1. Теория и практика партизанской войны в Югославии до апреля 1941 г

1. Теория и практика партизанской войны в Югославии до апреля 1941 г

Прежде всего, необходимо сделать терминологическое уточнение. В классическом понимании, «партизанская война» (т. е. буквально «война партий» — «война [отдельных воинских] частей») в русском языке со времен Наполеоновских войн является названием для самостоятельных действий отдельных от армии отрядов (воинских, гражданских или смешанных), действующих в тылу и на флангах противника с общей целью дезорганизации его транспортной сети, линий связи и пунктов снабжения. В то же время в большинстве европейских языков используется термин «guerrilla warfare» (от исп. guerrilla — «малая война»), также возникший во время наполеоновских войн[28]. В сербском языке существовало собственное название для этого понятия — «четническая воина», при этом в возникновении этого явления стоит различать два источника — историческую традицию и военную идею[29].

Традиционное явление, когда сербы в поисках свободы и независимости уходили (имеется даже особый сербский глагол «одметнути се») в горы из мира закона и подчинения туркам, носило особое название — «хайдучия»[30]. В течение веков у сербов развились особые традиции и представления о поведении участников «хайдучии», сохранявшиеся в причудливом переплетении эпической поэзии, обычного права, этнографических особенностей и народного православия. День святого Георгия («Джурджевдан»), 6 мая, считался днем «хайдуцкой встречи», когда зазеленевшие горы позволяли уйти в горы, а День святого Димитрия («Митровдан»), 8 ноября, считался днем «хайдуцкого расставания», когда участники «хайдучии» из-за начинавшихся холодов возвращались с гор и пережидали зиму по тайным убежищам у доверенных лиц.

Такой доверенный пособник (серб. «ятак») доставлял скрывающемуся «хайдуку» провиант, размещал его у себя дома в зимнее время, снабжал информацией, получая взамен часть награбленного. Грабеж был одним из основных занятий участников «хайдучии», однако здесь также имелись свои правила и ограничения, которые защищали бедных («честным» считалось лишь нападение на торговцев и сборщиков налогов) и ограничивали убийства (убийства допускались лишь из мести за предательство, а также из «самообороны» при нападении властей и в случае сопротивления жертв грабежа). Кроме грабежей еще одним из занятий участников «хайдучии» было похищение с целью выкупа. Иногда участники «хайдучии» объединялись в отряды — «четы», во главе которых стоял атаман — «харамбаша»[31]. Во времена турецкого господства «хайдучия» представляла собой аналог настоящей повстанческой деятельности в миниатюре. Она была одним из способов выразить свое сопротивление иностранному господству, имевшему многократное численное превосходство. Однако после появления независимых национальных государств на Балканах «хайдучия стала выражением цивилизационного отставания и неразвитого аграрного общества, хотя в ней было и отражение конфликта между государством и крестьянами, в том числе сопротивление крестьянского населения новой и примитивной бюрократии, что привело к тому, что в народе она (хайдучия. — А. Т.) воспринималась упрощенно романтизированно, а ее представителей чествовали как смелых и свободных «горных царей»»[32]. К середине XIX в. явление «хайдучии» на территории Сербии вырождалось в бандитизм (именно так стали переводить этот термин на сербский язык). Властям обновленной Сербии удалось его почти полностью ликвидировать, хотя в наиболее отдаленных гористых районах страны рецидивы все-таки случались[33]. Исчезая в горах Сербского королевства, «хайдучия» как явление не исчезала из сердец его населения и их соплеменников из сопредельных империй, сохраняясь в менталитете в форме представлений о возможности (в случае необходимости) вмешательства частного лица (частных лиц) в sancta sanctorum любого государства — применение вооруженной силы (насилия) для решения внутренних и внешних конфликтов[34].

