2. Михаил Ярославич: «Царь» и «великий князь всея Руси»

2. Михаил Ярославич: «Царь» и «великий князь всея Руси»

Кто сказал:

«Живи покорно, не ищи руна,

Не летай и не ныряй до дна»?

Сталь легка, судьба проворна;

Грош тому цена,

Кто устал и дремлет у окна.

Встань, страх преодолей,

Встань в полный рост,

Встань на земле своей,

И достань рукой до звезд.

Ария «Встань, страх преодолей»

Со смертью Ярослава Ярославича с политической арены практически ушло поколение братьев Александра Невского. На авансцену борьбы за великое княжение выходило поколение его сыновей и племянников, выросшее уже под «татарским игом», во главе которого стоял Дмитрий Александрович, герой Раковора. И по иронии судьбы именно на это поколение пришлось политическое противостояние, лично мною почитаемое за переломный момент во всей истории формирования русского народа и Русского государства. Потому что если и есть в нашей истории политический деятель, олицетворяющий высшую степень мерзости, подлости и зла, противостояние которому и есть фундаментальный нравственный выбор для людей и правителей, то это младший брат Дмитрия — Андрей Александрович Городецкий, решивший любой ценой отобрать власть у брата. Куда там более поздним жалким плагиаторам! Основание для таких эмоциональных оценок просто и незамысловато: «В лето 6789 (1281) Князь Аньдрей Александровичь испроси собе княжение великое подъ братомъ своимъ старейшимъ княземъ Дмитреемъ и приведе съ собою рать Татарскую Кавгадыа и Алъчадыа… Все же то зло створи князь Андрей съ своимъ Семеномъ Тонглиевичемъ, добиваяся княжениа великого, а не по старейшиньству. Татарове же много зла сътвориша, отъидоша». В этом году татары, прежде чем «отъидоша», разорили и Тверскую землю.

«В лето 6790 (1282) Князь Ондрей Александрович приведе дроугоую рать Татарьскоую на брата, на великого князя Дмитреа, Турай-Темеря и Лына; а с ними въ воеводахъ Семенъ Тонглиевичь. И пришедше, много зла сътвориша в Соуздальской земли, якоже и преже».

«В лето 6792 (1285) Князь Андрей Александровичь приведе царевича из Орды и много зла сътворивъ хрестьяномъ».

«В лето 6801 (1293) Князь Ондрей Александровичь иде въ Орду съ инеми князи Рускими и жаловася царю на брата своего, князя Дмитреа Александровича. Царь же отпоусти брата своего Дюденя съ множествомъ рати на великого князя Дмитреа Александровича». [Все цит. по: Типографская летопись. ПСРЛ. Т. 24; датировка событий следует за знаменитой работой: Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 286–287, 289, 356]. Итоги этой Дюденевой рати мы разберем ниже.

Систематическое обращение к помощи монгольских вооруженных сил мало того что нанесло Северо-Восточной Руси удар, сравнимый с Батыевым нашествием, но еще и фактически сформировало заведомо проигрышный modus operandi для русских князей, способный привести их вместе с государством лишь к печальному концу. Радует лишь то, что Андрей Александрович все же не получил своего грамотного пиара и не превратился в «брендовую» фигуру отечественной истории.

В войне Дмитрия и Андрея, двух сыновей Александра Невского, Тверь поневоле должна была выбирать свою сторону баррикад. И вот при Михаиле Ярославиче, «посмертном» сыне Ярослава Ярославича от новгородской боярыни, Тверь решительно встала против сил, олицетворявших наиболее страшный и отвратительный выбор в отечественной истории. Закономерно, что вместе с Тверью в «антиандреевскую» коалицию вошел еще один город, в котором правящий князь также начал искать пути выхода из порочного круга княжеского «коловращения». Результат не заставил себя ждать: в 1285 г. «…князь Андреи приведе царевича, и много зла сътворися крестьяномъ. Дмитрии же, съчтався съ братьею, царевича прогна, а боляры Андреевы изнима» [ПСРЛ. Т. 4, ч. 1, вып. 1. С. 246; т. 5. С. 201; т. 1, стлб. 526].

Этой «братьею» и были (по обоснованному мнению Насонова и Горского) Михаил Ярославич Тверской и Даниил Александрович Московский.

