О ЛЮДЯХ И СВИНЬЯХ
О ЛЮДЯХ И СВИНЬЯХ
В Испании Кабеса де Вака имел долгую беседу с Эрнандо де Сото, который в то время снаряжал экспедицию в Северную Америку, получив от короля звание генерал-капитана и губернатора Флориды. Сото всячески соблазнял и уламывал бывшего участника похода Нарваэса отправиться в новую экспедицию, но тот наотрез отказался: Северной Америкой он был уже сыт по горло.
Итак, знакомьтесь — новый герой нашего повествования: Эрнандо де Сото, соратник Франсиско Писарро, человек храбрый, стойкий, расчетливый и одновременно азартный, жесткий военачальник, отрубавший индейцам носы и руки за малейшую провинность и способный без колебания казнить любого из своего отряда для поддержания дисциплины. Словом, истинный конкистадор! К его чести надо сказать, что он был решительно против вероломной казни верховного правителя инков Атауальпы, собравшего огромный выкуп за свою жизнь; и настолько силен был авторитет Сото среди конкистадоров, что Писарро предпочел отослать его в военную экспедицию, опасаясь, как бы он не помешал его планам. Из Перу Сото вернулся таким богачом, что даже отпрыски королевской семьи занимали у него деньги.
Здесь читатель, возможно, задастся далеко не праздным вопросом: зачем тогда Сото затеял новую экспедицию? Ну чего ему не хватало? Историки и писатели, склонные малевать всех конкистадоров только черными красками, на этот вопрос обычно отвечали расхожей формулировкой о «ненасытной алчности» покорителей Америки. Такой ответ представляется крайне упрощенным. Спору нет: конкистадоры рвались к богатству, но этим они не особенно выделяются на фоне предшествующих и последующих поколений. Чем они действительно выделяются — так это фантастической энергией, презрением к опасности, готовностью рискнуть жизнью, несгибаемым упорством, жаждой славы и подвига и, наконец, совершенно особой первопроходческой страстью. Последняя черта очень редко присутствует в психологическом портрете конкистадоров, а между тем она во многом определяла духовный облик и мотивацию поступков этих людей.
Всякий любитель путешествий знает, как влечет к себе еще не изведанное им пространство, и очень легко может представить себе, сколь завораживает пространство вообще неисследованное, «белое пятно» на карте. Никогда в истории человечества перед людьми не распахивалась такая ширь неведомого земного пространства, как в эпоху великих географических открытий. Это пространство, обладавшее гипнотической притягательностью, словно околдовывало первопроходца и звало в новые и новые походы. Из многих сотен экспедиций в Новом Свете прибыльных, то есть обогативших их участников, было на пальцах перечесть, а из остальных конкистадоры, кому посчастливилось выжить, возвращались с пустыми руками. Но не с пустым сердцем. Ибо каждая экспедиция превращалась в единоборство человека с враждебным девственным пространством, и сам факт преодоления протяженного пути, проникновения в неисследованные земли и возвращения назад уже означал победу и самоутверждение человека. Если не учитывать этих особых отношений человека с пространством Нового Света в эпоху конкисты, то многие действия конкистадоров могут показаться маниакальными, совершенными душевнобольными людьми[64]. Конкистадор как тип личности — это порождение европейского нового времени с его духом инициативы и американского неизведанного пространства.
Итак, Эрнандо де Сото, как и многие другие, поддался неодолимому зову Нового Света и затеял собственную экспедицию, разумеется, за свои деньги. В Южной Америке он уже разжился и теперь обратил взор на северный материк, прослышав о его неизмеримых землях. Если в Южной Америке уже вовсю рыскали отряды конкистадоров в поисках Эльдорадо, то в Северной у него пока что не предвиделось конкурентов. Инка Гарсиласо де ла Вега[65], создавший хронику похода, писал: «По всей Испании широко разнеслась весть о том, что Эрнандо де Сото отправляется в новую экспедицию, намереваясь открыть обширнейшие страны и провинции и подчинить их испанской короне; а поскольку везде говорилось, что капитан сей, воевавший в Перу, привез оттуда сто тысяч дукатов и, неудовлетворенный сим состоянием, собирался потратить его на новое предприятие, то все этим восторгались, будучи уверены, что вторая экспедиция принесет еще больше богатств, нежели первая; и вот со всей Испании, из самых дальних ее уголков, стали стекаться под его знамена премногие кабальеро самых благородных кровей, идальго, солдаты, искушенные в военном искусстве и служившие испанской короне в разных краях мира, а также горожане и крестьяне; и все они, привлеченные доброй славой новой конкисты и надеждою привезти из Индий груды золота, серебра и драгоценных камней, оставили свои земли, родителей, родню и друзей, а иные даже продали свои поместья, и кто с рекомендательными письмами, кто и без оных просились в этот поход, обещавший стать столь же прибыльным, а может и более, чем предыдущие походы в Мексику и в Перу».
