В борьбу вступает Московское княжество

В борьбу вступает Московское княжество

Именно Московскому княжеству выпало сказать последнее слово в споре, а также и в битве за Урал. Возникшее на задымленных развалинах владимиро-суздальских владений, Московское княжество при великом князе Иване Даниловиче Калите (прозвище Калита князь получил за похвальную привычку всегда таскать с собой кошель-калиту для того, чтобы иметь возможность дать подаяние бедному человеку) сделалось признанным центром возрождающихся русских государств. Иван Калита максимально использовал выгоды своего родства с ханом Орды Узбеком (брат Калиты Георгий был женат на сестре Узбека) и старался укрепить возникшую между ними близость частыми поездками в Орду. Еще ее он подкреплял и богатыми дарами, и участием в карательных экспедициях на непокорные русские города. В конце концов именно доверие хана позволило Калите стать самым могущественным русским правителем. Это самым прямым образом отразилось и на уральских делах.

Но по порядку.

Очередная стычка за пермско-югорские дани произошла в 1324 году, когда из Новгорода была послана сильная рать на Устюг Великий (суздальский, кстати, город), чтобы покарать его жителей за грабеж караванов, идущих из Новгорода к югорским людям и обратно. Новгородцы взяли Устюг. Самое пикантнее в этом — тогда князем Новгорода был брат Калиты Георгий. Он незадолго перед этим утратил расположение Узбека и был смещен с суздальского великого княжения. Конечно, Калита, претендовавший на суздальский престол, затаил обиду на Новгород.

Но сразу же поквитаться не удалось.

Иван Калита

Вызрела тогда между русскими князьями очередная смута. Суздальский великокняжеский престол стал спорным, и Калита, борясь за право взойти на него, решился возглавить русско-монгольскую рать, двинутую Узбеком на Тверь за уничтожение ее горожанами ханского гарнизона. За эту и другие оказанные хану услуги Иван Данилович и был им утвержден в 1328 году на престол великого князя суздальского. Но столицу княжества он сделал в своем наследном городе — Москве. Вскоре и княжество стало называться Московским. Потому-то именно Москва и сделалась на последующие двести с лишним лет главным соперником Новгорода в борьбе за владение Уралом.

Вот тогда-то и появилась у Калиты возможность посчитаться с Новым городом. Но, осознавая могущество своего соперника, князь московский решил действовать тонко. Он начал сокрушение Новгорода с разгрома его союзников.

В 1329 году, исполняя, кстати, прямое поручение Узбека, князь двинул свои войска на Тверь, природного союзника Новгорода, и разгромил ее.

Окрепнув, освоившись в делах, в 1333 году Калита снарядил войско уже и на Новгород. Теперь у него, кстати, появился и новый резон обидеться на этот город. Ведь Иван Данилович часто ездил в Орду, тратился на дорогие подарки хану, его влиятельным советникам. Это в немалой степени способствовало тому, что в правление Калиты ордынские полчища почти не громили русские земли. Но если выигрывали все русские люди, то почему тратиться на эти подарки должен лишь один князь московский? Особенно Ивана Даниловича возмущало, что с ним не хочет делиться «закамским серебром» Господин Великий Новгород, Как полагают многие, именно прижимистость новгородцев в дележе прибылей от заволоцкой торговли и заставляла Калиту несколько раз водить свои полки на них.

Кстати о «серебре закамском». И сейчас многие историки полагают, что под этим названием Иван Калита требовал только привезенные из дальних краев в уральские пределы серебряные изделия. Нет, значительная часть серебра на Урале была местного происхождения, считали многие известные ученые еще и в XIX веке. Так, профессор Аспелин, определяя принадлежность серебряного блюда из известного Рождественского клада, найденного крестьянином Ипполитом Ужеговым в 1854 году в Соликамском уезде, назвал его местным изделием. А на блюде том была даже чеканка в подражание изделиям персидских умельцев — всадник с соколом и собаками, гоняющийся за лисицей. Но что представляется самым убедительным, — в том кладе лежал еще и слиток серебра без всяких следов его обработки. И довольно крупный — около ста граммов. И это отнюдь не единичная такая находка. В 1889 году, например, при вспашке огорода удача улыбнулась жительнице села Пыскор Чердынского уезда. Она лемехом вывернула на дно глубокой борозды несколько драгоценных изделий, которые исследователи также отнесли к местным. В их числе две серебряные подвески, серебряный браслет и, главное, четыре серебряных колпачка со вставками из хорошо отполированных кусочков малахита. Малахит, по всему видать, уральский. Во многих областях пермского Приуралья найдены характерные серебряные фигурки всадников, и их многие ученые относят местному производству. Все это вполне объяснимо. Мы уже обсуждали вопрос о развитости местной металлургии. Неплохо здесь поставлено было дело и с обработкой металлов. Так что наряду с обилием на Урале действительно персидских изделий, работ арабских, византийских мастеров, немало поделок из серебра местного производства произведено и здешними мастерами. А серебра было в ту пору на Урале действительно много. Так что Калита знал, за что борется.

