1917-й

1917-й

Время, предшествующее революциям 1917 года, Сталин провел в сибирской ссылке и участия в партийной работе практически не принимал.

Положение изменилось сразу после февраля 1917 года, когда он вместе с другими ссыльными большевиками вернулся в революционный Петроград. С вокзала Сталин сразу же отправился на квартиру своего будущего тестя большевика Сергея Яковлевича Аллилуева. В тот же день Сталин встретился с несколькими членами ЦК и был введен в состав Русского бюро Центрального Комитета и в состав редакции «Правды».

Однако он не был ни яркой, ни значительной фигурой, не отличался он и ораторскими талантами, короче говоря, не был на первых ролях.

В официальной, отредактированной, а частично и написанной самим Сталиным биографии указывается, что в отсутствие Ленина он фактически руководил партией и готовил ее к вооруженному восстанию. Неофициальные же авторы пишут об этом периоде его жизни значительно скромнее, хотя и они не могут отрицать того, например, факта, что на открывшемся 28 марта 1917 года в Петрограде Всероссийском совещании большевиков, созванном бюро ЦК, главный политический доклад был поручен не Каменеву, а «менее известному Сталину».

Заглянем в книгу Троцкого «Сталин». «В течение следующих двух месяцев (после приезда В.И. Ленина) трудно проследить деятельность Сталина. Он оказался сразу отодвинут куда-то на третий план. Редакцией „Правды“ руководит Ленин… по камертону „Правды“ настраивается партия. В области агитации господствует Зиновьев. Сталин по-прежнему не выступает на митингах. Каменев… представляет партию в Центральном Исполнительном Комитете и в Совете. Сталин почти исчезает с советской арены и мало появляется в Смольном. Руководящая организационная работа сосредоточена в руках Свердлова: он распределяет работников, принимает провинциалов, улаживает конфликты. Помимо дежурства в „Правде“ и участия в заседаниях ЦК, на Сталина ложатся эпизодические поручения то административного, то технического, то д и п л о м атического (разрядка моя. — И.Д.) порядка. Они немногочисленны…»

Вот несколько примеров «дипломатической» деятельности Сталина в те дни.

Разгром июльской демонстрации 1917 года совпал с поступлением телеграмм о прорыве фронта немцами. А тут еще некий Алексинский, бывший большевик и бывший участник троцкистского «августовского блока», а после августа 1914 года сторонник «защиты Отечества», стал распускать слухи о том, что немцам помогают большевики и что Ленин является германским агентом. Эта информация предназначалась для всех петроградских газет.

Но Сталин сумел помешать этому. Он обратился к Председателю ЦИК Советов, своему земляку меньшевику Чхеидзе, давнему знакомому и идейно-политическому противнику по грузинской социал-демократии. Он уговорил его обзвонить редакции всех газет и потребовать не публиковать эти сообщения. Одна лишь малоизвестная газета «Живое слово» не послушалась Чхеидзе и опубликовала версию Алексинского. «Правда» готовила опровержение гнусной клевете, но в ночь с 4 на 5 июля в помещение редакции ворвался отряд юнкеров, разгромивший ее, вследствие чего газета не смогла выйти в свет.

«Эстафетную палочку» от Алексинского принял министр внутренних дел Временного правительства В.Н. Переверзев. Он заявил, что большевистская партия получала деньги от германского генштаба, а в роли связных были большевик Ганецкий (Яков Фюрстенберг), Парвус и другие. Свою связь с германским генштабом, Парвусом, Ганецким Ленин категорически отрицал.

По этому поводу американский исследователь Адам С. Улам в своей книге «Человек и эра» (Бостон, 1987) писал: «Сейчас нет сомнения — как это можно видеть на основе соответствующих документов, — что верной была суть обвинений, но не их интерпретация. Ленин брал деньги у немцев, как он взял бы их для дела революции где угодно, включая Российский Двор Его Императорского Величества, но он не был „немецким агентом“. Известно, что большевистская партия получала средства для революции из разных источников, то обращаясь за помощью к отдельным капиталистам, то прибегая к „экспроприации“. Вероятно то, что большевики не гнушались никакими способами для пополнения своей казны, объяснялось их уверенностью в скорой победе мировой революции, а поэтому они не рассматривали серьезно возможность попасть в политическую или иную зависимость от того, кто снабжал их деньгами».