Писарро завоевал Перу со ста шестьюдесятью конкистадорами. Столько же людей было у Хименеса де Кесады, когда он вторгся в страну муисков. Сото, судя по масштабам его экспедиции, готовился завоевать куда более мощные государства либо несколько подобных стран. В Америку на десяти судах отплыли девятьсот пятьдесят человек одних только воинов, не считая матросов, обслуги, священнослужителей; а вместе с людьми через океан переправлялись двести тридцать лошадей, свора свирепых псов, обученных травить индейцев, и прочая живность.
Сото был человеком разумным и предусмотрительным. Это вам не беспечный Нарваэс, готовый очертя голову кинуться в дебри Флориды, выдав солдатам по куску сала и по горсти сухарей. Сото не понаслышке знал, что такое голод, и проблему продовольственного обеспечения экспедиции решил основательно и остроумно. Он придумал так, что провизия сама будет следовать за людьми и по ходу дела восполняться. С этой целью он взял в экспедицию два десятка свинок и повелел им плодиться и размножаться. И свиньи ревностно принялись выполнять приказ, не дожидаясь прибытия к берегам Нового Света.
Разумеется, Сото продумал и начальный маршрут экспедиции. Но вот выбор пути не может не вызвать крайнего изумления. Сото двинулся точь-в-точь по следам Нарваэса, который во всей Флориде нашел лишь несколько золотых безделушек. Напомним, что все подробности провалившейся экспедиции Сото узнал лично от Кабесы де Ваки. Чем же тогда объяснить это решение? По-видимому, только одним: Сото не поверил Кабесе де Ваке, и это было вполне в духе мышления конкистадоров. Если человеку удалось разведать клад, но не довелось его вывезти, — разве станет он трезвонить об этом на каждом углу? Нет, умный человек промолчит, подготавливая силы для новой попытки. Теперь волею судеб сокровища Флориды должны были попасть в руки Эрнандо де Сото.
И снова в путь — в погоню за миражами
Двадцать восьмого мая 1539 г. экспедиция высадилась на западном берегу Флориды. Вскоре после высадки до испанцев дошли вести о пленном христианине, жившем в индейском селении неподалеку. Как выяснилось, это был шестой уцелевший участник экспедиции Нарваэса — в прошлом севильский идальго Хуан Ор-тис. Ему тоже пришлось хлебнуть лиха в чудных землях Нового Света. История его достойна хотя бы краткого описания.
Вместе с тремя другими испанцами Хуан Ортис попал в плен к касику Хиррихигуа, который решил украсить ближайший праздник казнью христиан. Испанцев, обнаженных, по одному выводили на главную площадь, и воины пускали в них стрелы, при этом стараясь как можно дольше продлить их мучения. Так индейцы умертвили троих христиан; когда же очередь дошла до восемнадцатилетнего Ортиса, за него вдруг горячо вступились жена и дочери касика. Видимо, они имели большое влияние на вождя, коль скоро он согласился оставить пленному жизнь.
Ортис не раз еще позавидовал своим казненным товарищам, поскольку, пишет Гарсиласо де ла Вега, «его заставляли день и ночь подносить воду и дрова, и при этом давали ему так мало есть и спать, и столь жестоко его каждодневно избивали ногами, палками и плетьми, и это не считая прочих пыток, каковым его подвергали по большим праздникам, что, не будь он христианином, давно бы наложил на себя руки; ибо, помимо каждодневных мучений и издевательств, по праздникам для собственного развлечения касик приказывал Хуану Ортису бегать не останавливаясь весь день от восхода и до заката по той площади, где казнили его сотоварищей, и сам наблюдал, как он бегает, а с ним его воины с луками, готовые тотчас расстрелять пленника, буде он остановится».
