«Горная война» на Урале
«Горная война» на Урале
Прошло не так уж и много времени по приезде Татищева и Блиера на Уктусский завод, но деятельность их становится все более в тягость «удельным князьям» уральской горнозаводской промышленности Демидовым. Сначала тихо и скрытно, а потом явно и с всевозрастающей силой и, наконец, вызывающе нагло Демидовы организуют противодействие всем их начинаниям.
Но особенно они взъелись на Татищева.
Собственно, другого и ожидать не следовало. Демидовы уже с момента приезда посланцев Берг-коллегии осознали, какую опасность для монопольного доселе их владения богатствами Уральского хребта — недрами, лесами, водой — сулит прибытие на Урал энергичных, знающих дело руководителей казенных заводов. Конец сверхприбылям, конец положению некоронованных властителей края, а может — и скорый конец их дела?! Демидовские владения все более плотным кольцом окружались закрепленными за казной новыми богатыми рудниками. Демидовы понимали — запасы рудных мест, из которых снабжаются их заводы, далеко не бесконечны. Особенно в ту пору освоения уральских недр, когда не умели правильно разрабатывать месторождения, когда еще плохо знали, что такое подземные горизонтальные выработки, а руду «копали» из ям и «дудок» — вертикальных неглубоких колодцев без крепления.
И началась тогда на Урале самая настоящая «рудосыскная» война между горнозаводскими деятелями частного и государственного секторов. Война жестокая и бескомпромиссная. Один из ее эпизодов запечатлен в челобитной, которую подали 30 июня 1721 года государевым чиновникам местные рудоискатели Яков Савин, Иван Трифонов, Тихон Троицын, Матвей Дневных:
«Благородным господам артиллерии капитану Василию Никитичу Татищеву да берг-мейстеру Ивану Ивановичу Блиеру.
Доношение.
В прошлых годах, назад тому лет с девятнадцать, обыскали мы, ниже поименные, медную руду, которую объявили при сем Верхотурскому уезду, вверх по Тагилу, на речке Вое (ныне — Выя. — Л.С.), в горе, от деревни Тагильской в двух верстах. И оную руду объявили мы на Верхотурье управителю Алексею Калетину. И оный Калетин тое руду промышлять ее начал. И в прошлом 1714 году оную руду объявили мы Никите Демидову. И оный Демидов до 720 года не промышлял, а в 720 году промышлять начал и промышляет доныне. А ныне нам, нижепоименованным, руду искать запрещает, а которую руду обыскали мы, нижепоименованные, в других местах, и оный Демидов объявлять нам не велит. И по всем дорогам учинил заставы и говорит: „ежеле будете руды объявлять на Уктусский завод, то-де мы вас бить станем кнутом и в домны помечем…“
А сего июня в 5 день соседи наши уехали из домов своих для прииску медной руды, и приехавши после них в дом от Демидова, шурин его, Иван Иванов сын Малых, детей из дому выбросил и говорил: „ежели отцы ваши в домы будут, то я их кнутом застегаю…“
…А сего июня в 12 день носили мы, нижепоименованные, сюда на Уктус для объявления медных руд. И оный Демидов послал за нами в погоню и хотел нас взять и увезти к себе ж на завод. И мы, нижепоименованные, ушли от них лесом… Того ради всепокорно просим Вашего благородия, дабы царским указом царского величества повелено было у нас вышеобъявленную руду принять и от оного Демидова и от людей его указов царского величества нас оборонить, чтобы нам в конечную скудость от него не прийти, дабы повелено было дать нам солдата для обороны…»
Множащиеся преднамеренные покушения на интересы казны не могли не возмутить полномочного представителя государя по горнозаводскому делу на Урале — Татищева. Да к тому же Демидов не платил положенных налогов, прикрывал, нисколько этого не скрывая, беглых крестьян — грех в глазах помещика Татищева непростительный; к тому же он в своих планах и сам имел на этих беглых кое-какие виды. Стычка между этими людьми, ввиду непримиримости отстаиваемых ими позиций, становилась неизбежной.
И тут нельзя не отметить высокой «себестоимости» этой стычки для Татищева. Решиться на противоборство с человеком, к которому, как Татищеву были доподлинно известно, Петр питал любовное расположение, — уже сам по себе поступок смелый. Но если учесть, что поражение в этой борьбе сулило Татищеву огромные неприятности, а победа умножила бы только казенный, а не его личный прибыток, то станет очевидным — это решение было принято очень честным и мужественным человеком, который сознательно подавил в себе могучий инстинкт самосохранения, во имя высших — государственных интересов.
