Глава 2 . ДЛЯ ЧЕГО ПАМЯТНИКИ УГОЛОВНИКАМ?

Глава 2. ДЛЯ ЧЕГО ПАМЯТНИКИ УГОЛОВНИКАМ?

Представленный НКВД проект оперативного приказа «о репрессировании бывших кулаков, уголовников и антисоветских элементов» Политбюро утвердило 31 июля. Постановление предписывало: «Председателями троек утвердить народных комиссаров внутренних дел и начальников краевых и областных управлений НКВД, а «всю операцию закончить в 4-месячный срок». Однако в связи с предстоявшими арестами значительного количества трудоспособных людей возник еще ряд проблем. Где их содержать? Чем занять? Кто будет их охранять? Уже само появление этих вопросов свидетельствует, что проводимая акция не планировалась заранее, а стала следствием неожиданно возникших обстоя­тельств. Поэтому постановление содержало перечень поручений, связанных с хозяйственными вопросами:

«5. Отпустить НКВД из резервного фонда СНК на оперативные расходы, связанные с проведением операции, 75 миллионов рублей, из которых 25 миллионов – на оплату железнодорожного тарифа. 6. Обязать НКПС предоставить НКВД по его заявкам подвижный состав для перевозки осужденных внутри областей и в лагеря.

7. Всех кулаков, уголовников и другие антисоветские элементы, осужденных по второй категории к заключению в лагеря на сроки, использовать: а) на ведущихся сейчас строительствах ГУЛАГа НКВД... б) на строительстве новых лагерей в глубинных пунктах Казахстана; в) для постройки новых лагерей, специально организуемых для лесозаготовительных работ силами осужденных».

Постановление регламентировало и неожиданно воз­никшие организационные вопросы:

«8. Для организации лагерей по лесным разработкам предложить Наркомлесу немедленно передать ГУЛАГу НКВД следующие лесные массивы: а) Томск – Асино – в Западно-Сибирском крае, б) Тайшет – Братская в Восточно-Сибирской области, в) Кулой – в Северной области, г) Чибью – Усть-Вымь, д) Ивдельский – в Свердловской области, е) Каргопольский – в Северной области, ж) Локчимский, Сторожевский и Усть-Куломский – в бассейне реки Вычегды...

10. Поручить Госплану СССР, ГУЛАГу НКВД и Наркомлесу в 20-дневный срок разработать и представить на утверждение в СНК СССР: а) планы организации лесозаготовительных работ, потребной для этой цели рабочей силы, необходимых материальных ресурсов, денежных средств и кадров специалистов...

11. Отпустить ГУЛАГу НКВД из резервного фонда СНК СССР авансом 10 миллионов рублей на организацию лагерей и на проведение подготовительных работ. Учесть, что в 3 и 4 кварталах 1937 года осужденные будут использованы для производства подготовительных работ к освоению программы 1938 года.

12. Предложить обкомам и крайкомам ВКП(б) и ВЛКСМ тех областей, где организуются лагеря, выделить в распоряжение НКВД необходимое количество коммунистов и комсомольцев для укомплектования административного аппарата и охраны лагерей (по заявкам НКВД).

13. Обязать Наркомат обороны призвать из запаса РККА 210 командиров и политработников для укомплектования кадров начсостава военизированной охраны вновь формируемых лагерей.

14. Обязать Наркомздрав выделить в распоряжение ГУЛАГа НКВД для вновь организуемых лагерей 150 врачей и 400 фельдшеров.

15. Обязать Наркомлес выделить в распоряжение ГУЛАГа 10 крупных специалистов по лесному хозяйству и передать ГУЛАГу 50 выпускников Ленинградской лесотехнической академии»[62].

О том, что в числе задач начавшейся операции стало наведение порядка, пресечение преступности и произвола в колхозах и совхозах со стороны проворовавшихся и коррумпированных чиновников, свидетельствовала шифрограмма № 1178/ш, отправленная ЦК секретарям обкомов, крайкомов 3 августа. В ней указывалось: «За последнее время... вскрыта вредительская работа врагов народа в области сельского хозяйства, направленная на подрыв хозяйства колхозов и провоцирование колхозников на недовольство против советской власти путем целой системы издевок и глумлений над ними».

ЦК обязал: «Организовать в каждой области по районам 2-3 открытых показательных процесса над... вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы (работники МТС и райЗО, предРИКи, секретари РК и т.п.), широ­ко осветив ход судебных процессов в местной печати. Секретарь ЦК ВКП(б) Сталин»[63]. Речь шла об усилении гласности как профилактической меры для демонстрации неотвратимости наказания в отношении людей, ко­торые «сознательно извращали политику партии в деревне, собирали незаконные налоги и проводили другую вредительскую работу».