Спор с Новгородом за владычество над Пермью, Печорой, Югрой продолжили и внук Калиты Дмитрий Донской, и сын Дмитрия…

Но вот что еще интересно. За уральские земли дрались московские и новгородские рати. А как вели себя в этих обстоятельствах жители тех мест? Сами тогдашние обитатели уральских земель отнюдь не были этакими овечками, ожидающими заклания. Они никогда не прекращали сопротивляться всем грабителям, приходящим к ним за данью. Так, югорские воины наголову разгромили сильное трехтысячное новгородское войско, направленное в их земли в 1445 году на сбор очередной дани. Кстати, как раз в тот год пермяки разгромили банду варягов, налетевших их пограбить со стороны океана.

Но, кажется, 1445 год был последним годом, когда новгородцы решились на крупный поход в уральские земли. Да и вообще близился закат вольного города. Уже народился погубитель его вольности (именно так, по преданию, сказала одна вещунья в 1440 году, когда родился будущий великий князь московский Иван III, Васильевич I).

Так мы подходим к временам, с которых и начали рассказ в этом очерке.

Иван III, великий князь московский, которого Н. М. Карамзин поклонно именует монархом Российским, славным «…победами и завоеваниями от пределов Литвы и Новагорода до Сибири…», взошел на московский великокняжеский престол в 1462 году. От роду тогда ему было 22 года. Наверное, он и просто уже следуя традиции поведения московских владетелей, ввязался бы в спор за уральские богатства. Но, думается, еще и случай ускорил его действия в этом направлении.

Житель суздальского города Устюга, непоседа и авантюрист Василий Скряба, решился на свой страх и риск прогуляться — в лучших традициях варягов и ушкуйников — за югорскими мехами. Набрал ватагу гулевых людей и отправился на Урал. Видцо, под очень счастливой звездой родился этот человек. Ему удалось достаточно скрытно провести свою ватагу до Уральского хребта, перевалить через него и со всей страстью необузданной жадности наброситься на имущество тамошних обитателей. Добычу урвал он богатую. И то ли чтобы оправдаться перед князем своим, то ли чтобы похвалиться своей удачей, но к трофеям он присоединил еще и двух местных князей. Их тоже вместе с частью награбленного в удачливом походе Скряба бросил к ногам своего великого князя. Так воочию Иван III был ознакомлен с богатствами дальнего края. Довольный, он щедро наградил Василия и отпустил князей югорских, заручившись их заверениями платить ему дань.

Хоть теперь московский государь и мог ожидать поступления югорского меха и «закамского серебра», только он четко осознавал и другое — так уральский вопрос окончательно не решить. Свои права на Северный Урал ни за что не хотели отдавать новгородцы, а в Южный крепко вцепились казанские татары. И любому, возжаждавшему уральских сокровищ, чтобы без опаски можно было пользоваться ими, для начала необходимо было сокрушить обоих этих могучих соперников. Но Иван III, Васильевич I, уже осознавал силу свою и порешил, что ему достанет и войск, и ума сладить с обоими противниками. Но четко он знал: действовать надо тонко и бить врагов поодиночке.

Судьба определила ему направление первого удара — Казань… А получилось так. Еще полные сладостных воспоминаний о былом своем могуществе, ханы казанские решили послать войско захватить московский город Вятку. Город этот тогда контролировал караванную торговую дорогу на богатую Югру — ныне уж Ивановых данников. Это было откровенным вызовом, и Иван его принял. В 1468–1469 годах несколькими удачными ударами (первый из них был нанесен через Пермь Великую вниз по Каме) войска московского государя наголову разгромили казанские полки и даже в ходе одной из битв овладели Казанью. Хан смирился перед московским могуществом…

Теперь настала очередь Новгорода. Она настала в 1471 году. Хотя крушение его уже просматривалось, но новгородцы не хотели смириться с увяданием своего ранешнего величия, что и послужило поводом к очередной войне Новгорода и Москвы.

Дело в том, что граждане вольного города все никак не могли утешиться, что сыну Дмитрия Донского удалось отхватить у них много земель. Почему-то они решили, что сейчас пришла удобная пора их вернуть. Однако Иван III вовсе не походил на властителя, у которого можно было бы отнять хоть что-нибудь, что он считал своим. Естественно, он и принял решение наказать обнаглевших новгородцев, к тому же вступивших в сговор с литовскими и немецкими правителями. И грянул летом 1471 года бой на Шел они, знаменитое сражение, которое сокрушило под корень все надежды новгородские. Наголову разбитые, они вынуждены были подписать договор, по которому уступали московскому владетелю множество земель своих и прав.

