1. Идеологи движения и эволюция идеологии

1. Идеологи движения и эволюция идеологии

Изначально движение Д. Михаиловича не было политическим. Идея Д. Михаиловича заключалась в том, чтобы представить военно-четнические отряды как продолжение королевской Югославской армиии, откуда и название ЮВвО — Югославское войско в Отечестве (четники Д. Михаиловича). Армия в довоенной Югославии была деполитизирована, т. е. не участвовала в политической борьбе, служа прочной опорой идеологии, кратко определяемой трехчленной формулой: «С Верой в Бога, за Короля и Отечество!» Лишь с ростом партизанского движения в ЮВвО появляется и все более усиливается политическая составляющая движения. При этом сравнительно долго Д. Михаилович ограничивался лишь суррогатами политических органов, не желая заводить дублирующих эмигрантское правительство и партии институтов, чтобы подчеркнуть свою легитимность и преемственность с довоенной Югославией.

При этом взгляды на политику лидеров ЮВвО стали очевидными с самого начала. В противоположность И. Тито, Д. Михаилович относился к политической стороне движения как к чему-то вторичному, а потому решил опереться на профессиональных идеологов. В рамках гражданской войны в Югославии и в глобальных условиях Второй мировой войны как войны идеологий (либеральная демократия и социалистическая демократия, базирующиеся на идеях прогресса и выросшие из левых скамей французского парламента, против антидемократических и антипрогрес-систских идеологий нацизма и фашизма) это было заведомо проигрышным решением. В результате разделенности функций лидера и идеолога политический курс движения не мог гибко изменяться в соответствии с ситуацией, как это происходило у югославских коммунистов под руководством Тито, менявших свои позиции слева (от партии пролетарской диктатуры до 22 июня 1941 г.) направо (к партии Народного фронта в начале осени 1941 г.), а потом обратно налево (курс на пролетарскую революцию и левые уклоны в Черногории и Герцеговине зимой 1941–1942 гг.), и еще раз направо (расширение платформы в 1942–1943 гг. аж до братания с британцами в 1943 г.), а потом вновь налево (с осени 1944 г. ускоренными темпами начать возводить социализм по сталинским образцам). В движении Д. Михаиловича такие эволюционные кульбиты были затруднены, идеологи были оторваны от практики, а смена курса происходила лишь со сменой самих идеологов, что каждый раз ослабляло идеологическое воздействие, и без того непростое в условиях партизанской войны и подполья.

Первым сербским четническим политическим органом был советодательный Центральный национальный комитет (ЦНК), сформированный на Равна-Горе в августе 1941 г. В него вошло лишь несколько довоенных профессиональных политиков, в основном из двух пробританских довоенных партий (земледельческой и республиканской), получавших в 1940–1941 гг. регулярные субсидии от английского посольства. Однако в наибольшей мере политическая организация ЮВвО в начале своего существования оказалась под влиянием Сербского культурного клуба. Верхушку ЦНК, который обладал реальной силой в определении идеологии ЮВвО, составляли в 1942–1943 гг. члены этой довоенной внепартийной организации Драгиша Васич, доктор Стеван Молевич и доктор Младен Жуйович.

Первый из этой тройки, Д. Васич, был генератором идеологии ЮВвО с осени 1941 г. до лета 1943 г. Уроженец Шумадии Д. Васич (1885–1945) был представителем интеллектуальной элиты Сербии. До Первой мировой войны он обучался на юридическом факультете, но посвятил себя литературе, став писателем, поэтом и публицистом. На Первую мировую войну Драгиша Васич ушел в чине поручика резерва, а вернулся майором. Был горячим приверженцем националистической офицерской тайной организации «Черная рука», составил подробное описание переворота 1903 г. После Солунского процесса он встал в оппозицию к правительству Югославии. Побывал в СССР в 1925 г., но вернулся оттуда ярым неприятелем коммунизма, написав критические сочинения — роман «Красный туман» (1922) и записки «Впечатления из России» (1928) — о пагубном влиянии коммунизма на православный славянский народ. В двадцатые годы сорокалетний вдовец Д. Васич познакомился с молодой русской эмигранткой Натальей Сергеевной Александровой, дочерью покойного русского генерала С.И. Александрова, инженера, укреплявшего русские морские крепости Свеа-борг и Кронштадт. Она стала его супругой и родила ему дочь Татьяну. Сопричастность к судьбе русских эмигрантов еще более усилила неприязнь Д. Васича к большевикам. В 1934 г. Д. Васич был избран членом-корреспондентом Сербской академии наук за свой вклад в литературу. В 1937 г. он стал вице-президентом Сербского культурного клуба, неоднократно высказывая критические мысли о положении сербского народа в Югославии и о слабости правящей элиты. После капитуляции югославской армии в Апрельской войне Д. Васич отбыл в родной город Горни-Милановац, однако сразу же после активизации коммунистов в июле 1941 г. он решил примкнуть к движению Д. Михаиловича, надеясь снискать у него защиту от попыток коммунистов рассчитаться с ним за его довоенную критику СССР. Д. Михаилович отдал майору М. Палошевичу и поручику 3. Вучковичу приказ доставить именитого писателя на Равна-Гору живым и невредимым. Переодетые крестьянами офицеры ЮВвО 17 августа 1941 г. доставили Д. Васича в штаб Д. Михаиловича, после чего лидер четников назначил Д. Васича «политическим делегатом» при штабе^[169].