В то же время нельзя не заметить и непосредственного вклада военных идей В развитие явления «четническои войны» у сербов. Для югославянских народов (а точнее сказать, для сербов, черногорцев, хорватов и босняков) военные действия «асимметричного» характера вовсе не были новинкой. Своеобразное геополитическое положение их родины (в гористом пограничье двух великих империй — Австрии и Турции) способствовало не только развитию в XVII–XVIII вв. такого явления, как «хайдучия», но и разработке особых навыков и способов ведения боя, необычных в эпоху, когда боевые действия велись строем, походившим на нынешние парадные «коробки». Эти навыки южнославянских народов активно использовались соседними государствами для формирования частей легкой пехоты и легкой кавалерии. Согласно авторитетному западному исследователю истории иррегулярной тактики В. Лакиеру, вплоть до середины XVIII в. европейская военная мысль сравнительно мало знала о тактике боевых действий небольших воинских частей[35]. «Специфические работы по партизанской войне стали появляться лишь к середине восемнадцатого века, они в основном возникали под влиянием действий маленьких, легких, высокомобильных частей, которые находились на службе в австрийской армии с семнадцатого века. Эти части, состоявшие из пандуров (т. е. сербов. —А. Т.) и хорватов, получили значительный боевой опыт в областях, примыкавших к Турции»[36].

Впрочем, для развития идеи партизанской войны непосредственно в самой Сербии куда большее значение имела деятельность еще одной австрийской воинской формации — сербского фрайкора. Эти части формировались из сербских добровольцев и предназначались для того, чтобы помешать турецким фуражирам, движению отдельных небольших частей и курьеров, а также для рейдов в глубь подконтрольной туркам территории[37]. Значительную часть операций Первого сербского восстания 1804–1813 гг. также можно рассматривать в контексте «малой войны». После создания автономного сербского княжества идея о применении в сербской армии партизанских операций возникла не сразу, ведь шел диаметрально противоположный процесс — выстраивание регулярной армии, завершившийся лишь во времена правления Милана Обреновича. При этом само слово «четник» зафиксировал в своем толковом словаре сербского языка в 1818 г. еще В. Караджич. Первая написанная сербом книга о партизанской войне вышла на русском языке в России, однако она вряд ли привлекла внимание соплеменников автора[38]. В то время в самой Сербии гораздо большей популярностью пользовались переводы иностранных авторов[39]. Первая относительно самостоятельная работа, окончательно закрепившая терминологию организованной «четнической войны», увидела свет лишь в 1868 г.[40] Нельзя не отметить, что эти работы являлись отражением остроактуального момента (сербского восстания в Австрии в 1848 г. и планировавшегося общеславянского восстания в Турции в 1867 г.). Впервые сербская армия попыталась использовать четнические добровольческие части под командованием М. Милоевича и Н. Дучича во время Восточного кризиса 1875–1878 гг.[41] Опыт восстания в Боснии и Герцеговине в дальнейшем существенно повлиял на поколение сербских четников, действовавших в начале XX в. в Македонии и Старой Сербии[42]. Тогда же сформировался modus vivendi деятельности четнической организации на сопредельной территории в мирное время: как формально неправительственного движения, не имевшего официального одобрения парламента или решения правительства, но существовавшего с ведома государства, при индивидуальной поддержке его действий активными государственными чиновниками и офицерами, с опорой на финансирование и на вооружение из государственных арсеналов. Стоит отметить, что подобная модель имела место и у болгарских («македонских») комитов, и у греческих андартов. В Сербии четниками с 1903 г. руководила Сербская революционная (четническая) организация как объединение частных лиц (среди которых были видные военные и политики), с 1906 г. четникам стало помогать тайное «Верховное правление» при консульском отделении Министерства иностранных дел Сербии, в 1908–1909 гг. деятельность чет была приостановлена, но кадрами четников заинтересовалась новосформированная «Народная оборона», в 1911 г. четническая деятельность возобновилась под непосредственным влиянием энтузиастов из организации «Объединение или смерть», тесно связанной с сербской военной разведкой. В результате командование сербскими четами перешло к участникам узкой, с доминированием офицеров организации «Объединение или смерть», действовавшей под личиной своего членства в широкой, преимущественно гражданской организации «Народная оборона», а иногда руководство осуществлялось и напрямую — через офицеров разведки сербского Генерального штаба[43].

