Всегда ли политика была безнравственна?
Всегда ли политика была безнравственна?
Никколо Макиавелли (1469–1527) — итальянский мыслитель, писатель и политический деятель, занимавший во Флоренции пост государственного секретаря. Он выступал сторонником сильной государственной власти, для укрепления которой допускал применение любых средств, что выразил в своем труде «Государь». Макиавелли принято изображать тонким циником, считающим, что в основе политического поведения лежат выгода и сила, и что в политике следует опираться на силу, а не на мораль. Он считал, что в некоторых случаях моралью можно и пренебречь — при наличии благой цели (этот принцип называется имморализмом). Впрочем, такие представления следует отнести скорее к исторически сформировавшемуся образу Макиавелли, нежели к объективной реальности. Макиавелли был тоньше и умнее, чем его последователи и нынешние эпигоны.
Так или иначе, макиавеллизмом с XVI века называется политика, основанная на культе силы и пренебрегающая нормами морали.
В нашей книге, в этой ее части, проблема совместимости политики и экономики с нравственностью будет проходить красной нитью через подробный рассказ об истории России тех лет. Почему мы считаем эту проблему стержневой в данной теме? Потому что, как мы увидим, именно противостояние Добра и зла (в самом широком смысле этих слов) было сутью истории того времени, и именно нравственный стержень политики Николая II позволил ему преодолеть кризис и обеспечить русское чудо 1907–1914 годов.
Это тем более важно, что до начала XX века (а точнее — до 1917 года) слово «макиавеллизм» в России (да и во всем мире) имело весьма отрицательное значение даже среди многих политиков, не говоря уже о широких слоях населения — для большинства образованных людей это слово было просто ругательным.
Современные циники забыли, что главные труды Макиавелли были опубликованы в России в 1869 году — за два года до суда над революционером-бланкистом Сергеем Нечаевым (прототипом Петра Верховенского из «Бесов» Достоевского). Но даже революционеры в большинстве своем не приняли в те годы макиавеллизм, и именно Нечаева обвиняли в следовании этим безнравственным принципам. Я не говорю уже о не-революционерах: образованное общество России в то время (пореформенные годы правления Александра II) восприняло книги Макиавелли как чудовищный имморализм (чем он и является на самом деле в практике его последователей). Такое отношение к политике и политикам — политика должна быть нравственной! — господствовало в российском обществе почти до 1917 года, и только последователи Сергея Нечаева приняли его «Катехизис революционера».
Сергей Нечаев (1847–1882) — сын маляра, выучившийся на учителя, с осени 1868 года вел революционную пропаганду среди студентов Санкт-Петербургского университета и медицинской академии, и первые в истории России студенческие волнения в феврале 1869 года были в значительной мере его делом.
Потом он уехал за границу, завязал знакомство с Бакуниным и Огаревым. В сентябре 1869 года вернулся в Россию и основал революционное «Общество народной расправы», где стал членом центрального комитета. Общество имело отделения в Петербурге, Москве и других городах. Дело мирной пропаганды, по мнению Нечаева, было кончено: приближается страшная революция, которая должна готовиться строго конспираторским способом, и дисциплина должна быть абсолютной. Когда студент Иван Иванов явил неповиновение воле Нечаева, тот решил устранить его, повязав при этом кровью членов центрального комитета. В ноябре 1869 года Иванов был убит Нечаевым, Успенским, Прыжовым, Кузнецовым и Николаевым.
Сам Нечаев успел бежать за границу, но его товарищи были найдены и преданы суду. Судились они в 1871 году не только за убийство, но и за образование революционного общества. К делу было привлечено восемьдесят семь человек. Участники убийства Иванова были приговорены к каторжным работам на разные сроки, другие обвиняемые — к более мягким наказаниям, некоторых оправдали.