Д. Васич еще в 1922 г. провидчески дал описание штаба четников, каким он его и увидел в 1941 г.: «В комнате кафаны «Балкан», где разместился верховный штаб четников, все кипит, важные приказания отдаются шепотом, на ухо, а из-под тяжелых черных папах с кокардой со словами национального девиза «Только единство спасет Сербию» блестят мутные и кровавые, страшные глаза до зубов вооруженных четников»[170]. Оказавшись вдруг внутри этой атмосферы, Д. Васич, полный идей и проектов, попытался приступить к их осуществлению. Эти идеи оказались во многом созвучны настроениям офицерства, да и вообще широких кругов сербского общества:

— разочарование в политической элите, вовлекшей страну в войну, а потом столь поспешно эту войну проигравшей;

— разочарование в безоговорочном отказе от сербских интересов ради интересов Югославии, так как фактически Югославия в 1930-е гг. стала противником Италии и Германии из-за их территориальных претензий к Хорватии и Словении, в то время как жители этих краев не показали себя (особенно хорваты) верными защитниками Югославии в ходе Апрельской войны.

В то же время у Д. Васича была значительная склонность к идеям социальной справделивости (или, в терминологии коммунистов, социальной демагогии). Недаром среди друзей Д. Васича был, например, Ф. Махин, русский эсер, эмигрант, примкнувший к И. Тито, а в довоенных рассказах Д. Васича отчетливо просматривался элемент социальной прозы. Не все идеи Д. Васича были приняты — Д. Михаилович отказался переименовывать движение в «Сербское войско», настояв на том, что оно должно сохранять преемственность и зваться по-прежнему «Югославское войско», хотя сербы и составляли в нем абсолютное большинство. С другой стороны, с легкой руки Д. Васича, осенью 1941 г. было принято решение осуждать политиканов, «к какой бы партии они ни принадлежали». В сентябре 1941 г., после освобождения города Горни-Милановац, Д. Васич занялся редактированием первого печатного издания ЮВвО, в качестве названия взявшего традиционный девиз сербских четников — «Свобода или смерть». Стоит отметить, что в этом издании проявились многие особенности идеологии Д. Васича. В издании не было упоминаний о короле и монархии, как и следовало ожидать от старого поклонника «Черной руки», менявшей королей в Королевстве Сербия. Это даже вызвало возмущение части четнических офицеров, в связи с чем Д. Михаиловичу пришлось начать особое расследование. Д. Васич взвалил вину за издержки на помощников по изданию газеты — М. Сав-ковича и Д. Сотировича. В то же время в редактируемом Д. Васичем издании публиковались крайне острые антихорватские высказывания[171].