Тесное переплетение возможностей военного аппарата, тайных обществ и частной инициативы особенно проявилось в начале XX в. в деятельности сербской четнической организации. В то время подготовкой четников из граждан Сербии и сербов из сопредельных государств занимались отдельные офицеры военной разведки королевства с использованием армейского оборудования, но в полной конспирации. Подготовка кадров для четнического движения активно осуществлялась в 1903–1912 гг.[44] При этом подготовка проводилась не только для жителей Турции, но и для проникнутой националистическими настроениями сербской молодежи из Австрии. Сохранилось подробное описание такого курса, когда группа сербской молодежи, прибывшая без паспортов в конце июня 1912 г. в Белград через австрийский г. Земун, в течение шести недель в горных палаточных лагерях проходила обучение на юге Сербии. В полевых условиях курсанты изучали теорию и практику партизанских действий, занимались стрелковой подготовкой, изготовлением самодельных и использованием фабричных гранат, практикой применения взрывчатых веществ для диверсий на мостах и железных дорогах, обучались правилам выживания в природных условиях. Проводилась и более ускоренная подготовка в городских условиях, где применялись учебные пособия по минно-подрывным действиям и тактике четнических операций[45].

В годы Балканских войн 1912–1913 гг. отряды четников-добровольцев сыграли важную роль — они были задействованы в качестве авангарда для наступавших армий, размягчая линию обороны противника и облегчая продвижение основных сербских сил[46]. В ходе Первой мировой войны четниче-ские операции не использовались в сербской армии вплоть до оставления территории Сербии. Сербский премьер Н. Пашич объяснял это тем, что «не одно и то же пользоваться террористическими методами в Турции и в Австро-Венгрии», так как: «…в Турции было необходимо так действовать, так как там и болгары, и греки, и турки имели такую организацию, поэтому ее нужно было иметь и нам. Но Европа об этом знала. Мы ей сообщили, что в Турции мы можем защищаться только оружием, и это Европа знала и осудила Турцию на большие страдания. Это не могло бы быть разрешено и в Австрии. Это старое государство. У нее тысячелетняя династия. Европа этого бы не потерпела, и мы бы выглядели очень скверно в глазах Европы в этом случае, так как нам и так приписывают разные заговоры и убийства…»[47] Поскольку регулярные сербские части взяли высокий темп наступления, они оторвались от обоза, и четники, входившие в города до них, распространяли местным властям освобожденных территорий приказ о сборе продовольствия и подготовке к встрече сербских войск. После вхождения в город сербских войск четники выполняли функцию боевого охранения и разведки перед частями сербской армии, размещавшимися в городе. При этом те же четники арестовывали и расстреливали наиболее открытых противников сербской армии[48]. Единственным исключением было Топлицкое восстание, когда сербским военным удалось сделать вызывавший признание современников прорыв в деятельности специальных операций: в 1916 г. в Македонии и Сербии сербские четники впервые в военной истории высаживались в тылу противника с самолетов для организации и проведения диверсий и мятежей[49].

После Балканских войн и Первой мировой войны четники вновь пригодились, на сей раз в качестве летучих отрядов из местных жителей, которые служили важным инструментом в борьбе против албанских и болгарских сепаратистов[50]. Их жесткие действия использовались краткосрочно, после решения наиболее острых проблем четнические организации были фактически превращены в ветеранские общества, сеть которых распространялась по всей Югославии, а большинство членов были сербами. Через неофициальные дотации правительство поддерживало эти организации, видя в них консервативный оплот на случай местных антигосударственных возмущений[51]. Эта четническая организация стала важным фактором, повлиявшим на возникновение движения четников в годы Второй мировой войны. Именно от этих четников в движение Д. Михаиловича проникла традиционная символика сербских четников начала XX в. — черное знамя с черепом и костями. Эта эмблема напоминала не натуралистичный нацистский символ, а схематическую адамову голову на православном кресте. На флаге также был написан девиз — «Слобода или смрт» («Свобода или смерть»). Во главе четнической организации стоял один из организаторов Топлицкого восстания Коста Печанац.

