Глава одиннадцатая. Крутой поворот монгольской политики

Глава одиннадцатая. Крутой поворот монгольской политики

После событий на Шайо венгерские баны, хорватские и сербские князья, немецкие и французские бароны разбегались в поисках укромных местечек, в коих надеялись переждать азиатский ураган. Задачей преследовавших их Субэдэя и чиигисидов было по максимуму нанести урон отступавшим, посему монголы гонялись за ними по всей обширной венгерской пуште. Не тогда ли, по словам Э. Хара-Давана, «Субедей… во время венгерской кампании 1241 года… прошел… со своей армией 435 верст менее чем за трое суток» [7, с. 146], а ведь воителю было 66 лет, весьма солидный возраст для XIII столетия. Как видно, «свирепый пес» еще мог дать фору и молодым его последователям.

Достигнув Пешта и захватив его (штурм продолжался три дня), монголы переправились на правый берег Дуная и атаковали Буду, используя огнеметные машины. Активное применение зажигательных снарядов подтверждает свидетельство Фомы из Сплита, потому как с его слов «город монголы сожгли до того как взяли» [6, с. 254]. В связи с использованием завоевателями на европейском театре военных действий взрывчатых и горючих веществ, справедливо возникает предположение, высказанное в свое время Г..Лэмом о том, что порох «…мог и не быть „изобретен“ в Европе, а занесен туда монголами…» [7, с. 147]. При рассмотрении противостояния двух школ военного искусства — западноевропейского и степного — неоспоримым остается тот факт, что «…новаторская, исключительно динамичная монгольская тактика была для врагов большой неожиданностью» [60, с. 373]. Завоеватели с военной точки зрения были на много голов выше оборонявшихся. «Субутай посрамил польских, богемских, тевтонских, венгерских рыцарей, слывших лучшими в воинстве папы. Европа не знала полководца такого уровня… Вот кто был настоящий воин!» (курсив мой. — В. 3.) [61, с. 383].

К лету 1241 года Субэдэй окончательно укрепил позиции чингисидов в Венгрии, Бачу после последних побед представлял собой владыку почти всех земель, принадлежавших недавно Беле IV, а фактор присутствия орды в Центральной Европе внес коррективы во всю внутриевропейскую политику, которая в тот год зависела от желаний и прихотей хозяев положения, коими являлись монголы. «В руках Субутая сходились нити, которые тянулись из европейских столиц, он — не папа! — вел тогда политику Еропы» (курсив мой. — В. 3.) [61, с. 384]. Надо понять изумление местных монархов, когда появившиеся из глубин Азии варвары начали править бал на их иоле. Субэдэй, агенты которого находились практически во всех странах, был осведомлен о том, что государи запада откровенно враждовали между собой, и стремился еще более дестабилизировать ситуацию в Европе, одних запугивая, другим являя милость.

От имени Бату Субэдэй отправил французскому королю Людовику IX Святому послание[158], которое гласило: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны? Когда воля Небес исполнится и весь мир признает меня своим повелителем, тогда воцарится на земле блаженное спокойствие и счастливые народы увидят, что мы для них сделали! Но если дерзнешь отвергнуть повеление божественное и скажешь, что земля твоя отдаленная, горы неприступные, моря глубокие и нас не боишься, то Всесильный, облегчая трудное и приближая отдаленное, покажет тебе, что мы можем сделать» [7, с. 298–299]. В другом послании через Кадана, кошун которого двигался в сторону Хорватии, всем тамошним суверенам было объявлено: «Не принимайте у себя виновного в чужой крови, но выдавайте врагов в наши руки, чтобы не оказаться случайно подвергнутыми наказанию и не погибнуть понапрасну» [47, с. 146–147].