Сочетание выраженного национализма с социальной демагогией было приемлемо в первые дни восстания, когда речь шла о компромиссе с партизанами, но в дальнейшем эта смесь уже не могла принести особой пользы. Самым «излишним» пунктом в идеологии Д. Васича оказалась его острая антианглийская политика. Тесная связь с русскими эмигрантами и значительный собственный опыт не могли не повлиять на отношение Д. Васича к Англии и к ее политике на Балканах. Вот как он описывал свое отношение к этому вопросу в одном из писем: «После переезда в Черногорию я решил издавать наше центральное издание «Равна-Гора». Основной задачей этого издания было расширение наших идей и нашей пропаганды. Через него мы давали и направление для пропаганды другим местным газетам, которые издают отдельные наши командиры на местах. Однако Молевич решил один из первых номеров посвятить англичанам. Я этому как главный редактор издания остро воспротивился. Я объяснил ему, что считаю англичан могильщиками нашего народа и что ненавижу их до той меры, что после освобождения всеми силами буду пытаться основать в университете кафедру, на которой будут изучать и поддерживать ненависть к англичанам. И еще я сказал ему, что попытаюсь все малые народы мира объединить в борьбе против них. Но Молевич был упрям и дальше упорно пытался реализовать свою идею. Он даже приготовил и послал мне полный материал для одного такого номера «Равна-Горы». Материал я ему вернул и сообщил, что этого в «Равна-Горе» не напечатают, пока я главный редактор»[172]. Не стоит, впрочем, думать, что Д. Ва-сич допускал публикацию антианглийских статей или даже блокировал информацию об Англии: в это время в издании появлялись статьи полковника У СО Бейли, статьи из английских газет и даже речь одного из британских министров, не говоря уже об обилии статей самого С. Молевича… Но время «национального революционера» в идеологии ЮВвО прошло, на его место Д. Михаилович решил поставить более консервативного и более острого в национальном вопросе С. Молевича[173]. Не обошлось тут и без вмешательства англичан. Майор Ж. Кнежевич, начальник военного кабинета премьера эмигрантского правительства С. Йовановича, вспоминал о том, что пожелания об устранении Д. Васича от управления движением выразил ему в конце 1942 г. британский майор П. Бой, который от имени УСО занимался доставкой самолетами помощи для ЮВвО[174].

После возвращения штаба ЮВвО в Сербию из Черногории в начале лета 1943 г. место главного идеолога и фаворита Д. Михаиловича занял С. Молевич. Д. Васич, которого во время его идеологической доминации в ЮВвО называли «Чича бр. 2» (т. е. «Д. Михаилович № 2»), внезапно оказался не у дел. В разговоре с 3. Вучковичем Д. Васич в сердцах сказал, что не может больше сотрудничать с «людьми, которые не в состоянии быть поводырями для слепцов, а не то, что вождями революции»[175]. Васич обосновался в городке Гружа, который находился под контролем легализовавшегося отряда П. Раковича, писатель оставался окружен неизменным уважением, но уже не имел прежнего влияния. Лишь после принятия решения о создании широкой коалиции всех политических сил, готовых поддержать Д. Михаиловича, Д. Васич вновь на время оказался в гуще событий. В конце января 1944 г. он выступил на заседании политического конгресса всех прочетнических политических сил в селе Ба. В ходе конгресса Д. Васич был избран членом Центрального национального комитета (ЦНК), секретарем Исполкома ЦНК и председателем комитетов законодательства и правосудия. Тем не менее его влияние было незначительным. В октябре 1944 г., после того как четники оставили Сербию, Д. Васич вместе с рядом других офицеров из Верховного командования (3. Остоич, М. Лалатович, Л. Бальотич) окончательно разошелся с Д. Михаиловичем. В дальнейшем эта группа присоединилась к П. Джуришичу, отступавшему из Черногории через Боснию на Запад. Этот шаг представлял собой окончательный разрыв с Д. Михаиловичем, результатом чего стали трагические последствия. В марте 1945 г. П. Джуришич попытался договориться с черногорским «самостийником» С. Дрлевичем, но тот выдал его усташам. П. Джуришич и группа окружавших его офицеров были убиты в лагере Ясеновац в апреле 1945 г. Существует и другая версия, на которой настаивает дочь Д. Васича — Татьяна. Согласно результатам ее многолетних попыток узнать судьбу отца, Д. Васич отказался довериться С. Дрлевичу и в последний момент решил вернуться назад — в г. Баня-Лука. Вскоре его арестовала группа партизан, передавшая его ОЗН. После подробных допросов и короткого суда Д. Васич был расстрелян в пригородах Баня-Луки в начале июня 1945 г. В декабре 2009 г. Окружной суд в Белграде реабилитировал Д. Васича в ответ на прошение, поданное его дочерью Татьяной Васич-Яничиевич…

