Корфу

Корфу

Остров Корфу в Древней Греции называли Керкира. Переходя из рук в руки, он стал владением Венецианской республики, пока не был занят французскими войсками вместе со всеми Ионическими островами. Корфу являлся ядром этих островов. Удобная бухта, прикрытая островом Видо, верфь и крепости делали Корфу неприступным оплотом и удобной базой для действий против берегов Греции, Италии и Турции. Теперь эту твердыню предстояло атаковать Российскому флоту.

Как уже известно, сразу после завершения осады Занте Ф. Ф. Ушаков направил отряд капитана И. А. Селивачева для блокады Корфу. 24 октября Селивачев прибыл к Корфу и, разделив отряд на две части, закрыл выходы из Северного и Южного проливов между Корфу и Видо, ведущих к порту. Оставив «Богоявление» с двумя турецкими фрегатами в Северном проливе, сам он с остальными занял Южный. В порту стояли, кроме малых и торговых судов, французские линейные корабли: 70-пушечный «Женерё», 60-пушечный «Леандр» (находившийся в ремонте), 32-пушечный фрегат «Брюн», 2 бомбардирских корабля и до десятка галер и шебек. Так как они могли вырваться, по прибытии 31 октября корабля «Троица» и турецкого фрегата Селивачев направил их к северному проходу, прикрыв оба примерно равными силами, мало уступающими по мощи неприятельским. 1 ноября капитан рапортовал Ушакову о ходе блокады. Он писал, что местные жители, встретившие русские корабли с радостью, просили не высаживать турок, обещая выставить в помощь 10–15 тысяч человек. Посланный в крепость капитан-лейтенант Шостак был встречен французским командованием любезно, но требование капитулировать вызвало недоумение. Французы не предполагали, что сильную крепость способен взять флот, а тем более появившийся небольшой отряд.

Французская эскадра проявляла активность. Селивачев сообщал: «Капитан французского корабля большой рискун: как скоро есть ветер, то снимается и ходит под парусами, стараясь напасть на какое-нибудь судно; издали ходит очень хорошо, пушки большого калибра и весьма далеко берут; в близость не подходит, а на своем выстреле старается палить, а если чуть к нему приблизился, то и бежать под крепость. Жители уведомляют, что он ожидает шестидесятного английского корабля, чтобы вместе со всеми своими судами бежать».

Английским кораблем был «Леандр», который на «Женерё» взял капитан Ле-Жоаль, ныне оказавшийся старшим командиром на рейде. При таком решительном противнике следовало держать ухо востро, и Селивачев отказался от мысли послать Алексиано в крейсерство, ибо быстроходные суда противника можно было перехватить только в узкости, а на просторе тяжелые русские корабли не могли бы их догнать. Что же касается турок, то корабль паши старался держаться в стороне, в безопасности, и надежда на его быстроходность была невелика. Селивачев просил, если сам Ушаков скоро не прибудет, прислать корабль и фрегат. Крейсируя под парусами в проливах, его корабли взяли разбойничий 18-пушечный бриг и задержали несколько подозрительных торговых судов.

После взятия Санта-Мавры Ушаков намеревался всеми силами атаковать Корфу и при необходимости защищать от десантов берега Венецианского залива; 3 ноября он писал об этом Нельсону. 12 ноября «Святой Павел» прибыл к острову. Сразу же начались действия по усилению блокады. Заняв островок Лазаретто, где французы сооружали батарею, русские моряки по приказу Ушакова продолжили постройку. Развернув главные силы эскадры полукружием у островов Видо и Корфу, флагман выделил для блокады Южного прохода корабли «Захарий и Елисавета», «Святая Троица», фрегат «Григорий Великия Армении» и турецкий вице-адмиральский, а в Северном — корабли «Богоявление» и 2 турецких, фрегат «Счастливый».

В адмиралтействе порта Гуино нашли, кроме затонувших от ветхости кораблей, только немного леса для ремонта кораблей, а в порту, кроме купеческих, задержанные Селивачевым суда. Ушаков наметил выслать судно «Панагия Апотуменгана» и турецкий корвет для крейсерства между островами и албанским берегом, чтобы препятствовать противнику пополнять запасы морем, а ночами патрулировать расположение эскадры вооруженными шлюпками. На горе острова Корфу учредили маяк (наблюдательный пост), с которого были видны суда, проходящие из Адриатического моря в Архипелаг и Средиземное море.

Уже 12 ноября Ле-Жоаль проверил боеспособность союзной эскадры. «Женерё» при умеренном южном ветре направился в Южный пролив и вел перестрелку с кораблем «Троица», когда же «Захарий и Елисавета» попытался приблизиться, то француз по ветру под всеми парусами отошел к крепости. Вскоре он повторил попытку, на сей раз против русского флагманского корабля. Здесь сражение оказалось более серьезным. Из-за дальности большие пушки действовали навесным огнем. После перестрелки, в которой «Святой Павел» показал свое преимущество, «Женерё» возвратился под крепость с повреждениями: на нем была разбита кормовая галерея, сбит гик с флагом, сделано несколько пробоин и убито 8 человек, тогда как «Святой Павел», кроме нескольких перебитых снастей, ущерба не понес, а на «Троице» ядро пробило бизань-мачту. Флагман приказал лавировать в готовности, кроме патрульных, кораблю «Магдалина», фрегатам «Николай» и турецкому, но после отхода противника они вернулись на свои места.