Хиррихигуа рассчитывал, что при такой жизни христианин недолго протянет, но тот выказал необыкновенную живучесть. Тогда касик, преисполненный дикой ненависти к чужеземцу, взялся за дело решительно и приказал поджарить его на медленном огне, что и было незамедлительно исполнено. На крики несчастного прибежали жена и дочери вождя, выволокли полуобгоревшего из костра и несколько месяцев выхаживали его всякими снадобьями.
Женщины понимали, что вождь не успокоится и доконает пленника, и тогда дочь Хиррихигуа попросила своего жениха Мукосо, вождя соседнего племени, приютить у себя христианина. Вождь настолько был влюблен в нее, что не посмел ей отказать, хотя и рисковал вызвать межплеменную войну и потерять невесту. Несколько лет Ортис прожил в племени благородного Мукосо, который относился к нему как к брату.
Узнав о пленном христианине, Сото немедленно выслал отряд, чтобы его освободить. Ортис в сопровождении нескольких индейцев сам направился навстречу испанцам. Когда на дороге показались всадники, индейцы нырнули в лес, Ортис же остался на виду, наивно полагая, что конкистадоры тотчас признают в нем своего соотечественника. Между тем цветом кожи он уже ничуть не отличался от туземцев, и одет был в наряд из перьев, и в руке нес лук со стрелами. Первый же всадник замахнулся на него копьем и прикончил бы на месте, если бы Ортис не сумел отбить копье луком и отскочить в сторону. Бедолага хотел крикнуть, что он христианин, — и вдруг с ужасом понял, что не может произнести по-испански ни слова. За одиннадцать лет плена он напрочь разучился говорить на родном языке! Ортис находился буквально на волосок от гибели — глупой, несуразной смерти от рук своих друзей и освободителей. В последний момент он выкрикнул ломаное «Ксивилья!» и перекрестился, остановив занесенный над ним меч.
Пути испанских конкистадоров в Северной Америке
Ортис очень быстро восстановил родной язык и стал незаменимым переводчиком. Но ни он, ни дружественные индейцы племени Мукосо ничего не слыхали о городах, полных золота. И все же Сото упрямо двинулся по следам Нарваэса и дошел до «столицы» аппалачей — чтобы на сей раз окончательно убедиться в искренности Кабесы де Ваки.
Но Сото не пожалел о том, что пришел в страну аппалачей. Здесь его люди захватили пленного туземца, вскоре окрещенного под именем Педро, который рассказал именно то, что конкистадоры жаждали услышать. По его словам, сам он происходил из далекого огромного и густонаселенного города Юпаха, где было обилие золота. Когда же испанцы начали выспрашивать его, откуда бралось то золото, Педро, по свидетельству одного из участников похода, описал, как его добывали из рудников, и плавили, и очищали «так, словно бы он сам это видел, или дьявол ему подсказал. И все, кто хоть сколько-нибудь понимал в этом деле, говорили, что невозможно рассказать все это в таких подробностях, не видя собственными глазами… и с того времени все, что говорил индеец, принималось за чистую правду». Конкистадоры воспряли духом. Они обрели главное — веру и надежду.
Педро повел испанцев на север, через дикие безлюдные леса. Солдаты голодали, кое-как перебиваясь травами, кореньями да дикорастущими плодами. Свиней Сото строжайше воспретил трогать: им, по замыслу генерал-капитана, надлежало плодиться. Они с усердием выполняли мудрый наказ, и к весне 1540 г их стадо достигло трехсот голов.
К тому времени испанцы миновали полуостров Флорида и вышли в населенные земли на границах нынешней Южной Каролины. Здесь начинались владения индейцев криков, племена которых объединились в своего рода конфедерацию, чтобы избавиться от междоусобиц и защитить себя от внешней агрессии.
Эти племена по уровню цивилизованности были выше туземцев Флориды: они занимались земледелием, жили в прочных домах с двускатными крышами, умели прясть полотно из дикой конопли и льна, носили добротные одежды, отличались опрятностью, трудолюбием и мирным нравом. После дремучих флоридских чащоб страна криков поражала красотой, плодородием и обилием дичи, а вольная и обеспеченная жизнь индейцев казалась настолько привлекательной, что началось повальное дезертирство из отряда негров-рабов и индейской обслуги. Ладно бы индейцы и негры — нашелся испанец благородного происхождения, Диего де Гусман, который тоже решил остаться в этом земном раю. Сото подумал, будто идальго попил в плен, повелел остановить войско и выслать отряд на поиски, однако вскоре выяснилось, что Гусман, за несколько дней до того проигравший в карты своих лошадей и оружие, не хотел возвращаться. Сото отказывался поверить этому, пока не получил собственноручной записки от дезерггира.