Стоит сказать и о другом члене триумвирата — М. Жуйовиче (1895–1969), близком Д. Васичу и во многом его дополнявшем. Так же, как и Д. Васич, М. Жуйович был выходцем из Сербии и юристом по образованию[176]. Тоже участвовал в Первой мировой войне. Работал в адвокатской канцелярии Д. Васича и также был членом Сербского культурного клуба. М. Жуйович вспоминал свои беседы с Д. Васичем после оглушительного и неожиданного разгрома в Апрельской войне: «Я никогда не забуду нашей тропинки на склоне горы Вуян, которую мы протоптали, часами гуляя по одной и той же поляне, откуда прекрасно были видны Овчар и Каблар, Чачак и Елица, а вдали Столи и Котленик, мы вспоминали друзей и говорили о многих проблемах, которые нас тогда мучили. Он позднее жалел, что не записал некоторые из тех спонтанных всплесков сердца и ума». В июле 1941 г. М. Жуйович посетил Д. Михаиловича и передал ему «Проект формирования и организации институтов гражданских и политических властей, на которые военная сторона Движения могла бы опереться», результатом которого стало августовское формирование ЦНК, в который включили и самого автора. В конце 1942 г. до Д. Михаиловича дошла информация о том, что его движение

считают на Западе недостаточно демократичным, что, согласно воспоминаниям М. Жуйовича, указал в своем письме из Каира И. Джонович, представитель королевского правительства на Среднем и Ближнем Востоке, тесно связанный с английской разведкой. В результате было принято решение укрепить ЦНК, сформировать «пресс-службу», усилить связи с довоенными политиками. В первой фазе этого проекта М. Жуйович был даже включен (вместе с С. Молевичем и Д. Васичем) в исполком ЦНК. Однако после идеи Д. Михаиловича об отстранении Д. Васича близкий ему М. Жуйович тоже оказался лишним. В мае 1943 г. М. Жуйовича назначили командиром четнических сил на западе Югославии (Западная Босния, Лика и Далмация), он получил звание подполковника и отбыл в Сплит. Вскоре М. Жуйович покинул Югославию и умер в эмиграции в Париже.

Преемником Д. Васича на посту главного идеолога движения стал серб из Боснии и юрист по профессии доктор Стеван Молевич. Молевич (1888–1959), в отличие от Д. Васича, рос в условиях смешанной национальной среды в Боснии, оккупированной Австрией после 1878 г. Он активно участвовал в местном проюгославянском молодежном кружке «Побратимство» и общеславянском спортивном обществе «Сокол». В 1916 г. вместе с другими сербами он был арестован австрийскими властями в Баня-Луке и приговорен к многолетнему тюремному заключению за антигосударственную деятельность. Лишь после развала Австро-Венгрии в 1918 г. С. Молевич вышел на свободу, активно включившись в политическую жизнь родного города и новой страны. Благодарный за свое освобождение странам Антанты С. Молевич стал инициатором создания югославянско-французского и югославянско-британского клубов и их первым председателем. Он также стал председателем отделения Сербского культурного клуба в Баня-Луке. Все это время он активно занимался адвокатурой в родном городе. После поражения Югославии в Апрельской войне и провозглашения Независимого государства Хорватии (столицей которого должен был стать не хорватский Загреб, а Баня-Лука, где хорваты были в меньшинстве) С. Молевич отправился в Черногорию, где оккупационный режим в то время был самым мягким. Именно там, в оккупированном Никшиче, в июне 1941 г., подавленный ударами судьбы, обрушившимися на страну, и сведениями о массовых убийствах сербов в Боснии, С. Молевич написал свое самое знаменитое литературное произведение, до сих пор вызывающее крайнюю степень возбуждения у соседних с сербами народов — меморандум «Гомогенная Сербия»[177]. Ввиду значимости этого документа, стоит рассмотреть его подробнее.

В своем коротком меморандуме С. Молевич прямо заявил: в 1918 г. была совершена ошибка, не были справедливо определены границы Сербии, что и привело к ослаблению Югославии. Сербия как победитель в Первой мировой войне и сербский народ как народ, который борется против тех же неприятелей во Второй мировой войне (в отличие от хорватов), заслуживают, по С. Молевичу, справедливого установления границ. Новую сербскую федеральную единицу в составе Югославии С. Молевич предлагал определить по самому максимуму: Черногория, Босния и Герцеговина, Северная Далмация с Задаром и островами, Южная Далмация с адриатическим побережьем до Шибеника, сербские районы Лики, Бании, Кордуна, часть Западной Славонии (широкий пояс вокруг г. Пакрац), часть Восточной Славонии (Вуковар, Осиек, Винковцы) и Баранья, с предоставлением Далмации, усиленной хорватскими районами Западной Герцеговины, автономного статуса. Также автономный статус предполагалось дать Дубровнику. Хотя в данный момент эти притязания и звучат нереально, в их основе лежали обещанью странами Антанты границы Сербии до тех пор, пока в России не произошла Февральская революция и не появилась англо-французская идея о Югославии.