13 ноября флагман дал приказ капитану Кикину высадить десант из сотни гренадер и мушкетеров, которым предстояло при помощи местных жителей выдвинуться к крепости и постараться, изображая большую силу, заставить французов оставить внешние укрепления. Началось оборудование батареи. У Кикина и артиллерийского лейтенанта Ганфельда было всего 128 человек, которые к 15 ноября установили на холме у деревни Мандуки севернее крепости батарею из 2 картаульных единорогов, 53-фунтовой гаубицы, 2 такого же калибра мортир и 4 малых полевых пушек. В тот же день началась канонада. Батарея и орудия крепости вели перестрелку днем и ночью. Французы делали вылазки, но с кораблей сразу посылали подкрепление, так что на батарее бывало не менее 300 человек, которые отбивали атаки, а местные жители и турки, расположенные поблизости, пресекали попытки французов захватывать продовольствие в соседних деревнях.

В отличие от других островов, где французы быстро капитулировали, на Корфу они собирались защищаться и совершали набеги на ближайшие деревни для пополнения запасов провианта. Посему корфиоты разделились на сторонников и противников французов. Сторонники исходили из того, что деревни противников французы разоряли; кроме того, они не доверяли туркам. В частности, возникла опасность, что жители деревни Горицы могут выступить в поддержку французов, чтобы не подвергаться их набегам и разорению. Ушаков, зная об этом, 15 ноября обратился к жителям с посланием. Он обещал защиту от нападений, но угрожал, что, если жители Гориц присоединятся к неприятелю, высаженные на берег албанцы сожгут деревню.

Очевидно, население предпочло выступить против французов. Около полудня 17 ноября посланцы деревень Беницы и Горицы прибыли на «Святой Павел» и обратились к Ушакову с просьбой о защите. При недостатке сил флагман не торопился с сооружением батареи южнее крепости, ибо наличные корабли были заняты, и ожидал прибытия подкреплений. Но жители просили дать для начала две-три пушки с небольшим числом людей и обещали, что им в помощь будет до двух тысяч вооруженных людей. Ушаков согласился. 17 ноября, отдавая ордер лейтенанту М. И. Ратманову о перевозке на шебеке «Святой Макарий» грузов для постройки батареи у церкви Святого Пантелеймона, вице-адмирал сообщал ему, что батарею будут сооружать сами жители. Постройку он поручил инженеру Маркати, а пушки, артиллеристов и офицеров следовало выделить капитану 2-го ранга Поскочину. Батарею соорудили в одни сутки; не дожидаясь подкреплений, Маркати открыл по крепости огонь, причинивший ей значительный ущерб.

Французы не смирились. 20 ноября, до прибытия союзных подкреплений, около шестисот человек французских войск атаковали южную батарею. Полторы тысячи местных жителей, непривычные к бою, сразу рассеялись, и 17 защитников батареи, включая поручика Кантарино и инженера Маркати, были взяты подавляющим противником; только 2 канонира и 2 солдата успели бежать и спастись на борту шебеки. Во время первой вылазки из крепости оборонявшиеся перестреливались с северной батареей, а позднее направили на нее тысячный отряд. Но здесь они встретили отпор. На батарее были 310 русских, сотня турецких воинов, 30 албанцев капитана Кирко и несколько местных жителей под общей командой капитана Кикина. Островитяне разбежались при подходе неприятеля. Французы атаковали решительно с трех сторон, но были встречены ружейно-пушечным огнем. Бой продолжался до вечера. Защитники штыками отбросили нападавших и вернулись на батарею, куда уже прибыло подкрепление с эскадры. Французы потеряли свыше сотни человек только убитыми; русские лишились 31 человека убитыми, ранеными 72, в том числе трех офицеров. После этой вылазки французы не решались более атаковать батарею и ограничивались набегами в южную часть острова за продовольствием. Но и здесь они получали отпор от десантных войск и расположенных поблизости албанцев.

После сооружения батарей возникла новая проблема. На эскадре не было избытка боеприпасов, и пришлось отдать приказ экономить снаряды, пока не пришли остальные корабли.

Первый же взгляд на укрепления Корфу заставлял задуматься о трудностях штурма. Крепость венецианцы возвели на гористом мысе с крутыми берегами. Французские инженеры укрепили ее, установили новую артиллерию, укрыли в скалах пороховые погреба. Со стороны суши крепость была защищена земляным валом с бастионами и редутом. От города ее отделял широкий канал. Севернее была построена французскими инженерами новая крепость, соединенная со старой земляным валом, протянутым вдоль берега пролива. С другой стороны морские подступы к крепости и стоящим в военной гавани судам прикрывали батареи острова Видо.

Рассчитывать с легкостью овладеть Корфу, как прочими островами, не следовало и надеяться. Против трехтысячного гарнизона у Ушакова для отправки на берег было не более нескольких сот солдат и матросов, если он хотел оставить корабли боеспособными, каждый из которых был на счету. Это видно из строгого ордера командиру аката «Святая Ирина», который долго не возвращался из плавания к Ахтиару. Флагмана беспокоило, что пока блокада недостаточно эффективна и французы, у которых еще оставались корабли, способны как высадить подкрепление из Анконы, так и совершить вылазку судами, стоявшими в порту острова. Потому 15 ноября Ушаков вновь писал Сенявину и торопил его быстрее идти от Санта-Мавры к Корфу.

Второй причиной для беспокойства служила проблема снабжения. Турецкие власти не торопились доставлять потребное соединенной эскадре продовольствие, и 15 ноября Ушаков послал гардемарина Мавро Михайли с письмом к морейскому паше, которого просил о скорейшей доставке провизии. Он обращался и к Кадыр-бею, чтобы тот со своей стороны добивался от Порты регулярных поставок. Томара 16 ноября писал Ушакову, что запас продовольствия в Константинополе собран и вся проблема в его доставке. Павел I издал указ выделить деньги для снабжения кораблей, но недостаток провизии надолго оказался чуть ли не решающим фактором, задержавшим боевые действия.

