3. Выводы и новгородская альтернатива

3. Выводы и новгородская альтернатива

И вот, разбирая загадки новгородской истории, мы вплотную подошли к тому, чтобы сформулировать предельно грубую, но очень наглядную и невероятно для нас актуальную пошаговую схему истории развития Господина Великого Новгорода от XI в. и до присоединения к Москве во второй половине XV в.

Первый шаг. В первой половине XI в. Новгород потерял возможность использовать для борьбы с неугодными ему Рюриковичами силы коалиции самостоятельных городов/земель Руси, расположенных на севере от Смоленска. Битвы на Черехе и Ждановой горе стали символам этой потери.

Второй шаг. В результате в XI–XII вв. Рюриковичи укрепили свои позиции в Городе, а частые смены новгородских князей после 1136 г. являлись в первую очередь следствием столкновений в разросшейся семье потомков Владимира Святого, а не «новгородской вольности в князех».

Третий шаг. «Коловращение» князей привело к тому, что Новгород так и не стал «своим» ни для одной из враждовавших ветвей Рюриковичей и практически все князья стали рассматривать город лишь как временный источник людей и ресурсов в своей борьбе за почетные столы.

Четвертый шаг. «Коловращение» князей привело к тому, что знать, «оседающая» в Новгороде поверх древней территориальной («кончанской») структуры, образовала предельно фрагментированную элитную корпорацию, слабо способную к солидарной работе на общее благо и слабо связанную с интересами Новгородской земли.

Пятый шаг. «Коловращение» князей и постоянная клановая борьба собственно новгородских элит привели к тому, что с конца XII в. огромные зависимые от Новгорода территории в Восточной Прибалтике, бассейнах Невы, Волги, Северной Двины, Печоры и Камы начали стремительно отпадать от метрополии под давлением «свеев», «немцев» и «суждальцев».

Шестой шаг. «Коловращение» князей и постоянное противостояние князей с обособившимся боярством парализовали градостроительную активность и привели к тому, что сверхцентрализованная Новгородская земля встретила эпоху масштабной морской (ганзейской) торговли на Балтике без собственных крупных морских портов и, следовательно, без собственного крупного торгового флота.

Седьмой шаг. Утверждение Новгорода Великого в качестве «отчины» великих владимирских князей в правление Александра Ярославича Невского и консолидация элит на базе упорядоченного доступа представителей ряда кланов к посадничеству, стабилизировали политическую жизнь Новгорода. Это позволило к началу XIV в. остановить «сжатие» западных и северных границ земли на берегах Нарвы и Сестры.

Восьмой шаг. Установившаяся политическая стабильность вкупе с наметившимся аграрным перенаселением Новгородской земли позволили элите усилить эксплуатацию «черных людей» и новгородских «пригородов». Включение Великого Новгорода в формирующуюся в Северной Европе «мир-систему» в качестве периферии (см. шестой шаг) и монополизация контактов с центром этой системы узким кругом бояр и купцов (многие из которых являлись лидерами собственных «вертикальных финансово-промышленных группировок») тормозили развитие новгородской «предпромышленности».

Девятый шаг, девятый вал. Сверхэксплуатация крестьянского населения и ремесленников Новгорода привела к демографической катастрофе первой половины XV в. и окончательно разорвала связи между народом Новгородской земли и её элитой. А это всё вместе сделало Новгород крайне уязвимым перед военным и политическим давлением Литвы и особенно Москвы.

Как видим, поменяв отдельные имена в тексте, чуть-чуть осовременив антураж и основательно сжав ось времени, превратив столетия в десятилетия, мы получим очень грубое описание истории Российской Федерации, которая по странному недоразумению считается преемницей московской, а не новгородской истории. Мы как раз пережили сейчас «лихое» время властных «коловращений» и масштабных «колониальных» потерь. Мы с вами сейчас где-то в окрестностях Ореховецкого договора о сокращении наступательных вооружений, а настоящая сверхэксплуатация «черных людишек» еще только набирает обороты. Шелонь, потеря Востока, «освободительные» походы «братских белорусских дивизий» и искоренение «крамолы» лишь только виднеются впереди. Остаётся лишь помечтать об «освободителях», что имели бы все достоинства реального Великого княжества Московского и всея Руси из нашей истории без его же недостатков. Или…

Или всё-таки можно что-то поменять в этой безрадостной перспективе, всё-таки были у Новгорода достойные альтернативы на его славном и трагичном пути? При взгляде на построенную масштабную цепь причин и следствий становится очевидным, что, по сути, нет смысла пытаться переиграть вслед за писателями-альтернативщиками последние «звенья» в этой цепи.