Но Пермь по договору 1471 года им удалось как-то оставить за собой.

Только что мог значить договор для государя, в боях осознавшего всю ищущую выхода мощь своей державы! Судьба и этого края была предрешена. Всему Северному Уралу вскоре предстояло покорно склониться перед силой московскою. Но в Ивановых завоеваниях с самого начала его правления четко просматривалась одна характерная особенность. Ее тонко подметил и описал Николай Костомаров в «Северорусских народоправствах» (с. 416): «…Как Пермь, так и Югра до конца новгородской независимости оставались со своею народностью, и московская власть, подчинивши себе Новгород, покоряла эти страны, считавшиеся новгородскими поместьями, как края независимые».

Вот в том-то и дело. Новгородцы собирали свою дань, но не требовали ни смены обычаев туземцев, ни религию свою не насаждали, ни полного рабства не навязывали. Плати — и живи как хочешь. Московиты же пришли в эти земли со своим уставом, соблюдения которого жестко требовали. Еще Дмитрий Донской оказывал свое покровительство Степану Храпу, ставшему монахом Стефаном, епископом Пермским, помогал ему огнем и мечом, если тщетны были уговоры, насаждать христианство в Пермской земле. Иван III же решил сделать и Пермь, и Югру обычными провинциями своего государства.

Костомаров далее пишет: «…Пермь была завоевана в 1472 году, на другой год после Коростенского мира. Завоевателем был воевода, князь Федор Пестрый… Пермью управлял тогда под верховною властью Новгорода туземный крещеный князь Михаил. В Перми оскорбили какого-то московского купца. Иван, как будто в наказание, заступясь за своего подданного, отправил туда войско. Князь Федор Пестрый прибыл на устье Черной и оттуда повел войско на плотах. Вскоре он нашел удобным разделить его и на себя взял завоевание Верхней Перми, а другой отряд, под начальством Гаврилы Нелидова, отправил в Нижнюю Пермь. Оба отлично повели дело. Гаврила опустошил пермские селения по пути, по которому шел. Князь Пестрый же, доходя до Искора, встретил туземное ополчение. Произошло сражение — москвичи одолели. Предводитель пермяков воевода Качаим был взят в плен. Пестрый взял с бою город Искор и пленил пермских воевод Бурмата и Мичкина. По взятии Искора Пестрый пошел на соединение с Нелидовым и сошелся с ним на устье реки Почка, впадающей в Колву (точно — Покча. — Л.С.) Здесь москвичи заложили город Почку. Вся Пермская земля была покорена власти великого князя. Князь Михаил достался в руки победителей и был отправлен в Москву вместе с другими воеводами. Как образчик богатства края, воевода послал великому князю в подарок шестнадцать сороков соболей, шубу соболью, 29 с половиною поставов сукна, панцирь и две булатных сабли»…

Так была — и уже навсегда — присоединена к Московскому государству Пермь Великая. Но Иван III не был бы Иваном III, если бы на этом успокоился. Следующей в очереди на присоединение к Московии стала Югра. Вот как это описывает тот же Костомаров: «…Югра досталась Москве уже после совершенного падения Новгорода. (Это сталось в 1479 году, торжествующий победитель осуществил давнюю мечту своего предка — Ивана Калиты: среди других богатств он вывез из поверженного города несчетное число пудов серебра. — Л.С.) В 1483 году… князь Федор Курбский-Черный и Салтык-Травин пришли в Югру…»

Кстати, покорять зауральские народы умный великий князь московский направил, в числе других, пермские полки, приучая жителей новообретенной земли класть головы за московские интересы.

Экспедиция 1483 года замечательна еще и тем, что, разгромив возле впадения Пелыма в Тавду войско вогульского князя, московские рати сделали глубокий рейд на восток. Они прошли вдоль реки Тавды до Тобола, оттуда спустились до Иртыша, вошли в Обь. Там встретили югорские войска, их разгромили и уже потом вернулись в Устюг. Не правда ли. — путь Иванова воинства во многом предвосхищает дорогу Ермака?

