Взаимонепонимание

Взаимонепонимание

Под давлением суровых экономических и социальных обстоятельств рассасывается та прозападная интеллигенция, чья симпатия и любовь в отношении Америки были основой изменения антиамериканского курса при позднем Горбачеве и раннем Ельцине. Именно эта интеллигенция создавала в России гуманистический имидж Запада, именно она готова была рисковать, идти на конфликт с правительственными структурами ради защиты и сохранения связей с эталонным регионом. Именно эта, любившая Америку интеллигенция прививала студентам и читающей публике любовь к заокеанской республике, ее культуре, литературе, джазу и т. п. Именно они окружили Горбачева, их вера в солидарность демократической Америки была едва ли не беспредельной. Теперь ей не дают визы в американском посольстве, а в латышском просят предъявить свидетельства о (не)наличии судимостей и туберкулеза. И это после полустолетия обличения железного занавеса.

Возможно, самое главное: восприятие американской и российской элит не соответствуют друг другу; одно и то же явление трактуется по разному. Поистине, в контакт входят две разные цивилизации, западная и восточноевропейская. Убийственное дело — историографически проследить за переговорами между Востоком и Западом. Это в блистательных книгах С. Талбота о переговорах по СНВ все логично и рационально. В реальной жизни логика и рациональность не всегда правят бал. На западных собеседников эмоциональный натиск Востока, его фантастическое жертвенное самоотречение не производит ни малейшего впечатления. Есть холодное удивление по поводу спешки Шеварднадзе и Горбачева в деле объединения Германии, уступок на советско-американских саммитах, восприятие вежливости как товарищеской преданности, наивная вера в доброго заокеанского партнера.

По ту сторону благоглупости волновали мало. Жалобы коммунистических сотоварищей-коллег вызывали лишь поднятие бровей и вежливые —столь ценимые — тривиальности. Кого в США всерьез интересовало то, что так волновало устроителей московских торжеств, посетит ли президент США Красную площадь или только Поклонную гору? Стоит лишь положить по одну сторону воспоминания М. Горбачева, Б. Ельцина, А. Добрынина, А. Черняева, а по другую, скажем, Дж. Буша, Б. Скаукрофта, Дж. Шульца, Дж. Бейкера, Дж. Мэтлока, С. Тэлбота, описывающих одни и те же события, чтобы убедиться в рационально-эмоциональном тупике, доходящем до уровня несовместимости внутреннего мира двух сторон.

То, что было так важно одной стороне (овации толпы, обращение по именам, дружеское похлопывание, обмен авторучками и прочая тривия), не имело никакого значения для другой стороны, хладнокровно фиксирующей договоренности, предельно логичной в методах их достижения, демонстрирующей неукоснительное отстаивание национальных интересов. «Новое мышление для нашей страны и для всего мира» жестоко столкнулось с хладнокровным реализмом как единственной легитимной практикой защиты национальных интересов. Самое печальное во всем этом то, что не происходит накопления опыта. Восток и не собирается изменять эмоциональному началу, на Западе и в голову не приходит подменить бюрократию застольем.

Но уже приходит новое поколение, не очарованное западными ценностями, ощутившее на себе прелесть «джунглей рынка», часто недовольное несправедливым отношением к себе и к своей стране. И будут ли новые, более жесткие и эгоцентричные интеллектуалы такими же приверженцами западных ценностей?

Да и в Америке видны серьезные перемены. На сегодняшний момент ушли в прошлое трактователи типа Дэвида Ремника, восторженные певцы ельцинской России. Вперед в Америке выдвинулись чрезвычайно критично настроенные к «безумствам реформаторов» Питер Редуэй и Дэвид Саттер. Новая волна американских аналитиков не смеет вторить восторженному самовосхвалению деятелей типа Строуба Тэлбота. Все более убедительным становится вывод, что прошедшее — признает сведущий американский специалист — «было десятилетием утерянных надежд».

В условиях игнорирования нужд России в ее трудный час, в среде российского общества на массовом уровне возник вопрос: нужно ли было спасать Запад в его трудный час? Если в 1993 г. почти 74 процентов россиян, согласно опросам общественного мнения, благоприятно относились к Соединенным Штатам, то через десять лет численность придерживающихся такого мнения сократилась ниже 50 процентов опрошенных. Распространилось мнение, что западной дипломатии чувство благодарности неведомо. В западной политической философии (и даже в западном менталитете) такого понятия, видимо, нет.

В самих Соединенных Штатах распространилось мнение, что Америка попросту «покупает российских лидеров, чтобы те восприняли буквально все — экспансию НАТО, американское влияние в Сербии и Узбекистане, помощь в Афганистане, модификацию ПРО и прочее. Видимость обращения с Россией как с великой державой — это просто незначительная плата за право воздействовать на национальные российские интересы».

Опыт не может не отрезвлять, слишком уж болезненно и очевидно падение. Россия в начале двадцать первого века почувствовала дискредитированными свои уступки и жертвы, а свою концепцию привилегированного партнерства с США — отвергнутой и дезавуированной. Осмысливая этот горький опыт, начатый горбачевским «вселюбием», Россия постепенно стала возвращаться к более национально очерченным идеалам, вынужденная — под прессом неблагоприятных обстоятельств — возвратиться к канонам трезвого национального эгоизма.