Мог ли Новгород войти в состав Великого княжества Литовского? Да, мог бы. Вслед за Тверью и Москвой. Если бы Ольгерд был удачливей в своих «московских» походах, если бы Витовта не разгромили в пух и прах под Ворсклой, то в том же 1428 г., году наивысшего влияния собственно Литвы в нашей реальности, Витовт Литовский мог бы войти в дом Святой Софии. А уж если бы Витовт сумел получить корону и передать её по наследству… Но в этой исторической альтернативе Литве в определенный момент обязательно пришлось бы повышать уровень своей централизации и внутренней мобилизации — чтобы сломать Москву, чтобы отразить претензии Польши, чтобы укрепить собственные огромные южные границы. И на этом пути Литва шаг за шагом сближалась бы с Россией из нашего мира с той же опасностью получить Александра Грозного в итоге.

Мог ли Новгород войти уже в зрелую Литву, Литву времен Казимира Ягеллончика во второй половине XV в., без всяких там ужасов «ползучего обрусения», со всеми прелестями цветущего федерализма? Вряд ли. Ко второй половине XV в. именно Москва контролировала новгородские пути — и «хлебный», и «пушной», а у Литвы в нашей реальности не было ни возможностей, ни желания эти пути отбить. Так что даже красочно описанные в современной художественной литературе разгромы московских войск в 1471 г. означают на деле лишь дополнительное кровопролитие новых и новых походов, дополнительные жертвы новых и новых новгородских голодовок.

Мог ли Новгород «купить» свою независимость, переняв у венецианцев не только изображение на монетах, но и замечательно проявившую себя в итальянских реалиях идею наемных армий? Вряд ли. Господину Широкораду легко выдавать подобные советы, но без собственных портов и собственного крупного флота Новгород в нашей реальности был надежно отрезан от ближайших (германских) крупных рынков наёмной военной силы.

Не слишком много шансов было у Новгорода и повторить подвиг античных греческих полисов, отразивших натиск сильной «континентальной» империи. По-настоящему развитое «новгородское национальное самосознание» в принципе могло превратить завоевание и удержание Новгородской земли в слишком сложную задачу и для Москвы, и для Литвы. Однако такое «особое» самосознание, по-видимому, не сложилось. Действительно, для новгородского летописание XII–XIII вв. еще характерно противопоставление города Руси, под которой часто понимались лишь Киев с окрестностями или «Низовская», «Суздальская» земля: «Въ то же лето выиде князь Святославъ из Новагорода на Лукы, и приела въ Новъгородъ, яко «не хоцю у васъ княжити». Новгородьци же… послаша въ Русь къ Мьстиславу по сынъ» [НПЛ. С. 32]; «И поклонишася Немьци князю, Ярослав же взя с ними миръ на вьсеи правде своей; и възвратишася новгородци сдрави вси, а низовьчь неколико паде» [НПЛ. С. 73].

Однако именно с XIII в. все сильнее в новгородском летописании отражается тенденция считать свою землю вместе с Владимирской частью одной Руси:

— в новгородском некрологе Александру Невскому указано, что этот князь «иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую землю» [НПЛ. С. 84];

— под 1322 г. в летописи было записано, что «приходи в Русь посол силен именем Ахмыл и много створи пакости по Низовской земле» [НПЛ. С. 96];

Особенно показательно в этом смысле новгородское описание разгрома Твери в 1327 г.: «Татары просто реши всю землю Русскую положиша пусту, толко Новгород ублюде Бог» [НПЛ. С. 98].

В этом отрывке мы, по сути, видим новое понимание «Русской земли», мало известное более ранним текстам: она отождествляется с северной частью Руси (Новгородская плюс Ростово-Суздальская земли). Эпитет «вся» по отношению к территории, разоренной войсками Узбека и обозначенной как «Русская земля», наглядно говорит об этом. Где-то с XIV в. термин «Суздальская земля» и производные от него для обозначения Северо-Восточной Руси перестают употребляться и во владимирском летописании, а в качестве общего названия для этой территории начинает использоваться термин «Русь». Последнее известие такого рода содержится под 1309 г., когда «…приеха ис Киева пресвященныи Петр митрополит на Суждалскую землю» [Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 87]. Уже на следующий год, в 1313-м, митрополит Петр из Орды «прииде на Русь» [ПСРЛ. Т. 18. С. 88]. Хронологическое совпадение смены терминологии в Синодальном списке Новгородской первой и в Симеоновской летописях позволяет полагать, что в ней отразились перемены в общественном сознании населения русского Северо-Востока в первые десятилетия XIV в., в годы наивысшего напряжение московско-тверской борьбы, которая и создала, как мы видели, русский народ и Российское государство. В XV в. в Новгородской первой летописи младшего извода и ряде других текстов представление о единой Русской земле, в которую входят и Москва, и Новгород, прослеживается очень четко:

Дмитрий Донской, по мнению новгородского летописца, ходил на Тверь «со всеми князьми и со всею силою рускою»; Витовт, отметившийся в том числе и своими походами на Новгород, перед битвой на Ворскле «хотел пленити Рускую землю»; в 1432 г. Василию Васильевичу «дате княжение великое… на всей Рускои земли» [НПЛ. С. 372; 395; 416].

