Миссия Бирнса

Миссия Бирнса

Государственный секретарь Бирнс колебался. Через несколько недель он сказал скептически слушающим его Паттерсону, Маклою и Форрестолу, что позиция Сталина в отношении Японии «здравая», и что Советы «полагают, что весь мир группируется против них». В своей речи 31 октября 1945 г. Бирнс попытался неким образом совместить «рижскую» и «ялтинскую» аксиомы. Он сказал, что Соединенные Штаты вполне понимают «особые интересы безопасности» Советского Союза в восточноевропейских странах. Соединенные Штаты «никогда не присоединятся к неким группам в этих странах, которые затевают враждебные интриги против Советского Союза». Но Бирнс при этом подчеркнул, что в атомном мире США стоят за «мировую систему. Региональный изоляционизм еще более опасен, чем национальный изоляционизм. Мы не можем создать необходимое для мира сотрудничество в мире, поделенном на сферы влияния и особых привилегий».

Чувствуя, что примирительная часть его политики распадается, он предпринял два существенных шага.

1. Первым была миссия Этриджа на Балканы. Тупик в Лондоне, полагал Бирнс, был результатом взаимного непонимания в этой части Европы. Бирнс полагал, что американские дипломаты в этих странах настроены заведомо антисоветски и вредят реализации американских целей. Следовало послать стороннего и объективного наблюдателя. Бирнс выбрал издателя газеты «Луисвил Курир-Джорнэл» Марка Этриджа. Задача: «С неудачей лондонской конференции в наших отношениях господствует отчуждение и я хочу установить контакт». Расчет был на независимость Этриджа и его «свежий» взгляд. При этом было известно, что Этридж, деятель рузвельтовской эпохи, верит в налаживание двусторонних отношений. Его напарником был молодой принстонский историк Сирил Блэк (который ныне — 2003 — написал самую впечатляющую биографию ФДР).

Два американца покрыли в своих переездах 20 тысяч километров между Москвой Бухарестом и Софией. Но результирующий доклад Этриджа и Блэка показывает, как противоречия на Балканском полуострове повлияли на общую американскую политику в Европе. Это была победа «рижской аксиомы». Авторы доклада исходили из того положения, что Россия «ведет себя как империалистическая держава», используя местные коммунистические партии для установления экономического и политического доминирования над Румынией и Болгарией.

Как вести себя Вашингтону? Доклад вел к мысли об опасности вести «нереалистическую мюнхенскую политику в отношении этих стран, ныне оккупированных Россией». Все же Этридж и Блэк считали, что «Россия исправима… Если бы мы могли читать в умах российских политических деятелей, то увидели бы их сомнения в собственных действиях». Если США будут твердо вести свою линию, то России придется корректировать свою линию. А альтернативы улучшению двусторонних отношений нет. Но доклад оправдывал стратегию и тактику поведения государственного департамента. «Американский народ должен знать больше». Госдеп получил превосходное оправдание своей тактики и своих предложений.

Посмотрим на доклад из исторического отстояния. Советская Россия категорически нуждалась в прикрытии, это прикрытие могло восприниматься как зона влияния. А на кого должен был полагаться СССР? На проамериканскую ООН? Положиться на США? Когда президентом был Рузвельт, это виделось возможным. Но новый президент жестко держался за атомную монополию. Оставалась автаркическая альтернатива.

Бирнс решил не публиковать доклад, который углублял пропасть. Это могло вызвать общественный взрыв и сокрушить карьеру Бирнса как миротворца.

Итак, русские следовали автаркической оборонительной политике, которая воспринималась американскими сторонниками вильсоновских универсальных принципов как агрессивная и потенциально опасная.

Посол Гарриман 15 ноября 1945 г. шлет Бирнсу свое объяснение происходящего. «Нужно иметь в виду, что высшее советское руководство прожило свою жизнь в обстановке страха или напряжения, начиная с дней конспирации и революционной борьбы. Они боялись капиталистического окружения и раскола во внутренних рядах партии, что привело к двум ужасающим чисткам… Германское вторжение почти уничтожило их. Они должны ныне испытывать чувство огромного облегчения — теперь, когда начался прилив. С победой пришла уверенность в Красной армии и в контроле над внутренним развитием, что дало им впервые чувство безопасности для себя лично и для их революции, такого чувства они еще не испытывали. И здесь возникает атомная бомба, лишающая их чувства безопасности… Русский народ снова вернулся к мысли, что перед ним враждебный мир. Американский империализм стал угрозой России».

