«Морали в политике нет. Есть только целесообразность»

«Морали в политике нет. Есть только целесообразность»

В кругу своих ближайших соратников Ленин восторгался Нечаевым, называя его «титаном революции». При создании своей партии и позднее Ленин всегда применял методы Нечаева и проповедовал его идеи. И только в этом свете таинственные пути и методы большевистской партии и революции становятся понятны.

Владимир Бонч-Бруевич, один из ближайших соратников Ленина с самого дня основания большевистской партии, писал после смерти вождя (в 1934 году) в журнале «Тридцать дней» [124]:

До сих пор не изучен нами Нечаев, над листовками которого Владимир Ильич часто задумывался, и когда в то время слова «нечаевщина» и «нечаевцы» даже среди эмиграции были почти бранными словами, когда этот термин хотели навязать тем, кто стремился к пропаганде захвата власти пролетариатом, к вооруженному восстанию и к непременному стремлению к диктатуре пролетариата, когда Нечаева называли, как будто бы это особенно плохо, «русским бланкистом», — Владимир Ильич нередко заявлял о том, что какой ловкий трюк проделали реакционеры с Нечаевым с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального романа «Бесы», когда даже революционная среда стала относиться отрицательно к Нечаеву… Владимир Ильич говорил: «Совершенно забывают, что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду устанавливать особые навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь. Достаточно вспомнить его ответ в одной листовке, когда на вопрос «кого же надо уничтожить из царствующего дома?» Нечаев дает точный ответ: «всю большую ектению» [24]. Ведь это сформулировано так просто и ясно, что понятно для каждого человека, жившего в то время в России, когда православие господствовало, когда огромное большинство так или иначе, по тем или другим причинам, бывали в церквах, и все знали, что на великой, на большой ектений вспоминается весь царствующий дом Романовых. Кого же уничтожить из них? — спросит себя самый простой читатель. Да весь дом Романовых! — должен он был дать себе ответ. Ведь это просто до гениальности». Так неоднократно говорил Владимир Ильич.

Заметим в скобках, что эти признания ближайшего соратника вождя фактически являются обвинительным приговором Ленину в убийстве Царской семьи и их ближайших родственников (великих князей и княжен) в 1918 году.

…В речи, произнесенной 4 октября 1920 года в Москве, Ленин сказал [124]:

Всякую нравственность внеклассового понятия мы отрицаем. Мы говорим, что это обман. Мы говорим: нравственно то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества.

Перед разгоном Учредительного собрания (в январе 1918 года) состоялся разговор Ленина с группой левых эсеров, о чем вспоминал С. Мстиславский в своих «Записках о Ленине»: «Спиридонова говорила очень возбужденно: сказала что-то о" хулиганстве" и упомянула о морали. Ленин сейчас же поднял брови: «Морали в политике нет. Есть только целесообразность» [28, т. 5, с.166].

Своими главными союзниками он на самом деле считал не столько «сознательный пролетариат», сколько — подобно Нечаеву — людское отчаяние и озверение. Подстрекая к дерзанию членов своего ЦК, не веривших в успех восстания, он накануне Октября писал им так: «3–4 июля восстание было бы ошибкой… не было такого" озверения"… Теперь картина совсем иная… За нами верная победа, ибо народ уже близок к отчаянию». [60, т. 34, с. 244]. В начале XX века и ранее российское общество было уверено, что политика (и внешняя, и внутренняя) должна быть нравственной. И до 1917 года Ленин мог восхищаться Нечаевым только в узком кругу ближайших соратников.

Но вернемся во времена Нечаева, когда Россией управлял император Александр III.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.