Тем временем Томара послал письмо, в котором сформулировал политические задачи Ушакова. Дипломат объяснял адмиралу, что не следует мешать проявлениям жестокости турок в отношении французов, с целью нарушить в дальнейшем отношения между двумя странами. К чести Ушакова, он не воспользовался этой рекомендацией. Однако он взял на вооружение мысли о том, что необходимо привлекать греков на сторону России и постараться, в случае взятия Корфу, сделать крепость нашим форпостом на Средиземном море.

Приступая к сложной осаде Корфу, Ушаков не намеревался распылять свои и так недостаточные силы. Получив письмо полномочного министра при неаполитанском дворе В. В. Мусина-Пушкина-Брюса с просьбой о действиях против Анконы, вице-адмирал 20 ноября отвечал, что сам ожидает десанта из Анконы и не может выполнить пожелание короля, пока не овладеет крепостью Корфу и не получит возможность отремонтировать корабли, пострадавшие в плавании. В том же письме он изложил свой план действий — в ближайшее время овладеть островом Видо и, обстреливая крепости с двух сторон, окончательно взять Корфу. Однако потребовалось еще три месяца, прежде чем этот план удалось осуществить.

Нелегкими оказались отношения с турками. Правда, Кадыр-бей был послушен уважаемому Ушак-паше, но и он не все мог сделать. В его силах было покарать своего солдата, который убил русского канонира на батарее. Но он не мог воздействовать на местных пашей, которым следовало выделить войска в помощь союзной эскадре и обеспечить ее продовольствием. Основную сложность составляли взаимоотношения с Али-пашой из Янины. Этот жестокий и умный политик добивался своих целей, не задумываясь о крови. Когда он взял город Превезу, состоявший под властью французов, его головорезы истребили местное население. В результате жители других городов и думать не хотели о совместных с ним действиях. А именно от Али-паши должны были поступить самые крупные воинские силы для действий на Корфу. Более того, его влияние сказывалось и в других районах. Паши, боясь его, не торопились исполнять предписания дивана, ибо правитель Янины не очень-то слушался повелений и самого султана. На такого-то человека Ушакову предстояло рассчитывать как на помощника!

1 декабря Ушаков приказал капитан-лейтенанту Г. Г. Белле на фрегате «Счастливый», взяв с собой турецкий фрегат, как можно быстрее доставить двухтысячный отряд албанцев Мустафы-паши. Он писал в ордере: «…часа одного пропустить не надобно». Однако этого было недостаточно, и уже 2 декабря флагман вновь обратился к Али-паше, настаивая на присылке войск, обещанных Портой, ибо от владетеля Янины зависело поведение других пашей. О том же вице-адмирал писал и Кадыр-бею, особенно упирая на то, что войска должны прибывать со своим провиантом, порохом и пулями. В письме Али-паше он отметил, что один из присланных с албанцами начальников отказался повиноваться, и требовал его примерного наказания.

В ноябре русское командование начало ужесточать блокаду на суше и море, а пополнение облегчало эту задачу. 30 ноября Ушаков приказал лейтенанту А. Влито, командиру аката «Святая Ирина», расположиться южнее крепости, чтобы не допускать французов к мельнице и в деревню Горицы; в его распоряжение флагман передал лейтенанта М. И. Ратманова с трофейной шебекой «Макарий». 1 декабря вице-адмирал обратился к жителям деревни Алевки, требуя не верить агитации французов, а помогать бить их.

Не оставались в покое и французские корабли. «Женерё» при удобном ветре пытался прорваться либо перехватить легкие суда, идущие к эскадре, но не добивался успеха благодаря деятельности лавировавших в проливах судов.

3 декабря французы попытались осуществить вылазку из крепости, желая перехватить часть албанцев и местных жителей, но при виде приближающихся подкреплений ретировались.

Осажденные пытались установить связь с внешним миром. 2 декабря Ушаков выразил неудовольствие, что Селивачев пропустил судно от Корфу, ограничившись осмотром, а не направил его к командующему, и потребовал, чтобы такое не повторялось. Он предполагал, что на судне непременно отправили письма осажденных.

Медленно собирались силы. Сенявин, отправившийся 16 ноября от Санта-Мавры, преодолевая штиль и ветры, прибыл 22 ноября. Кораблей было мало, по-прежнему плохо дело обстояло с продовольствием и оружием для войск на острове. До получения обещанного турками предстояло рассчитывать только на экономию провизии, остававшуюся на кораблях. Обычно эту экономию (если ее не присваивал нечестный командир) расходовали на нужды экипажа. Крайняя необходимость заставила вице-адмирала воспользоваться и этими крохами. Он запросил командиров кораблей о наличии запасов. 1 декабря он потребовал от Селивачева поделиться частью провизии с другими командирами и прислать весь запас трофейных пуль флагману. Очевидно, Селивачев ответил, что экономии нет, ибо 4 декабря Ушаков вновь обратился к нему, требуя немедленно сообщить о запасе провизии; он писал: «Если у вас экономии действительно нет, то величайшее преступление вы сделали против закона и в крайнее бедствие повергаете служителей».

Нервный характер ордеров можно понять. Без продовольствия русские, а тем более турки, вряд ли могли воевать. Время текло. Французы получали возможность укрепиться или получить подкрепление, а Ушакову ни провизии, ни боеприпасов, ни пополнения не присылали. Оставалось надеяться, что удастся уговорить Али-пашу. Вице-адмирал писал и ему, и Кадыр-бею, и морейскому паше. 10 декабря Ушаков послал бригантину «Феникс»; ее командиру лейтенанту Морскому следовало потребовать скорейшей отправки войск Ибрагим-паши.

Наконец, 9 декабря присоединилась эскадра Сорокина. Из-за нехватки провизии она не могла оставаться с английским флотом у Александрии и отправилась к Корфу.