Ведя в эти тревожные дни переговоры с меньшевистским ЦИКом от имени партии, Сталин умело маневрировал, в ряде случаев шел на уступки.

Вечером 4 июля ЦИК вызвал верный ему Волынский полк для защиты Таврического дворца от большевиков. В ночь на 5 июля ЦИК объявил военное положение, организовал свой военный штаб из меньшевиков и эсеров и решил через министров-социалистов добиваться включения кадетов в состав Временного правительства.

5 июля Сталин возобновил переговоры с ЦИК Советов. Он вспоминал впоследствии: «Мы говорили руководителям Советов: кадеты ушли, блокируйтесь с рабочими. Пусть власть будет ответственна перед Советами. Но они сделали вероломный шаг, они выставили против нас казаков, юнкеров, громил, некоторые полки с фронта… Само собой разумеется, мы не могли принять при таких условиях боя, на который нас толкали меньшевики и эсеры. Мы решили отступить».

Меньшевистский ЦИК Советов требовал от большевиков убрать броневики от особняка Кшесинской и увести матросов из Петропавловской крепости в Кронштадт. Сталин впоследствии объяснял, что принял эти требования «при условии, что ЦИК Советов охраняет наши партийные организации от разгрома». Однако ЦИК Советов «ни одного своего обязательства, — вспоминал Сталин, — не выполнил».

Напротив, ЦИК Советов ужесточал свои требования. 6 июля его представитель, эсер Кузьмин, угрожая применением оружия, потребовал, чтобы большевики покинули дворец Кшесинской. Создалась угроза вооруженного противостояния. «ЦК нашей партии, — вспоминал Сталин, — решил всеми силами избегать кровопролития. ЦК делегировал меня в Петропавловскую крепость, где удалось уговорить гарнизон из матросов не принимать боя». Уговаривая матросов капитулировать, Сталин делал упор на то, что сдаются они не Временному правительству, а руководству Советов.

Но Кузьмин рвался в бой. Он был недоволен тем, что «штатские своим вмешательством всегда ему мешают», — вспоминал Сталин. — Для меня было очевидно, что военные эсеры хотели крови, чтобы «дать урок» рабочим, солдатам и матросам. Мы помешали им выполнить их вероломный план».

В эти же дни были арестованы руководители военной организации большевиков, разгромлена большевистская типография газеты «Труд», отдан приказ об аресте Ленина.

В кронштадтской газете «Пролетарское дело» 15 июля 1917 года Сталин обратился к членам партии: «Первая заповедь — не поддаваться на провокации контрреволюционеров, вооружиться выдержкой и самообладанием, …не допускать никаких преждевременных выступлений».

Разработав и проведя в жизнь тактику отступления, дав партийным организациям указания о политическом курсе в период отступления и уговорив наиболее нетерпеливых большевиков, Сталин, по существу, спас партию от разгрома в июльские дни.

В ходе переговоров с руководителями ЦИК и меньшевиков Сталин вел себя настолько умело и тактично, что вызвал доверие у своих оппонентов, и когда правительство отдало распоряжение арестовать большинство руководителей большевиков, его не тронули, хотя он был членом Центрального Комитета.

Таковы были «эпизодические поручения дипломатического порядка».

Теперь посмотрим, что пишет о Сталине Д. Волкогонов: «Приехав в Петроград, он стал одним из многих партийных функционеров революции. В документах этого периода редко-редко можно встретить фамилию Сталина в списке определенной группы лиц, исполнявших задание Центрального Комитета партии. Да, Сталин входил в высокие политические органы, но ни в одной области деятельности в эти месяцы он не заявил о себе громко. Его почти никто не знал, кроме узкого круга партийцев. У него абсолютно не было популярности. Такова правда».

И далее: «Да, Сталин был членом ЦК, работал в „Правде“, был в ряде других органов, но… мало что можно сказать о конкретном содержании его деятельности».

И все же, почему Сталин был избран в президиум VI съезда РСДРП(б) 26 июля 1917 года, почему именно накануне 25 октября по предложению Ленина он стал членом Центра по руководству восстанием (кроме Сталина в его состав вошли Свердлов, Дзержинский, Бубнов и Урицкий)? Значит, он был не простым партийным функционером, коих десятки и сотни, а имел вес и заслуги перед партией, не вошедшие в официальные отчеты и переписку.

