Два года, выпавшие из истории
Два года, выпавшие из истории
В популярной, многотиражной, буквально навязываемой читателю «Истории Советского государства» Н. Верта глава X называется: «Хрущевские годы (1953–1964)». Начинается она с подглавки: «Борьба за сталинское наследие и начало хрущевских реформ (1953–1957)».
Остается только удивляться странной забывчивости не только данного автора, но и редактора книги. Как же они могли запамятовать, что во главе СССР с марта 1953 по февраль 1955 года стоял вовсе не Хрущев?
Правда, подобной аберрацией памяти страдает и Д. Боффа. В его «Истории Советского Союза» книга седьмая называется «Десятилетие Хрущева». Видно, очень понравился подобным авторам этот партийный деятель! Захотелось им представить его третьим — после Ленина и Сталина — вождем нашей страны. А третьим был не он, а Маленков.
Интересно, что тот же Н. Верт констатирует: «Первое место в новой иерархии занял Маленков, который получил пост Председателя Совета Министров и Первого секретаря ЦК КПСС. В Совмине у него было четыре заместителя, двое из которых могли питать значительные надежды: Берия, близкий соратник Маленкова, вновь возглавивший воссоединенное МВД, поглотившее МГБ; Молотов, вернувшийся на пост министра внутренних дел. Два других поста зампредов Совета Министров занимали Булганин и Каганович. Ворошилов был поставлен на пост формального главы государства Председателем Президиума Верховного Совета. Хрущев не имел никаких государственных должностей, но занимал второе место в ЦК КПСС».
По какой-то причине здесь допущена неточность: Маленков был просто секретарем ЦК. По этой причине Хрущев, как мы уже говорили, занимал первое место в партийной иерархии. Хотя благодаря авторитету Сталина в последние годы его правления наибольший вес приобрела должность руководителя государства, а не партии.
«Это распределение руководящих постов, — продолжает Н. Верт, — осуществленное в страшной спешке на следующий день после смерти Сталина и, несомненно, дававшее тройке Маленков — Берия — Молотов наибольшие преимущества, было сочтено другими членами президиума несправедливыми. Уже 14 марта Маленков… был поставлен перед необходимостью выбора между руководством правительством и руководством Секретариатом ЦК. Он выбрал первое, что означало передачу Секретариата ЦК Хрущеву…»
Как мы знаем, было не совсем так. Никакой страшной спешки не наблюдалось. Все «тройка» оговорила заранее. Никто, по крайней мере открыто, не выступал против новых назначений. Никто не ставил Маленкова перед выбором: возглавить правительство или КПСС.
Произошло то, что напрашивалось в данной ситуации. Не имея неоспоримого лидера, было осуществлено коллегиальное руководство. Общее управление государством перешло в руки Маленкова и его заместителей (прежде всего Берии и Молотова), Советы возглавил Ворошилов, а в партийной иерархии первым стал Хрущев.
Последний, как отметил Верт, «отныне занял ключевой пост, благодаря которому контролировал деятельность и карьеру секретарей обкомов партии, настоящих «баронов» системы, составлявших опору и основной контингент Центрального Комитета».
И тут вновь приходится уточнять, причем существенно. Ни при Сталине, ни при Маленкове партийная номенклатура ЦК не имела полновластия в стране. Более того, ее упорно сдерживали «сверху». Поэтому и произошло переименование партии, а Сталин наиболее высоко поднял престиж государственной, а не партийной власти. В то время ни о каких «баронах» (намек на мафиозные коррумпированные структуры) не могло быть и речи.
Складывается впечатление, что историки типа Верта желают представить систему власти в СССР предельно упрощенно. Они не желают обращать внимание на ее принципиальное преобразование при единоначалии Хрущева. Вот когда был совершен государственный переворот: к власти пришла партийная номенклатура.
Два года правления Маленкова стали, в сущности, переломными в истории Советского Союза!
Именно поэтому они представляют огромный интерес для тех, кто желал бы понять, каким образом и почему произошел крах нашей великой державы. А те, кто заинтересован в сокрытии правды или не способен честно и всерьез анализировать события прошлого, вычеркивают эти два года, присоединяя их к периоду хрущевского правления. Получается, будто ничего особенного не произошло: как правили «партийные бароны», так и продолжали править. Над ними стоял «крестный отец» (по-русски — пахан), и никакого народовластия в помине не было. Сплошной террор, беззаконие, нарушение прав человека… Короче, тоталитарная империя зла.
Увы, со времен Горбачева в нашей стране гласность была предоставлена почти исключительно так называемым диссидентам и представителям партийной номенклатуры — тем, кто выступал против народовластия. Поэтому оно и было представлено как социальное зло, тогда как всемогущество капитала, буржуазии — как торжество добра.
Я не могу утверждать, что моя версия происходивших событий и преобразования структуры власти в СССР единственно верная. Однако она имеет серьезное фактическое обоснование (их каждый исследователь обычно подбирает под свою концепцию), в том числе и с позиций глобальных, в связи с объективными законами развития цивилизации, формирования и эволюции техносферы. А этот процесс продолжается более десяти тысячелетий.