Высшей точкой внутренней войны стала так называемая «Дюденева рать». В 1293 г. Андрей Александрович, Федор Ростиславич Ярославский, Дмитрий и Константин Борисовичи Ростовские отправились в Волжскую Орду, после чего хан Тохта послал на Дмитрия Александровича и его союзников (наиболее значимыми из которых были Даниил Александрович Московский и Михаил Ярославич Тверской) войско во главе со своим братом Туданом (Дюденем). Великий князь бежал в Псков. Были взяты города Владимир, Суздаль, Муром, Юрьев, Переяславль, Коломна, Москва, Можайск, Волок, Дмитров, Углич. К Москве Дюдень и Андрей подошли после взятия Переяславля — столицы собственного княжества великого князя Дмитрия — «и Московского Данила обольстиша, и тако въехаша въ Москву и сътвориша такоже, якоже и Суждалю, и Володимерю, и прочим городом, и взяша Москву всю и волости, и села» [ПСРЛ. Т. 18. С. 82].

Но триумф Андрея был недолгим. Еще после второго его обращения к ордынской помощи Дмитрий Александрович сделал сильный встречный ход: «Съ своею дружиною отъеха в Орду к царю татарскому Ногою». (После татарского похода 1281 г. Дмитрий восстановил великокняжеские права своими силами.)

Ногай, внук одного из младших братьев Батыя — Бувала, — являлся фактически самостоятельным правителем западной части улуса Джучи от Нижнего Дуная до Днепра (ставка его находилась в низовьях Дуная). Приезд великого князя Владимирского был, по-видимому, для этой силы первым серьезным контактом с князьями Северной Руси, позволившим Ногаю начать создавать там собственную сферу влияния.

И вот в 1293 г., когда войско Дюденя находилось в Москве, в свою столицу вернулся из Орды Ногая Михаил Ярославич Тверской. Узнав о его возвращении, татары и Андрей, уже собиравшиеся напасть на Тверь, не решились этого сделать. Причиной этой нерешительности был сильный отряд «ногаевских» татар под командованием Токтомеря, пришедший на Русь для поддержки вассалов злейшего врага сарайских ханов. Войско ногаевцев двигалось вслед за спешащим в родной город Михаилом Тверским, и именно приближение Токтомера заставило Дюденя отказаться от похода на Тверь (судя по хронологии, Токтомер продвигался на тверскую территорию практически одновременно с отходом Дюденя от Волока) [ПСРЛ. Т. 1, стлб. 483; т. 18. С. 83; т. 3. С. 327; см. также: Горский А. А. Москва и Орда. М., 2003. С. 17].

Дмитрий Александрович в такой обстановке в марте 1294 г. попытался вернуться из Пскова на Северо-Восточную Русь. Андрей с отрядом новгородцев выехал из Новгорода в Торжок с целью перехватить брата. Обоз Дмитрия достался нападавшим, но сам законный великий князь добрался до Твери, превратившейся в главный бастион «антиандреевской» коалиции. Отсюда Дмитрий Александрович отправил в Торжок посольство, заключившее мирное соглашение между противоборствующими сторонами. После своего недолгого триумфа времен Дюденевой рати Андрей оказался вынужден вернуть старшему брату великое княжение и Переяславль, взамен сохранив за собой новгородский стол. Таким образом, поход Дюденя имел лишь ограниченный конечный успех — из-под власти Дмитрия Александровича удалось изъять только Новгородскую землю. И здесь сложно переоценить роль Твери, последнего непокоренного города «антиандреевских» сил, равно как и роль её князя Михаила Ярославича.

Но скорая смерть Дмитрия сделала Андрея «законным», по старшинству, великим князем Владимирским. Территория великого княжества оказалась в его руках и тем самым перешла в сферу влияния Волжской Орды; противники Андрея, только что испытавшие татарское разорение, не решились сразу же выдвинуть ему конкурента, но потенциально таковыми должны были стать Михаил Тверской и Даниил Московский.

И в 1296 г. произошло новое обострение борьбы между добравшимся, наконец, до великокняжеского стола Андреем и московско-тверской группировкой. Осенью этого года новгородцы изгнали наместников Андрея Александровича и пригласили на княжение Даниила. Московский князь ответил на это приглашение согласием. После этого был заключен договор о союзе между Новгородом и Михаилом Тверским. В том же году Андрей Городецкий пришел из Волжской Орды в сопровождении очередного татарского отряда, возглавляемого на этот раз Олексой Неврюем. Поездка великого князя в Орду не была, однако, реакцией на лишение его новгородского стола, поскольку отправился он туда еще в 6803 г., то есть до 1 марта 1296 г. Наоборот, противники Андрея, предугадывая последствия его очередной поездки к сарайскому хану, воспользовались отсутствием непопулярного великого князя, чтобы начать наступление первыми. Тверской и московский князья успели:

