Глава восемнадцатая

Глава восемнадцатая

Приближалось полярное лето. Теперь наш путь лежал не к северу, — на юг, но, как и прошедшим летом, мечтать об освобождении «Фоки» начали задолго до возможности. Но так и нужно. Нелишне быть начеку, когда готовишься к плаванию по дальним северным морям. К первым числам июля мы сделали все, чтоб «Фока» мог выйти из бухты под парами. Сняли и распилили на дрова утлегарь и высокую стеньгу [99] бизань-мачты. Получилась хорошая поленница дров. Однако, ее хватило бы только поднять пары; пришлось выпилить часть фальшборта [100]. Собрали в одно место остатки кубрика, грузовой палубы, кладовых и всякий горючий хлам. На случай, если б корабль не мог дойти своими силами до мыса флоры, где можно набрать еще немного топлива, а нам пришлось бы держать дальнейший путь в баркасе, — мы приготовили его к далекому плаванию. Все научные работы экспедиции на такой случай запаяли в цинковые ящики.

«Фока» стоял недалеко от большой полыньи, огибавшей о. Хукера. От воды отделила узкая полоска льда. Пробивая канавки, к восьмому июля отвалили большую часть льда. Стали появляться моржи. Первого я видел 22 апреля во время охоты на медведя-великана; с июля мы часто видели моржей на воде. Говорили: хороший признак, — открытая вода недалеко! Один, одержимый любопытством, повадился посещать «Фоку» ежедневно почти в одни и те же часы. Опираясь клыками на лед, сопя со скрипом и хрипом, он подолгу смотрел на «Фоку», нырял и опять долго пыхтел и неодобрительно разглядывал работавших ледяной пилой и кирками. Матросы прозвали моржа «ревизором».

Восьмого июля два чудовища напали на Пустошного во время охоты на птиц. Один занес клыки над каяком. Что ему нужно было? Пустошный должен был выстрелить в морду, чтоб отогнать опасного соседа.

С начала июля мы прекратили почти все научные работы, за исключением метеорологических наблюдений, переведенных в походный порядок. Распределили должности по кораблю. Капитаном, естественно, остался Сахаров; он выбрал помощниками Визе и меня. За смертью Зандера мы остались без механика; из машинной команды осталось два кочегара — Коршунов и Кузнецов. Кушаков в прошлое лето был практикантом за помощника механика, однако когда предстояло такое серьезное дело, как сборка машины, — он не мог быть полезным. На положении старшего механика оказался Коршунов, больной, не способный ходить. Машину предоставили в его распоряжение — судьба экспедиции зависела от его уменья. Скромный Коршунов оказался хорошим механиком-практиком. Три недели маленький человек стучал молотком, сверлил, чистил все части, завинчивал гайки «до места», поднимал на талях тяжелые части, потом потребовал людей помочь провернуть вал и сказал: «Машина готова. Пока будет топливо, со стороны ее задержки не ждите».

Десятого июля «Фока» качнулся на свободной воде. Канал к полынье пилили больше недели. Работы хватило бы надолго — помог шторм. Он наделал трещин во льду. Оттолкнуть ломанный лед было не трудно. Шторм разразился двенадцатого июля; потом два дня стояли туманы. Когда разъяснило, мы поняли: минута отплытия близка.

Весь день 14-го — усиленные разведки. Павлов и Кушаков ездили на о. Скотт-Кельти, остальные осматривали лед с вершины Хукера. К сожалению, воздух был насыщен парами — видимость не больше 25 километров. В моем дневнике отмечено: «В северной части Британского канала лед поломан. Между островами Нансена и Хукера широкая полынья; другая от Британского канала тянется в пролив Мирса. О, если так будет дальше, через неделю мы выйдем!»

Через два дня лед разредился. Открылось совещание, — не пора ли двинуться в путь? Решались два вопроса: ехать ли немедленно или подождать несколько дней, чтобы дать время льдам еще разредиться? Второй вопрос: идти северным путем вокруг о. Хукера или южным — по каналу Мирса? Решили: плыть северным путем, не теряя времени.