В XX веке во всех индустриально развитых странах преобладающим социальным классом по численности и значению в управлении государством стали служащие. Из них выделились «элиты»: политическая (партократы), финансовая (плутократы), промышленно-хозяйственная и военная (технократы), а также органы госбезопасности. Они образуют слой государственных владык (ГВ). Такова схема, в общих чертах, по моему мнению, верно отражающая действительность.
Пока в этой схеме существуют противоречия, происходит борьба за влияние, сохраняется динамическое равновесие, о коррупционном государстве говорить не приходится. При капитализме главенство (не абсолютное) получают плутократы. Сталин, как я уже говорил, старался сохранять динамическое равновесие всех властных структур, жестко пресекая коррупционные связи. То же самое попытался сделать Маленков. Однако эта задача оказалась ему не по плечу. Впрочем, вряд ли она кем-то могла быть решена. Сталин в этом отношении был исключением.
Остается неясно, пыталось ли справиться с ней трио Маленков — Берия — Молотов. После воцарения Хрущева первого представили робким и безвольным, второго — средоточием всех мерзостей, а третьего зачислили в «антипартийную группу». Единственно, что не вызывает сомнения, — серьезная тревога партократов за свое привилегированное положение в обществе.
Как пишет Боффа: «В период, предшествовавший смерти Сталина, очень многие страхи, охватившие граждан страны, были связаны с всепроникающим присутствием политической полиции», МГБ. Напрасно этот итальянский историк приписал всем гражданам СССР страх перед политической полицией. По-видимому, ему доводилось общаться с определенной категорией граждан, которым было чего бояться. В отличие от него я, живший в то время, и миллионы моих сограждан подобных страхов не испытывали. Другое дело, амнистия 1953 года, вызвавшая вспышку уголовных преступлений.
Боффа справедливо отметил: Маленков не решился совмещать две высокие должности — государственную и партийную — ибо не мог претендовать на роль единственного преемника Сталина, вождя.
«Маленкову было немногим более пятидесяти, — пишет Д. Боффа, — то есть он был наиболее молодым из всей группы преемников Сталина. Но и ему, как и любому другому из них, еще предстояло создавать себе авторитет (исключая Молотова. — Р. Б.).
Он был энергичным организатором, обладал живым, но холодным умом; это не был человек сильной воли, способный на личную храбрость. В качестве секретаря партии он в различное время осуществлял верховный надзор за рядом важных секторов экономической и политической жизни, но никогда на нем не лежала прямая ответственность за работу какого-либо оперативного подразделения (руководство республикой, министерством, военным соединением). Его стартовой площадкой явилось в свое время управление отделом кадров Центрального Комитета, в обязанности которого входил тщательный отбор людей для всех других руководящих должностей. Это был отдел, работу которого Сталин контролировал с особой подозрительностью и вниманием. Таким образом, из всех сталинских руководителей Маленков был тем человеком, который наиболее тесно сотрудничал с вождем, ближе всех к нему находился, скрываясь в его тени».
О безвольности Маленкова известно в основном со слов Хрущева. В его правдивости и тут можно усомниться. Есть сведения, что Маленков осмелился выступить в 1938 году против могущественного начальника НКВД Н. И. Ежова (об этом еще пойдет речь). Разумнее предположить, что он не желал, да и не имел никакого права брать всю полноту власти в свои руки, как это сделал Хрущев.
По мнению Андрея Маленкова, сразу же после смерти Сталина Берия «поспешил в Москву, чтобы поднять свои дивизии, арестовать Маленкова и захватить власть. Но он опоздал. За несколько дней до смерти Сталина Маленков, используя данное ему право подписи вместо Сталина в экстремальных случаях, вызвал Г. К. Жукова, подчинил его командованию войска Московского военного округа и назначил Жукова первым заместителем министра обороны. Маршал дал армейским частям приказ блокировать бериевские дивизии в казармах».
Так ли было в действительности? Вряд ли. Правда, если был заговор с целью умерщвления Сталина, то заговорщики, опасаясь друг друга, могли заранее подготовить своих сторонников к возможным эксцессам. Но как могли воинские части блокировать какие-то дивизии Берии? Дай зачем для ареста Маленкова задействовать дивизии? Проще всего было бы его ликвидировать тем или иным способом.
На мой взгляд, Берия был достаточно хитрым и осмотрительным человеком, чтобы попытаться силой захватить власть в стране и провозгласить себя преемником Сталина. Никакие его сторонники не пошли бы на такую безумную авантюру против воли народа и руководства вооруженными силами. Прежде ему следовало приобрести авторитет среди партийных и государственных деятелей всех уровней и среди населения.
