиатской сферы сопроцветания. Япония будет очень рада поддерживать с ними дружественные отношения и делить с ними дары природы, имеющиеся в этом районе…».
Похожие цели преследовались и в отношении Советского Союза — важно было, демонстрируя миролюбие, убедить руководителей СССР не вмешиваться в войну в Европе и Китае. Однако в Берлине и Токио сознавали, что, выполнявшая роль «фигового листка», 5-я статья об отсутствия намерения стран—участниц пакта использовать свой союз против СССР, едва ли будет с доверием воспринята в Москве. Статс-секретарь германского МИДа после подписания Пакта трех держав отметил в своем дневнике: «Оговорка о России довольно неубедительна. Будь я на месте Сталина и Молотова, то не радовался бы, что снова без проведения предусмотренных в германо-русском соглашении консультаций возник десятилетний германо-японский союз»{229}.
Пакт трех держав был заключен в целях расширения Второй мировой войны, объединения сил наиболее агрессивных в то время государств в борьбе за завоевание мирового господства. Он был направлен как против Великобритании и США, так и против Советского Союза. Однако если в отношении США он преследовал цель путем оказания давления заставить американское правительство продолжать политику изоляционизма и не принимать участие в мировой войне, то в отношении СССР предусматривалось практическое объединение политических, экономических и военных усилий государств-участников в предстоящем нападении на Советский Союз, подготовка к которому уже активно велась.