Томара 16 декабря доносил Павлу I, что Порта назначила командующим трехтысячным отрядом для поддержки союзной эскадры на Албанском берегу Ибрагим-пашу, человека умеренного. Но Ушаков вполне резонно считал, что этого недостаточно. К этому времени основные работы по блокаде завершились, и 18 декабря флагман мог как рапортовать о своих действиях, так и сформулировать нужды и трудности в письмах, направленных по разным адресам. Он 18 декабря писал Кушелеву о нехватке войск для осады. Вице-адмирал просил, чтобы турки прислали деньги для оплаты нанятых им надежных албанцев, ибо войск было мало, а солдат Али-паши он считал ненадежными, тем более что жители стали опасаться после их появления на острове за свои жилища и семьи. О том же Ушаков писал Томаре. Его беспокоило, что появляется основа для профранцузской агитации некоего Факинея; вице-адмирал был уверен, что, если доверить взятие Корфу одним туркам, они не добьются успеха, а при вступлении в дело Али-паши корфиоты будут защищать остров вместе с французами. Вице-адмирал жаловался полномочному министру, что турки не доставляют провизию, а покупать ее на месте сложно, ибо запасы острова были невелики, а на эскадре не было достаточно денег. В рапорте Адмиралтейств-коллегии он сообщал о прибытии из Ахтиара аката «Святая Ирина», шхуны № 1, новокупленной бригантины и транспортной бригантины «Феникс», причем последняя доставила недоброкачественное мясо, а уксус наполовину вытек из плохих бочек; Ушаков собирался, оставив новую бригантину брандвахтой у Санта-Мавры, транспортную вернуть в Ахтиар после ремонта.

Опасной оставалась позиция Али-паши, которого Ушаков обвинял в самовластии и саботаже. В частности, из 12 тысяч войск, которые должны были поставить турецкие паши, они прислали очень мало, ибо опасались владетеля Янины. Сообщая о переписке Али-паши с французами, вице-адмирал докладывал, что ему удалось (видимо, намекая на опалу султана) заставить непокорного пашу обещать прислать столько войск, сколько потребует главнокомандующий, чтобы их число не превышало численность войск других пашей. Понятно, что флагман опасался вероломства палача Превезы. Но Али-паша не торопился выполнять обещания, и момент решительного штурма никак не приближался.

Докладывая Императору о просьбе неаполитанского правительства помочь действиями против Анконы, вице-адмирал ожидал указаний, что делать, пока Корфу не взят и нет провизии. С другой стороны, Нельсон в письме намекал, что английская эскадра при Александрии долго не получает союзной помощи. Однако Ушаков был твердо уверен, что, пока не взят Корфу, нельзя распылять силы. 21 декабря он сделал замечание Селивачеву за его сомнение, сможет ли он с наличными силами не выпустить неприятельские корабли, и напомнил, что поддержкой ему при необходимости послужат корабли турецкого вице-адмирала, с которым следовало договориться о взаимодействии.

Следующий день флагман вновь посвятил просьбам. Он писал Кадыр-бею, чтобы тот снесся с Портой об оплате нанятых для осады 300 албанцев. О доставке продовольствия письма пошли Шукри-Эфенди, Мавро Михайли и Морейскому паше.

А французы проявляли активность на море. 25 декабря сквозь русскую блокаду на остров при поддержке французских кораблей прошла бригантина. При этом завязался бой. 26 декабря Ушаков сделал выговор А. Влито за то, что тот пропустил это судно, которое было удобно перехватить именно легким судам. Селивачеву он дал приказ тщательно защищать Южный пролив с выделенными ему судами. Так как в море виднелись несколько судов, вице-адмирал послал отряд Сорокина для наблюдения за противником в Южном проливе, а капитан-лейтенанта Константинова направил с той же целью к Северному. Селивачева он отозвал за пропуск судна и назначил командовать судами в Южном проливе капитана 1-го ранга Д. Н. Сенявина; в тексте приказа Ушаков обвинил Селивачева в том, что тот помешал шебеке «Макарий» взять неприятельское судно. Капитан-лейтенант Шостак получил выговор за то, что в бою подвел свой фрегат слишком близко к береговым батареям, рискуя получить без необходимости повреждения, которые негде было бы исправлять. Шостаку с фрегатом «Григорий Великия Армении» и шебекой «Макарий» следовало встать вблизи деревень Беница и Горица, чтобы защитить население, мельницы и склады зерна от набегов французов с моря или суши; при появлении неприятельских кораблей следовало отбить их атаку, стоя на шпринге. На время с ним оставались два корабля.

Итак, все суда были в действии. Посему, узнав о стоянке шедшей на подкрепление из Севастополя эскадры Пустошкина при Занте, Ушаков 29 декабря подготовил ордер контр-адмиралу идти к Корфу. На следующий день он приказал лейтенанту И. Бутакову с «новокупленной» бригантиной идти от острова Санта-Мавра к главным силам, взяв запас провизии на две недели. Флагман собирал к острову все, что возможно, чтобы не позволить противнику ускользнуть и разбить его наголову.

Тем временем Томара получил предложение Нельсона направить Ушакова к Анконе в помощь неаполитанцам. 31 декабря посол писал вице-адмиралу, что взятие Корфу остается главным предприятием русской эскадры, и рекомендовал направить к Анконе сильный отряд. Посол сообщал, что Порта посылает Али-паше повеление иметь с Ушаковым дружественные сношения и установить в Парге правление аналогичное тому, что организовали на Ионических островах. Томара считал, что в переговорах с непокорным пашой авторитет Ушак-паши может сыграть роль большую, чем фирманы султана. Он сообщал, что паше Авлонскому велено доставить войска, коих у него до трех тысяч, преимущественно христиан; писал Томара также о подписании русско-турецкого союзного договора 27 декабря и о присоединении к нему англичан.

