В предчувствии

В предчувствии

Пожалуй, самым сложным вопросом взаимоотношения Сталина с разведкой является вопрос о том, что же произошло в годы, месяцы, дни и часы, предшествовавшие нападению гитлеровской Германии на Советский Союз. Извечное русское «кто виноват?» тут как нельзя более уместно. Общеизвестен и бесспорен тот факт, что разведкой был накоплен огромный массив информации о предстоящей фашистской агрессии. Не менее известно и то, что в адрес Сталина направлялась значительная часть этой информации. Ему оставалось только взвесить ее, проанализировать и принять единственно правильное мудрое решение.

Об ответственности Сталина за внезапность для СССР начала войны и связанные с этим жертвы Константин Симонов писал: «…если говорить о внезапности и о масштабе связанных с нею первых поражений, то как раз здесь все с самого низу — начиная с донесений разведчиков и докладов пограничников, через сводки и сообщения округов, через доклады Наркомата обороны и Генерального штаба, все в конечном счете сводится персонально к Сталину и упирается в него, в его твердую уверенность, что именно ему и именно такими мерами, какие он считает нужными, удастся предотвратить надвигающееся на страну бедствие. И в обратном порядке: именно от него — через Наркомат обороны, через Генеральный штаб, через штабы округов и до самого низу идет весь тот нажим, все то административное и моральное давление, которое в итоге сделало войну куда более внезапной, чем она могла быть при других обстоятельствах… Сталин несет ответственность не просто за тот факт, что он с непостижимым упорством не желал считаться с важнейшими донесениями разведчиков. Главная его вина перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки вполне компетентных людей, располагавших неопровержимыми документальными данными, не располагали возможностью доказать главе государства масштаб опасности и не располагали правами для того, чтобы принять достаточные меры к ее предотвращению».

Чтобы попытаться объективно разобраться в происшедшем, давайте для начала вспомним старинную притчу. В некоем царстве, в некоем государстве жила-была деревня. Во главе стоял староста, а жители занимались своими делами. Молодой пастушок пас деревенское стадо. И вот однажды ему привиделись тени в ближайших кустах. Он перепугался и громко закричал: «Караул! Помогите! Волки нападают на стадо!» Староста бросил клич. Мужики схватили кто топор, кто косу, кто вилы и помчались на помощь. Когда прибежали, никаких волков не оказалось. Пастушок, оправдываясь, сказал, что волки испугались толпы и шума и разбежались. Его похвалили за бдительность и разошлись по домам. А через несколько дней пастушку опять привиделись волки, и он снова позвал на помощь. Староста вновь поднял народ, но волков не оказалось. И так стало повторяться день за днем. Люди начали роптать. И однажды старосте надоело это, и он сказал: «Все он врет, этот пастушок! Никуда не пойдем». Но на этот раз волки действительно были. Они загрызли пастушка, порвали коров, и народ остался без пастуха и без живности. И все стали дружно ругать старосту, особенно когда он умер. При его жизни это было небезопасно.

А теперь перенесем действующих лиц этой притчи в реальную жизнь. Волки, — но они и есть волки, понятно, кто. Пастушок — все советское разведывательное сообщество, ОГПУ—НКВД, ГРУ, Коминтерн, НКИД. Ну, а роль старосты в этом раскладе достается Иосифу Виссарионовичу Сталину. Притча поможет понять его действия. Сразу оговоримся, что п о н я т ь не значит простить. Но тем не менее…

* * *

Нет никаких сомнений в том, что и мировая буржуазия, и служащая ей военщина, и бежавшие и изгнанные из страны белогвардейцы, и представители бывших правящих классов, и политические противники нового строя — без восторга отнеслись к появлению, существованию и развитию первого в мире советского социалистического государства. Гражданская война, интервенция, многочисленные заговоры не были фантазией чекистов, а реально и кроваво происходившими событиями, не оставлявшими никаких сомнений в замыслах врагов.

После окончания Гражданской войны ни эти замыслы, ни расстановка сил в мире не изменились. Вопрос о возможности новой интервенции против Советской России никогда не снимался. Об этом открыто говорили иностранные государственные деятели, промышленные и финансовые магнаты, лидеры белой эмиграции, трубили газеты, доносила разведка.