«Приде Андреи князь ис татаръ и совокупи вой и хоте ити на Переяславль ратью, да от Переяславля к Москве и ко Тфери; слышав же князь Михаиле Тферьскыи и Данило Московьскии князь, и совокупивъ вой и пришедше и стаста близъ Юрьева на полчищи, Андреи в Володимери, и тако не даста пойти Андрею на Переяславль»… «и сташа супротив себя, со единой стороны князь великий Андреи, князь Феодоръ Черный Ярославскыи Ростиславичь, князь Костянтинъ Ростовскыи со единого, а съ другую сторону противу сташа князь Данило Александровичь Московскыи, брат его князь Михаиле Ярославичь Тферскыи, да съ ними Переяславци съ единого. И за малымъ упаслъ Богъ кровопролитья, мало бою не было; и поделившеся княжениемъ и разъехашася въ свояси» [ПСРЛ. Т. 1, стлб. 484; ПСРЛ. Т. 18. С. 83].

Одним из пунктов соглашения, заключенного во Владимире зимой 1296/97 г., было сохранение за тверским, московским и переяславским князьями права на самостоятельный сбор дани, которое они приобрели, будучи вассалами Ногая. Характерно, что в сообщении Троицкой и Симеоновской летописей вставшие на пути Андрея и Неврюя тверской и московский князья ошибочно названы братьями. В кровавой кутерьме 80-х и 90-х гг. XIII в. эти князья вместе сумели сделать главное: сумели доказать, что Орда не непобедима, что татар можно использовать против татар, что покорностью, наглостью и крепким войском можно добиться большего, чем одной покорностью.

Но союз Твери и Москвы был обречен. И Михаилу, и Даниилу, и стоящим за ними силам быстро стало ясно, что и Тверь, и Москва могут стать той архимедовой точкой опоры, опираясь на которую местный правитель способен перевернуть все основы «княжого» права и превратить всю Северную и Северо-Восточную Русь в достояние своего рода (и «своего» города!). О большем пока, видимо, не говорили, но даже и такой «приз» не делится на двоих. И вот в 1300 г. Михаил Ярославич Тверской идет на конфликт с Иваном Переяславским, сыном Дмитрия Александровича и наиболее слабым участником «антиандреевского» триумвирата того времени. Кроме того, в 1300 г. резко изменилась геополитическая ситуация вокруг русских княжеств: покровитель Твери и Москвы Ногай потерпел окончательное поражение в своей борьбе с сарайским ханом Тохтой и погиб. В этой ситуации Михаил Тверской принимает, казалось бы, абсолютно разумное решение и идет на сближение с «главным поклонником» Тохты в наших краях — Андреем Городецким, доживающим последние годы своего короткого и невнятного великого княжения. Этим рациональным ходом тверской князь резко увеличил свои шансы в предстоящей в скором времени борьбе за власть и одновременно поставил в довольно затруднительное положение своего московского соратника-противника. Действительно, за очень короткий срок Даниил лишился могущественного покровителя в Орде (1300), князей-союзников — Михаила Тверского, перешедшего на сторону Андрея (1300), и умершего Ивана Переяславского (1302). Однако именно в это время московский князь, будто решив, что терять ему уже нечего, совершает целую серию дерзких наступательных акций, практически игнорируя мнение ордынского сюзерена на их счет:

в 1300 г. «Данило князь московъскыи приходилъ на Рязань ратью и билися у Переяславля (Рязанского), и Данило одолелъ, много и татаръ избито бысть, и князя рязанского Костянтина некакою хитростью ялъ и приведъ на Москву» [ПСРЛ. Т. 1, стлб. 486].

А в 1302 г. Даниил опять же без согласования с ханом занял Переяславль, намереваясь, видимо, и этот город вслед за Коломной и Можайском включить в состав Московской земли, а не перейти, по обычаю, на более почетный переяславский стол. Эту удивительную успешную наглость Даниила А. А. Горский связывает с появлением на его службе значительного числа служилых людей из княжеств Юго-Западной Руси (среди которых был и отец будущего митрополита Алексия), входивших до 1300 г. в сферу влияния Ногая [см.: Горский А. А. Москва и Орда. М., 2003. С. 30–41]. И если согласиться с этой обоснованной точкой зрения, то придется признать, что Москву эти беженцы выбрали именно благодаря успешному сближению Михаила Ярославича Тверского со сторонниками сарайского хана Тохты: Даниил Московский остался единственным сильным князем из «тянувших» в своё время к Ногаю.