Даже если бы советские цели ограничивались Восточной Европой в духе процентного соглашения Сталина с Черчиллем от октября 1944 г., американская сторона отныне не была намерена мириться с подобным отходом от глобальных принципов. Но русские не собирались обращаться в новый вильсонизм «демократии и открытости по всем азимутам». Нужды их безопасности были выше любых благих пожеланий. К тому же у победоносной России были силы защитить себя и свой, воспринимаемый как оптимальный, курс. Восточная Европа была рядом и американское вмешательство вызывало разочарование вплоть до ярости. Разве позволяет Америка кому-нибудь вмешиваться в «доктрину Монро»?

Сталин говорит сыну Чан Кайши в январе 1946 г., что его (Сталина) намерением является укрепить позиции своей страны повсюду, где это возможно — в Восточной Европе и в других регионах. Говоря о Дальнем Востоке, Сталин поделился советскими планами индустриализовать Сибирь в течение следующих пятидесяти лет. «Он полагал, что в течение этого времени соединенные Штаты не прибегнут к войне и это позволит ему укрепить советские позиции на Востоке. Он сказал, что Китай и Советский Союз должны работать вместе, и что промышленность Маньчжурии жизненно важна для индустриализации Сибири».

Спустя десятилетия видно, что государственный департамент и посланцы типа Этриджа, не видели мировой картины полностью; они решительно отмежевывались от любой оценки в духе того, что Соединенные Штаты сами создают собственную огромную зону влияния. Через три десятилетия Сирил Блэк напишет, что «на большой арене мировой политики Соединенные Штаты в реальности обменивали влияние в Болгарии (а также в Румынии и Венгрии) на доминирующую роль в Италии и Японии».

Но престиж Бирнса по-прежнему был под угрозой. Одиноко сидел он в госдепартаменте, пытаясь найти выход. Если Советский Союз не войдет в Комиссию ООН по атомной энергии, то сама ООН может потерять всякий смысл. Многое стояло на карте. Что можно было назвать позитивным? В Лондоне он пытался выйти непосредственно на Сталина.

2. И он предпринял еще одну попытку сближения. Может быть больший эффект будут иметь встречи в более узком кругу — США, СССР, Британия? Бирнс 23 ноября 1945 г. попросил Гарримана уговорить Молотова собрать в Москве совещание «тройки» Бирнс-Молотов-Бевин. Бирнс прибыл в пургу 14 декабря в заснеженную Москву.

Повторить ход Рузвельта, сузить круг обсуждающих. А может абстрагироваться даже от англичан? Они встретятся в Москве. Рядом с ним будет сравнительно небольшая делегация, они отгородятся от зловредной прессы. Он обойдет упрямого Молотова и встретится непосредственно со Сталиным. В 5 часов вечера 15 декабря в особняке на Спиридоновке началась сессия. Первоначальное продвижение было медленным. Эта конференция началась немалыми сложностями. Русская метель закрыла поле видимости и пилот посадил Бирнса на далекий от желаемого аэродром. Но еще сложнее было для американцев приспособиться к расписанию Сталина, спавшего днем и работавшего ночью. Это буквально выматывало американцев и англичан.

Бирнс с самого начала постарался «купить» Сталина. Он сказал ему, что русские зря обвиняют американцев в блокировании с англичанами — те не были даже оповещены об изменении формата встречи. У Сталина это не вызвало оживления: «Это просто еще одна завеса прикрыть реальности блока».

А приверженцы жесткого подхода уже концентрировали силы, опасаясь «излишней» примирительности Бирнса. Будучи членом делегации Джордж Кеннан пишет, что Бирнс — еще один ненадежный «ирландский петушок». Он желает договориться с русскими неважно за какую цену. А почему бы и не договориться жертвуя интересами каких-то корейцев, румын и иранцев? Так в изображении Кеннана размышляет Бирнс, ничего о них не знающий. «За поверхностный успех он заплатит реальную — и немалую цену».