Семнадцатого июля в десять часов утра подняли якорь. Проходя мимо мыса Зандера, приспустили флаг и отдали траурный салют — последнее прощание с погибшими.

Мы шли вдоль знакомых берегов. Через несколько часов «Фока» обогнул мыс Маркхэм и недалеко за ним уперся в неломанный лед. Поворотили обратно, чтоб пробиваться каналом Мирса. Недалеко от места зимовки, когда «Фока» огибал о. Скотт-Кельти, случилось несчастье: «Фока» сел на мель. В это время я находился в наблюдательной бочке. Не видя прохода среди громадных ледяных полей, я крикнул вниз нашему капитану: «Не пройти ли у берега — там единственная лазейка?» Максимыч направил корабль под берег. Мне было видно: глубина резко уменьшилась. Бросили, лот и как раз в мгновение, когда лотовый крикнул: «три сажени», судно влезло на мелкое место у самого берега. «Фока» сел не крепко. На наше несчастье произошла смена приливных течений. Ледяное поле в поперечнике больше километра двинулось на нас, — «Фока» поехал на берег. Давление длилось недолго, но корабль был выкинут на мель всем днищем. Выглядело так, как будто бы старый «Фока» пришел к своей последней стоянке!

Бывают в жизни моменты, особенно располагающие к подвижности мозгов. Мы сообразили: не нужно убирать ледяных якорей, занесенных ранее на поле, с надеждой, подтянувшись к нему, сняться с мели, — поле должно пойти прочь, когда сменится приливное течение. Постарались облегчить судно, как могли: в цистернах «Фоки» было налито вместо балласта около 35 тонн пресной воды, выкачали ее; без сожаления выкинули якорь тонны в две весом со всей его цепью. В самом деле: поздней ночью поле двинулось от берега и стащило корабль на свободную воду.

Спустился туман. Всю ночь мы шли по каналам между крупными ледяными полями. Один такой канал повел «Фа-ку» сначала на юг, потом, предательски и незаметно уклоняясь, направил нас на С.-В. к какому-то берегу. Под вечер 18-го туман слегка рассеялся. Мы разобрали, что вблизи южного берега о. Хукера имеется проход. Немедленно воспользовались им. На следующий день мы подходили к мысу Флоры. Когда «Фока» покинул бухту Тихую, кучка топлива, сваленная в пустые угольные ямы, была невелика. У мыса Флоры мы подсчитали: котлы были под парами в течение 40 часов. Нужно оговориться: первоначальная кучка растаяла быстро. А потом, пред открывшимся проходом, нельзя было задумываться — мы принялись за каюты на правом борту.

Стоит в глазах картина: на командном мостике напряженно глядят — не закрылся бы канал, не отжало бы «Фоку». А свободная вода совсем недалеко! — В это же самое время в машинном отделении маленький Коршунов со скрюченными ногами прыгает, опираясь руками о помост, — от цилиндров к топкам и обратно — кричит в рупор: «Топлива, топлива! Давление падает, — только 45 фунтов», звонит телеграфом и шлет на мостик гонца за гонцом. А в юте треск и крики. Летают дерево, сдирая обшивку кают, рубят койки, превращают в щепы умывальники, шкафчики, полки. Из соседних кают спешная эвакуация. Лают нервные собаки.

— Морж! Морж на льдине! Ура!

Выстрел. «Фока» ударяется носом о льдину. Скачет за борт человек, заносит на голову строп — двойная петля, и на лебедку. Ход вперед! Через десять минут первые куски жира убитого уже под котлом.

Проходит час. Снова вопли из машинного капа: «Топлива, топлива! Давление лишь 40 фунтов. Сейчас машина встанет!» Ломается другая каюта, высматривают нового моржа. От толчка выпал старый фалыпбимс, в топку его: хватит часа на полтора. В топку табуреты, туда же растрепавшиеся книги… вперед, вперед! Не спускать паров. Снова поднять их нечем. Топлива, топлива!