После восстановления дипломатических и торговых отношений с Англией обстановка вроде бы стабилизировалась. Но нота Чемберлена от 23 февраля 1927 года с угрозами денонсации торгового соглашения с СССР и разрыва англо-советских дипломатических отношений вызвала слухи о возможной войне. 1 марта 1927 года Сталин во время одного из выступлений обратил внимание на то, что большинство полученных им из аудитории записок сводилось «к одному вопросу: будет ли у нас война весной или осенью этого года? Мой ответ: войны у нас не будет ни весной, ни осенью этого года».

В правильности этого заявления Сталина многие сомневались. Действительно, международная обстановка все более накалялась. Вот лишь краткий перечень событий 6 апреля — налет в Пекине на советское полпредство и арест нескольких дипломатов; 12 мая — английская полиция вторгается в помещение англо-советского общества Аркос; 27 мая — английское правительство разрывает отношения с СССР; 7 июня — в Варшаве убит советский посол Войков; 15 июня — секретная встреча в Женеве министров иностранных дел Великобритании, Германии, Франции, Бельгии и Японии, на которой обсуждался «русский вопрос» и намечались антисоветские мероприятия. Лишь веймарская Германия выступила против. На созванной владельцем «Ройял Датч Шелл» Генри Детердингом конференции обсуждался «план Гофмана», предусматривающий военную интервенцию западноевропейских стран против СССР. К войне против СССР призывала вся буржуазная печать.

Все это вынудило Сталина резко изменить свое мнение о возможности войны. В опубликованных 28 июля 1927 года в «Правде» «Заметках на современные темы» Сталин писал: «Едва ли можно сомневаться, что основным вопросом современности является вопрос об угрозе новой империалистической войны. Речь идет о реальной и действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР — в особенности». 1 августа на пленуме ЦК ВКП(б) Сталин сурово отчитал Зиновьева за то, что в его статье «Контуры будущей войны» ни слова не сказано о том, что война стала неизбежной.

В той же речи, осуждая Троцкого, Сталин сказал: «Перед нами имеются две опасности: опасность войны, которая превратилась в угрозу войны, и опасность перерождения некоторых звеньев нашей партии».

Действия оппозиции Сталин поставил на одну доску с действиями капиталистических держав против СССР. Еще 24 мая, накануне разрыва Великобританией отношений с СССР, он заявил, выступая на пленуме ИККИ: «Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком неподходящий момент. Я только что получил известие, что английское консервативное правительство решило порвать отношения с СССР. Нечего и доказывать, что теперь пойдет повсеместный поход против коммунистов. Этот поход уже начался. Одни угрожают СССР войной и интервенцией. Другие — расколом. Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого».

Остановка продолжала обостряться. Осенью 1927 года во Франции, по инициативе и при финансовой поддержке того же Гете-ринга, развернулась кампания за разрыв отношений с СССР. 2 сентября в Варшаве — новое покушение на советского дипломата.

Мировая печать, в том числе и советская, писала о неизбежности и скором начале войны. О том же говорил Зиновьев. Но Сталин располагал другими данными, поступившими по линии разведки. Неожиданно для всех, 23 октября 1927 года, он заявил: «У нас нет войны, несмотря на неоднократные пророчества Зиновьева и других… А ведь сколько у нас было пророчеств насчет войны! Зиновьев пророчил, что война будет весной этого года.

Потом он стал пророчить, что война начнется, по всей вероятности, осенью этого года. Между тем мы уже перед зимой, а войны все нет».

И действительно, обстановка стала несколько смягчаться. В конце 1927 года был заключен ряд соглашений с иностранными государствами, СССР принял участие в разработке соглашения о разоружении, и даже в английских правящих кругах наметился раскол в вопросе об отношении к СССР.