Кроме того, С. Молевич говорил о том, что, в качестве компенсации за понесенные во Второй мировой войне разорения, территория Югославии должна быть увеличена за счет приграничных районов Албании (город Скадар), Болгарии (города Видин и Кюстендил) и Румынии (Темишвар). Словения должна была бы получить значительное увеличение за счет австрийских (Каринтия и Штирия) и итальянских (Истрия и Риека) областей, а Хорватия — за счет венгерских (Печуй и Сегедин). Но, как известно читателям, в результате Второй мировой войны титовская Югославия оказалась в блоке социалистических государств, и в результате о переделах границ со странами народной демократии пришлось забыть. Австрия также надела на себя маску жертвы нацистской агрессии. В результате пришлось «отдуваться» только Италии, от которой отторгли владения в Далмации с островами, Истрию и чудом не прихватили Триест (Тито поссорился с СССР и был вынужден «забыть» о притязаниях на этот город в обмен на помощь Запада). Различия были и в том, что большую часть отторгнутых от Италии земель, по планам С. Молевича, должна была получить Словения, а на деле достались они Хорватии. Таким образом, хорваты, большинство которых в 1941 г. поддержало профашистскую НГХ, были награждены за то, что подарили Югославии «лучшего сына ее народов и народностей — маршала Иосипа Броза Тито»[178]. Основным механизмом «гомогенизации» территорий С. Молевич называл «переселение и обмен населением, особенно хорватов с сербской, и сербов с хорватской территорий, как единственный способ произвести разграничение и создать лучшие отношения между ними, и таким образом помешать тому, чтобы повторились страшные преступления, которые происходили в прошлой войне, а особенно в этой нынешней, на всей территории, где сербы и хорваты были перемешаны, и где хорваты и мусульмане планировали истребить сербов».

Менее конкретным был план социальных преобразований — в основном все сводилось к общим мыслям (благим пожеланиям) о согласии труда и капитала, о прекращении классовой розни и т. д. При этом планировалось предоставить пакет свобод личности и вероисповедания, типичный для демократического общества. Крайне туманно была очерчена единственная перспектива изменений в экономике: утверждалось, что и «частный капитал — народная собственность и должен быть под защитой и под контролем государства, чтобы он мог служить процветанию народа и общества»^[179].

Меморандум о «гомогенной Сербии», дополненный незначительными изменениями (о формировании за счет Венгрии и Австрии узкого коридора для того, чтобы Югославия могла граничить с Чехословакией), был принят верхушкой ЮВвО как основа для формирования стратегических военных задач. Здесь необходимо заметить, что одно лишь только словосочетание «гомогенная Сербия» вызывает до сих пор взрыв возмущения среди несербского (в первую очередь хорватского и мусульманского) населения бывшей Югославии. Резня католиков и особенно мусульман, которую четники развернули в Боснии в 1942–1943 гг. в ответ на страшные погромы усташами православного населения в 1941–1942 г., не имеет прямого обоснования в тексте меморандума С. Молевича, хотя его идеи могли подействовать на местных командиров четников, как оправдание в их борьбе против усташей. Стоит отметить, что С. Молевич вовсе не был абсолютно негативно настроен по отношению к хорватам и мусульманам. От лица ЮВвО в 1943 г. им составлены «Обращение к хорватам» и «Обращение к мусульманам», в которых он убеждает их отказаться от идеологии усташества и ориентироваться на воссоздание единого государства на федеральных основах.

Как и Д. Васич, С. Молевич в августе 1941 г. стал членом ЦНК. В Сербию он прибыл лишь в апреле 1942 г., а с Д. Михаиловичем встретился уже в Рашке (Санджаке) в мае 1942 г. В октябре 1942 г. С. Молевич присоединился к Верховному командованию ЮВвО и вернулся с Д. Михаиловичем в Сербию летом 1943 г., после чего он фактически превратился в главного идеолога Равногорского движения, став редактором газеты «Равна-Гора». Впрочем, роль С. Молевича как идеолога несколько поблекла после возникновения у Д. Михаиловича идеи о проведении конгресса всех политических сил, готовых поддержать ЮВвО в его борьбе против партизан. С. Молевич остался с Д. Михаиловичем до апреля 1945 г., когда их разметала военная судьба. Не в силах долго скрываться, С. Молевич сдался властям 3 сентября 1945 г. Он был осужден на 20 лет тюрьмы, где и скончался 15 ноября 1959 г. Четники, отбывавшие наказание вместе с ним, рассказывали о том, что С. Молевич до самой смерти оставался верен своим идеалам.