Помимо органов ГУГБ, широкое участие в операции приняла и милиция, но общее руководство осуществлялось едиными штабами. Так, на Украине республиканский оперативный штаб возглавил начальник 4-го отдела УГБ НКВД УССР М.М. Герсон. И все-таки основной за­дачей операции оставалась зачистка на случай возможной войны. Яркой иллюстрацией этого является письмо Ежову и Фриновскому начальника Управления НКВД по Западной области В.А. Каруцкого от 1 августа: «Согласно Вашей директиве... нами было учтено 11 тыс. чел. контрреволюционного элемента, кулаков, возвративших­ся из лагерей и ссылки по отбытии наказания, и бежавших, продолжающих враждебную деятельность, а также уголовников. Из числа учтенных мы наметили к репрессированию по 1 категории 3300 чел. и по 2 – 7700».

Указав, что «проведенный учет далеко не полный», Каруцкий пояснял причины «засоренности» области криминально-кулацким элементом: «Удар по кулачеству в 1931 году, когда проводилось массовое выселение... был незначительным. Так, из 22 тыс. кулацких хозяйств... было выселено только около 5 тыс... Вернувшиеся из ссылки кулаки вступали в колхозы, где продолжали вести контрреволюционную вредительскую работу». Еще одну проблему начальник УНКВД усматривал в отсутствии «режимности» в Западной области, которая стала местом скопления «контрреволюционного элемента», выселенного из приграничных краев и областей, особенно из БССР. «В городах (особенно в Смоленске и Брянске) накапливается уголовный элемент, выселяемый из Москвы, Ленинграда, Ростова, Киева и других городов. Так, например, в Стародубском районе 15 кулаков, вернувшихся из ссылки и пролезших в колхозы, проводили нелегальные совещания и вели... вредительскую работу в колхозах... Кулацкие группы вскрыты в Рославльском, Дятьковском, Брянском, Брасовском, Сухиничском рай­онах».

Приводя примеры расследованных дел, Каруцкий сообщал, что контрреволюционная группа, состоявшая из бывших офицеров, была «вскрыта» в Смоленске; в Рославльском районе арестовали группу кулаков, у которых нашли «2 нагана с боевыми патронами». В том же районе на торфяных разработках арестовали кулацкую группу, занимавшуюся порчей агрегатов, а в ходе допросов арестованных уголовников было «вскрыто несколько случаев грабежей, сопровождаемых убийствами». Так, арестованные в Мещевском районе трое уголовников-рецидивистов сознались в убийстве «с целью ограбления практикантки-агронома МТС. В Брянском районе арестованный уголовник (в прошлом пять раз судимый) сознался в убийстве и ограблении паромщика. В Холм-Жирковском районе арестованный рецидивист был изобличен в убийстве и ограблении колхозника».

Подчеркивая положение области «как приграничной и являющейся ближайшим тылом Западного фронта», Каруцкий писал: «Прошу увеличить число подлежащих репрессии по 1 категории – до 3 тыс. чел. (из них контрреволюционного элемента 2 тыс. чел., и уголовников – 1 тыс. чел.) и по 2 категории – 6 тыс. чел.»[64].

Действительно, расположенная в центральной части Восточно-Европейской платформы и граничащая с Белоруссией Западная область представляла собой важный стратегический рубеж на пути агрессора к Москве. Западная область с центром в Смоленске была образована в октябре 1929 года. В ее состав вошли территории Смоленской, Брянской и Калужской губерний, а также часть Тверской и Московской губерний и Великолукский округ Ленинградской области. Такая нагрузка для управления территорией была чрезмерна. Поэтому по­становлением ЦИКа от 27 сентября 1937 года из состава Западной и Курской областей были образованы Смоленская, Орловская и Курская области.

Еще одной особенностью операции стало то, что одновременно с зачисткой рецидивистов-уголовников и бежавших кулаков началась фильтрация наиболее злостных и социально опасных элементов, находящихся непосредственно в лагерях и тюрьмах. Так, в соответствии с директивой Ежова № 409 начальник 3-го отдела управления Ухтпечлага 30 августа дал указание: отобрать для рассмотрения на тройке «организаторов голодовок, от­казчиков от работы, занимающихся контрреволюционной агитацией, разлагающих лагерников, и беглецов». Примечательно, что в 1937 году только из Ухто-Печорского лагеря совершили побеги около 5 тыс. заключенных, из них пойманы 4 тыс., абсолютное большинство беглецов составляли уголовники и «бытовики»[65]. И если приказ № 00447 устанавливал для лагерей НКВД квоту на расстрел в 10000 чел., то в конце 1937 года было казнено 14600 заключенных.