Только 30 декабря 1799 года эскадра контр-адмирала Пустошкина прибыла к Корфу. Получив это подкрепление, Ушаков мог усилить крейсерство. 3 января он послал Пустошкина с его линейными кораблями, фрегатами «Казанская Богородица», «Счастливый» и 2 турецкими за остров Фано до Авлона, чтобы обнаружить французские корабли (о которых сообщали ранее шкиперы торговых судов) и стараться их взять или уничтожить.

На ночь принимали особые меры предосторожности. От каждого корабля Ушаков требовал вооруженную шлюпку с офицером; эти гребные суда до утра патрулировали стоянку эскадры. Дальше в море направляли трофейные полугалеры. С кораблей на смену посылали новых десантников для обслуживания батарей, направляли продовольствие.

Тем временем албанцы заявили, что если их не обеспечат провиантом, то они оставят батареи; примеру албанцев собирались последовать турки. Ушакову пришлось 7 января обратиться к Кадыр-бею с требованием навести порядок. Чтобы уменьшить нехватку продовольствия, пришлось передать албанцам запас муки, подготовленный из турецкого зерна для матросов российской эскадры. Ушаков предложил Кадыр-бею потребовать, чтобы паши доставляли своим людям провиант и пули. Паше Янинскому Ушаков выразил неудовольствие тем, что тот еще не прислал необходимое число войск. Вице-адмирал требовал, чтобы французов на Корфу не снабжали провизией, и выражал удивление, что албанские части стоят вдали от крепости и ему не доложили, кто ими командует.

Одновременно осложнилась обстановка на Аппенинском полуострове. В. В. Мусин-Пушкин-Брюс 6 января сообщал о том, что неаполитанская армия, направленная против французов, быстро растаяла и Неаполь заключил перемирие с французским генералом Шампионе. Он писал также, что Нельсона отозвали в Англию и во главе эскадры оставлен Кейт.

11 января Ушаков получил письма В. В. Мусина-Пушкина-Брюса и министра иностранных дел короля Фердинанда IV с просьбой доставить в Триест французских принцев. В тот же день вице-адмирал приказал Пустошкину с эскадрой идти к Бриндичи (Бриндизи), взять там маркиза де Галло, принцев и доставить их в Триест. По пути туда и обратно следовало производить поиск французских кораблей в районе островов Лисса, Лезина и Купкули и по возможности их истребить. Если бы корабли укрылись в Анконе, действия против них откладывались до более удобного времени. В этом ордере видно стремление вице-адмирала сочетать политические действия с военными, чтобы успеть все выполнить своими малыми силами.

В тот же день Ушаков приказал Сенявину усилить блокаду, чтобы французы не могли ни нападать на деревни, ни запасаться провизией со стороны моря. Он вновь собирался атаковать остров Видо. Но прошло еще немало времени, прежде чем этот замысел осуществился.

Причинами явились все те же неувязки с Али-пашой. 17 января Ушаков писал Кадыр-бею о том, что албанские войска не выполняют приказ блокировать крепость и расположились далеко от нее, в деревнях, заставляя жителей опасаться за свои дома. Флагман предлагал выдвинуть албанцев к крепости, чтобы воспрепятствовать набегам неприятеля. Он собирался начать действия против Корфу после возвращения Пустошкина и предлагал отобрать тысячу лучших албанцев; вместе с турками этот отряд мог способствовать началу действий. 18 января вице-адмирал вновь обращается к Али-паше о необходимости прислать его войскам пули и провиант.

Не имея свободных судов, Ушаков не мог часто сообщать в Константинополь о своих действиях, а посланные им с оказией письма, видимо, не доходили вовремя до адресата. 24 января Томара жаловался, что уже два месяца не получает известий прямо от Ушакова. Он сообщал, что предложение вице-адмирала создать отряды из албанцев для действий против берегов Италии одобрены Портой, и рекомендовал для обороны Ионических островов жителям создавать вооруженные отряды.

Томара сообщал также, что Турция посылает войска и канонерские лодки для блокады Египта, и передал пожелание Нельсона и Смита направить для тех же целей по два корабля и по два фрегата от российской и турецкой эскадр; турки обещали обеспечить их продовольствием, однако бурная погода не позволяла судам с провизией дойти до цели.

Оповещая Ушакова о том, что турки считают себя вправе поступать с французами вероломно, Томара рекомендовал, чтобы во всех сомнительных случаях турки сами подписывали документы. В частности, турки предлагали, чтобы Ушаков разрешил выпустить из гавани французские корабли, а турецкая эскадра взяла их в море. Конечно, не должно было быть умаления чести России. С другой стороны, турецкое вероломство и жестокость могли все более разрушать прежнюю франко-турецкую дружбу, что было выгодно российской дипломатии. Томара писал: «…не наше дело уговаривать турков держаться других правил».

24 января русская и турецкая эскадры охватывали Корфу с севера. В этот день прибыли требакул № 1 и «Панагия Апотуменгана». Местный грек сообщил Ушакову, что французское командование намерено послать в Анкону небольшое судно. Ночью действительно заметили трехмачтовое судно, направившееся из-за Видо к материку. Ушаков послал в погоню «Захарий» и «Богоявление», а также вооруженный катер с флагманского корабля. Корабли вышли только через час после первого сигнала. Ушаков делал сигналы «гнать за бегущим неприятелем, бить и брать в плен его корабли». Но было уже поздно. Катер вернулся, и мичман Богданов доложил, что найти судно ночью не смог. Всю ночь продолжалось патрулирование вооруженных шлюпок. Вечером следующего дня на патрулирование к востоку вышли полугалеры.

Вероятно, прорыв в ночь на 24 января был пробой прочности русской линии блокады. Через два дня прорыв повторился большими силами.