Вот так, используя проверенный способ увещеваний и запугивания, одинаковый как для китайских ванов, так и для венгерских банов, монголы осуществляли свою… колониальную политику в отношении Европы. Фраза «Европа — колония Монголии» режет слух, но в XIII в., по крайней мере, добрая половина западной части Евразии имела все основания так именоваться. Для Субэдэй-багатура, который, бывало, «разводил» императоров и временщиков Поднебесной, западноевропейские владетели были подобием касиков и вождей Нового Света, правивших мезоамериканскими государствами в период бесчинств, творимых там конкистадорами, ведомыми Кортесом или Писсаро. Подобно своим будущим испанским последователям, «…Субэдей умело использовал в своих интересах конкуренцию, существовавшую между различными королевствами» [4, С. 235], и особенно разногласия между папой Георгием IX и императором Фридрихом II Гогенштауфеном.

Император Священной Римской империи, наблюдая неумолимое приближение к своим границам монголов, запаниковал, «запросил помощи у Генриха III Английского» [29, с. 308], в этом послании он «пишет о „когортах Сатаны“ и „сынах ада“» [59, с. 44]. Фридрих II также разослал копии своей петиции практически во все страны Европы [29, с. 308], но тамошние владетели, в большинстве своем не менее Фридриха опасавшиеся «сынов ада», истолковали инициативу императора как очередную затеянную им интригу, направленную против папы Григория IX.

Тем временем монголы выпасали коней на венгерской равнине, а Европа, не успевшая объединиться перед лицом страшного врага, с изумлением поняла, что она на краю гибели. Не вызывает сомнений, что так называемая западная цивилизация «стала бы жертвой монголов, если бы те продолжили развивать свой ужасный успех в Венгрии и Польше» [29, с. 309]. Очень верная фраза «ужасный успех», ибо ужас перед пришельцами и злодеяниями, ими творимыми, мнимыми или истинными, овладел населением и тех стран, до которых «когорты сатаны» еще не доскакали. В тогдашней Европе было широко распространено письмо, автором которого являлся некий священник и в котором описаны не только примеры чудовищного насилия со стороны завоевателей, но и утверждаются факты людоедства [16, с. 295]. Нет оснований не доверять большинству свидетельств, фигурирующих в том документе, так как не одна лишь Европа была погружена захватчиками в пучину страха и не одни лишь европейские авторы описывают деяния, в которых обвиняют монголов.

Но готовя дальнейшее продвижение, Субэдэй понимал, что превращать Венгрию, а значит, свой тыл в пустыню не имеет смысла, именно поэтому, скорее всего, с его подачи «по приказу Бату были написаны и распространены тексты, в которых победители призывали жителей возвращаться в свои селения и обещали им мирное существование» [47, с. 148]. Все это делалось, конечно же, не от избытка милосердия, а из чисто практических целей, так как покорившееся и оставшееся на своих землях население обеспечивало армию завоевателей фуражом и провиантом, а также могло предоставить рекрутов не только для хошара, но и полноценных воинских частей, тем более что многие представители мадьярской знати уже служили монголам.

Субэдэй, верный своей беспроигрышной стратегии, обустраивая тылы в течение лета 1241 года, продолжал готовить войско к вторжению в Италию, Францию и земли, находящиеся в юрисдикции Фридриха II. В шатре монгольского полководца лежали карты, на которых значились Милан, Флоренция и Рим, Прага, Франкфурт и Париж. Совсем близко, в двухтрех десятках переходов, раскинулось «последнее море». Если бы в 1241 году перед завоевателями стояла задача во что бы то ни стало его достигнуть[159], они выполнили бы ее без проблем, и даже силами одного тумена. Тем более что в западных странах «царили паника, страх, люди ждали Божиего суда» [61, с. 386]. Кроме того, Римский Папа Григорий IX скончался, как говорили тогда, «от переживаний», а новый понтифик Целестин, пробыв на престоле несколько месяцев, отправился следом. Выборы главы католиков затягивались — таким образом, Европа оказалась и без духовного лидера.