Наряду с лагерями операция распространялась и на тюрьмы. До середины 30-х годов специальные тюрьмы, в которых содержались злейшие враги советской власти: члены антисоветских партий, лидеры оппозиционных групп и осужденные на большие сроки уголовники – назывались политизоляторами. Однако с приходом на пост наркома Ежова 28 ноября 1936 года был создан Тюремный отдел, начальником которого стал Я.М. Вайншток, и 25 декабря политизоляторы были переименованы в «тюрьмы особого назначения».

Яков Маркович родился в семье мелкого еврейского торговца в Витебской губернии и до революции закончил 4-классное училище, позже работал конторщиком в частной торговой фирме Петрограда. Работу в органах ВЧК он начал с мая 1919 года и в августе 1931-го стал управляющим делами ОГПУ, с июля 1934 года – начальник отдела кадров ГУГБ, а с 16 октября – отдела кадров НКВД.

Вайншток остался руководителем тюремной системы и после 15 марта 1937 года, когда тюрьмы ГУЛАГа были подчинены 10-му отделу ГУГБ. Карьера старшего майора ГБ оборвалась в 1938 году, когда 16 марта его перевели заместителем наркома водного транспорта. 21 сентября его арестовали, а 22 февраля 1939 года ВКВС СССР приговорила его к высшей мере наказания. В январе 1957-го, при Хрущеве, приговор в отношении главного тюремщика ГУЛАГа был отменен «за отсутствием состава преступления» и его реабилитировали.

Реабилитаторов не смутило то, что именно Яков Вайншток готовил приказ наркома НКВД № 59190 «О завершении операции по репрессированию наиболее активных контрреволюционных элементов из числа содержащихся в тюрьмах ГУГБ». Приказ определял категории репрессируемых и назначал девяти специальным тюрьмам квоты расстрельных списков, установив срок проведения операции – два месяца.

Наиболее обстоятельную чистку Вайншток провел в созданной в 1937 году специальной тюрьме ГУГБ на Соловецких островах. Здесь, на территории пресловутого Соловецкого ИТЛ, «по спискам Якова Вайнштока» было осуждено – 1200 заключенных, в Мариинске – 15, в Суздале – 55, во Владимире – 15, в Челябинске – 25, в Верхнеуральске – 75, в Ярославле – 30, в Дмитров- ске – 10, в Вологде – 15. Всего 1440 человек[66]. В целом тройка приговорила к высшей мере 1825 заключенных. В том числе на заседаниях в октябре 1937 года –1117, в ноябре – 509 и 14 февраля 1938 года – 200. Из 1117 заключенных Соловецкой тюрьмы, приговоренных к расстрелу в октябре 1937 года, значительную часть составляли лица, осужденные в декабре в 1936 года. В их числе были: троцкисты, украинские и кавказские «буржуазные националисты» и приверженцы М. Султан-Галиева, осужденные за «контрреволюционную буржуазно-националистическую деятельность».

Другую категорию «творческой интеллигенции» представляли бывшие офицеры Белой армии, уголовники-рецидивисты, а также лица, арестованные за создание вооруженных банд (ст. 59.3), хулиганство (ст. 74), побеги из тюрем, лагерей и ссылки (ст. 82), воровство (ст. 62) и вымогательство (ст. 174). В этой расстрелянной когорте 70% составили административные работники и служащие, учителя, студенты и научные работники, 60% из которых принадлежали к исключенным из партии членам непримиримой оппозиции. Среди приговоренных оказалось лишь 1,8% крестьян и 18,2% выходцев из среды рабочих.

Чистка страны от особо опасных врагов народа распространилась и на «посидельцев» лагерей. 5 августа Ежов подписал приказ для исполнения начальниками УНКВД Красноярского края Ф.А. Леонюка и Норильлага В.З. Матвеева: «О проведении операции по приказу № 00447 в лагерях». В документе, подготовленном его аппаратом, предписывалось:

«1. С 10 августа начать и в двухмесячный срок закончить операцию по репрессированию наиболее активных антисоветских элементов из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников, ведущих в лагерях активную антисоветскую подрывную работу. Репрессии подлежат также и уголовные элементы, содержащиеся в лагерях и ведущие там преступную деятельность. 2. Все перечисленные выше контингенты после рассмотрения их дел на тройках подлежат расстрелу. 3. Вам утверждается подлежащих расстрелу по Норильлагу 300 (триста) человек».