В официальной военной доктрине королевской Югославии идея партизанской войны оказалась в определенном застое.

Топлицкое восстание оказалось негативным стимулом в этом плане, в течение долгого времени оно рассматривалось как пример нецелесообразности привлечения гражданских лиц к партизанским действиям. В армиях крупнейших государств Европы (Франции, Великобритании, Германии) в межвоенное время отношение к партизанской войне было скептическим и полностью пренебрежительным. В результате в разработанном в 1929 г. югославском «Наставлении о ведении четнической войны» под черкивалась необходимость действий четников как исключительно воинских формирований. Речь шла о действиях небольших, хорошо обученных групп в тылу противника в тесной связи с оперативным руководством вооруженных сил. Партизанская борьба с массовым привлечением гражданского населения строго запрещалась, как источник чрезмерных потерь среди мирного населения в результате контрпаргизанских мер противника. Фактически, кроме специальных операций в ходе боевых действий на коммуникациях и во фланге противника, войсковое четничество не предназначалось для организации активного сопротивления неприятелю. В случае, если небольшие группы воинов-четников оказались бы на временно оккупированной неприятелем территории, они должны были лишь заниматься организацией подпольной сети в ожидании подхода основных сил своей армии (и ее союзников), начиная массовую боевую работу лишь при приближении последних[52].

Работа по ускоренному воплощению этих идей в жизнь началась лишь спустя 10 лет после разработки наставления 1929 г., после аншлюса Австрии в 1938 г., когда появился так называемый план «S», по которому должны были действовать югославские вооруженные силы для защиты от нападения Италии и/или Германии. В этом плане содержались предложения о формировании в составе королевской армии конкретных частей четников для поддержки боевых действий регулярной армии, без какой-либо связи с существовавшими четническими организациями. Первые части военных четников (фактически «коммандос» для специальных операций) возникли лишь в мае 1940 г. Их формирование совпало по времени с отчаянным стремлением У. Черчилля «поджечь Европу» и с откровенным желанием Англии превратить Балканы в арену кровавых партизанских войн для изматывания сил вермахта[53].

Начальником штаба четников был дивизионный генерал Михайло Михаилович, который стоял во главе Четнической команды, распоряжавшейся штабом и 7 батальонами, распределенными по всей стране (1-й в Нови-Саде, 2-й в Сараево, 3-й в Скопье, 4-й в Карловаце, 5-й в Нише, 6-й в Мостаре и 7-й, чье формирование не было закончено, в Кра-лево). Каждый батальон состоял из штаба и двух-трех рот. Каждая рота состояла из четырех взводов. Взвод насчитывал по 20 человек, разделенных на шесть троек — низшего организационного звена для выполнения отдельных специальных заданий. Таким образом, в батальоне было от 16 до 21 офицера, 13–18 унтер-офицеров и 205–285 солдат. Офицерский, унтер-офицерский и рядовой состав батальонов формировался из добровольно вызвавшихся офицеров и сержантов и отборных солдат. Офицеры проходили специальный трехмесячный курс по теории и практике партизанской войны при Четнической команде. Кроме того, весь состав батальонов проходил совместное обучение в несколько фаз: общее пехотное обучение (для солдат-рекрутов), стрелковая подготовка, форсирование водных препятствий (плавание, гребля), ориентирование на местности и топографическая съемка, скрытное передвижение и организация засад, действия в горах и в зимних условиях, минно-диверсионное дело и парашютная подготовка. Подготовленные таким образом офицеры и унтер-офицеры из батальонов четников были способны и сами выступать в роли инструкторов по партизанской и анти-партизанской деятельности. Пробный трехнедельный курс подготовки к партизанской войне для допризывной молодежи 14–18 лет они провели летом 1940 г. в Сараево для членов военно-спортивной организации «Сокол». Несколько коротких курсов по основам защиты против десантов и диверсантов противника, на основании опыта войны на Западном фронте 1940 г., офицеры-четники провели для офицерского и унтер-офицерского составачастей, охранявших аэродромы, фабрики, транспортные и коммуникационные узлы.