Впрочем, для большинства конкистадоров все прелести этих земель мало что значили, поскольку в ней не нашлось золота. Правда, испанцы смогли набрать здесь несколько десятков килограммов речного жемчуга, служившего у индейцев украшением; но большая часть этих жемчужин была испорчена при обработке раковин огнем. Возрадовались было испанцы, когда в одной из могил нашли какой-то зеленый камень, похожий на великолепный изумруд. Увы, «изумруд» оказался стеклом европейского происхождения — то были следы неудачной экспедиции Айльона, нашедшего здесь смерть в 1526 г.
Послушный указаниям Педро, Сото повернул на запад, где, как ему сообщил проводник, находилась провинция Куса, «изобильная страна с очень большими городами». Индейцы охотно подтверждали эти сведения — лишь бы спровадить непрошеных гостей.
Между тем свиньи неудержимо плодились, и к осени их стадо составляло пятьсот голов. Пробовал ли кто из вас, читатели, гнать свинью в нужном вам направлении? Вряд ли; но если представится такая возможность, попробуйте — и вы поймете, что значит провести несколько сот этих не самых разумных животных по маршруту длиной в пять тысяч миль. И тогда вы в полной мере сможете оценить труды конкистадоров, которые провели громадное стадо по извилистым лесным тропкам и топким болотам, через буреломы и густые тростниковые заросли, по бескрайним равнинам и горным кручам, через реки и озера. Вообразите себе экспедицию на марше. Впереди едут всадники в доспехах; за ними бредут плотные ряды аркебузиров и арбалетчиков; далее вереницы индейцев-носильщиков сгибаются под тяжестью поклажи; за ними катится визжащий и хрюкающий поток свиней, направляемый пленными туземцами, а замыкают колонну местные красавицы, которых вожди племен дарили испанцам в жены.
Летом 1540 г. экспедиция вышла в южные области нынешнего штата Алабама. Велико было изумление конкистадоров, когда они увидели на крышах индейских жилищ деревянные кресты. То было напоминание о «посланцах неба» из экспедиции Нарваэса; и хотя по этим местам они не проходили, слухи о чудесных исцелениях разошлись так широко, что многие туземцы стали носить и воздвигать деревянные кресты, поверив в благотворную силу этих талисманов.
Однако от поклонения христианскому символу оказалось еще далеко до любви к христианам. В отличие от миролюбивых криков, местные индейцы враждебно приняли непрошеных гостей, и дальнейший путь испанцев проходил в непрерывных стычках и сражениях.
Следуя на юг вдоль восточного берега реки Алабама, испанцы вышли к какому-то большому укрепленному селению. По рассказам участников экспедиции, там было восемь десятков огромных домов, обнесенных земляным валом и бревенчатыми стенами, а сами дома, вмещавшие в себя до тысячи человек, тоже походили на крепости. Индейцы мирно встретили чужеземцев и пропустили их за ворота, но, увидев дома-крепости, конкистадоры решили, будто их заманили в ловушку. Они всегда придерживались тактики упреждающего удара, и пустого подозрения оказалось достаточно, чтобы они бросились в атаку.
Индейцы, включая женщин, встали на защиту своего селения, а им на помощь пришли туземцы-невольники, сопровождавшие экспедицию: они смогли освободиться от оков и получить оружие. Разгорелась яростная битва. Еще неизвестно, чем бы она кончилась для испанцев, если бы им не удалось поджечь дома: лишь пламя вспыхнувших деревянных строений заставило индейцев отойти. В сражении было убито две с половиной тысячи индейцев, но и потери испанцев оказались немалыми: восемьдесят три человека пали на поле брани и около двухсот пятидесяти получили серьезные ранения, в том числе и сам Сото. Кроме того, погибло полсотни лошадей, что было невосполнимой потерей для войска, ведь именно всадники обеспечивали победы конкистадоров в стычках с индейцами. Сгорела немалая часть испанского имущества, весь жемчуг, собранный в стране криков, и весь запас лекарств.