Такие «отливы» и «приливы» в международной обстановке, естественно, заставляли Сталина все больше прислушиваться к информации разведки. Но та далеко не всегда приносила утешительные сведения. Подливал масла в огонь и Коминтерн. В 1932 году в подготовленном к XII Пленуму ИККИ проекте резолюции говорилось: «…Прошедшее при полной поддержке Франции нападение японского империализма на Китай является началом новой мировой империалистической войны. …Совместными силами они (японский и французский империализм) готовятся взять в клещи с запада и востока СССР… Английский империализм поддерживает все планы интервенции в СССР… США пытаются спровоцировать японо-советскую войну… В Польше, Румынии и Прибалтийских странах военные приготовления идут с максимальной напряженностью».

Правда, после того, как в конце 1932 года с Францией был подписан пакт о ненападении, напряжение в Европе на некоторое время спало. Зато угроза военного конфликта на Дальнем Востоке не снималась.

Советские специалисты регулярно докладывали Сталину о милитаристских устремлениях Японии. Эта информация вытекала не только из перехваченных японских документов, но также из английских и американских, и не подлежала сомнению. (Часть этих документов приведена ниже, в главе «Мой архив»). Таким образом, в 1932—1934 годах основной для Сталина была угроза войны с Японией.

Все эти годы до сведения Сталина постоянно доводилась информация о подготовке к созданию различных антисоветских военных блоков и союзов в Европе.

А начиная с 1934 года стали поступать сведения о воинственных намерениях Гитлера, прямо направленных против СССР. Подписание 26 января 1934 года германо-польского пакта о ненападении свидетельствовало о стремлении Берлина привлечь Польшу. Разведчики и дипломаты сообщали о планах создания военного блока приграничных с СССР государств, поддерживаемого как Германией, так и Англией. Еще в начале 20-х годов речь шла о «санитарном кордоне» у границ СССР, теперь эти разговоры возобновились.

По существу Вторая мировая война уже шла и подкрадывалась к нашим рубежам. Из выступления Сталина на XVIII съезде ВКП(б):

«…Вот перечень важнейших событий за отчетный период, положивших начало новой империалистической войне. В 1935 году Италия напала на Абиссинию и захватила ее. Летом 1936 года Германия и Италия организовали военную интервенцию в Испании, причем Германия утвердилась на севере Испании и в испанском Марокко, а Италия — на юге Испании и на Балеарских островах. В 1937 году Япония, после захвата Маньчжурии, вторглась в Северный и Центральный Китай, заняла Пекин, Тяньцзин, Шанхай и стала вытеснять из зоны оккупации своих иностранных конкурентов. В начале 1938 года Германия захватила Австрию, а осенью 1938 года — Судетскую область Чехословакии. В конце 1938 года Япония захватила Кантон, а в начале 1939 года — остров Хайнань.

Таким образом, война, так незаметно подкравшаяся к народам, втянула в свою орбиту свыше пятисот миллионов населения, распространив сферу своего действия на громадную территорию, от Тзяньцзина, Шанхая и Кантона через Абиссинию до Гибралтара…»

В 1938 году, после Мюнхена, опасность войны для СССР усилилась. В мае 1938 года при прощании с отъезжающим в Берлин новым послом, А. Ф. Мерекаловым, Сталин сказал ему: «До серьезной войны хоть бы продержаться четыре-пять лет».

21 апреля 1939 года Мерекалов был вызван в Москву и приглашен в Кремль, в кабинет Сталина. В присутствии Молотова, Микояна, Ворошилова, Кагановича, Берии и Маленкова Сталин спросил его:

— Товарищ Мерекалов, вот скажи, пойдут на нас немцы или не пойдут?

Из ответа Мерекалова вытекало, что пойдут, и это случится через два-три года. Как записал Мерекалов в своих воспоминаниях, реакция Сталина была положительной. Обсуждения не состоялось. Сталин поблагодарил полпреда и сказал, что тот может быть свободен.

С этого времени внешняя политика Сталина подчинялась новой сверхзадаче — выигрышу времени. Если англичане и французы ради попытки «умиротворения» Гитлера пожертвовали Чехословакией, которую они обещали защищать, то почему же Советскому Союзу ради выигрыша времени не пожертвовать Польшей, перед которой у нас нет никаких обязательств и антисоветская политика которой была хорошо известна? Было бы наивным думать, что, вырабатывая свою новую политику, Сталин опирался только на слова Мерекалова. Но и они сделали свое дело.