Принятое Д. Михаиловичем в начале 1943 г. решение укрепить ЦНК, усилив пропаганду и умножив «демократические нотки» в ее звучании, еще более возросло в ноябре 1943 г. Дело в том, что после капитуляции Италии 9 сентября 1943 г. партизанское движение настолько окрепло и усилилось, что Тито решил перейти к новой фазе своей деятельности. В г. Яйце в Боснии 29 ноября 1943 г. было создано партизанское квазиправительство — Национальный комитет освобождения Югославии (НКОЮ), которое должно было стать исполнительным комитетом при созданном еще в ноябре 1942 г. аморфном органе — Антифашистском вече народного освобождения Югославии (АВНОЮ). Резонанс от создания НКОЮ был намного сильнее, чем от создания АВНОЮ, четникам было необходимо парировать и ослабить этот эффект. Это можно было сделать, проведя собственное широкое собрание, которое показало бы, что за ними также стоит народ, а не только вооруженные отряды. Говоря об этих заседаниях, следует учесть следующее: открытые в 1990-е гг. документы показали, что как партизанский съезд в Яйце, так и четнический конгресс в Ба, были чистой воды пропагандистскими акциями, и в обоих случаях депутатов подбирал сам руководитель боевой организации противников по гражданской войне (т. е., соответственно, Тито и Михаилович).

При осуществлении идеи провести собрание всех политических партий и движений Д. Михаилович столкнулся с противостоянием тех, кто не желал «растворять четни-ческое движение в болтовне». Согласно 3. Вучковичу, к последним относились в основном члены Равногорского движения из Боснии и Хорватии (где в отличие от Сербии не было длительных традиций парламентаризма), а также часть офицеров, вернувшихся в страну из эмиграции, где они досыта хлебнули пустой говорильни. Однако Д. Михаилович настаивал на своем, видя в этом решении стратегическую необходимость, возможно, даже и запоздавшую. Пробным камнем стал молодежный равногорский слет в селе Праняны 13–15 января 1944 г., который утвердил волю большинства депутатов к формированию широкой общей платформы[180].

Местом проведения конгресса было избрано село Ба, находящееся на юго-восточных склонах горы Сувобор (неподалеку от Равна-Горы), вне зон перемирий с немцами. Это было весьма удаленное от проезжих путей место, где было достаточно ресурсов для размещения и пропитания депутатов штаба и войск охранения. Основную подготовку к конгрессу взял на себя капитан 3. Вучкович, командир Первого равногорского корпуса, который распоряжался 2000 четников для охраны места заседания. Конгресс было решено провести в помещениях местной школы «Королева Мария». В здании снесли внутренние перегородки (стены классов), таким образом, получилось достаточно места для того, чтобы можно было проводить пленарное заседание. Чтобы разместить прибывающих участников конгресса, оставшуюся часть классов и коридоров превратили в спальные комнаты, которые обставили кроватями, привезенными из находившейся в соседнем селе бывшей казармы Югославской королевской армии. Неподалеку от школы соорудили трибуну, украшенную сербскими флагами и портретом короля Петра II. Собравшихся развлекала местная молодежь, проводившая яркое фольклорное выступление.

Участники конгресса стали прибывать с 25 января 1944 г. Было решено созвать на него представителей всех югославских народов (признанных в Королевстве Югославия), т. е. сербов, хорватов, словенцев, а также нации, признанные явочным порядком, — сербов-мусульман и сербов-черногорцев. От южнославянских народов, которые были не сербами или «не совсем сербами», на конгрессе присутствовали В. Пре-давец (Хорватия), А. Крейчи (Словения), Мустафа Мулалич (от боснийских мусульман), В. Йоич (Черногория), а также представители тех сербских политических партий, которые были готовы поддержать ЮВвО: лидером депутации Социалистической партии был Ж. Топалович, лидером депутации Демократической партии был А. Прибичевич, лидером депутации Сербской земледельческой партии был Д. Йованович. Всего присутствовало 294 депутата.