Сантьяго (святой Иаков), покровитель конкистадоров. С криком: «Сантьяго! За Испанию!» конкистадоры бросались в атаку. Рисунок из хроники
Испанцы пали духом. Уж больше года скитаются они по неприютным землям северного материка, а вместо золота и пышных каменных городов встречают лишь дикарей, смерть и опасности на каждом шагу. Многие стали открыто говорить о возвращении. Только свиньи сохраняли завидную бодрость духа и неустанно продолжали плодиться.
Как раз в эту тяжелую минуту Сото получил тайную весть, что его корабли находятся в Мексиканском заливе, в устье Алабамы, всего в шести днях пути. Какое искушение! Может, действительно сдаться и повернуть к морю? И завершить поход — бесславно, с пустыми руками, загубив понапрасну полторы сотни соратников? Нет! Надобно проявить упорство, и удача сама придет в руки. И Сото, дав двухнедельный отдых войску, развернул его спиною к кораблям и двинулся на север, в самое сердце Таинственного материка. Истинный конкистадор!
После двухнедельного марша экспедиция достигла земли индейцев чикасавов. Поначалу отношения с туземцами складывались неплохо: вождь подарил пришельцам полтораста кроликов, а испанцы ответным жестом угостили индейцев свининой. И настолько туземцам понравилось сочное мясо, что вскоре началось повальное воровство свиней из загонов. Такого бесстыдного посягательства Сото не мог стерпеть: двоих из пойманных воров он собственноручно застрелил из лука, а третьего отправил восвояси с отрубленными руками.
В декабре 1540 г. Сото остановился на зимовку в индейском селении, выгнав оттуда его обитателей. Месяц прошел спокойно, и конкистадоры, потеряв бдительность, перестали выставлять охрану. Однажды ночью индейцы обрушились на испанский лагерь сразу с четырех сторон. Вспыхнули соломенные крыши хижин, и ветер мигом разметал пламя по всему селению. Спросонок испанцы не могли отыскать оружия, выскакивали в чем мать родила из горящих домов и попадали под тучи стрел. Рухнули загоны для скота, свиньи с пронзительным визгом носились в огне, как черти в аду, сметая все на своем пути. Обезумевшие лошади сорвались с привязей и с грюмким ржанием врассыпную ринулись во тьму. Они-то и спасли положение, до смерти перепугав индейцев.
Восходящее солнце высветило унылую картину. Раздетые люди беспомощно толпились вокруг костров посреди пепелища. Сгорели одежды и седла, шатры и съестные припасы, в огне оплавились мечи, пики и алебарды. Погибло сорок солдат и полсотни лошадей. И самое печальное: от могучего стада свиней, взращенного с такими трудами буквально по поросеночку, осталась всего-то сотня голов!
Сото приказал солдатам сплести из травы циновки и прикрыть обнаженные тела, соорудить кузницу и перековать испорченное оружие, так что следующую атаку он ожидал в полной боевой готовности. Индейцам пришлось отступить.
Иной бы не вынес такого удара судьбы, махнул бы на все рукою да и повернул к кораблям, благо свинины на обратный путь все равно с избытком хватало. Но истинного конкистадора никакие беды остановить не могли. Наступила весна, и конкистадоры вновь устремились вперед, в неведомое, и опять с непрерывными боями. О проводнике Педро в хрониках экспедиции больше не поминается — видимо, испанцы казнили лгуна. Теперь Сото сам вел экспедицию, вел наугад, поворачивая то к северу, то к югу, но в целом придерживаясь западного направления. Характер местности изменился. На пути попадались бесчисленные озерки, старицы, речушки и протоки, которые сильно затрудняли продвижение войска. Все говорило о близости огромной реки.
Эрнандо де Сото
Солдаты голодали. Свинина вновь была под запретом, ибо оставшимся хрюшкам генерал-капитан предписал без помех размножаться. И они с удвоенным усердием восполняли свое поголовье. Но до чего же мучительно брести с пустым желудком и слушать, как позади зазывно хрюкают сочные куски жареного мяса, грудинки и сала, копченые окорока, головы ветчины и связки колбас!