До мыса Флоры три ленивых моржа и два странно-доверчивых тюленя сгорели на жертвеннике наших стремлений к югу.

В полночь на 12 июля «Фоку» оттиснул лед, задержавшийся близ островка Этеридж. Стараясь держаться подальше от берега, всегда опасного в напор льдов, мы не заметили, как очутились рядом с другой опасностью: громадный неустойчивый айсберг приблизился к корме. Когда ледяная гора приплывала метрах в шести-восьми, ее толкнуло ледяное поле, в то время давившее на «Фоку». Айсберг сильно покачнулся и свалился на бок. В следующее мгновение послышался глухой и грозный шум. Со страшным размахом, дробя лед, отшвыривая осколки и поднимая каскады пенной воды, айсберг перевернулся. К счастью — удар по корме пришелся снизу и скользом. Все же «Фока» изрядно затрещал и сильно рыск-нул вперед. Спустя секунду обнажилась вся подводная часть ледяной горы, изъеденная водой наподобие осиного гнезда. Айсберг продолжал раскачиваться. Мы ясно поняли, что рядом — опасная игрушка: опрокинься полярный Ванька-Встанька еще один раз падением в сторону «Фоки», ему не обойтись без серьезной аварии. Из последних паров мы протолкались подальше. Издали такие зрелища приятней. К полудню, огибая скопления льдов у восточной части о. Нортбрука, «Фока» стал приближаться к берегу. Мыс Флоры недалек.

Густой туман покрывал берега. Я был за капитана: эти места по зимней экскурсии были мне известны больше, чем другим, — Сахаров передал управление «Фокой» мне. Я стоял у телеграфа и старался определить, к какому месту Нортбрука мы приближаемся. Вот в проблеск тумана мелькнул какой-то мыс, я успел узнать по знакомому поясу глетчера — мыс Гертруды; скомандовал держать левее. Через четверть часа опять прорвался туман — подходим к мысу Флоры.

Чернел неясно берег, окаймленный тонкой полосой битого льда, из курящегося моря недоуменно высовывались блестящие головы моржей, с не видимой нам горы планирующим полетом скользили на воду люммы, и несся с берега ровный неразборчивый шум птичьих криков.

Сырой туман садился; отпотевали стекла бинокля. Я напряженно вглядывался в берег — туман скрывал его весь, за исключением узкой полосы у самого уреза воды, — а по ней я долго не мог узнать, который из мысов нужный нам Эльмвуд. Колыхнулся туман ветерком, — я опознал наконец группу камней и невысокий откос берега с расчищенным пространством волока, сделанного Джексоном для разгрузки корабля. Показав рулевому, куда следует держать, я снова сосредоточил все внимание на полоске берега, — зимой я видел айсберг, стоявший на мели: там должны быть подводные камни.

Неожиданно среди камней на берегу я увидел предмет, похожий на человека. В первую минуту я подумал: мне почудилось. Инстинктивным движением отнял от глаз бинокль, чтоб, протерев стекла, посмотреть свежим взглядом. В это мгновение кто-то крикнул с бака:

— Человек на берегу!

Да, человек — он движется! Кто это? — Вся команда «Фоки» закричала: «ура!» Кто-то сказал: «Это, наверное, судно за нами пришло». Помнится, Линник, держа одну руку на руле, а другой выразительно водя под носом, отметил: «Ну вот, теперь-то мы и закурим!»

Я продолжал смотреть в бинокль. Облик человека, стоявшего на берегу, казался не похожим на свежего — недавно из культурных стран. Скомандовав отдать якорь, я еще раз вгляделся и запоздало ответил Линийку: «Подожди еще, Григорий, сдается, что там ждут от нас табачком попользоваться».

Человек что-то делал у камней. Минуту спустя — как мы отдали якорь — неизвестный столкнул на воду каяк, ловко сел и поплыл к «Фоке», широко размахивая веслом, — хороший каячный гребец.