1939 год. В XX веке нет другого года, ознаменованного таким количеством тайных переговоров, запутанностью ситуации и неожиданным финалом — вспыхнувшим пламенем Второй мировой войны.

С марта 1939 года велись англо-франко-советские переговоры. Как известно, они ни к чему не привели, не только из-за «злой воли» Сталина, но и потому, что он знал то, чего не знали или не хотели знать многие другие.

От Маклейна, Бёрджеса и из других источников поступали сведения о секретных англо-германских переговорах.

Еще в ноябре 1938 года Чемберлен зондировал почву, чтобы продолжить путь мюнхенского соглашения и открыть дорогу к совместному англо-германскому соглашению о разделе сфер влияния.

В июне 1939 года министр иностранных дел Англии, лорд Галифакс, заявил, что «готов обсуждать любое немецкое предложение».

Английский посол в Берлине, Гендерсон, заявил своему собеседнику, немецкому статс-секретарю Вайцзеккеру, что Англия готова вести переговоры по ряду вопросов, в том числе и об обеспечении «жизненного пространства».

7 июня 1939 года в Лондоне посланец Геринга, Вольтат, вел секретные переговоры о сотрудничестве двух держав, базирующемся на идее «раздела сфер влияния», причем Восточная и Юго-Восточная Европа по этой идее отходили к Германии. Аналогичные переговоры он продолжил 18 и 21 июля с главным секретарем премьер-министра Чемберлена, сэром Горасом Вильсоном, фактическим творцом внешней политики Англии, а 20 июля — советником Чемберлена, сэром Д. Беллом, и министром торговли Хадсоном.

И все это происходило в то время, когда в Москве шли англо-франко-советские военные переговоры о взаимной помощи.

В разгар переговоров, 3 августа 1939 года, «третий мушкетер», Бёрджес, сообщил о том, что британские начальники штабов «твердо убеждены, что войну с Германией можно выиграть без труда и что поэтому нет необходимости заключать пакт об обороне с Советским Союзом».

Более того. В игру вступил уже не только посланец Геринга, Вольтат, но и сам его хозяин. Английский посол в Берлине, сэр Невиль Гендерсон, докладывал в Лондон 21 августа 1939 года: «Приняты все меры для того, чтобы Геринг под покровом тайны прибыл в среду, 23-го. Все идет к тому, что произойдет историческое событие, и мы ждем лишь подтверждения с немецкой стороны» .

Вот еще два сообщения Бёрджеса, переданные в Москву в августе 1939 года:

«Из разных бесед о наших задачах, которые я имел с майором Грэндом, с его помощником подполковником Чидсоном, с Футманом и т.д., я вынес впечатление в отношении английской политики, — писал Бёрджес. — Основная политика — работать с Германией во что бы то ни стало и, в конце концов, против СССР. Но эту политику нельзя проводить непосредственно, нужно всячески маневрировать… Главное препятствие — невозможность проводить эту политику в контакте с Гитлером и существующим строем в Германии… Чидсон прямо заявил мне, что наша цель — не сопротивляться германской экспансии на Востоке».

«Во всех правительственных департаментах и во всех разговорах с теми, кто видел документы о переговорах, высказывается мнение, что мы никогда не думали заключать серьезного военного пакта. Канцелярия премьер-министра открыто заявляет, что они рассчитывали, что смогут уйти от русского пакта (действительные слова, сказанные секретарем Гораса Вильсона)».

Мог ли после этого Сталин доверять официальным заявлениям Чемберлена и Галифакса о готовности подписать соглашение о взаимной помощи? Конечно, нет. И понятно, что переговоры закончились ничем, тем более что, как выяснилось, ни английская, ни французская делегация не имели официальных полномочий на ведение переговоров. Они были прерваны.

* * *

Советское военное и политическое руководство и лично Сталин были осведомлены о намерениях Гитлера завоевать «жизненное пространство» на Востоке. Он и сам не скрывал их, говоря о «Дранг нах Остен» в своей книге «Майн кампф», написанной еще в 1922—1924 годах. Эти же мысли в книге «Мифы XX столетия», изданной в 1930 году, высказывал один из его ближайших соратников Альфред Розенберг.