Вечером 26 января флагман по обыкновению приказал собрать по вооруженной шлюпке с каждого корабля для ночного патрулирования; в крейсерство к востоку, между островом Видо и албанским берегом, вышли полугалеры майора Маниота и гардемарина Драгиевича. Ничто не предвещало необычного. Но в исходе двадцать первого часа четыре ракеты, пущенные с одного из дозорных судов, сообщили о выходе больших судов. Ушаков немедленно приказал отправиться в погоню кораблям «Захарий и Елисавета» и «Богоявление»; те направились к Южному проливу, где началась пальба. Вскоре появился сигнал полугалеры о бегстве крупных кораблей. Ушаков послал мичмана Метаксу на турецкий контр-адмиральский корабль, но турок отказался идти, и пришлось отправить турецкий фрегат и фрегат «Панагия Апотуменгана». Вернувшийся после полуночи Драгиевич сообщил, что видел два судна, одно из них большое, которые шли к северному проливу без огней. Утром на обычных местах не увидели «Женерё», бриг и галеру.

В тот же день, 27 января, Ушаков писал о бегстве «Женерё» Томаре. Он надеялся, что крейсирующая эскадра контр-адмирала Пустошкина перехватит неприятеля. Вице-адмирал сокрушался, что не может взять остров. По-прежнему не хватало войск, а те, что уже прибыли, оказались без запаса пороха, пуль и провизии. Не было осадной артиллерии. Истощался запас снарядов к существующим пушкам, и ради экономии приходилось редко стрелять по крепости. Почти все труды по осаде лежали на эскадре. После отправки в крейсерство Пустошкина, а также русского и турецкого фрегатов к Бриндизи, флагман располагал столь небольшими силами, что не мог осуществлять серьезные предприятия и с трудом обеспечивал блокаду и деятельность батарей. Вице-адмирал, опасаясь обвинений в бездействии, вполне резонно писал, что никто не может вообразить взятие такой крепости только силами флота, но все же он продолжает работы и намечает скоро атаковать Видо.

Ушаков располагал всего двумя тысячами российских солдат против трех тысяч французских в крепости; албанских войск к тому времени насчитывалось всего три-три с половиной тысячи, вчетверо меньше обещанного. Как человек предусмотрительный, вице-адмирал полагал, что этого недостаточно.

Тревогу вызывало положение Неаполитанского королевства. Разгром его армии грозил выходом французов к Корфу по суше. Возрастала опасность высадки десанта. Подкрепление гарнизону Корфу сделало бы штурм крепости невозможным.

Верховный визирь Юсуф Зия-паша в письме рассыпался в похвалах вице-адмиралу, сообщал, что султан выделил Ушакову на расходы тысячу червонцев, и надеялся на успех во взятии Корфу. Адресат его был менее любезен и в ответном послании писал, как мало войск выделили паши, о нехватке пороха, свинца, провизии и о том, что недостаток войск препятствует взятию острова. О том же он вновь напоминал Али-паше и морейскому губернатору.

Тем временем появилась новая задача. Томара 29 января направил Ушакову копию письма Кушелева; тот поручал доставить на Мальту гарнизон из войск генерал-поручика Германа, который направлялся по суше к берегам Адриатического моря. Ввиду особого беспокойства за судьбу Неаполитанского королевства следовало одно-два судна держать в Отранто для доставки известий из Неаполя. Кроме того, коммодор Смит опять приглашал русско-турецкую эскадру, правда, уже не к Александрии, а к восточной стороне Кандии (Крита). Все это грозило дальнейшим дроблением сил. Единственным утешительным стало сообщение, что из 3 французских кораблей, предназначенных для действий против Корфу, два со штормовыми повреждениями вернулись в Анкону, а судьба третьего оставалась неизвестной.

С другой стороны, еще 30 января Ушаков не знал, что сталось с 2 кораблями и 2 фрегатами, посланными в погоню за «Женерё». Блокирующая эскадра стала еще меньше.

Тем не менее осадные работы продвигались. К 30 января полковник морской артиллерии Юхарин южнее крепости, у церкви Святого Пантелеймона, устроил батарею на 13 больших и несколько меньших орудий; с 10.00 эти орудия начали обстрел крепости. Французы готовили вылазку, но, так как со всех кораблей был свезен десант, отказались от крупных действий, ограничившись перестрелкой с албанцами.

Все же противник еще способен был нанести контрудар, и 1 февраля Ушаков вновь писал Али-паше, требуя прислать его сына Мустафу-пашу с четырьмя тысячами воинов либо определенно отказать в помощи. Судя по тексту письма, Али-паша в предшествующем послании обвинил русское командование в больших потерях войск, и вице-адмиралу пришлось отвечать, что сведения о гибели на батареях одновременно десятков солдат неверны. Отмечая храбрость албанцев в бою, он сетовал, что они не докладывают ему о своих действиях и потерях.

4 февраля, наконец, прибыл корабль Пустошкина «Михаил»; остальные корабли его зашли из-за шторма в ближайшие порты Албании. Это вселяло надежду, что вскоре можно будет собрать все силы и начать намеченную высадку на Видо. И опять Ушаков обратился с требованием войск, на сей раз к губернатору Авлоны; он предлагал отправить три тысячи солдат на кораблях, которые стояли в порту. 8 февраля вице-адмирал послал в Авлону судно «Панагия Апотуменгана» с продовольствием для экипажей. 12 февраля корабли из Авлоны присоединились к эскадре; еще ранее, 10 февраля, прибыли 3 турецкие канонерские лодки и новокупленная бригантина. Теперь все силы были в сборе. Медлить не приходилось, ибо письма из Италии свидетельствовали: русские корабли там необходимы. 5 февраля о положении в Неаполитанском королевстве писал Мусин-Пушкин-Брюс.