Остается предположить, что деятельность Сталина в этот период складывалась не только из повседневной незаметной работы в аппарате, но и из выполнения особых функций, не нашедших отражения в официальных источниках.

Тот же Волкогонов пишет: «С приездом Ленина роль Сталина стала более определенной: он регулярно выполнял задания партийного руководства.

Находясь в тени, редко попадая в поле зрения революционных масс, Сталин оказался нужным человеком для руководства по части конспиративных вопросов, установления связи с комитетами, организации текущих дел на разных этапах подготовки к вооруженному восстанию». Волкогонов не расшифровывает суть «конспиративных вопросов», которыми занимался Сталин, скорее всего не располагая данными об этом.

Остается предположить, что именно Сталин руководил партийной разведкой и контрразведкой вплоть до Октябрьского переворота. Такое грандиозное мероприятие нельзя было осуществить без наличия надежных сведений о противнике и его замыслах, о возможных союзниках, об агентуре врага, проникшей в партийные ряды, и о десятках других больших или малых проблем, возникающих при подготовке восстания. Кроме того, огромное значение имела связь с провинцией, ведь успех революции во многом зависел от того, какую позицию займут местные партийные организации. Именно они должны были информировать о положении на местах, а в необходимых случаях брать инициативу в свои руки.

Примерно об этом же, но не называя вещи своими именами, пишут венгерские исследователи Ласло Белади и Томаш Краус: «После апреля Сталин, которого считали отошедшим на второй план, выполнял может быть не очень броскую, но весьма подходящую для него задачу, которая имела большое значение для партии, готовящейся к захвату власти. Вместе со Свердловым он стал отвечать за связь с областными и низовыми организациями партии. Такого рода деятельность в партии, естественно, не была связана с гласностью и в новой обстановке. Требовалось по-прежнему соблюдать правила конспирации. Очевидно, об этом этапе деятельности Сталина не сохранилось документальных свидетельств. …Знания, приобретенные в тот период, Сталин смог использовать позднее. Его роль в течение года, хотя он в значительной мере оставался на заднем плане, …ни в коем случае не была второстепенной».

Остается добавить, что, несмотря на пребывание «на заднем плане», на Апрельской конференции он был избран в состав ЦК. В этот орган вошли девять человек. В списки для голосования после подробного обсуждения кандидатур внесли 26 имен. Из максимального количества (109 голосов) Ленин получил 104 голоса, Зиновьев — 101 голос, а на третьем месте оказался Сталин, получивший 97 голосов!

Одним из «конспиративных вопросов», решенных Сталиным (вместе с другими товарищами по партии) был перевод Ленина по поручению ЦК на нелегальное положение в результате событий 1917 года.

После расстрела демонстрации рабочих и солдат 3 июля 1917 года эсеры и меньшевики добровольно сдали власть буржуазии. С двоевластием в стране было покончено, началось наступление контрреволюции. 7 июля правительство отдало приказ об аресте В.И. Ленина (приказ, кстати, был подписан А.Я. Вышинским, будущим сталинским генеральным прокурором). Большевики были обвинены в заговоре, а Ленин и его соратники объявлены агентами германского генштаба. Чтобы опровергнуть эти измышления, Ленин выразил готовность подвергнуться аресту и на суде снять все обвинения в свой адрес.

Руководство партии в тревоге обсуждало вопрос, как быть? Ленин был укрыт на квартире Аллилуева. Теперь, приходя туда, Сталин мог быть (и, наверное, был) счастлив: там жили два любимых им человека — невеста Надя и Владимир Ильич. Что бы ни говорили и ни писали о Сталине, одного нельзя у него отнять: он искренне любил и преклонялся перед ним.

Надо было спасать Ленина, прежде всего, от него самого — убедить его в неприемлемости явки на суд. В споре между большевиками категоричнее всех высказался Сталин: «Юнкера до тюрьмы не довезут, убьют по дороге!» Правоту Сталина подтвердил впоследствии командующий войсками Петроградского округа генерал Половцев, В своих мемуарах он писал: «Офицер, отправляющийся в Териоки (Финляндия) с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю я получить этого господина в целом виде или разобранном… Отвечаю с улыбкой, что арестованные делают очень часто попытку к побегу». Ясно, что организаторы «суда» имели в виду не «правосудие», а захват и убийство Ленина, как два года спустя произошло в Германии с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург.