Так на первый взгляд успешный дипломатический маневр на границе XIII и XIV вв. (1) усилил потенциально основного соперника Твери и (2) связал руки тверскому князю, помешав увеличить территорию своей основной земли в период предельной слабости как ханской, так и великокняжеской власти. Тверь и Москва в своём начинающемся противостоянии убедительно показали, что в определенные моменты даже в условиях жесткого внешнего управления наглость и решительность позволяют добиваться поставленных целей более успешно, чем осторожность и дипломатичность. Тверские и московские князья неплохо усвоили и потом неоднократно применяли на практике этот урок, совершенно упущенный массовым сознанием наших современников.

А далее в кустах вдруг обнаружился обычный для данного рассказа стремительный рояль: 5 марта 1303 г. умер Даниил Александрович Московский, союзник-противник героя данного раздела, второй по старшинству из потомков Александра Невского. Умер на сорок первом году жизни и на пике военных и политических успехов. Умер ранее великого князя Андрея Александровича, так и не побывав на владимирском столе — и тем самым в соответствии с основами «княжого» права закрыв своим потомкам путь к великому княжению. Михаил Ярославич постарался сразу же воспользоваться открывшимися возможностями и в союзе со смоленскими князьями попытался отторгнуть от Москвы не так давно присоединенный Можайск. Там обосновался Святослав Глебович, княживший перед этим, скорее всего, в Ржеве, то есть на границе с московскими и тверскими землями. Но новый московский князь Юрий Данилович с братьями занял Можайск, Святослав был взят в плен и отвезен в Москву. Осенью того же года возвратился из Орды великий князь Андрей Александрович, после чего в Переяславле состоялся княжеский съезд, на котором де-факто безрезультатной осталась тверская попытка выкурить москвичей из другого их свежего «приобретения»:

«Съехашася на съезд в Переяславль вси князи и митрополит Максим… и ту чли грамоты, царевы ярлыки и князь Юрьи Данилович приат любовь и взял себе Переяславль, и разъехашася раздно» [Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 86].

Наконец, в 1304 г. умер Андрей Александрович Городецкий, и Михаил Тверской оказался старейшим из Рюриковичей Северо-Востока: он остался единственным внуком князя Ярослава Всеволодовича. Его единственный потенциальный соперник Юрий Данилович Московский никакими правами на великое княжение не обладал: по родовому принципу он был младше не только Михаила Ярославича, своего двоюродного дяди, но и сына Андрея Александровича Михаила — своего двоюродного брата, а по отчинному даже в перспективе не имел оснований претендовать на Владимир, так как Даниил, его отец, великим княжением не владел. Как вновь справедливо отмечает Горский, «ранее были случаи, когда князь, не являвшийся «старейшим» среди потомков Ярослава Всеволодовича, оспаривал великое княжение. Но во всех случаях это был второй по старшинству князь, имевший к тому же права на великое княжение «по отчине». Вот только Михаил отлично понимал всю бессмысленность обращения к старому опыту в переломную эпоху 1300-х — и начал действовать сразу после смерти великого князя Андрея:

сам тверской князь без лишних промедлений отправился в Орду за ярлыком на великое княжение;

его люди принялись занимать наиболее важные пункты собственно великокняжеского домена, не дожидаясь ханского решения, однако и противники Твери не спали: в Костроме и Нижнем Новгороде бояре Михаила столкнулись с инспирированным Москвой сопротивлением «черных людей»;

сочувствующий Михаилу митрополит Киевский и всея Руси Максим «со многою мольбою браняше [Юрию] ити в Орду, глаголя: «Азъ имаюся тебе съ княгинею, с материю князя Михаила, чего восхочешъ изъ отчины вашея, то ти дасть»…»;

не особо надеясь на силу слова, тверичи организовали засады на Юрия в окрестностях Суздаля — и почти угадали. Юрий Московский действительно отправился в Орду вслед за Михаилом, чтобы заявить претензии на великое княжение, вот только выбрал другие дороги;

в Костроме люди тверского князя умудрились захватить Бориса Даниловича, брата московского князя, и тем самым положили начало коллекции Даниловичей и их родственников в тверских тюрьмах;

в Новгород Великий были отправлены тверские наместники, немедленно схлестнувшиеся с местными противниками Твери;

наконец, перешедшие на сторону Твери бояре покойного великого князя Андрея под руководством широко известного в узких кругах Акинфа были отправлены с немалыми силами к Переславлю, главному на тот момент яблоку раздора в развивающемся конфликте между Тверью и Москвой.