Каяк подошел к борту, сидящий в нем заговорил на чистейшем русском языке. Слабо звучал голос. Первые слова, кажется — приветствие, затем донеслось:

— …Я штурман парохода «Святая Анна»… Я пришел с 83 градуса северной широты. Со мной один человек, четверо на мысе Гранта. Мы шли по плавучему льду…

В это время морж подобрался под каяк с весьма подозрительными намерениями.

— Морж, морж под вами! — закричали с борта.

— Ничего, ничего, — эти противные животные порядочно надоели нам, когда мы шли с мыса Хармсворта, теперь мы к ним уже привыкли.

Спустили с борта шторм-трап. Человек поднялся по нему. Он был среднего роста, плотен. Бледное, усталее и слегка одутловатое лицо сильно заросло русой бородой. Одет в изрядно поношенный и выцветший морской китель.

— Альбанов, штурман парохода «Святая Анна» экспедиции Брусилова, — назвал себя приехавший. — Я прошу у вас помощи — у меня остались четыре человека на мысе Гранта…

Мы знали об экспедиции Брусилова: она вышла с промысловыми целями почти в одно время с нами; слышали, что Брусилов намерен пройти морским путем вдоль Сибири во Владивосток. Кто мог предполагать, что, уходя почти в противоположные стороны, мы можем встретиться на дальнем севере с членами этой экспедиции! Как «Анна» попала на 83 градус?

Состояние льдов осенью 1912 года было неблагоприятно плаваниям не только в Баренцевом море, но и в Карском. «Анна» нашла его заполненным льдами; «Анна» пробивалась на восток с величайшим трудом и в конце октября была затерта льдом у С.-З. части полуострова Ямала под 71°45? с. ш. С осени казалось, что случилась досадная задержка по пути во Владивосток — не более. Корабль стоял недалеко от берега, лед застыл гладко; зазимовавшие несколько раз бывали на берегу — проторили даже дорогу, намереваясь построить там амбар. Вскоре после наступления темноты начались жестокие штормы с южной стороны, отмеченные и нашей станцией. Во время одного — совершенно незаметно для находящихся на «Анне» — весь лед Карского моря двинулся на север. Невольные путешественники заметили передвижение корабля и дрейф льдов только по расхождению астрономических определений. Движение «Анны» продолжалось непрерывно весь двенадцатый и тринадцатый год по направлению прямо к полюсу.

Летом 1913 г., когда «Анна» находилась в широтах пролива между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа, движение ненадолго изменилось на западное. Лед кругом был в это время поломан, слаб, виднелось много каналов и полыней, но большое поле, двигавшее «Анну», было очень прочно. Альба-нов говорил, — будь на «Анне» некоторое количество сильновзрывчатых веществ, она пробилась бы к ближайшему каналу и, без сомнения, вышла бы в Баренцево море. На «Анне» динамита не было, мины же черного пороха слишком слабы. Осенью движение на север возобновилось. На 82° лед, обогнув землю Франца-Иосифа, круто повернул на запад. 10 апреля 1914 г. «Анна» находилась уже в широте 82°55? на долготе 60°45? в. д.

Брусилов снарядил свою экспедицию для промыслов в Беринговом море. Провианта взял только на полтора года в расчете, что по пути к Берингову проливу более одного раза зимовать не придется. В первую зимовку почти вся команда и сам Брусилов переболели цингой. В числе участников экспедиции находилась женщина — фельдшерица Жданко. Она ухаживала за больными заботливо и самоотверженно. К лету, благодаря ее заботам и усиленному питанию медвежьим мясом, больные поправились (за два года убили 42 медведя). Во вторую зимовку стали ощущаться недостатки: провизия подходила к концу. Давно не было сахару и мало приправ.

В средине второй зимы Альбанов, помощник Брусилова, предложил уйти с половиной команды на Землю Франца-Иосифа: на «Анне» знали, что на мысе Флоры есть дом и склад провианта. В таком случае оставшимся хватило бы остатков провизии еще на год. Брусилов разрешил Альбанову покинуть судно со всеми желающими.