На этот раз Кеннан ошибался. Ирландский «петушок» Бирнс, мобилизовав добрую волю, добился реального успеха. Правда, начало было трудным, необычная прежде язвительность уже стала признаком когда-то гораздо более сердечного общения. Когда Бирнс спросил впервые за несколько лет отдыхавшего Сталина, что тот делал в дни отпуска, Сталин ответил: «Читал ваши речи». Бирнс поздравил Сталина с превосходным вкусом, а тот ответил, что для него «чтение этих речей абсолютно обязательно».

Бевин жаловался Бирнсу, что русские «пытаются подорвать британские позиции на Ближнем Востоке… Точно как британский адмирал, который, когда видит остров, инстинктивно стремится захватить его… Мир, кажется, стремится к позициям трех „доктрин Монро“. Соединенные Штаты уже имеют свою зону „Монро“ на американском континенте и расширяют ее на Тихий океан». Бирнс попросил вычеркнуть последнюю фразу, но Бевин отказался сделать это. Молотов спросил Бирнса, когда американцы выведут войска из Китая. Бирнс ответил, что Молотов задает вопрос только для того, чтобы услышать тембр его голоса. Молотов ответил, что у Бирнса очень приятный голос, «но самым приятным было бы услышать решение о выводе войск из Китая».

И все же Московская конференция была своего рода светлым пятном. Был в значительной мере преодолен лондонский балканский тупик, было достигнуто соглашение о процедуре мирной конференции по формированию послевоенных договоров. Советское правительство «посоветовало» болгарскому правительству включить в свой состав двух некоммунистов. Послы Гарриман и Кларк Керр отныне должны были присоединиться Вышинскому, образуя таким образом состав комиссии, которая обязана была отправиться в Румынию для наблюдения за включением в румынское правительство двух некоммунистов.

Бирнс предложил советскому руководству создать Агентство по атомной энергии при ООН, которое создаст систему контроля над атомным оружием. Сталин соглашался на создание такого агентства, если оно будет подчиняться Совету Безопасности ООН, но Бирнс настаивал на подчинении агентства Генеральной Ассамблее ООН. Но в целом это американское предложение было воспринято советской стороной положительно. И серьезно. Когда на прощальном банкете Молотов стал шутить по поводу идей Джеймса Конанта (главного научного консультанта «Манхэттена»), Сталин сразу же встал и тихо сказал, что атомное оружие — не предмет для шуток. И дальше: «Я поднимаю этот тост за американских ученых и за то, что они сделали. Мы должны теперь работать вместе, чтобы это великое изобретение служило мирным целям».

Неожиданно смягчился вопрос о контроле над Японией. В пик русских (и английских) протестов в адрес американской односторонности в Японии Бирнс выдвинул компромиссные предложения по Восточной Европе, которые в свою очередь копировали систему американского контроля над Италией, и советская сторона смягчила свое первоначальное неприятие диктатуры Макартура в Токио. Очень важно: участники конференции согласились с присутствием американских войск в Китае до окончательного разоружения японцев. Сталин объяснял Бирнсу: «Советское правительство не против сохранения этих войск, но оно желает оповещения об этом». Несколько глухо было сказано советской стороной, что Чан Кайши является объединителем Китая. Но было сказано. Американцы были в высшей степени удовлетворены, они контролировали Чан Кайши и ситуация их устраивала.

Беседуя с журналистами перед отбытием из Москвы, госсекретарь Бирнс сказал, что не желает замещения японских войск в Японии советскими войсками. «Экономические и стратегические интересы США определяют американскую политику в Китае».

Cталин был неожиданно откровенен с американцами и англичанами. Бевин вспоминает: «Британия владеет Индией и другими владениями в своей сфере влияния; Соединенные Штаты контролируют Китай и Японию, в то время как Советский Союз не имеет ничего». На что Бевин ответил: «Русская сфера простирается от Любека до Порт-Артура. (Как, представляется, верно замечает Д. Йергин, относительно того, что „Сталин, безусловно, играл роль геополитика. Он также сказал Бевину, что англичане не должны покидать Египет и «с симпатией“ говорил о британских проблемах в Индии).

Бирнс 24 декабря 1945 г. послал Трумэну телеграмму, смыслом которой была удовлетворенность конференцией. «Ситуация вдохновляющая». Единственный вопрос, не разрешенный в Москве, был вопрос о советских войсках в Иране, но западные союзники решили не педалировать этот вопрос, чтобы не потерять достигнутого.