Зимой 1241–1242 года наступил благоприятный момент для продолжения монголами своей экспансии; орда вновь разделилась на несколько отдельных соединений и выступила по заранее намеченным маршрутам. Бату двигался на северо-запад. Его целью были Словакия, Чехия и Австрия. Передовые отряды достигли Опавы и Прерова в Чехии, Нойштадта в Австрии и заняли их; отдельные разъезды гарцевали у стен Вены. Другая часть войска прошла через Альпы и оказалась на равнинах северной Италии в районе Триеста. В юго-западном направлении шли корпуса Кадана, в апреле 1242 года он достиг Адриатического моря в районе Сплита. Король Венгрии Бела IV, подобно хорезмшаху Мухаммеду, укрылся на одном из островов, правда, в отличие от последнего остался жив.

На исходе зимы 1242 года, направляя созданную им армию, Субэдэй прекрасно осознавал, что «дел осталось месяца на полтора-два, чтобы завершить одну из самых блестящих страниц в военной истории человечеству» (курсив Мурад Аджи. — В. З.) [61, с. 387], но случилось то, что случилось… В декабре 1241 г. умер Великий каан Угэдэй, известие об этом достигло ставки Бату не менее чем через десять недель [29, с. 309], по закону это обязывало всех чингисидов явиться в Коренной улус для участия в курултае, где должны были провозгласить нового повелителя. Субэдэй являлся одним из самых главных хранителей и апологетов Великой Ясы, поэтому приходилось поворачивать коней на восток. Нам не ведомы чувства, которые овладевали тогда «свирепым псом», ибо он стоял на пороге очередной своей победы, однако закон, созданный Чингисханом, был значим до такой степени, что он — да-цзян всей орды, который как никто другой в войске стремился и имел самое большее из всех право омыть копыта своего саврасого скакуна в волнах «последнего моря» — отдал приказ бить в барабаны и готовить отступление.

Монголы уходили из Центральной Европы и с Балкан, уходили из Венгрии, добивая напоследок население, которое еще недавно пытались привлечь на свою сторону. В среднем и нижнем течении Дуная, предварительно «пройдясь» по Сербии, завоеватели нашли свою последнюю жертву — Болгарию, страну, большая часть которой до конца XIII в. оставалась во власти джучидов. Досталось и половцам, которые несколько лет назад пытались скрыться во владениях Белы IV, их роды, закрученные водоворотом монгольского нашествия и неприятием местных феодалов, скитались в Подунавье, где им был нанесен очередной удар ордой, двигавшейся в сторону Великой Степи. Осенью 1242 года монголы вышли в Дешт-и-Кипчак, западная «цивизизация» осталась незавоеванной, по всем городам и весям Европы проходили молебны, славящие провидение, спасшее их от страшной беды. Но спасло Европу не провидение, а процессы, происходящие далеко на востоке: именно события в Монголии определили дату окончания Великого западного похода, который являлся величайшим военным предприятием в мировой истории.

Голландский ученый Лео де Хартог дает очень верную оценку происшедшим тогда событиям и роли в них Субэдэя: «Достижения азиатских захватчиков, казавшиеся невероятными, были результатом их смелости, опыта и дисциплинированности, но прежде всего военного таланта полководцев. Несомненно, ключевая роль в кампаниях на Руси и Центральной Европе принадлежит Субэдею: большую часть разработок планируемых походов выполнял именно он…. Бату был высшим военачальником только формально… реальное управление осуществлял Субэдей. Это объясняет возмущение Гуюка и Бури тем, что Бату желал выпить первый кубок на пиру в честь победы. Угэдэй утверждал, что своими успехами в Европе монгольская армия обязана Субэдею и другим опытным военачальникам. Это, несомненно, было правильным суждением. Так же как в Китае… во время европейских кампаний фактическое лидерство во всех вопросах, вероятно, принадлежало военачальникам, выбранным и обученным Чингисханом» [4, с. 236–237].

Итак, Великий поход окончен, но надо полагать, что Субэдэй, уведя армию из Европы и выполняя все условия Ясы, тем не менее поспешал не торопясь, он не умчался подобно Бури, Бучеку, Кадану и Байдару в Монголию, а еще почти год присутствовал в Улусе Джучи, наблюдая оттуда за тем, как развиваются события возле опустевшего трона Великого каана.