И Демидов, и Татищев, оба знали, что спор их может разрешить только сам император. И оба понимали — главным, что обусловит его решение, будет конечная польза государству от их позиции и от их деятельности.
Поэтому Демидов, едва только узнает о миссии Блиера и Татищева, делает тонкий ход — испрашивает у царя позволения строить завод на медной руде (той, найденной Савиным), прекрасно сознавая, как важно именно сейчас утвердить свою репутацию радетеля государственных интересов и закрепить положение монопольного поставщика металлов с Урала. Царь, учитывая его опыт и умение, указом Берг-коллегии от 20 декабря 1720 года это разрешает, хотя руда и находилась на государственной земле и принадлежала казне. Демидов заверяет Петра, что очень скоро отыщет еще и серебряные руды, даст казне серебра на монетное производство: он понимал, что эта услуга сделает его неуязвимым для ударов Татищева.
А Татищев ищет возможность выбить козыри из рук Демидова. Рассуждает он просто. В чем основа могущества Демидовых? Четыре их уральских завода выдают железа вчетверо больше, чем все казенные уральские заводы. Необходимо, стало быть, резко поднять производство железа на казенных заводах Урала. Где это можно сделать? Алапаевский завод разорен неумелым руководством, Уктусский стоит явно неудачно. Необходимо срочно ставить новые заводы. Основываясь на найденных новых рудных местах, Татищев разрабатывает грандиозные планы строительства заводов на реках Исети и Арамилке, годовая производительность которых должна будет превысить 200 тысяч пудов разного железа — это составило бы примерно половину всего выплавляемого тогда в России железе и более чем вдвое превысило бы выплавку его на демидовских предприятиях.
И снова мысли Татищева обращаются к облюбованному им ранее месту на реке Исети. Оно кажется ему особенно перспективным для устройства нового завода: здесь близко богатые рудные места, обилие воды обеспечивало, по расчетам, работу даже в самое сухое время двадцати молотов, а в обычное время — всех сорока. Здесь же стоят густые леса, деревья которых вполне пригодны и для строительства и для порубок на уголь. На исетских берегах спешно начинаются работы, валят лес, везут камень… Кажется, еще немного — и задымит новый завод, загомонит новый город…
Но… борьба не стихает. Демидов заваливает царя, Сенат, Берг-коллегию жалобами на Татищева. Татищев организует встречный поток челобитных. И то ли у Демидова «рука» наверху оказалась посильнее, то ли на решение царя повлияло испытанное им огорчение оттого, что медь из весеннего каравана Татищева 1721 года, присланная в Москву, оказалась качества ниже ожидаемого, не пошла на монетный передел, а сгодилась только на пушечное литье, но решение последовало такое — планы Татищева отвергнуть, самого его от руководства уральскими казенными заводами отстранить, а на Урал послать доверенного человека с большим опытом и полномочиями, чтобы на месте разобрался в возникшем споре и заодно решил, столь ли уж надобно заводить на Урале новые железоделательные заводы.
Так дальнейшую судьбу горнозаводского Урала выпало решать генералу Геннину…
Назначение Геннина главным начальником уральских заводов, по всей видимости, для Блиера большой радостью не оказалось. И хотя впоследствии Геннин (в «Описании уральских и сибирских заводов») счел нужным отметить: «…для вспоможения себе при заводских строениях и горных делах имел искусного берг-мейстера из Саксонии Блиера…», — сам «вспоможитель», у кого только мог, выпрашивал отъезд с Урала. Видимо, с Генниным работать ему было нелегко. Вскоре просьба Блиера была удовлетворена. В 1726 году он уже трудится на прежнем месте работы своего бывшего начальника — изучает медные и серебряные прииски Олонецких заводов.
В 1728 году Блиера (которому в то время было около 60 лет) назначают асессором в Берг-коллегию, где ему определено было ведать переводом «с иностранных языков на российский разных горных книг, дабы такие книги могли быть печатаны и в народ для обучения умножены…»
«С определением Блиера в Берг-коллегию, — пишет В. Берх, — окончилась странническая жизнь сего деятельного путешественника, объездившего Россию от Белого до Каспийского морей и от Невы до Исети». Далее Берх утверждает, что Блиер и «в Берг-коллегии, конечно, был полезен и по своим сведениям в минералогическом отношении о России, и по своим познаниям в горном деле…»