Моментом возникновения явной и неизбежной угрозы военной агрессии фашистской Германии против СССР можно считать заключение Францией и Англией Мюнхенского соглашения с Германией, целью которого было направление агрессивных устремлений Гитлера на Восток, против СССР. Тогда же обострилась угроза агрессии и на Дальнем Востоке со стороны Японии. Свидетельством этому стали вооруженные столкновения с Квантунской армией в 1938—1939 году в районах озера Хасан и на реке Халхин-Гол в Монголии.

23 августа 1939 года, в разгар боев на Халхин-Голе, Сталин, опасавшийся войны на два фронта и исподволь стремившийся столкнуть между собой своих главных противников на Западе, заключил с Гитлером договор о ненападении. Подписывая этот договор, Сталин одновременно пытался отодвинуть сроки втягивания СССР в войну, выиграть время для подготовки к ней и максимально улучшить военно-стратегическое положение страны. Этого в известной степени удалось добиться, присоединив к Советскому Союзу Прибалтику, Западную Украину, Западную Белоруссию, Бессарабию и перенеся границы на запад: в Прибалтике на 670 км, в Белоруссии и на Украине на 250—300 км. (Правда, впоследствии, через 50 лет, все эти земли, разве что за исключением Западной Белоруссии, сыграли роль «Троянских коней» и в первую очередь способствовали развалу Советского Союза. Но тогда, во время «сбора земель», такого исхода никто не мог предвидеть и в страшном сне!)

Естественно, и Гитлер обеспечил себе свободу выбора момента для начала войны в выгодных для себя политических и стратегических условиях, и в то же время держал в постоянном напряжении Сталина, боявшегося внезапного нападения Германии. Гитлер преднамеренно допускал «утечку» информации на Запад о своих предложениях Советскому Союзу вступить в «Антикоминтерновский пакт», разделить с ним сферы влияния, продолжать политику дальнейшего сближения с тем, чтобы укрепить надежды Сталина на то, что Германия в ближайшем будущем будет соблюдать пакт о ненападении.

В то же время, практически сразу же после разгрома Франции в июне 1940 года, Гитлер отдал приказ о подготовке нападения на Советский Союз.

Из записки плененного в Сталинграде генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, составленной им 3 мая 1946 года (записка в основном посвящена причинам отказа Гитлера от операции против Англии, «Зеелёве»):

«…Мне представляется, что для последовавшего отказа от этой операции существовали следующие причины: …4) Сформировавшееся уже летом 1940 года намерение Гитлера напасть на Россию.

…По пункту 4): Все вышеприведенные рассуждения позволяют сделать вывод, что главную цель войны Гитлер видел не в разгроме Англии…

Если принять во внимание, что намерение Гитлера напасть на Россию родилось непосредственно вслед за войной против Франции, то есть в начале июля 1940 года (как это стало известно из дневника Йодля), то наличие определенной связи между этим намерением Гитлера и отказа его от проведения десантной операции в Англии становится вполне вероятным. Паулюс».

(Так русский солдат, еще не вступая в бой, спас своего будущего союзника если не от порабощения, то от страшных людских, военных, материальных и моральных потерь.)

Можно сопоставить даты указаний Гитлера по плану «Зеелёве» и плану «Барбаросса». Первое задание составить план «Зеелёве» было дано Верховному командованию вермахта (ОКБ) 2 июля

1940 года, соответствующая директива подписана Гитлером через две недели, 16 июля. А задания на разработку будущего плана «Барбаросса» были даны Гитлером Гальдеру 25 и 30 июня (о чем Йодль не знал), затем Грейфенбергу и Браухичу 3 и 22 июля. 31 июля Гитлер определил, что Германия должна напасть на СССР в мае

1941 года.