Аналогичная картина, кстати, прослеживается в псковском летописании. Причем здесь (как временами и в новгородском писании) «Русская земля» в составе Новгородской и Владимирской земель не только объединяется, но и решительно противопоставляется, например, земле «Литовской»: «Князь великий Василей, подъем всю Рускую землю… а князь Витовт, подъем всю Литовскую землю, и поиде противу» [Псковские летописи, М.-Л., 1941, Вып. 1. С. 32].

И даже герои в XV в. у Москвы и Новгорода оказались одинаковыми — именно в последние годы новгородской самостоятельности Александр Ярославич Невский, ритуально почитаемый родоначальник московский князей, с подачи новгородского архиепископа Евфимимя стал покровителем и Великого Новгорода.

Ясно, что в таких условиях перед лицом московского вторжения новгородская элита не могла рассчитывать на то, чтобы поднять всю землю в едином порыве на борьбу с чужеземным игом. Рассчитывать (особенно после фактической девальвации вечевых порядков) на безоговорочную поддержку «черни» «Совет господ» в борьбе за свои огромные земельные владения тоже не мог. Новгородские пригороды были слабы (в древней Ладоге в 1484 г. в городском посаде фиксируется 84 двора, к 1500 г. под давлением «московского» ига число дворов доходит до 116 [Кирпичников А. Н. Посад средневековой Ладоги. Л., 1985]), да и пример сильнейшего из пригородов — Пскова — не вдохновлял. Псковичи не только не пришли на помощь Новгороду в тяжелую годину 1471 г., но и сами начали военные действия против Города по приказу великого князя Московского. Вряд ли особой любовью к Господину Великому Новгороду пылали Великие Луки, показательно разгромленные в 1435 г., равно как и далекие «колониальные» югорские «окраины», где в 1446 г. оставил по себе долгую память отряд воевод Шенкурского и Яковли. Так что на спартанскую твердость своих вооруженных сил Господину Великому Новгороду рассчитывать не приходилось. О печальных и очевидных аналогиях с современностью позвольте умолчать.

И лично я, перебирая варианты, всё возвращаюсь и возвращаюсь к 1136 г., когда, по сути, закончилась едва начатая Мстиславом Великим династия «вскормленных» в Новгороде князей. Если бы Всеволод удержался, укрепился на новгородском столе (шансы уйти в Киев и так были у него ничтожно малы)… Если бы передал стол своему сыну… Если бы новгородским Мстиславичам удалось хоть на какое-то время укрепить свою власть настолько, чтобы начать «грады ставить» по примеру Рюриковичей в других землях. Ведь сумели же Андрей и Всеволод Юрьевичи в Ростово-Суздальской земле поставить новые города и расширить существующие пригороды при вполне живом и могучем ростовском боярстве. Пусть бы новгородские новаторы-градостроители из альтернативной реальности повторили судьбы Андрея Боголюбского, но Новгородская земля имела бы в своих руках как минимум и Тверь на путях подвоза хлеба, и Копорье на южном берегу Финского залива, и Выборг на берегу северо-восточном. Если бы Мстислав Мстиславич Удатный из семейства Мстиславичей был не торопецким, а природным новгородским князем, то случившаяся и в нашей реальности победа над владимирцами под Липицей в 1216 г. вполне могла бы стать началом долгого процесса присоединения Волго-Окских земель к Новгородскому княжеству. А залогом успешности такого присоединения могла бы стать намечавшаяся к XIII в. серьезная борьба Владимира и Ростова, южных (как бы вятических) и северных (как бы словенских) центров «Низовской земли». Заглянуть далее, за дымовую завесу «Батыева нашествия», очень и очень сложно (хотя Владимиру и Суздалю достанется всяко больше, чем Новгородчине). Но мне в этой альтернативе «Новгородского царства» не кажется такой уж дикостью карта бенедиктинского монаха Андреаса Васпергера из XV в. в нашем мире, на которой огромный «Новгород» занимал все пространство от Южной Финляндии до Азовского моря. Да и внутреннее устройство этого «Великого Новгорода» не представляется мне слишком уж бесчеловечным.

А вот сможем ли мы свернуть с «новгородского пути» не в начале, а на самой середине? Успеем ли? И захотим? Не знаю. Время покажет.