Сталину, Орджоникидзе и Ногину удалось сломить сопротивление Ленина. Но до этого они пытались все же получить от правящих партий гарантию, что Ленин не будет растерзан юнкерами. С этой целью Орджоникидзе и Ногин ходили в Таврический дворец, но безуспешно: меньшевики сами были перепуганы и ничего не могли обещать. Позднее, на Петроградской конференции, Сталин докладывал: «Я лично ставил вопрос о явке перед Либером и Анисимовым (меньшевики, члены ЦИК), и они мне ответили, что никаких гарантий они дать не могут». После этой разведки в неприятельском лагере было решено, что Ленин уедет из Петрограда и скроется в глубоком подполье. «Отъезд Ленина взялся организовать Сталин», — вспоминал впоследствии Г. Орджоникидзе.

Ленин сначала скрывался на квартире Аллилуева, затем он был загримирован, переодет (Сталин лично сбрил Ленину усы и бородку) и подготовлен к переезду. На Финляндский вокзал его сопровождали С.Я. Аллилуев, рабочий В.И. Зоф и И.В. Сталин. Некоторое время Ленин скрывался у рабочего Емельянова в Сестрорецке, жил в шалаше в Разливе, затем перебрался в Финляндию. Сталин стал связующим звеном между Лениным и ЦК.

Таким образом, надо признать, что заслуга Сталина в операции по спасению Ленина и созданию ему условий для бесперебойного руководства партией неоспорима.

Открывшийся 26 июля VI съезд РСДРП(б) единогласно одобрил решение о неявке В.И Ленина в суд.

Октябрь 1917 года неуклонно приближался, и вместе с этим возрастала угроза для партии большевиков как со стороны правых сил, так и со стороны западных держав.

Первые — Милюков, Родзянко, генерал Алексеев и другие, потерпевшие поражение в результате провала корниловского мятежа, готовили заговор с целью захвата власти и установления правой диктатуры. Многие из этих заговорщиков не принимали большевиков всерьез, а были в оппозиции к Керенскому, а некоторые даже хотели свергнуть его руками большевиков, а потом расправиться и с ними.

Гораздо серьезнее к большевикам относились западные державы. Они опасались прихода большевиков к власти и выхода России из войны. Уже тогда, задолго до Октября, они начали плести антисоветские заговоры. Именно с этой целью в Петроград прибыл знаменитый английский писатель и разведчик Уильям Сомерсет Моэм. Он должен был «поддерживать меньшевиков против большевиков, выступавших за мир, и удержать Россию в состоянии войны с немцами».

В Петрограде Моэм разместился в отеле «Европа». Британское консульство было предупреждено телеграммой: «М-р В. Сомерсет Моэм направляется в Россию с секретной миссией освещать американской публике определенные фазы российской революции. Просим предоставить ему возможность пользоваться линией связи с Британским консульством в Нью-Йорке». Английский посол сэр Джордж Бьюкенен снабдил Моэма личным кодом, хотя и был взбешен тем, что будет вынужден отправлять телеграммы, с содержанием которых не знаком. Моэма он воспринял, как непрошенного гостя, который лезет не в свои дела, и практически отказался сотрудничать с ним.

Помощь Сомерсету пришла с неожиданной стороны. Он встретил Сашу Кропоткину, дочь знаменитого анархиста, князя Кропоткина, с которой познакомился еще в Лондоне и иногда переписывался. Саша была знакома с членами кабинета Керенского и вызвалась быть помощницей и переводчицей Моэма.

На основании собранной информации Моэм составил свой первый доклад. Он был пессимистичен. Армия находилась в состоянии мятежа, страна на грани голода, у правительства Керенского положение шаткое. Приближалась зима, а топлива не было. Большевики вели агитацию, Ленин скрывался где-то в Петрограде.

С помощью Саши Моэм познакомился с Керенским и несколько раз встречался с ним — в ресторане, в доме Саши, в офисе Керенского. Впечатление о нем вынес грустное: изнуренный человек, подавленный властью, неспособный действовать и всего боящийся.