За границей Нечаев издавал журнал «Народная Расправа». У большинства русских эмигрантов остались очень неприятные воспоминания об этом человеке. Крайне отрицательная характеристика молодого поколения революционеров, сделанная Герценом (в статьях, вышедших посмертно), по-видимому, внушена знакомством с Нечаевым. В 1872 году швейцарское правительство выдало Нечаева России как уголовного преступника. Его судили в московском окружном суде присяжных в 1873 году и приговорили к двадцатилетним каторжным работам на рудниках. В дальнейшем он был посажен в Петропавловскую крепость.
«Катехизис революционера» впервые был опубликован в Женеве, в 1869 году [76]. С него и начался в России слом нравственного стержня в политической борьбе. Почитаем выдержки из этого «наставления основных истин» революционера [23].
Отношение революционера к самому себе
Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то только для того, чтобы его вернее разрушить. <…>
Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции.
Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией. <…>
Отношение революционера к товарищам по революции
Другом и милым человеком для революционера может быть только человек, заявивший себя на деле таким же революционером, как и он сам. Мера дружбы, преданности и прочих обязанностей в отношении к такому товарищу определяется единственно степенью полезности в деле всеразрушительной практической революции. <…>
У каждого товарища должно быть под рукой несколько революционеров второго и третьего разрядов, т. е. не совсем посвященных. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу.
Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос, спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела. Поэтому он должен взвесить пользу, приносимую товарищем — с одной стороны, а с другой — трату революционных сил, потребных на его избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить. <…>
Отношение революционера к обществу
Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живет в нем только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире, если он может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого-нибудь человека, принадлежащего к этому миру, в котором — все и все должны быть ему ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в нем родственные, дружеские или любовные отношения — он не революционер, если они могут остановить его руку.
Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория — неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так, чтобы предыдущие нумера убрались прежде последующих.
<…> Прежде всего, должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство, и, лишив его умных и энергичных деятелей, потрясти его силу. <…>
Отношение товарищества к народу
У товарищества нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, т. е. чернорабочего люда. Но убежденные в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путем всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию.
Под революциею народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному классическому образцу — движение, которое, всегда останавливаясь перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для замещения ее другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России. <…> Наше дело — страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение.
Поэтому, сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с ЛИХИМ РАЗБОЙНИЧЬИМ МИРОМ, этим истинным и единственным революционером в России.
Вот такой «катехизис»…
Конечно, не все рядовые революционеры и даже не все их вожди вполне соответствовали этому «идеалу», но в биографии каждого из лидеров большевиков виден дьявольский огонь этого «катехизиса».
Ленин не только ценил Нечаева и считал его «титаном революции», но многое воспринял от него в вопросах тактики и методов борьбы с противниками.
В 1926 году в издательстве «Московский рабочий» вышла книга большевистского историка Александра Гамбарова «В спорах о Нечаеве» [31]. В ней он пишет: «…К торжеству социальной революции Нечаев шел верными средствами, и то, что в свое время не удалось ему, то удалось через много лет большевикам, сумевшим воплотить в жизнь не одно тактическое положение, впервые выдвинутое Нечаевым».
Но мнению Гамбарова, Нечаев был не только большевиком, но и ленинцем. Установив, в чем заключается нечаевский «ленинизм», Гамбаров пишет: «Революция одинаково освящает все средства в политической борьбе. За эту основную максиму на Нечаева набрасывались все его политические враги и противники от Каткова до народников и целой плеяды буржуазных историков, считая «отвратительным» присущий Нечаеву «макиавеллизм». Предвидя это, Нечаев неоднократно заявлял о своем «презрении к общественному мнению» и даже гордился подобными выпадами против него. Отсюда положение, служившее Нечаеву девизом: «Кто не за нас, тот против нас». А разве не этим девизом руководились массы в октябре 1917 года, когда они шли против твердыни капитала, против вчерашних лжедрузей революции?»
Поправим большевистского историка: не массы, конечно, а большевистские вожди и их боевые отряды. Их в октябре 1917 года было еще совсем немного.
Так или иначе, но Гамбаров нашел в идеологии Нечаева все основные характеристики большевистского коммунизма.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.