17. Петроград, декабрь 1916 года

17. Петроград, декабрь 1916 года

Холодным английским поклоном Коновалов приветствовал собравшийся штаб буржуазной армии, готовившейся к похищению скипетра и державы у дома Романовых, безраздельно владевших ими триста лет. Господа заговорщики радушными, любезными, очаровательными улыбками встречали своего собрата. За спиной Коновалова явственно вырисовывались капиталы и промышленная мощь первопрестольной Москвы, и с ним следовало считаться. К тому же он был одним из самых деятельных организаторов ложи, никогда не скупился, когда надо было пожертвовать десятки тысяч на благое дело. О его щедрости ходили легенды. Говорили даже, что он дает деньги Горькому на издание газеты "Новая жизнь", отмеченной явным меньшевистским креном.

Коновалов сразу же сделался центром всего собрания. Его ждали. Некрасов тут же предоставил ему слово.

— Меня беспокоят слухи, которые распространяются по Петрограду относительно заговора гвардейских офицеров против Николая Александровича, по-хозяйски без предисловий высказал Коновалов продуманное в автомобиле. Чтобы нас не опередили царь и Протопопов, следует максимально ускорить подготовку к делу. Главную работу надо совершить до пасхи. Александр Иванович, — обратился он к Гучкову, — расскажите, как обстоят дела с военными?

Обрюзгший, усатый Гучков, одетый в отличие от других господ в английский френч цвета хаки, такого же цвета брюки, в светло-коричневых крагах и ботинках на толстой подошве, на несколько секунд задумался, собираясь с мыслями. Потом вздохнул, как паровоз, трогающийся с места.

— Александр Иванович прав… — выдохнул он. — Надо назначать срок переворота. Иначе может быть поздно — либо Николай Романов что-нибудь придумает, либо разразится народная революция, кровавый бунт, который отнимет у нас все то, что мы можем получить в результате переворота.

— Правильно! — горячо подался в сторону Гучкова молодой Терещенко. У него всегда на щеках — то ли от чахотки, то ли от отменного здоровья горели красные пятна, как у купчих на картинах Кустодиева. Теперь эти пятна от возбуждения просто пылали. — Александр Иванович правильно говорит, что нам пора прекратить пустые мечтания. Плебс нас опередит, да к тому же, кажется, эти большевики успешно разжигают массу…

Гучков надул недовольно щеки. Он не любил, когда его прерывали. Терещенко понял и отпрянул назад, в свое кресло.

— Я готов доложить братьям, как складывается обстановка в военных кругах, — грозно пробасил Гучков. — Я и Терещенко склонили практически всю верхушку армии споспешествовать нашему делу. Во-первых, получено согласие генерала Алексеева. Подозреваю, что из-за встреч со мной и особенно из-за нашей переписки государь удалил его якобы по болезни в Крым. Ха-ха, коротко хохотнул Гучков. — Но Василий Иосифович Гурко, исполняющий должность начальника штаба Ставки, полностью наш человек. Он всей душой предан идее замены Николая Александровича его братом Михаилом и установления конституционной монархии вроде английской… Генералы в Ставке поручили представлять их в Петербурге в момент смены власти генералу Крымову. Мы договорились, что Александр Михайлович Крымов в начале марта будет командирован в Петроград, чтобы стать во главе военной части нашего братства. Далее. Генералы Рузский и Куропаткин высказались благожелательно. Брат Терещенко встречался с Брусиловым. Этот популярный герой сказал ему: "Если придется выбирать между царем и Россией — я пойду с Россией". Так что Юго-Западный фронт не будет противодействовать нам…

Общие положения, изрекаемые Гучковым, Коновалов знал и, не вслушиваясь в них, разглядывал убранство двух соединенных помещений банка. Коллежскому секретарю было удобно наблюдать и за игрой настроений на лицах присутствующих.

Наконец Гучков заговорил вполне конкретно.

— Есть несколько вариантов военного плана, — грозно вымолвил он, словно подозревая сопротивление. Но никакого протеста не отразилось на лицах братьев.