Гораздо больше Моэму понравился эсер Борис Савинков, военный министр Временного правительства, заявивший ему: «Или Ленин поставит меня к стенке, или я его!»

«Мои доклады оказались никому не нужными в Лондоне», — вспоминает Моэм. Так невинно выглядит миссия Моэма в его изложении. В действительности все было сложнее и страшнее. С помощью чешских разведчиков Моэм связался с руководителями чехословацкого корпуса и привлек их к антибольшевистскому заговору. В нем принял участие и Б. Савинков и видные российские генералы. Моэм отправил в Лондон зашифрованный план государственного переворота, который, как он утверждал впоследствии, был принят и ему были обещаны все необходимые средства. Сомерсет Моэм просто не успел: большевики опередили его. Впоследствии он узнал, что находился в числе лиц, которых собирались арестовать большевики после прихода к власти.

В случае удачи заговора большевики стали бы первыми жертвами переворота и надолго исчезли бы с политической арены, как это впоследствии произошло с их товарищами в Германии, Испании, Чили и других странах.

Поэтому надо было спешить. И Ленин, как и поддержавшие его остальные девять членов ЦК, включая Сталина, понимали, что ситуация, сложившаяся в России осенью 1917 года, не может долго сохраняться и плавно двигаться в сторону конституционного развития демократического порядка, и приступили к решительным действиям.

Сейчас, наверное, невозможно выявить источники, ставившие большевиков в известность о тайной деятельности подданных Великобритании. Однако можно предполагать, что получением таких сведений занималась руководимая Сталиным партийная разведка. Не случайно именно он в статье «Иностранцы и заговор Корнилова», опубликованной 14 сентября 1917 года, обратил внимание на активное участие британских подданных в заговорах.

«Работа Сталина, — писал Троцкий, — развертывается в закрытом сосуде, неведомая для масс, незаметная для врагов. В 1924 году Комиссия по истории партии выпустила в нескольких томах обильную хронику революции. На 422 страницах IV тома, посвященных августу и сентябрю, зарегистрированы все сколько-нибудь заслуживающие внимания события, эпизоды, столкновения, резолюции, речи, статьи. Свердлов, тогда еще мало известный, называется в этом томе 3 раза, Каменев — 46 раз, Троцкий — 31 раз, Ленин, находившийся в подполье, 16 раз, Зиновьев— 6 раз. Сталин не упомянут вовсе. В указателе, заключающем около 500 собственных имен, имени Сталина нет. Это значит, что печать не отметила за эти два месяца ни одного из его действий, ни одной из его речей, и что никто из более видных участников событий ни разу не назвал его имени».

Обращает на себя внимание сравнительно частое отсутствие Сталина на различного рода мероприятиях. Из 24 заседаний ЦК за август, сентябрь и первую неделю октября он отсутствовал 6 раз. Он не участвовал в работе Совета и ЦИКа и не выступал на митингах. На заседании ЦК 24 октября Сталин не присутствовал, в событиях 25 октября участия не принимал. «Чем занимался Сталин — неизвестно», — пишет Волкогонов с немалой долей ехидства.

О чем говорят все эти факты? Они только подтверждают версию, что Сталин явно избегал известности, не стремился быть на виду, действовал втихомолку. То есть его поведение вполне соответствовало тому, как должен вести себя глубокий конспиратор, работе которого чужда гласность. Вряд ли когда-нибудь будут найдены какие-либо документы, подтверждающие или отвергающие это. Протоколов встреч Сталина с его агентами не велось, письменных донесений они не представляли, как не было и письменных указаний с его стороны. Однако вся эта работа, безусловно, велась, ибо как иначе можно объяснить то, что при наличии целой когорты блестящих, многоопытных, красноречивых революционеров именно он пользовался особым доверием Ленина.

Более внимательный, чем Волкогонов и некоторые другие авторы, американский исследователь Дейчер отметил, что Сталин был «упорным и умелым организатором, которому Ленин поручил исполнение ключевой роли в его плане революции». Он же писал: «в то время как целая плеяда ярких трибунов революции, подобных которым Европа не видела со времен Дантона, Робеспьера и Сен-Жюста, красовались перед огнями рамп, Сталин продолжал вести свою работу в тени кулис». Добавим, именно там, где готовились решающие события грандиозной политической драмы, именуемой революция.