Итак, после смерти Сталина на высшей ступени власти в СССР оказался Георгий Максимилианович Маленков. О том, как проходило «восшествие во власть» первых на то время лиц державы, рассказал наблюдательный свидетель Константин Симонов. Из его слов ясно, что сложившаяся система троевластия не продержится долго:
«На траурном митинге выступали три разных человека… Первым был Маленков, вторым — Берия, третьим — Молотов. Различие в тексте речей мне и тогда не бросилось в глаза… Однако та разница, которую сейчас по тексту этих речей не уловишь, но которая была тогда для меня совершенно очевидна, состояла в том, что Маленков, а вслед за ним Берия произносили над гробом Сталина чисто политические речи, которые было необходимо произнести по данному поводу. Но в том, как произносились эти речи, как они говорили, отсутствовал даже намек на собственное отношение этих людей к мертвому, отсутствовала даже тень личной скорби, сожаления или волнения, или чувства утраты, — в этом смысле обе речи были абсолютно одинаково холодными. Речь Маленкова, произнесенная его довольно округлым голосом, чуть меньше обнажала отсутствие всякого чувства. Речь Берии с его акцентом, с его резкими, иногда каркающими интонациями в голосе, обнажала отсутствие этой скорби более явно. А в общем, душевное состояние обоих ораторов было состоянием людей, пришедших к власти и довольных этим фактором».
Добавлю: я слушал эти речи по радио. Их текст тотчас улетучился из памяти, но мне показалось, что интонации Маленкова были спокойными, деловыми; Берия говорил с напором и как будто, с каким-то торжеством, а у Молотова голос порой дрожал от сдерживаемой скорби.
О том, что руководство страны не испытывало серьезных внутренних потрясений в связи со смертью недавно еще «любимого отца, друга и учителя», свидетельствует, в частности, содержание самого распространенного (полумиллионный тираж) журнала «Огонек», вышедшего 5 апреля 1953 года. На первой странице обложки — радостная телятница-комсомолка, вытирающая нос теленку. На первой полосе фотографии полок с товарами и покупателей. Подпись: «В первый день после снижения цен».
Под заголовком «Забота о благе народа» — редакционная статья. Она начинается возгласом: «Шестое по счету за послевоенный период снижение государственных розничных цен на продовольственные и промышленные товары!» Подчеркнуто: «Снижение цен, осуществленное 1 апреля, создает новую, особенно крупную выгоду для населения, в значительной мере поднимает материальный уровень его жизни». Отмечено, что в странах Запада цены растут (показано на конкретных цифрах).
Нельзя не отметить, что радостное событие — снижение цен — последовало вскоре после похорон Сталина. Впрочем, ему посвящена поэма О. Зверева, занявшая одну полосу и не блещущая художественными достоинствами. Однако статья о Франсуа Рабле — и объемнее, и лучше качеством.
Не менее показателен следующий номер «Огонька». Стихам о Сталине уделена одна колонка (автор — грек; можно сказать, вынужденная публикация). Названия очерков: «Новая линия метро», «Запорожские сталевары», «У нас в Нарьян-Маре», «Люди и книги», «Пятый день на ринге», «Столица народной Венгрии», «У чехословацких биологов», «Девушка из Барселоны», «Пушкин и Петр Киреевский», «Франсиско Гойя», «Гневная сатира» (о A.B. Сухово-Кобылине), «Тигроловы Приморья», «Новый театр в Запорожье».
(Перечень, типичный для того времени, позволяет понять, какими интересами жила страна, о чем писали журналисты, что интересовало многомиллионную аудиторию.)
Редакционная статья: «Свято соблюдать советские законы». Она определенно показывает происходящие перемены и посвящена «делу врачей»:
«Провокационное дело, жертвой которого явились честные советские люди, выдающиеся деятели советской науки, было сфабриковано преступными авантюристами, поступавшими как скрытые враги нашего государства, нашего народа. Поправ высокое призвание работников государственного аппарата и свою ответственность перед партией, перед народом, бывший заместитель министра государственной безопасности и начальник следственной части Рюмин и некоторые другие работники министерства в своих преступных целях пошли на грубейшие нарушения советской законности, надругались над неприкосновенными правами советских граждан. Бывший министр государственной безопасности С. Игнатьев оказался на поводу у этих преступников, проявил политическую слепоту и ротозейство.
Презренные авантюристы типа Рюмина пытались разжечь в советском обществе, спаянном морально-политическим единством, идеями пролетарского интернационализма, глубоко чуждое социалистической идеологии чувство национальной вражды. В этих провокационных целях они клеветали на честных советских людей. Таким образом был оклеветан общественный деятель, народный артист СССР Михоэлс.
С большим удовлетворением советский народ узнал, что обвинения, возведенные на группу честных деятелей советской медицины, оказались гнусным поклепом. Подобные преступления не могли долго оставаться неразоблаченными и безнаказанными. Советское правительство стоит на страже граждан нашей страны.
Советское правительство, вскрывая факты произвола и беззакония, решительно искореняя недостатки в государственном аппарате, открыто и прямо говорит об этих недостатках народу. Это свидетельствует о великой силе Советского государства, о силе социалистического строя».
…Так начинались 23 месяца правления Маленкова, которых многие историки предпочитают не замечать, относя к хрущевскому периоду. Хотя в то время Никита Сергеевич оставался в тени, на второстепенных ролях. Ведь должность Генерального, или Первого секретаря КПСС была упразднена, и формально он оставался одним из нескольких высших партийных чинов.