— Действовать в Царском Селе или Ставке опасно. Могут вступить в дело неучтенные силы в виде частей или офицеров, верных императору. Поэтому Гурко или Алексеев, если его удастся вернуть из отпуска-ссылки, должны выманить царя из Царского Села сначала в Ставку, чтобы изолировать его от Александры Федоровны. Затем, после краткого пребывания в Ставке, откуда Николай Романов может все же быстро связываться с Александрой, Протопоповым или верными ему людьми по прямому проводу, его следует снова услать оттуда и доставить на арену действия. Таковой я предлагаю одну из железнодорожных станций на пути следования царского поезда в Новгородской губернии. Там, в одном из бывших аракчеевских поселений, расположена гвардейская часть, с которой связан князь Дмитрий Вяземский, сын известного члена Государственного совета, бывшего управляющего уделами, потерпевшего в свое время за либерализм. Молодой Вяземский — уполномоченный Красного Креста, камер-юнкер, он стоит во главе летучего санитарного отряда, созданного на средства Петербургского бегового общества…

— Вы имеете в виду-с не ту ли дивизию, которая так часто отступала, что получила название "Петербургского бегового общества"? — ехидно спросил адвокат Керенский, тощий, сутулый, с угреватым носом и короткой прической торчащих черных волос.

Гучков грозно посмотрел на него, но не удостоил ответом, хотя брат Керенский и был генеральным секретарем ложи. Все тоже сочли выпад Александра Федоровича за неуместную в серьезных делах шутку. Но что было взять с краснобая-адвоката!

— Отряд князя входит в состав того района, которым я имею честь руководить и, следовательно, осуществляю там полное влияние, — продолжал Гучков. — Помимо того, следует к середине марта вызвать в Петроград те части, командиры которых верны нам и могут положиться на своих солдат. Это требуется для страховки переворота в столице и Царском Селе, где надлежит арестовать императрицу, объявить царевича Алексея царем, а великого князя Михаила Александровича регентом при малолетнем царе… С этой целью предполагается для начала уговорить царя поочередно перевести в столицу гвардейские кавалерийские полки на отдых и для поддержания порядка, а запасные части, среди которых сильна большевистская агитация, вывести на фронт или в другие города. Дело облегчается тем, что Протопопов стоит на такой же точке зрения в отношении петроградских запасных полков и готов подыграть нам. Кроме того, царь хотел бы ввести в Петроград столь любимый им гвардейский экипаж, не подозревая, что антиправительственное настроение матросов и офицеров этого экипажа созрело еще до войны. Во время моего свидания с генералом Гурко, — докладчик нажал на слово «моего», — Василий Иосифович обещал, что сознательно не выполнит приказа царя и направит в Питер именно те части, которые мы ему укажем…

— А есть что указывать? — осведомился сухонький князь Львов, воодушевленный донельзя тем, что его прочат в премьеры будущего правительства. Он все время лез с назойливыми вопросами и многозначительно тряс бородкой по любому поводу. — Поможет ли генерал Крымов? — добавил он второй вопрос.

Гучков сдержал свою врожденную агрессивность из уважения к сединам будущего министра-председателя, но суровым тоном изрек:

— Господа, очевидно, есть смысл более подробно объяснить роль генерала Крымова в наших работах… Извольте знать, что с июля 16-го года, когда с генералом впервые встретился брат Терещенко, Крымов буквально горит нашей идеей. Крымов — один из немногих генералов, которые из великой любви к родине не побоялись прямо вступить в ряды нашей небольшой группы решившихся на государственный переворот… Он неоднократно приезжал в Петроград и убеждал сомневающихся, что медлить дальше нельзя… Он и его военные друзья вполне сознавали, как и мы, что если не взять на себя руководство дворцовым переворотом, то смену власти произведут народные массы. А мы прекрасно понимаем, какими последствиями и какой гибельной анархией это может грозить России… Теперь, я повторяю, генерал Крымов вызван из Румынии в Петроград на начало марта, чтобы возглавить воинские части, которые пойдут за храбрым генералом…

Терещенко самоуверенно прервал Гучкова:

— Очевидно, в предварительном порядке, для подготовки думцев к перевороту генерал Крымов на один-два дня приедет с фронта?.. Этот энергичный человек один стоит целой дивизии. Хотя и известный грубиян и матерщинник…

— Я могу продолжать? — неприязненно рявкнул на молодого конкурента в лидеры толстяк Гучков, его щеки грозно надулись.

— Извольте, Александр Иванович! — поклонился со своего места Терещенко. — Я приношу извинения собратьям за то, что все время вас прерываю…

Гучков поспешил захватить поле сражения.