13 сентября 1940 года (по сообщению Йодля) Гитлер принял решение отложить «Зеелёве», а 17 сентября заявил, что предпосылки для «Зеелёве» еще не созданы, и отложил операцию «на неопределенный срок». В беседах с Гальдером он говорил: «Англия надеется на Россию и Америку, а когда первая надежда рухнет, то и Америка отпадет». «Если Россия будет разгромлена, то Англия лишится последней надежды».

Тем не менее видимая часть операции «Зеелёве» для отвода глаз продолжалась. Не зная об ее отмене, штабы разрабатывали детали операции, моряки готовились к высадке десанта, войска проводили тренировки, интендантские, санитарные и железнодорожные службы тоже вели интенсивную подготовку. В действительности же все усилия уже были обращены на Восток.

К сожалению, обо всем этом мы узнали уже в ходе или после войны — из трофейных документов, показаний пленных, материалов Нюрнбергского процесса, дневников и мемуаров непосредственных разработчиков плана «Барбаросса», в том числе генерал-фельдмаршала Паулюса.

Но надо отметить, что первые тревожные сообщения начали поступать задолго до июня 1940 года, когда Гитлер еще только начал вынашивать планы войны с СССР.

Одним из первых разведывательных донесений о переброске немецко-фашистских войск в приграничные с СССР районы стало хранящееся в Центральном архиве ФСБ РФ «Спецдонесение Управления пограничных войск НКВД Украинского погранокруга № АБ-0032287 в НКВД УССР о переброске немецких войск на территорию Польши» от 16 февраля 1940 года. В дальнейшем советские органы госбезопасности, в том числе и пограничные войска СССР, регулярно представляли информацию о военных приготовлениях Германии.

Надеюсь, что читатель простит автора за обширное цитирование подлинных документов, но мне представляется, что они лучше донесут до него горячее дыхание той незабываемой и тревожной эпохи, чем авторские рассуждения на эту же тему. Конечно, в большинстве случаев документы будут приводиться со значительными сокращениями или в выдержках.

26 мая 1940 года в НКВД СССР было представлено донесение заместителя начальника НКВД УССР о нарушениях границы германскими самолетами за время 24—26 мая 1940 года. Генерал Хоменко отмечает в донесении: «Считаю, что немцы производят фотографирование нашей пограничной полосы, особенно дорог».

В этот же день поступило сообщение об облете советской приграничной территории румынскими и венгерскими самолетами.

28 июня Управление Погранвойск НКВД представило докладную записку, в которой, в частности, говорилось:

«24 июня 1940 года второй штурман литовского парохода „Шауляй“ Разнулис… говоря об успехах Германии, сказал, что после разгрома Англии и Франции Германия обратит свои силы против СССР. Ему якобы известно, что в Германии в настоящее время обучаются парашютизму и русскому языку десятки тысяч мужчин в возрасте от 16 до 20 лет, которые предназначены для воздушных десантов во время войны с СССР.

Радист латвийского парохода Осипов Янис рассказывал контролерам Ленинградского КПП, что во время пребывания в одном из германских портов он от ряда немцев слышал, что предстоящие военные действия Германии против СССР в основном будут направлены к захвату Украины».

К этим отрывочным и не очень серьезным данным можно добавить следующее. Бывший заместитель начальника штаба оперативного руководства Верховного командования вооруженных сил Германии В. Варлимонт дал следующие показания Международному военному трибуналу для главных военных преступников: «…Гитлер уже осенью 1940 года намеревался начать войну против Советского Союза. Однако он отказался затем от этого плана. Причины были следующие: развертывание армии к этому времени не могло быть выполнено… Кроме того, было уже поздно, так как приближалась осень… Армия должна была получить пополнение… По этим причинам нельзя было начать поход раньше весны 1941 года».

9 июля 1940 года начальник внешней разведки ГУГБ НКВД обратился с письмом в Разведывательное управлений РККА с просьбой дать оценку полученным агентурным материалам о подготовке Германии к войне против СССР. В ответном письме от 9 августа 1940 года РУ сообщило, что сведения о переброске германских войск в восточном направлении являются ценными и подтверждаются имеющимися у него данными, и в свою очередь попросило осветить ряд вопросов. Его интересовали, в частности, характер и размеры фортификационных работ немцев, направление наиболее интенсивных железнодорожных перевозок, точные районы сосредоточения войск, их численность, нумерация полков и дивизий, данные о гарнизонах Вены, Кракова, Люблина и других пунктов и так далее.