Последняя и наиболее важная акция из списка дел в плане борьбы за великое княжение закончилась и самой громкой неудачей: «Тогда бысть ему [Ивану Даниловичу, оставшемуся на хозяйстве в Москве и Переяславле] бои съ Акинфомъ Тферскымъ, съ княземъ же с Ываномъ съ единаго переяславская рать, къ тому же приспела и московская рать и бишася зело крепко, и поможе Богъ князю Ивану и уби Акинфа у Переяславля, и зятя его Давыда, и множество тферичь» [Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 103].

Но отдельные провалы уже ничего не изменили: после ожесточенной сарайской «торговли» между московским и тверским князьями (в которой разные источники сомнительное звание автора наиболее жирных в финансовом плане предложений отдают разным князьям) хан Тохта решил вопрос о великом княжении в пользу Михаила, и осенью 1305 г. тверской князь вернулся на Русь.

После такого триумфа эльфийскому королю (каковым предстаёт Михаил Тверской в рассуждениях, например, известного писателя Балашова) по законам жанра положено было простить всех своих врагов и терпеливо дожидаться момента, когда зло окончательно озлится. Вот только Михаил из источников не слишком походил на эльфийского владыку, и сразу по возвращении на Русь, уже в Нижнем Новгороде, новый великий князь начал разбираться со своими противниками: «изби всех вечников иже избита бояр [Михаила]… и ту же чашу [нижегородцы] испиша: им же бо судом судите, судят вам» [ПСРЛ. Т. 10. С. 177].

Но главные противники Твери в тот момент были совсем не в Нижнем, и, видимо, все в том же 1305 г. Михаил Ярославич при поддержке незначительной «Таировой рати» двинулся на Москву. Подробности этого похода сейчас не восстановить, однако с уверенностью можно утверждать, что 1) москвичи выдержали удар великого князя, поддержанный ордынским сюзереном, но 2) далось им это крайне нелегко: «князь Юрьи выеха на Москву съ Рязани, а на осень бысть Таирова рать. Тое же осени князь Александр и Борись [младшие братья Юрия Даниловича] отъехали въ Тферь съ Москвы» [ПСРЛ. Т. 18. С. 86–87; т. 7. С. 184; Приселков М. Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.-Л., 1950. С. 352 и примеч. 4].

Этот беспрецедентный для московского семейства отъезд князей в Тверь лучше всяких слов демонстрирует всю сложность положения Юрия Даниловича. Но этот товарищ (невероятно далекий от навязшего на зубах образа «московского осторожного лицемера и скопидома») не сдавался, и в 1307 г. «бысть бои на Руськои земли, Михаил с Юрьем о княженье Новгородское» [подробнее см.: Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. С. 136–138].

Так что окончательно утвердиться в Новгороде Великом и сесть на этот древний стол великий князь сумел лишь 14 июля 1308 г. После этого важнейшего успеха Михаил Ярославич предпринял еще один поход на Москву: князь Владимирский «старого образца» вполне мог оставить поверженного соперника в покое, но этого не мог себе позволить князь Тверской и Владимирский. По-видимому, теперь Михаил рассчитывал окончательно сокрушить Москву и, возможно, посадить на этот стол одного из отъехавших в Тверь братьев Юрия. Но решающее сражение, произошедшее 25 августа, не принесло успеха: тверичи «много зла сотвори и града не взяв отъиде» [Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. 10. С. 1771.

Вскоре Юрий Данилович, окрыленный своей московской победой, сумел овладеть Нижегородским княжеством, ставшим выморочным после кончины князя Михаила Андреевича (сына Андрея Александровича). Тем самым московский князь вновь покусился на великокняжеские права, пусть в своё оправдание он и мог ссылаться на своё право в доле общего наследия потомков Александра Невского. В 1311 г. старший сын Михаила Ярославича Дмитрий был отправлен на Нижний Новгород «на князя на Юрия» походом, но этот поход был парализован новым митрополитом всея Руси Петром, «не благословившим» Дмитрия во время его нахождения во Владимире (место пребывания митрополита). Итогом этой борьбы стал временный компромисс, в рамках которого Нижний Новгород получил в пожизненное владение Борис Данилович, выехавший в своё время в Тверь брат Юрия. Михаил Ярославич, великий князь Владимирский и Тверской, наконец, получил небольшую передышку на своей «вершине власти».