Не было ни каяков, ни саней. Под руководством Альбанова сделали девять каяков несколько саней, паруса и все нужное для путешествия. 10 апреля 1914 г. Альбанов и 13 матросов вышли, держа курс на Землю Рудольфа. Началось трудное путешествие без собак, без спальных мешков, — их заменяли совики; провизия — сухари, чай, клюквенный экстракт, малое количество сухого бульона. Среди ушедших — ни одного имевшего опыт санных путешествий. Двигались крайне медленно, — не более семи — восьми километров в сутки. Первые 3 дня партия не теряла связи с судном. Три человека решили вернуться на «Анну». С Альбановым остались 10 человек.

Спасавшиеся думали, что через месяц выйдут на землю Рудольфа. Проходили многие недели, земли не было видно. Альбанов знал о существовании западного течения в Ледовитом океане и принимал необходимые поправки в курсе. Как хороший штурман, он старался возможно чаще проверять направление при помощи астрономических определений. Но было одно обстоятельство, лишавшее вождя уверенности: на «Анне» было всего два хронометра, не имевших поправки два года. Определяя долготы, полагаться на хронометры, идущие два года без поправки, конечно, не приходится. Альбанов не знал, с какой долготы он отправился, а не находя земли, совсем потерял веру в правильность своего счисления.

Прошло два месяца. Десять человек медленно двигались к югу. За это время один из матросов, Баев, уйдя на разведку, потерялся во время метели. Люди, не видя никакой земли, плелись наугад: несчастные поняли — они заблудились в ледяных просторах океана.

В середине июня, когда все надежды были уже потеряны, когда сани и все каяки — за исключением двух — были сожжены, и почти не оставалось сухарей, покинувшие «Анну» увидели на востоке какую-то землю. Вышли на нее совсем обессиленными — без крошки провианта и топлива. На земле убили много гаг. Съедая их иногда сырыми, иногда поджаривая на сухом мху, несчастные страдальцы немного оправились — все они были больны цингой.

Альбанов не знал, к какой земле он привел товарищей. На низком и длинном мысе залитой льдом земли стоял гурий. В верхней части его Альбанов нашел бутылку с запиской Джексона. Только из записки штурман понял, что вышел он на Землю Франца-Иосифа, а низкий мыс Мэри Харсмворт — западная оконечность Земли.

После пройденного расстояния, казалось, до мыса Флоры рукой подать. — Достичь его удалось только двоим. У южного берега, начиная от бухты Грэй-Бай, плескалось море, каяков же осталось только два. До Грэй-Бай шли вместе — дальше пришлось разделиться. По жребию пять человек сели в каяки, остальные пошли берегом. Было условлено соединяться на выдающихся мысах. На третьей остановке — на мысе Гранта — плывшие в каяках сухопутной партии не нашли. Ждали два дня. Потом было решено плыть к мысу Флоры, чтоб, запасшись там провиантом, вернуться и взять идущих берегом. Во время остановки на острове Белль умер матрос Нильсен. Похоронив его, поплыли к мысу Флоры. Когда каяки были уже посреди пролива, поднялся шторм. На глазах у Альбано-ва каяк с матросами Луняевым и Шпаковским был унесен в открытое море. Сам Альбанов успел добраться до большого айсберга и на нем переждал бурю. Стихло. Второго каяка не было видно нигде. 9 июля Альбанов с матросом Кондратом приплыли к мысу Флоры. 17 июля Кондрат ездил к мысу Гранта на каяке, но не нашел там никого: Максимов, Регальд, Губанов и Смиренников пропали.

Кондрат — плотный парень с простодушной улыбкой и жемчужными зубами. Глядя на его цветущее лицо, можно подумать, что он только что вернулся из веселого плавания на яхте, а не из скитания по льдам. Первые его слова были: «А у вас табачку не найдется?»

Альбанов сохранил на груди толстый пакет с копиями всех наблюдений над состоянием льда и воздуха за все время плавания — «Анны» [101].