Конечно, 300 зэков – не «триста спартанцев», и подобная мера репрессий в отношении социально опасных элементов не являлась прецедентом в истории. Известный дипломат А.А. Игнатьев писал, что с началом Первой мировой войны во Франции были расстреляны все уголовники, как осужденные, так и находившиеся на свободе[67]. Антисталинисты тщательно скрывают криминальную составляющую предвоенной чистки. Но, может быть, такая информация вообще отсутствует? Нет! Нарком НКВД строго регламентировал «бюрократическую» сторону карательных мер:

«4. Установить следующий порядок оформления дел: начальники третьих отделов лагерей на основании имеющихся материалов оперативного учета составляют на каждого подлежащего репрессированию подробную справку. С указанием в ней фамилии, имени, отчества, за какие преступления, на какой срок и кем осужден, преступная деятельность подлежащего репрессированию в лагере, в том числе и побеги, если они имели ме­сто. Справки подписываются начальниками 3 отдела и начальником лагеря...

Справка на каждого подлежащего репрессированию заключенного вместе с имеющимся на него в 3 отделе делом направляется на рассмотрение соответствующей республиканской, краевой или областной тройки. Тройка по рассмотрению представленных ей этих материалов выносит приговор, который и заносит в протокол. Выписка из протокола в отношении каждого осужденного приобщается к делу... Протоколы троек с приложением дел осужденных по исполнении приговоров немедленно направляются начальнику 8 отдела ГУГБ НКВД СССР»[68].

То есть в архивах «спрятана» более чем подробная статистика об уголовно-криминальной составляющей Большой чистки, но именно эта информация тщательно скрывается антисталинистами. Дело в том, что среди осужденных по параграфам пресловутой 58-й статьи за «контрреволюционную деятельность» значительную часть составляли чиновники, привлеченные к ответственности тоже за хозяйственные, финансовые и должност­ные преступления. Поэтому антисталинисты, являющиеся потомками лиц, осужденных за уголовные преступления, были шкурно заинтересованы в том, чтобы представить своих родственников жертвами «политических репрессий».

Однако такое умышленное извращение логики событий прошлого далеко не безобидная вещь. Когда президент Дмитрий Медведев заявил о правовом нигилизме в России, он, безусловно, был прав. Но откуда в российском менталитете патология отрицания права как соци­ального института системы общественных отношений?

Основной причиной стало то, что десятилетиями пропаганда вдалбливала в мозги населения страны ложь, будто бы все заключенные ГУЛАГа стали жертвами лишь «политических» репрессий. Поэтому любой отсидевший свой срок преступник стал утверждать, что его «посадили» незаконно.

Характерной иллюстрацией технологии, дискредитирующей правомерность наказания, стал распространенный в исторической публицистике миф о «трех колосках», лживо утверждавший, будто бы репрессиям подвергались колхозники, собиравшие на полях «колоски», чтобы «накормить голодных детей». Даже сегодня эту глупость можно услышать с телеэкрана. В действительности, постановление от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» декларировало:

«ЦИК и СНК Союза ССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа, ввиду чего решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшей обязанностью органов Советской власти».

«III. 1. Повести решительную борьбу с теми противообщественными кулацко-капиталистическими элементами, которые применяют насилия и угрозы или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заставить последних выйти из колхоза, с целью на­сильственного разрушения колхоза. Приравнять эти преступления к государственным преступлениям. 2. Применять в качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны кулацких и других противообщественных элементов лишение свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь»[69].

То есть в постановлении речь шла не о «трех корочках хлеба» для голодного Буратино и даже не о «пяти золотых сольдо». В дополнение к тексту правительственного декрета Наркоматам юстиции союзных республик председателям краевых (областных) судов и всех уровней прокуроров была разослана инструкция по применению Постановления ЦИК и СНК... от 7 августа 1932 года. В ней, в частности, разъяснялось: «Раздел 2. Категории расхитителей и мера социальной защиты, которую необходимо к ним применять: 1. По делам об организациях и группировках, организованно разрушающих государственную, общественную и кооперативную собственность путем поджогов, взрывов и массовой порчи имущества, – применять высшую меру социальной защиты – расстрел, без послабления.

2. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социально чуждых элементов, работающих в государственных (промышленных и сельскохозяйственных – совхозы) предприятиях или учреждениях, изобличенных в хищениях имущества или растратах крупных денежных сумм этих предприятий или учреждений, а также должностных лиц государственных учреждений и предприятий, применять высшую меру наказания; при смягчающих вину обстоятельствах (в случае единичных и незначительных хищений) высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы. При хищениях, хотя и мелких, совершенных лицами указанных социальных категорий, но влекущих за собой расстройство или остановку работы госпредприятий (хищения частей агрегатов и машин, умышленное уничтожение или порча совхозного инвентаря и т.п.), – также применять высшую меру наказания.

3. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социально враждебных элементов, проникших в органы снабжения, торговли и кооперации, а также должностных лиц товаропроводящей сети, изобличенных в хищении товаров или продаже их на частный рынок и растратах крупных денежных средств, – применять высшую меру наказания, и лишь при смягчающих вину обстоятельствах, в случаях незначительных размеров хищений, высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы...

4. В отношении лиц, изобличенных в хищении грузов на транспорте, применяется высшая мера наказания, и лишь при смягчающих обстоятельствах (при единичных случаях хищений или хищений незначительных размеров) может быть применено десятилетнее лишение свободы. Если хищения на транспорте производятся при участии железнодорожных служащих и рабочих, то к ним должна применяться та же мера репрессии...

7. В отношении председателей колхозов и членов правлений, участвующих в хищениях государственного и общественного имущества, необходимо применять высшую меру наказания и лишь при смягчающих вину обстоятельствах – десятилетнее лишение свободы»...

Председатель Верхсуда Союза ССР А. Винокуров Прокурор Верхсуда Союза ССР П. Красиков Зам. председателя ОГПУ И. Акулов»[70].

То есть декрет определял меры пресечения в отношении внедрившихся в государственные и колхозные структуры преступников, совершивших там крупные хищения, являвшиеся для того времени своеобразной формой коррупции. Поэтому позже, лживо извращая смысл по­становлений как осуждение лишь за банальную кражу «трех колосков», «шестидесятники» развращали население. В силу чего хищения государственной собственности перестали выглядеть преступлением. Именно после появления мифа о «трех колосках» в СССР распростра­нилась категория «несунов», совершавших хищения на предприятиях и в учреждениях. Таким образом, «правовой нигилизм в сознание российских граждан внедрили именно «интеллигенты», «забывшие», что в «добропорядочной» Англии ребенка судили даже за кражу одной булочки.

Не случайно и то, что в современной России самой развращенной частью общества стали именно люди «интеллигентских» профессий. Повальная коррупция, охватившая страну как эпидемия, распространена не только среди чиновников-управленцев, но и в среде преподава­телей высших учебных заведений и школ, врачей, работников правоохранительных органов, суда и прокуратуры, алчно собирающих свои «три колоска» на ниве экономических общественных отношений. Распространению неверия в силу и справедливость законов способствовала и бездумная популистская «реабилитация» преступников, осужденных в советское время. Но завершила развращение населения создавшая иллюзию вседозволенности хищническая приватизация, когда достояние страны было разграблено неизвестно откуда появившимися «олигархами».

Присвоение общенациональной российской собственности криминально-космополитическим режимом баснословно обогатило его политических лидеров. Вожаки режима от Ельцина, Гайдара и Черномырдина до Чубайса, Бурбулиса, Шохина, Козырева и прочих российских министров стали обладателями фантастических состояний, особняков и поместий и счетов в иностранных банках. Самой распространенной формой корруп­ции высших должностных лиц криминального режима стали аферы с государственными бюджетными средствами, «прокрутка» их в свою пользу, а нередко и прямое присвоение. «Государственные деньги, – рассказывал бывший начальник отдела службы безопасности президента РФ полковник В. Стрелецкий, – перекачивались, превращались в «нал», уходили за рубеж. Так росли и крепли... коммерческие структуры, которые сами по себе без патронажа государственных чиновников действовать не могли».

Не случайно и то, что во время разграбления народного достояния особое распространение получило утверждение, будто бы все «узники» ГУЛАГа были жертвами. Таким образом, ограбившая страну элита создала для себя линию защиты, не позволяя государству применить решительные меры для пресечения коррупции и других видов преступной деятельности. Для дискредитации права государства на наказание преступников, расхищающих национальную собственность, правозащитники и поднимают визг о недопустимости возвращения «то­талитарного строя». И обратим внимание, что каждый раз, когда в стране предпринималась «десталинизация», это означало, что власть не может справиться с экономическими проблемами и готовит очередную гадость для народа.

Цинизм в том, что, требуя поставить памятники «жертвам репрессий», в числе которых основную часть составляли люди, осужденные за уголовные и антигосударственные преступления, их потомки фактически добиваются оправдания и возвеличивания уголовников. Впрочем, такие памятники уже появились! Уже с 90-х годов на лучших кладбищах страны сооружены богатые надгробья лидерам криминального мира. Разве этого мало, чтобы Россия считалась тоталитарным уголовным государством? Зачем же ставить памятники еще и уголовникам 30-х годов?