Для выполнения непосредственно возложенных задач воинские четнические подразделения получили специальное оружие и оборудование: укороченные карабины, особой формы ножи и кастеты, форму для войны в горах. Поскольку эти части не имели в своем арсенале артиллерии, минометов и даже пулеметов, было решено добавить им огневой мощи стрелкового оружия. Для рядового и унтер-офицерского были заказаны мощные пистолеты-пулеметы Томпсона Ml928, а для офицеров — громоздкие многозарядные маузеры С-96 с деревянными кобурами. Кроме того, на вооружении состояло три типа ручных гранат (наступательных и оборонительных), а также шашки ВВ с капсюлями и бикфордовым шнуром для диверсий. Транспорт и радиосвязь были слабой точкой, в каждом батальоне имелось всего по три мотоцикла «Цундап», а для радиосвязи использовались средства крупных соединений, в интересах которых действовали отдельные батальоны. Другим слабым местом было полное отсутствие в частях противотанковой техники (мин, ружей, гранат), что пытались восполнить обучением использования инженерных заграждений и импровизированных взрывных и зажигательных устройств. Солдаты и офицеры носили традиционный головной убор четников — островерхий колпак из овчины с адамовой головой. Национальный состав батальонов пополнялся из «титульной трехименной югославской нации». В 1-м, 2-м, 3-м, 5-м и 7-м батальонах преобладали сербы, в 4-м и 6-м было больше хорватов, чем сербов, словенцев в четнические батальоны вызвалось мало[54].

В Апрельской войне четнические батальоны, как, впрочем, и вся югославская армия, не успели оказать заметного сопротивления, в сложившейся неразберихе многие из них не получили всего вооружения и не прибыли к местам своего развертывания. Штаб Четнической команды, а также остатки 2-го и 7-го батальонов сдались немцам 18 апреля в Сараево, 3-й батальон попытался блокировать Качаникское ущелье на юге Сербии, но столкнулся с колонной немецкой бронетехники и после серьезных потерь сдался в плен 12 апреля, 5-й батальон с боями отступил к г. Кралеву, где 14 апреля попал в плен к немцам. В батальонах со значительным числом хорватов ситуация была еще плачевней — 4-й батальон был охвачен усташской пропагандой и перешел на сторону немцев

10 апреля, в 6-м батальоне сербские офицеры смогли удержать ситуацию под контролем, чему способствовала и переброска части на территорию Сербии, однако и этот батальон после нескольких дней сражений сдался немцам в районе Горни-Милановац, а хорватская часть батальона вернулась в Герцеговину и еще до окончания военных действий вступила в ряды усташской армии. Единственным исключением был 1-й четнический батальон, который после нескольких боев в отступлении 11 апреля 1941 г. был выделен для охраны боснийского аэродрома Биелина. На следующий день батальон вступил в затяжной бой с высадившимися на аэродром немецкими парашютистами и отступил лишь после подхода немецких танков; в то же время на разбитый батальон напали усташские добровольцы, в результате чего из батальона спаслись лишь несколько человек. В ходе отступления в Сербию в начале мая 1941 г. они примкнули к группе Д. Михаиловича. Это были командир 1-го четнического батальона майор М. Палошевич, капитан М. Релич, поручик Б. Илич, подпоручик П. Мешкович, сержант Г. Айваз и четверо солдат[55].