В результате успешного похода Курбского и Травина зауральские вогулы и тамошняя югра обязались платить дань московским государям. И думали этим отделаться. «Но (как пишет Н. Костомаров) не таков был князь Иван Васильевич, чтобы оставить им независимость. Он решил уничтожить самобытную жизнь подвластных земель. В 1499 году отправились снова воеводы князь Петр Федорович Ушатый, князь Семен Федорович Курбский и Василий Иванович Заболоцкий-Бражник… по разным рекам, переходя волоками сухие пространства между ними, добрались до Печоры, а потом с величайшими затруднениями зимним путем перешли гору Камень, т. е. Уральский хребет. Русские удивлялись высоте гор, привыкши от рождения проводить жизнь на равнинах и болотах. „А камени в оболоках не видать…“» (записал хроникер похода. — Л.С.).

«Я — говорил Курбский впоследствии Герберштейну, — семнадцать дней поднимался на эти горы, а все-таки не дошел до самой вершины, которая зовется столп… Когда перешли русские Камень, близ города Ляпина в Обдорской земле явились к московским предводителям туземные князьки, сидя на санях, запряженных оленями, и предложили, по обычаю, мир и подданство. Но воеводы не с тем пришли туда, чтобы оставлять независимым подчиненный народ, — они взяли в плен князьков и пошли по Югорской земле истреблять жилища и жителей. Таким образом, разорено было 40 городков, пятьдесят князей взято в плен и отправлено в Москву, а вогуличи и остяки вымаливали себе жизнь, обещая быть в вечном холопстве московском. Так покорена была Югра…»

Следуя своей политике, великий князь московский и в Перми не оставил прежнего устройства правления. С 1505 года там появился первый наместник — московский князь Василий Андреевич Ковер, руководивший краем уже как обычной частью Московского государства.

С Южным же Уралом, находившимся под протекторатом казанских царей, дело присоединения к Московии могло решиться только после полного одоления этого мощного очага сопротивления русской экспансии на восток. Еще около пятидесяти лет после покорения Югры московские и казанские рати с переменным успехом схватывались друг с другом, пока наконец в 1557 году Иван IV, Васильевич II, не завершил благополучно дело всех предыдущих государей московских и не разгромил окончательно Казанское царство. Но об этом мы уже говорили.

Можно сказать, что завоевание Урала положило один из первых основательных кирпичей в строительство величественного здания одной из самых крупных империй на Земле за всю историю человечества. Породило и всё ее последующее могущество. И все ее последующие проблемы и — беды.

Барахтаясь сегодня в навалившихся на нашу страну напастях, мы всё полнее начинаем осознавать — это пришла пора платить по счетам и за века нашей не всегда путной истории, в том числе и за века колонизаторской эйфории, когда с неприличной торопливой жадностью наши правители пригребали к своим владениям все, что только могло их привлечь в чужих пределах, — обильные дорогими мехами земли Югры, сказочные пространства Сибири, чудотворные черноземы Тавриды. Правители России недальновидно жадно прихватывали все новые и новые пространства. Где уж тут было освоить их любовно, обжить, обиходить. Понаставили крепости, настроили хибарок-времянок для их гарнизонов — и вперед, за новой добычей.

И что в результате?!.

«…Огромные пространства легко давались русскому народу, но нелегко давалась ему организация этих пространств в величайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нем. На это ушла большая часть сил русского народа. Размеры русского государства ставили русскому народу почти непосильные задачи, держали русский народ в непомерном напряжении. И в огромном деле создания и охранения своего государства русский народ истощил свои силы», — горько констатирует Николай Бердяев в своей исполненной великой любви к Родине работе «Судьба России».

А порабощенные, грубо притороченные к седлу завоевателя народы новоставящейся империи разве забыли просто так все, что им пришлось вынести в процессе жестокой экспансии?!.

И многочисленные жертвы проигранных ими сражений, и тяготы даней, и подневольную жизнь под властью лихоимцев-чужеземцев. И кровь, пролитую в бесчисленных попытках сбросить ярмо, обрести утраченную волю…

Все это сказалось, аукнулось, не могло не отразиться в наши дни.

Но это не единственное трагическое отражение в нынешних народных судьбах тогдашних событий. Оно страшно преломилось в судьбе русского народа и непосредственно в ту пору. Ведь именно тогда, когда русские государи неотвратимо встали на путь создания имперского конгломерата, именно в пору удачных прихватов Изана III и Ивана IV русский народ — народ-победитель — потерял свою свободу. За блеском побед, под звуки благодарственных молебнов он как-то и не заметил, что эти государи своими законоуложениями прочно установили в стране крепостное право. Нет, наверное, это далеко не случайно, что одновременно с началом колонизаторской русской экспансии русский народ оказался «со связанными руками и ногами» (П. Я. Чаадаев «Письмо к А. И. Тургеневу»), стал единственным христианским народом, от свободы пришедшим к крепостной зависимости.

Воистину поработитель не может быть свободным…