На документе имеется резолюция заместителя начальника внешней разведки: «Вопросник срочно направить в… (в приграничные районы. — И.Д.) с просьбой ориентировать закордонную агентуру на добывание новых сведений о военных приготовлениях немцев на территории генерал-губернаторства (оккупированная немцами территория Польши. — И.Д.) и высылать нам сводки всех добытых данных по этому вопросу (копии — в РУ РККА)».

Разведсводки о сосредоточении немецких войск вблизи советской границы продолжали регулярно поступать из РУ РККА и НКВД.

Разведсводка № 55 Управления погранвойск НКВД УССР представляет интерес не только с точки зрения поступления новой информации о концентрации германских войск, но и наличием следующих строк: «Предположительно указанные части возвращаются к месту прежней дислокации для отдыха и переформирования». Ведь это предположение подтверждает то, что говорил Гитлер в ответ на упреки советской стороны по поводу концентрации немецких войск в Польше: они, мол, отводятся туда на отдых. У нас нет документальных подтверждений того, что именно эта сводка докладывалась Сталину. Однако не исключено, что в устных докладах Берия или Голиков для успокоения Сталина и подтверждения его мнения о неготовности немцев к нападению использовали и этот тезис. Но в этой сводке содержатся также сведения насчет слухов о подготовке нападения немцев на СССР уже в конце июля 1940 года, что косвенно подтверждает приведенные выше показания В. Варлимонта.

Во многих сводках сообщается об усиленных фортификационных работах, производимых немцами на приграничной территории. Эти работы косвенно могли свидетельствовать о миролюбивых, оборонительных планах немцев. Были ли они элементами дезинформации, или немцы действительно опасались контрмер Красной армии в случае нападения на СССР, сказать трудно. Однако если Сталину эти сведения докладывались, то они лишний раз убеждали его в миролюбии Гитлера.

18 сентября 1940 года в ЦК ВКП(б) на имя тов. Сталина и тов. Молотова была представлена докладная записка («Соображения») Наркомата обороны СССР № 103202/ 06 об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на западе и на востоке на 1940 и 1941 годы. «Соображения» содержат оценку вооруженных сил наших вероятных противников (Германия, Финляндия, Румыния, Венгрия и Япония) и исходят из возможности войны на два фронта.

В наши задачи не входит рассмотрение и анализ этого важного документа, исполненного А. Василевским и подписанного наркомом обороны С. Тимошенко и начальником Генштаба Красной армии К. Мерецковым. Обратим внимание лишь на следующее замечание:

«Документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по Западу, так и по Востоку Генеральный штаб Красной армии не располагает».

В этой связи весьма примечателен раздел «Состояние разведывательной работы» из акта о приеме Наркомата обороны Союза ССР С. К. Тимошенко от К.Е. Ворошилова 7 декабря 1940 года. Вот этот раздел:

«Организация разведки является одним из наиболее слабых участков в работе Наркомата обороны. Организованной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется.

Работа Разведывательного управления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведывательного управления органа, обеспечивающего Красную армию данными об организации, состоянии, вооружении, подготовке к развертыванию иностранных армий. К моменту приема Наркомат обороны такими разведывательными данными не располагает. Театры военных действий и их подготовка не изучены».

И при этом вызывает удивление и восхищение как точность сведений, пусть и не документальных, добытой военной и внешней разведками, так и предвидение, изложенное в докладной записке тремя советскими полководцами о направлениях главных ударов противника.

Судите сами: в записке указано, что Германия выставит против СССР 173 пехотных дивизий, а удары будут наноситься по трем главным направлениям: на Ленинград, на Минск и на Киев! Ведь так все оно и произошло девять месяцев спустя.

Поэтому негативную оценку деятельности РУ РККА, данную в приведенном акте, вряд ли можно считать объективной. Достоверная и достаточно полная информация, поступавшая как из РУ РККА, так и от внешней разведки, регулярно докладывалась высшему руководству страны.