Анализируя описанное выше поведение Михаила, князя тверского, и Михаила, великого князя владимирского, можно заключить, что Михаил Ярославич стал одним из первых князей, для которых усиление «своего» удела, «своей» земли занимало достаточно высокое место в списке приоритетов даже относительно борьбы за более почетные столы. Причем тверской князь, разрушая на деле старые порядки, был вынужден (как временами и его московские противники) регулярно апеллировать к избранным положениям «княжого» права хотя бы на достаточно многочисленных в ту эпоху княжеских съездах. Но если добавить к этим апелляциям анализ источников, где могли хоть в каком-то виде остаться подлинные мысли и слова Михаила и его окружения, то мы увидим, что для этой среды были характерны новаторские по тому времени, но отлично нам знакомые взгляды на саму суть княжеской власти и Русского государства. Так, пропаганда пресловутого княжеского единения, особенно перед лицом внешней опасности, была характерной чертой русской общественно-политической мысли XI–XIII вв. Единение понималось прежде всею как военный союз равноправных князей. Но окружение Михаила Тверского предлагало другой путь ликвидации феодальных распрей. Резко осуждая борьбу младших князей против старших, вассалов против сюзерена, сторонники тверского князя ратовали за подчинение русских князей и бояр великому князю Владимирскому, каковым признавался только сам Михаил [см.: Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. Ист. — текстол. исследование. М., 1974. С. 87]. Более того, в Повести о Михаиле Тверском, написанной в начале XIV в. духовником (?) тверского князя, идея единовластия оказалась заложена в такой безумно дерзкий для того времени (и хорошо знакомый для нашего) контекст, как рассуждения о законопреступном царе, поставленном над Русской землей за ее «согрешения». По мысли автора повести, если Русь избавится от «согрешений», то она будет иметь достойного царя, каковым и должен стать Михаил Ярославич:

«А инии царство свое и венець, и поръфиру, и весь санъ своего суньклитъства временнаго ни во что же вменяюще, оставляаху… яко же сии крепкыи умом и терпеливыи душею блаженыи и христолюбивыи великыи князь Михаило Ярославичь, свое царство у месты вменивъ, остави… сей кр?пкий умомъ и терпеливый душею блаженный и христолюбивый великий князь Михайло Ярославичь свое царство, уметы вм?нивъ, остави, приять страсть нужную, положи душу свою за люди своя».

Великий князь Михаил Ярославич Тверской. Художник В.П. Верещагин

Причем «царство» Михаила виделось ему и его людям как царство «всей Русьской земли»:

«Владеющу землею Рускою, Володимером и Великим Новым городом и всею страною до моря Варяжского и пакы Новымгородом Нижним и до предел Измаилтескых» [Тверской сборник. ПСРЛ. Т. 15, стлб. 465].

Не случайно в послании к Михаилу константинопольского патриарха Нифонта адресат титуловался «великим князем всея Руси». К князю Северо-Восточной Руси такой титул прилагался впервые. М. А. Дьяконов полагал, что титул «великий князь всея Руси» был принят самим Михаилом, а Нифонт лишь признавал новый титул русского князя [Дьяконов М. Кто был первый великий князь «всея Руси». СПб.: Библиограф, 1889, № 1. С. 12]. Причем, хоть «Руская земля» в Тверском сборнике и сведена вполне определенно к границам Северо-Восточной Руси, сохранялась и память о связи этой «всей Руси» с Киевом (закладывая основы будущей вполне «московской» политики на «западном направлении»): «От Киева же бо почну даже и до сего богохранимаго Тферскаго града» [Предисловие летописца княжения Тферскаго // Тверской сборник. ПСРЛ. Т. 15, стлб. 465].

Так рождались в Твери идеологические основы будущей России.

Здесь же рождались и её первые символы: в 1285-й, в год первого явления преяславско-московско-тверского союза на сцене истории, «заложена бысть на Твери церковь камена благоверным князем Михаилом Ярославичем и материю его княгинею Оксиньею и преподобным епископом Семеном» [Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18]. Это был ПЕРВЫЙ каменный храм, построенный в Северной Руси после Батыева нашествия, и этим все сказано. Завершение строительства Спасо-Преображенского храма, состоявшееся в 1290 г. уже при втором тверском епископе Андрее, превратило на некоторое время Тверь в духовную и культурную столицу Северо-Восточной Руси. Михаил Ярославич и его родное княжество находились в 1312 г. на вершине своего подъема. Впереди была полоса злых и удивительных случайностей.