Конгресс торжественно открыл Д. Михаилович, прибывший в сопровождении своих высших офицеров и двух ведущих идеологов, С. Молевича и Д. Васича. Начало заседанию положило торжественное слово иеромонаха Й. Рапаича о святом Савве и литургия[181]. Конгресс длился с 25 по 28 января 1944 г. и потому получил название конгресса святого Саввы. Работа конгресса началась 26 января. В первый день выступили: Д. Васич — формальный политический лидер Равногорского движения, затем С. Молевич, говоривший от лица ЦНК, и Ж.Топалович как представитель политических партий, принявших участие в конгрессе. С. Молевич выступил с подробным докладом на тему «О государственном устройстве югославского государства после войны», а Ж. Топалович — с докладом «О юридическом и конституционном устройстве югославского государства». Перед собравшимися выступил и сам Д. Михаилович, который в своей речи подчеркнул, что он является лишь руководителем защитников Югославии, и выдвинул лозунги: «Да здравствует югославский демократический народ!», «Да здравствует королевство Югославия!»

На следующий день состоялась «идеологическая часть» программы. Выступил делегат Демократической партии Б. Ивкович с речью «О вредности решений Второго заседания АВНОЮ», затем слово было предоставлено представителям «несербских и не совсем сербских» южнославянских народов — выступали М. Мулалич, В. Йоич, А. Крейчи, В. Предавец. После этого было решено перейти к выработке резолюции.

На третий день конгресса 28 января 1944 г. была оглашена и единогласно принята резолюция конгресса в Ба, состоявшая из 18 пунктов. Была подчеркнута значимость переворота 27 марта 1941 г. как важного вклада народов Югославии в дело борьбы с противником Британии и СССР. Конгресс поприветствовал организатора ЮВвО — Д. Михаиловича, подчеркивая ложность слухов о стремлении четников к коллективной мести по окончании войны (т. е. кровавой мести поголовно всем представителям хорватского и мусульманского народа) и слухов о диктаторских стремлениях Д. Михаиловича. Конгресс потребовал восстановления Югославии в расширенных границах. Государству предстояло вновь стать парламентской монархией под скипетром короля Петра II Карагеоргиевича. Страна должна была состоять из трех федеральных единиц, но вопросы внутренних границ между единицами не затрагивались как чрезмерно острые. Пожалуй, единственное, что было сказано по этому вопросу, — это обещание разграничения на основании нового раздела, вне зависимости от решений оккупантов или недемократического предвоенного передела (т. е. обещан пересмотр границ Бановины Хорватии от 1940 г.). При этом констатировалось, что во всех федеральных единицах новой страны должно развиваться широкое местное самоуправление, которое займется вопросами экономики, культуры, социальной политики. Гражданам обновленной Югославии обещали пакет личных и политических свобод, классический для западной демократии того времени. Кроме того, конгресс решительно осудил собрание АНОЮ в Яйце, коммунистов как организаторов партийной армии (партизан), а также стремление КПЮ установить после войны коммунистическую диктатуру. Конгресс в Ба выразил надежду на то, что страны — союзницы по антигитлеровской коалиции (Объединенные нации) не допустят такого развития событий и победоносно завершат войну «против нацизма, фашизма и всех видов диктатуры». Было также высказано сожаление по поводу поддержки, которую отдельные страны-союзники оказали «эгоистической партизанской акции». Решение конгресса было решено опубликовать. Перед закрытием конгресса состоялся парад четников ЮВвА, проведенный силами гарнизона охранения[182].

Необходимо констатировать, что решения конгресса в Ба были глубоко несвоевременными. Коммунисты уже давно лидировали в пропагандистской гонке, убогость национального представительства показала ложность «общеюгославянских претензий» (не было депутатов от ведущих партий словенцев — клерикалов и хорватов — Хорватской крестьянской партии). С другой стороны, сербские националисты — причем не только сторонники Д. Льотича и М. Недича — видели в заигрывании перед политическими партиями, мировой демократией и в восхвалении событий 27 марта 1941 г. слабость и непоследовательность. Надежды на то, что СССР и Британия передумают и перестанут восхвалять партизан, были и вовсе наивными после того, как три страны — лидеры антифашисткой коалиции — договорились в Тегеране передать Югославию в советскую зону интересов. Еще 1 декабря 1943 г. в самом конце официальной части Тегеранской конференции, обратившись к советскому вождю, Черчилль сказал, что «хотел бы передать маршалу Сталину карту, освещающую положение в Югославии. Возможно, маршал Сталин захочет сверить эту карту со своими данными». С этими словами Черчилль передал Сталину карту Югославии[183]. Так символически была решена судьба Югославии и тех граждан, которые все еще продолжали бороться против прихода к власти коммунистов. В тот же день на торжественном приеме в британском посольстве именинник Черчилль был в прекрасном настроении и провозгласил тост «За пролетарские массы!». Сталин ответил на его любезность и предложил поднять бокалы «За консервативную партию!»[184]