15 февраля Нельсон предложил Ушакову выслать часть эскадры в Мессину. Следовало быстрее брать Корфу и переходить к операциям в других районах Средиземного моря.

Войск, конечно, было маловато. Приходилось для десанта обучать сухопутным действиям и ружейной стрельбе матросов. Но батареи были готовы и с 16 февраля вели днем сильный, а вечерами — беспокоящий огонь по крепости. Сам Ушаков не раз собирал офицеров. Он побывал на батареях и корабле «Богоявление», где проводили пробные выстрелы из 5 десантных пушек. Ночами по-прежнему эскадру патрулировали вооруженные шлюпки. Утром 16 февраля из Северного пролива вышли к эскадре турецкий корабль и 2 фрегата; в проливе крейсировал фрегат «Счастливый». По кораблям распределяли штурмовые лестницы для десантников.

День перед решающим сражением Ушаков посвятил подготовке своих помощников. В 9.30 на флагманский корабль прибыл Пустошкин, через час вице-адмирал вызвал штурманов, затем — командиров кораблей. В исходе одиннадцатого часа приезжал Кадыр-бей; после обеда и он собрал своих командиров кораблей, а Ушаков вновь призвал штурманов. На кораблях готовили к бою картузы для зарядов пушек.

17 февраля Ушаков издал приказ на атаку острова Видо:

«При первом удобном ветре от севера или северо-запада, не упуская ни одного часа, по согласному положению намерен я всем флотом атаковать остров Видо; расположение кораблей и фрегатов, кому где при оной атаке находиться должно, означено на планах, данных господам командующим. По учинении сигналов приуготовиться иттить атаковать остров Видо и сняться с якоря надлежит, чтобы все на гребных судах было уже готово, корабли и фрегаты во всем были бы готовы к бою, по сигналу иттить атаковать остров: напервее следовать фрегату „Казанской“ к первой батарее, и, проходя, стараться ее сбить, а потом стать на назначенном месте шпрингом, а не худо иметь и верп с кормы буде вознадобятся; за ним, не отставая нимало, следовать турецкому фрегату „Херим Капитану“ и также стать на свое место; за ним в близком же расстоянии фрегат „Николай“, которому также проходить первую батарею и сбивать, ежели она осталась от первых еще не сбита, а притом, проходя оную батарею, стрелять по двум стоящим в бухте между первой и второй батареей французским судам и стараться выстрелами их потопить или людей с них согнать на берег, чтобы их оставили, между оными же судами стрелять на берег во все места, где есть закрытые французы за маленькими канавками и за маленькими же брустверами, для ружей сделанных; ежели где есть между ними поставленные пушки, то и оные идучи сбить непременно, и потом каждому стать на свои назначенные места, лечь шпрингом, оборотя борты к батареям так, чтобы оного борт был против 1-й батареи, а другого против судов, стоящих в бухте, третьего фрегата „Николая“ против 2-й батареи и все потребное встречающееся на виду сбивать пушками; за первыми же двумя фрегатами иттить шхуне № 1 и будучи носовыми пушками стрелять по батарее и по судам, стоящим в бухте, а потом остановиться в средину бухты и пушками около себя очистить все берега, и когда со всех мест от пушек и из траншей французы выгнаны будут вон, тогда оной шхуне стараться очистить берега, приготовляя их для сходу десанта; ему помогать фрегатам „Николаю“ и „Херим Капитану“, также и от эскадры послана будет к нему помощь на вооруженных баркасах; за фрегатом „Николаем“ в близкой же дистанции следовать фрегату „Григорий Великия Армении“. Ему, проходя 1-ю и 2-ю батарею, <…> стрелять во все места, где надобность потребует, потом проходить 3-ю батарею и, обходя мыс с маленьким каменным рифом, как можно сбивать 3-ю батарею, и между 3-й и 4-й становиться на якорь шпрингом, как назначено, сбивать батарею и очищать берег сильною канонадою; за ним близко же следовать турецкому фрегату „Мехмет-бей“, ему проходить тою же дорогою за фрегатом „Григорий Великия Армении“, стрелять по батареям и на берег в потребные места и потом стать на якорь шпрингом на своем месте, „Панагия Апотоменгана“ иттить за ними чинить то ж исполнение и стать в определенном месте на якоре шпрингом; всем оным фрегатам и „Панагии Апотоменгана“ стараться очистить потребные места на берегах для десанта, оттаскивая набросанные деревья прочь, вспоможение им сделано будет баркасами от разных судов; за ними же фрегатами весь флот пойдет к острову, каждый в назначенные свои места и остановится шпрингом на якорях. Подходя к острову во время своего прохода до настоящих мест, каждому стрелять по батареям и при берегах по всем закрытым местам; тож в половине горы и на гору, где заметны будут укрывающиеся французы, и, став на якоря шпрингом, докончить очистку места пальбою; как же скоро замечено мною будет, что французы все со здешней стороны острова ушли и на виду их нет, тогда прикажу я вести десант во все удобные места острова, где ссаживать оный способно; гребным судам, везомым десант, промеж собою не тесниться, для того и не посылать их не все вдруг, а один за другими; передовые из оных должны очистить дорогу на берегах, закиданную рытвинами, тотчас забросать землею или чем только возможно, а где неудобно сходить на берега и переходить места закрытые, там набрасывать лестницы с каждого корабля и фрегата с собою взятые, и сверх лестниц бросать доски по оным и пушки перевозить на берег; где передовыми таковые мосты набросаны будут, оставить их на месте для последующих за ними для переправы, а прочие лестницы и доски нести с собою для всяких могущих встретиться препятствий, от которых они способствовать будут. Говорят, будто местами есть несколькие перекопы канавками, лестницы и доски служить будут через оные мостами; также сказывают, хотя и невероятно, будто есть ко острову в которых-то местах набросанные колючки, засыпаны землею и позакиданы натрускою травой, так что без осторожности можно на оных попортить ноги, господам командирам десантным штаб, обер- и унтер-офицерам, кто будет напереди, иметь осмотрительность, ежели это справедливо, то в таких местах потому ж для переходу бросать лестницы и сверх оных доски, они и могут служить мостом безопасным и потом господам батальонным командирам, командующим десантными войсками, искать неприятеля, разбить или побрать в плен, и остров от оного стараться освободить; вместо знамен иметь с собою флаги; флагов с собою иметь надлежит до десяти. Все батареи, которые овладены будут, поднимать на них флаги, оные означать будут нашу победу, флаги поднимать во всех местах, где только война наша случается, а куда потребен будет сикурс, для показания оного даны будут особые сигналы, требующим сикурсу друг другу помогать. Когда войски наши взойдут на верх горы, иметь осмотрительность, и где потребно будет, там укрепляться пушками и закрывать себя поспешно легоньким окопом или турами, но это только в самой только важной надобности делать надлежит, а инако, не теряя времени, стараться овладеть всем островом и отнюдь не замедливать; а я буду иметь смотрение и беспрестанно сикурсом подкреплять буду. Господам командующим пушки, снаряды, лестницы, доски, топоры, лопатки, веревки и все потребности иметь в готовности, положенные на гребные суда, также и десантные служители чтоб все были в исправной готовности. Как скоро благополучный ветр настанет, тотчас я снимусь с якорей и со всем флотом буду спешить исполнять, как означено. Десантными командирами определяю в авангардии под начальством господина контр-адмирала и кавалера Пустошкина состоящий батальонный командир господин подполковник Скипор, а средней и задней части, под моим ведомством находящейся, господину майору Боаселю, в средине ж между оными, ежели вознадобится отделение послать от передовой части, майора Гамана и всем оным чинить исполнение со всякою осторожною осмотрительностью, и с добрым порядком по оказавшимся случаям и обстоятельствам поступать с храбростию благоразумно, сообразно с законами; прошу благословения всевышнего, и надеюсь на ревность и усердие господ командующих».