И вот распахнулась в своей первозданной мощи река, великая Миссисипи. Противоположный берег еле проглядывает, быстрые воды несут деревья и коряги…
Но ничто, никакие препятствия не способны остановить Сото на пути к золотой стране. За месяц испанцы построили четыре большие лодки и благополучно переправили на западный берег все войско, разумеется включая свиней. Здесь Сото на манер древних греков «сжег корабли», показывая, что отступать не намерен. Только не сжег их, а приказал разбить в щепы и аккуратно вынуть все металлические крепления.
Вновь пошли старицы, болота да протоки, а потом еще того хуже — невероятно густые и высокие тростниковые заросли. Пробившись через все преграды, испанцы вышли в плодородные долины современного штата Арканзас и встали на длительный отдых. Люди набирались сил, а свиньи без устали плодились.
Экспедиция двинулась дальше на запад. Гостеприимные долины сменились необозримыми дикими чащобами без единой проторенной тропки. Отряд с трудом выбрался к реке Арканзас, где и разбил лагерь на зимние месяцы 1541–1542 гг. К тому времени войско испанцев, высадившееся во Флориде, истаяло почти наполовину. Лишь свиньи все плодились и плодились.
Разведывательные отряды, посланные по разным направлениям, возвращались с неутешительными вестями, — повсюду глушь, дикость, безлюдье. И все же в марте Сото вновь тронулся в путь. Он двинулся на юг, вдоль правого берега Миссисипи, выбрав из всех возможных самый тяжелый маршрут — через огромные топи и густые тростниковые заросли.
В мае 1542 г., измученный лихорадкой, обессиленный и отчаявшийся, Эрнандо де Сото умер в возрасте сорока двух лет. К тому времени одна только его, генеральская, доля в стаде составляла семьсот свиней. Их честно разделили между солдатами, так что тризна получилась пышная.
Индейский вождь с палицей в руках
Соратники хоронили Сото ночью, тайно, опасаясь, как бы индейцы после ухода конкистадоров не выкопали тело и не надругались над ним. А наутро объявили туземцам, что генерал-капитан почувствовал себя лучше, и даже устроили по этому поводу показные празднества. Однако индейцев оказалось не так-то просто обмануть: они заподозрили, что вождь бледнолицых умер, и даже догадались о месте его захоронения, указывая на него друг другу неприметными жестами. И тогда конкистадоры нашли Сото другую могилу — такую, где бы его уж точно никто не потревожил. Ночью тело умершего извлекли из земли, поместили в заранее заготовленную дубовую колоду и затопили в одном из рукавов Миссисипи.
Перед смертью Сото назначил своим преемником Луиса де Москосо. Тому упорства и целеустремленности тоже было не занимать, и он продолжил поиски золотой страны. Москосо направил войско на северо-запад, пересек безлюдные пустыни, вступил в южные области Великих равнин и, очевидно, дошел до восточных подножий Скалистых гор. Припасы кончались, обувь износилась, одежды истлели, и солдаты, закутанные в звериные шкуры, напоминали орду дикарей. Всем уже стало ясно, что богатых городов в этих землях им не сыскать. И Москосо приказал поворачивать назад.
Тяжким и долгим оказался обратный путь. Съестные припасы приходилось отнимать с боями у индейцев. В стычках и от истощения люди гибли один за другим. В конце декабря конкистадоры добрели до Миссисипи и перезимовали в отбитом индейском селении. За зиму умерло еще несколько человек, среди них и Хуан Ортис. Жаль, так и не довелось ему увидеть родную Севилью.
К марту 1543 г. испанцы построили семь бригантин, но из-за весенних разливов великой реки смогли отплыть лишь в июне. Путь по реке оказался не менее опасным, чем по суше. Вскоре реку перегородила тысяча индейских каноэ, некоторые из них вмещали до полусотни воинов. Под градом стрел бригантинам все же удалось прорваться сквозь засаду, но еще десять дней индейцы непрерывно преследовали чужеземцев. Наконец великая река доставила корабли к морю.
Не имея ни компаса, ни карт, Москосо направил свои суда на запад вдоль побережья Мексиканского залива. Испанцам несказанно повезло с погодой, и через пятьдесят три дня они достигли реки Пануко, тем самым как бы завершив оборвавшийся путь экспедиции Нарваэса.
Бесславным получилось возвращение трехсот одиннадцати уцелевших конкистадоров. За четыре года напрасных странствий загублено шесть сотен людей и не добыто ни грамма золота. Плачевный итог!
Ничего не поделаешь: на горькой ноте придется завершить этот рассказ. Зато следующий окажется повеселее.