Еще одним следствием конгресса в Ба было создание политического движения «Югославянское демократическое народное сообщество», лидером которого избрали Ж. Топа-ловича. Целью этой широкой надпартийной структуры было собрать весь народ Югославии «для помощи ЮВвО в борьбе за восстановление демократии» и «ради победы демократии во всем мире». Ж. Топалович, как либерал и член Социалистического интернационала, должен был символизировать новый идеологический курс ЮВвО перед западными союзниками, но он уже не мог повлиять на принятое решение о разделе сфер влияния на Балканах. Впрочем, он мог, и достаточно активно мешал примирению четников и третьей стороны в гражданской войне в Сербии — радикальных сербских националистов, сплотившихся вокруг М. Недича и Д. Льотича.

Лишь в начале лета 1944 г. Д. Михаилович уговорил Ж. Топаловича отправиться в Европу, чтобы через коллег в Социнтерне укрепить дружбу с англо-американцами. Когда Ж. Топалович отправился самолетом в Европу вместе с улетавшей британской миссией, в стане английских союзников его ожидал неприятный сюрприз. «…После часа полета сквозь непроглядную ночь мы спустились в море огней на аэродроме в Бари… Комендант аэродрома должен был поступить по закону. Все иностранцы, которые в первый раз прибывают на британскую территорию, должны пройти через т. н. «Patriotic school» —… проверку в военной полиции, которая должна оценить их патриотизм, отношение к безопасности британских войск и лояльность к британским властям. Нас забрал один офицер-проводник, забросил в старый джип и отвез в огороженный полуразвалившейся стеной старинный дом в десяти километрах оттуда. Местная комендатура передала это здание разведывательной службе для ее надобностей. Здание охраняли около 50 британских солдат. Для себя они поставили палатки во дворе и в саду. Это была не тюрьма, а место предварительного заключения, хотя внутри порядки были, как в тюрьме. Офицер повел нас по темным каменным ступеням на второй этаж, в комнату с пыльным каменным полом. Внутри было множество деревянных нар в два яруса, одни над другими. Унтер-офицер, который вскоре пришел с огарком и четырьмя одеялами, показал нам рукой, что можно занять или нары друг над другом, или соседние. Там было несколько свободных коек, а на других уже спали люди. Моя жена в удивлении оглянулась: «Но мы же в тюрьме», — проговорила она»[185]. Демократическая и западная британская тактика по отношению к «сомнительным личностям» не слишком отличалась от советской. Подозрительных англичане посылали без долгих разговоров в «… один из своих многочисленных концентрационных лагерей и оставляли там до конца войны, если повезет до него дожить. Англичане давали там немного чая, джема и хлеба. Столько, чтобы лишь не умереть с голоду..»[186]

Такое потрясение и страдания в тюрьме были лишь малой толикой тех мук, которые предстояло испытать большинству четников, поверивших и принявших политические шатания, которые должны были символизировать идеологию Равногорского движения. Непоследовательность на грани поверхностности в идеологии ЮВвО ощущается наследниками и продолжателями движения Д. Михаиловича до сих пор. При общей силе и значимости ЮВвО в истории сербского народа[187] показателен памятник Д. Михаиловичу работы белградского скульптора Драгана Николича, стоящий на Равна-Горе, в трогательном и величественном природном обрамлении, который необходимо увидеть каждому русскому туристу в Сербии. Скульптор изобразил Д. Михаиловича с высокой портретной схожестью, в английской форме и сербской шайкаче, которые он и носил в реальной жизни. Но вот на шайкачу ему скульптор поместил недичевскую кокарду — орла с сербским гербом. При установке памятника в 1992 г. вряд ли кто из сербской патриотической общественности одобрил бы настоящую кокарду, украшавшую головной убор генерала Югославского войска в Отечестве, — югославскую кокарду, с орлом, на груди которого был не только сербский герб, но и словенские звезды и даже… хорватская шаховница, ставшая излюбленным символом усташей. Интересно, что та же недичевская кокарда появилась и на восковой фигуре, сделанной уже в XXI в. и переданной в музей на Равна-Горе Министерством культуры Сербии пару лет назад.