— Я не сказал еще о том, что гвардия в Петрограде ненадежна для правительства. Оппозиционные гвардейские офицеры собираются для обсуждения текущего момента не только в салоне графини Шереметьевой и в интимных кружках, о чем знает департамент полиции. Нет, господа гвардейские офицеры особенно те, что зачастили в дом нашего уважаемого графа Александра Анатольевича на Сергиевской, — Гучков выразительно посмотрел в сторону графа Орлова-Давыдова, — ведут нашу работу в запасных частях Преображенского и Павловского полков. Они хотят взять на себя роль декабристов и вывести эти полки на Дворцовую площадь для вооруженного давления на власть. Они соединятся здесь с Литовским и Семеновским полками, затем арестуют правительство в Мариинском дворце и отдадут себя в распоряжение Государственной думы. Государь даже у гвардейского офицерства и солдат не пользуется авторитетом "священной особы", каким пользовался раньше. Престиж его власти никогда еще не падал так низко, как теперь, и мы обязаны этим воспользоваться.

— Я должен поведать вам о "морском плане" переворота, — выпалил Гучков, боясь, что его снова перебьет Терещенко. — Его тоже следует принять во внимание. И учесть…

— Что же это за "морские планы"? — снова оживился князь Львов.

— Сейчас, господа, — забыв в возбуждении о традиционном обращении «братья», забасил Гучков. — Я коснусь этой комбинации, которая может оставаться резервной на тот случай, если «сухопутный» вариант провалится. В среде морского офицерства есть определенная организация, которая может способствовать дворцовому перевороту или сама совершить его. Поэтому мы должны держать ее под своим контролем и не давать им воли. Собственно, есть несколько морских кружков, нити от которых тянутся к разным кругам общественности — начиная от великокняжеской среды до кругов думских и земских. Так, один из планов зреет в морском Генеральном штабе, где его пружиной, ключ от которой в нашей ложе, является капитан первого ранга, помощник начальника штаба граф Капнист…

— Это не брат ли члена Государственной думы? — задал вопрос Маклаков.

— Воистину он… — скороговоркой ответил Гучков и принялся излагать далее: — Самое важное, что моряки в Ставке могут опираться на ту часть "гвардейского экипажа", которая направлена туда для несения охраны императора. Последней каплей неудовольствия руководителей этого кружка, переполнившей чашу их терпения, стала история с несостоявшейся кандидатурой их любимого морского министра Григоровича на пост председателя Совета министров.

— Что за история? Почему ничего не знаю? — опять вылез Львов, которого особенно возбудили слова "председатель Совета министров".

— Григорович был вызван в Ставку по инициативе царя. Наш неустойчивый верховный властитель намечал его на этот пост, что сделалось широко известным в Ставке. Моряки обрадовались, думая, что будут иметь столь высокого ходатая по их делам. Но государь не только ничего не сказал Григоровичу о намечавшемся назначении, но задал просто дурацкий вопрос: у вас имеются доклады? Ха, как будто царь сам и не вызывал морского министра для доклада…

Братья с глубоким вниманием слушали сообщение «военного» руководителя ложи. Они хорошо понимали, что в планируемом ими перевороте роль армии будет исключительно велика. Если офицерство останется верным Николаю, то всякая фронда будет раздавлена железным кулаком армии, а в судьбах заговорщиков самым мягким наказанием станет ссылка в Сибирь. Новоявленные "спасители отечества" всерьез планировали использовать «декабристские» настроения определенных слоев офицерства, чтобы армия была на их стороне, а не на стороне Николая. Поэтому сообщение о различных проектах дворцового переворота в гвардейской, военной и морской верхушках вызывало у них уверенность в благоприятном исходе дела.

Гучков закончил свой доклад и замолчал. Паузой воспользовался Коновалов. Он предложил главу военно-морского заговора Житкова пригласить на заседание военной ложи в особняк Орлова-Давыдова и послушать о готовности моряков к перевороту. В собрании военных братьев должны быть выбраны также пользующиеся авторитетом лица, коих следует направить к высшим военным начальникам на фронте. В момент переворота эти посланники должны обеспечить спокойствие армии в то время, когда начнутся события в тылу.

После слов Коновалова наступило молчание. Все понимали, что главные события приближаются. Их грозовой характер пугал многих братьев. Но забрезжившая на горизонте власть неудержимо манила даже самых робких.

Паузой воспользовался хозяин. Михаил Михайлович Федоров нажал на кнопку электрического звонка — все в его банке было электрифицировано, — и официант в строгом черном фраке вкатил тележку с чашками кофе и чая, бисквитами. Вслед за ним другой принялся обносить гостей подносом с рюмками коньяку.

— Нет ли виски с содовой? — спросил Коновалов, когда он выбрал чай и отказался от коньяка.

— Минуточку-с!.. — ответил прыткий официант, и несколько мгновений спустя фабрикант-англоман получил огромный, словно ваза, стакан, в котором была любимая им пропорция виски, воды и льда.