В тот же день, сообщая Кадыр-бею о плане атаки Корфу, он предложил тому также приготовиться и послать нарочных к начальникам войск Авлонского и Янинского пашей, чтобы те соединились с русскими частями у батарей для атаки крепости с двух сторон. Если бы французы ослабили гарнизон, послав подкрепления на Видо, следовало штурмовать крепость и овладеть ее укреплениями или хотя бы отвлечь внимание от Видо.

Итак, замысел состоял в том, чтобы огнем корабельной артиллерии очистить от неприятеля северный берег острова Видо, высадить десант и овладеть всем островом как плацдармом для обстрела крепости. Место высадки избрали вне зоны огня крепостной артиллерии. Для этого были определены лучшие войска и преимущественно российские корабли. Для отвлечения внимания гарнизона крепостей и общего штурма предназначались в основном те самые албанские войска, которых так сложно оказалось добиться. Однако обстоятельства сложились так, что основная честь взятия Корфу также досталась русским.

После полуночи 18 февраля на кораблях продолжали готовить боевые картузы с порохом для пушек. С подъемом флага в 6.15 было приказано эскадре идти и атаковать Видо; через четверть часа сигнал повторили, затем были переданы сигналы конкретным кораблям и судам. Около 7.00 после двух пушечных выстрелов последовал сигнал батареям открывать огонь по крепостям; в начале восьмого часа сигнал повторили.

В 7.00 на борт «Святого Павла» прибыли неаполитанский министр и командир английского брига. Очевидно, они хотели наблюдать за ходом сражения. А Ушаков продолжал руководить разгоравшимся сражением в соответствии с планом.

В восьмом часу после второго сигнала огонь открыли береговые батареи. Ушаков около 7.15 приказал фрегату «Капитан Керим» атаковать батарею № 1; для связи флагман послал на него капитан-лейтенанта Рациропуло. Около 7.30 такой же сигнал последовал фрегатам «Казанская Божья Матерь» и «Николай».

«Казанская», а за ней «Капитан Керим» приближались к Видо без выстрела. Обстрел передового судна начали французы. Только подойдя на близкую дистанцию, фрегаты открыли сильный огонь по батареям на Видо. В то же время началась перестрелка между батареями и крепостями. В девятом часу присоединились фрегат «Николай» и шхуна № 1. Фрегат «Григорий Великия Армении» получил приказ атаковать батарею № 2, а корабль «Магдалина» — приготовиться. Вскоре первые фрегаты встали на якорь, продолжая стрелять.

Ушаков поднял сигнал всей эскадре, которая спешно снималась с якорей; суда направлялись к местам, которые должны были занять по диспозиции. Около 8.15 флагман приказал кораблю «Богоявление» и фрегату «Григорий Великия Армении» идти атаковать третью батарею, позднее Ушаков направил корабль «Симеон и Анна» на батарею № 2, а «Магдалину» — на батарею № 1. Чтобы не задерживать движения, он приказал обрубить якорный канат, и «Святой Павел» двинулся к острову.

В исходе девятого часа флагманский корабль открыл огонь по батарее № 1, проходя мимо нее вблизи стоявших у берега фрегатов. Неприятельские батареи отвечали. В начале десятого часа, когда корабль проходил между турецким фрегатом и «Казанской», ядро потопило лодку с десантным орудием, тянувшуюся на бакштове за кормой «Святого Павла» Около 9.15 флагманский корабль прошел 2-ю батарею, положил с кормы верп и убрал паруса. Он стоял в кабельтове от берега, между 1-й и 2-й батареями, и обстреливал их и шанцы ядрами и картечью.